Текст книги "Весенние сны"
Автор книги: Джейн Арчер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Джейн Арчер
Весенние сны
Посвящается Рейнии и Клойс
В жизни есть только одно счастье – любить и быть любимой...
Из письма Жорж Санд к Лин Ксишатта
Пролог 1
Прохладный утренний ветер, колыхавший траву неухоженной лужайки, пробрался на широкую веранду большого особняка, выстроенного в греческом стиле. Стоявшие на веранде трое людей зябко поежились и еще ближе придвинулись друг к другу.
Особняк, давным-давно нуждающийся в покраске и ремонте, и раскинувшаяся вокруг него плантация были известны в округе как поместье Гайя. Гражданская война между Севером и Югом не оставила от его былой славы почти ничего, кроме этой малочисленной семьи, члены которой стояли сейчас на веранде. Всем им грозила нешуточная опасность.
Высокий худощавый мужчина в серой куртке конфедерата и вылинявших штанах склонился к хрупкой женщине и маленькой девочке, стараясь хоть как-то прикрыть их от пронизывающего ветра. Он доподлинно знал, что Юг больше никогда не будет прежним. Старый добрый Юг мертв. Знал он и о том, что без рабов плантация тоже мертва. И большинство его бывших друзей тоже умерли, а вот он все еще жив, и его жена и дочь – тоже. Они должны сделать все, чтобы уцелеть, но здесь это невозможно. Он подыщет им новое место для жилья, как можно дальше от плодородных земель дельты Миссисипи, где-нибудь на западе. Там будет шанс все начать сначала – да чего там скрывать – с нуля, и, в конце концов, создать новый домашний очаг.
– Лорели, – негромко проговорил он, – ты же прекрасно знаешь, что ехать нужно именно мне. И одному. Другого выхода нет. Здесь мы потеряли все, понимаешь, все! Это же янки, черт их подери!
Лорели, как могла, боролась с душившими ее слезами. В отчаянии она припала к груди мужа, крепко сжав ручку семилетней дочки.
Мужчина взглянул на Анастасию, своего единственного ребенка, и его охватило чувство горькой вины. Да и могло ли быть иначе при взгляде в ее зеленые глаза, полные печального упрека? Она не плакала, и он понимал почему. Что он мог ей сказать? Когда девочке едва исполнилось три, он, любящий отец, оставил ее на долгих четыре года, чтобы принять участие в войне, которая уничтожила все, что она успела узнать и полюбить. Теперь же, едва они сумели возродить доверие и любовь друг к другу, он вновь бросает семью. На этот раз он решил начать новую жизнь, даже не пытаясь сохранить хоть что-нибудь из старой, и им придется разлучиться. Одному Богу ведомо, когда он сможет прислать за ними. Как объяснить все это ребенку, который живет сегодняшним днем и слабо представляет себе, что такое месяцы и годы.
Наконец он тяжело вздохнул, крепко прижал к себе дочь, наклонился и с нежностью поцеловал ее в пушистую макушку, надеясь, что Анастасия не забудет его любви. Выпрямившись, он заключил жену в страстные объятия, воспоминание о которых должно было помочь им обоим преодолеть грядущие испытания.
Пришло время прощаться. У Лорели задрожали губы, она громко разрыдалась. Если бы в сухих глазах ее мужа оставалась хоть одна слезинка, он расплакался бы тоже. Торопливо шепнув жене и дочере слова любви и поддержки, он в прощальном приветствии притронулся рукой к обвислым полям серой шляпы, развернулся и решительно зашагал вперед.
Он уходил по разбитой грязной дороге, и жена с дочкой все махали и махали ему вслед. Когда он исчез за поворотом, обе они крепче прижались друг к другу.
Время снова стало их главным врагом, а в отчаянно колотившемся сердце Анастасии недостижимой мечтой поселилась надежда когда-нибудь вновь увидеть отца.
Пролог 2
Небо на востоке начало слегка розоветь. Унылый вой койота, метавшийся над пустыней всю долгую ночь, стал неприятно визгливым и резко оборвался с первыми лучами утреннего солнца. Песок вокруг заиграл разными оттенками и напомнил палитру живописца.
Солнце поднялось еще выше и коснулось своими лучами спины мальчика, почти уже юноши, стоявшего на коленях перед двумя свежевырытыми могилами. Звали его Хок. В руке он сжимал лопату, которой только что выкопал эти могилы, а в другой держал четыре пера ястреба. Сильным чистым голосом юноша прочел нараспев молитву, сначала на языке тева, потом по-английски, поднялся на ноги и бросил на четыре стороны света по перышку. Те закружились в воздухе и под порывами утреннего ветерка устремились вверх, словно отошедшие души его дорогих родителей.
Больше он ничего не мог для них сделать. Отец и мать пребывали теперь в объятиях богов.
Чтобы предать их земле, он выбрал хорошее место, которое почитали все его соплеменники хопи. Мать, которая была из племени тева-хопи, однажды привела его сюда, чтобы он узнал о том, что здесь случилось в незапамятные времена.
Она рассказала, что давным-давно навахо и апачи напали на мирных хопи, живших на высоких холмах. Хопи не были воинами, но их сестры и братья тева, жившие неподалеку от реки Рио-Гранде, были бесстрашными воителями. И тогда хопи попросили тева прийти к ним на помощь, сразиться с навахо и апачами, победить их и поселиться на Первом Холме, чтобы защищать хопи. Какое-то время спустя половина племени тева откликнулась на призыв. Они пришли, бились с навахо и апачами и победили. После битвы сердца четырех самых храбрых воинов навахо и апачи похоронили в месте, которое назвали Пинто, или Обитель сердец. Позже там вырос можжевельник, по которому и стали находить это место.
Юноша пришел в Пинто сразу после того, как ранчо родителей спалили дотла, увели весь скот, а их самих умертвили. Сам он был ранен, но его сочли за убитого. Пуля, что чиркнула по его голове, наповал убила мать, а он остался в живых. Снедавшая его жажда мести придавала ему сил. Мальчик знал, кому будет мстить. Когда он валялся на земле, весь в крови, притворяясь мертвым, то разглядел лицо того, кто приказал сотворить весь этот ужас. Это был Теодор Лукас Латимер – хозяин соседнего ранчо неподалеку от реки Литл-Колорадо, которого все эти годы родители считали своим другом.
Дождавшись ночи, мальчик завернул тела родителей в одеяла, крепко привязал их к спинам двух осликов и повел этот печальный маленький караван во тьму, оставив позади догоравшее ранчо. Он знал, куда ему нужно идти – к народу его матери, к хопи. Он будет с ними жить, пока не станет взрослым и сильным, как медведь, и хитрым, как койот. И когда он, наконец, станет мужчиной, то вернется в Литл-Колорадо и отомстит и за смерть родителей, и за все содеянное человеку по имени Ти Эл Латимер.
Раздавшийся высоко над головой крик ястреба напомнил ему, что наступает новый день. Юноша бросил взгляд в сторону Первого Холма. Утреннее солнце уже разбудило селение Валпи, где жили хопи, и находившийся неподалеку поселок племени тева. Тут и там над трехэтажными каменными строениями уже вились дымки очагов. Мальчик вдруг вспомнил, что со времени гибели отца и матери прошло два дня, а у него во рту и маковой росинки не было.
Пора было трогаться в путь. Он привязал лопату к седлу одного из осликов и взобрался на второго. Бросив прощальный взгляд на родительские могилы, он ощутил пронзительное чувство потери – здесь, в Пинто, рядом с сердцами родителей, рядом с сердцами бесстрашных воинов, он навсегда оставляет частичку и своего сердца. И он направил своих осликов на запад, в сторону селения Хано.
Одинокий ястреб в вышине мерил и мерил плавными кругами небо, а юноша все ехал по унылой пустынной местности, и ожесточенная решимость отомстить за гибель родителей потихоньку начала заполнять пустоту в его сердце.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
РЕКА
Глава 1
На землю уже спускались ранние сумерки, когда пассажиры, истомившиеся долгим ожиданием на почтовой станции Тусона, увидели приближающийся дилижанс.
Техасская и Калифорнийская почтовая компания обеспечивала самые быстрые и удобные пассажирские перевозки на всем американском юго-западе благодаря своим знаменитым каретам из Нью-Хемпшира, но, тем не менее, многие пассажиры от усталости едва не валились с ног. Почтовые перегоны были утомительно долгими, дилижансы немилосердно трясло на каменистых дорогах, а ведь большинство людей отправилось в путь еще из Форт-Уэрта, что в Техасе. Многие направлялись в Сан-Диего, в Калифорнию, и всего несколько человек собирались сойти на следующей остановке, в городке Юма, – этим мучиться оставалось еще только пару дней и ночей.
Среди тех, кто с нетерпением дожидался прибытия в Юму, были две женщины – Лорели Спенсер и ее дочь Анастасия. С того момента, когда они сели в дилижанс в Форт-Уэрте, среди пассажиров только и разговоров было, что про них. На Западе белых женщин видели редко, а тем более леди, да вдобавок путешествующих без сопровождения мужчин. Мать и дочь, однако, не замечали любопытных взглядов, потому что были полностью поглощены одним – вытерпеть долгий путь и добраться, наконец, до места назначения.
Они очень походили друг на друга, хотя Анастасия и была на пару дюймов выше изящной Лорели. Пшеничные волосы обеих женщин были уложены в скромную прическу. Одеты они были в дорожные платья, сшитые из превосходной саржи по последней парижской моде, удивительно подходившие к цвету глаз каждой из них: голубое – Лорели и зеленое – Анастасии.
Темно-зеленый костюм Анастасии привлекал взгляд изящным низко приталенным двубортным жакетом и модной узкой, искусно плиссированной юбкой с большим бантом сзади. Шелковая блузка с узеньким высоким воротником слепила своей белизной. Облик девушки довершали удобные ботинки из черной кожи, черные кожаные перчатки и небольшая зеленого цвета шляпка, украшенная сбоку бледно-зелеными перышками.
Костюм Лорели был очень похож на костюм дочери, отличаясь разве что гладкой юбкой, светло-серой блузкой с кружевными оборками да черной шляпкой с плюмажем из одного широкого серого пера.
Лорели поставила ногу на ступеньку, чтобы забраться в дилижанс, как вдруг поскользнулась и начала падать назад. Анастасия бросилась к матери, чтобы помочь ей, но тоже чуть не упала. В самый последний момент чьи-то сильные руки сумели подхватить девушку. Мать и дочь с трудом, но удержались на ногах. Очутившись в невольном объятии, Анастасия вдруг ощутила, как ее пробрал непонятный волнующий озноб.
Почувствовав, что ее больше не держат, девушка обернулась, чтобы поблагодарить своего спасителя. Им оказался высокий темноволосый мужчина. Широкополая белая шляпа отбрасывала густую тень на его лицо. От этого человека исходило ощущение той опасной силы, что копится в мужчине на протяжении многих лет суровой, полной лишений жизни, Одет незнакомец был так, как одевались ковбои.
Людей, подобных ему, Анастасии встречать еще не приходилось, да и, по правде говоря, такой встречи она никогда не стала бы искать. Решив, что это, должно быть, только что подошедший новый пассажир, девушка, собравшись с духом, уже была готова произнести слова благодарности, как тут ее опередила мать.
– Глубокочтимый сэр, – проговорила Лорели мягким грудным голосом с заметным южным акцентом, – позвольте от всего сердца вас поблагодарить. Вы очень вовремя пришли нам на помощь. Боюсь, путешествие оказалось для меня слишком долгим, да и я уже не так молода, как раньше.
– К вашим услугам, мэм, – низким голосом ответил незнакомец и вежливо наклонил голову. – Если вы разрешите, я помогу вам подняться в дилижанс.
– Благодарю вас, сэр, вы так предупредительны, – ответила Лорели и, поворачиваясь к почтовому дилижансу, бросила на Анастасию осуждающий взгляд, явно недовольная невоспитанностью дочери. Джентльмена нужно благодарить незамедлительно и вслух.
Анастасия тихонько вздохнула, зная, что ее манеры никогда не отвечали строгим требованиям благородного общества, однако в этом не было ни вины ее матери, ни ее собственной.
Когда их благодетель ловко повел Лорели к свободному месту, Анастасия увидела, что все самые лучшие места уже заняты. Девушка едва заметно покачала головой. Как ни старалась она во время бесчисленных остановок и пересадок уговорить мать прийти пораньше и выбрать место получше, они всегда являлись последними. Этот раз тоже не стал исключением. Теперь всю дорогу им обеим придется сидеть вместе с незнакомцем спиной к лошадям – хуже мест не придумаешь.
Когда Лорели, наконец, кое-как устроилась, мужчина повернулся к Анастасии и довольно откровенно оглядел ее с ног до головы, задержав взгляд на лице, казавшемся светлым пятном в наступающих сумерках. Под этим пытливым, ощупывающим взглядом девушка почувствовала себя каким-то особым, поданным на десерт блюдом, которое не ожидали увидеть и теперь с любопытством разглядывают, прикидывая, каким образом приступить к трапезе. Чувство было не из приятных, она даже слегка передернула плечами, и тут мужчина, продолжая смотреть на ее в упор, усмехнулся, негромко хмыкнув.
– Знаете, мы с мамой уже очень долго путешествуем, и я, наверное, вся в пыли, но, по-моему, это все-таки не лучший повод для веселья, – сердито заметила Анастасия.
– Упаси Боже, я смеюсь не над вами, а над собой, – возразил он, по-прежнему не отрывая глаз от ее лица.
Анастасия выразительно фыркнула:
– Как вам будет угодно, сэр.
– Дай-то Бог, – ответил он полным задумчивости голосом.
– Что? – сузив глаза, резко переспросила Анастасия.
– Позвольте я помогу вам...
– Нет, спасибо. Я не нуждаюсь в помощи. Я...
Незнакомец, будто не расслышав отказа, уверенно взял ее за руку.
– Немедленно отпустите меня! – возмущенно воскликнула девушка.
Мужчина снова усмехнулся, притянул Анастасию к себе и одним ловким движением посадил ее в дилижанс. Затем легко поднялся следом и бесцеремонно уселся рядом с девушкой.
Нахмурившись, Анастасия попыталась отодвинуться к матери, но из этого ничего не получилось – дилижанс был набит битком. Все сидели, так тесно прижимаясь плечами друг к другу и упираясь коленями в колени сидящих напротив, что и речи не могло быть о том, чтобы пошевелиться. Еще хуже было то, что пассажиры все видели и слышали. Девушка тешила себя надеждой, что повозка с почтой, прицепленная к дилижансу, окажется не слишком тяжелой и им не придется всю дорогу слушать оглушительный грохот колес и валиться друг на друга на каждой выбоине.
Испытывая непонятную злость, Анастасия в очередной раз попыталась отодвинуться от сидевшего рядом мужчины, но с прежним успехом. Наконец она решительно повернулась к своему попутчику и, глядя ему прямо в лицо, произнесла:
– Сэр, вы не могли бы немного подвинуться? А то мне...
– Извините, но ехать нам придется только так. Свободных мест нет.
– Дело в том, что я...
– Не волнуйтесь. Сейчас что-нибудь придумаем.
С этими словами незнакомец поднял левую руку, чуть повернулся и ловко обнял Анастасию за плечи. Девушка сразу почувствовала, что так гораздо удобнее. Правда, спиной она опиралась о грудь незнакомца, а его бедро крепко прижималось к ее ноге.
От этой нежданной близости Анастасия вспыхнула и попыталась отклониться назад, с возмущением воскликнув:
– Сэр, я не очень-то приучена к такого рода...
Мужчина не только не отпустил ее, но и весьма невежливо перебил:
– Я все понимаю. Вы – леди. Но здесь – Дикий Запад. Законы у нас свои, и самый первый – годится все, если это поможет выжить. Единственный способ сидеть удобно – это так, как мы сидим сейчас. Путь, между прочим, нам предстоит неблизкий.
Выжить? Да, это было ей понятно. До последнего времени их с матерью жизнь была сплошной отчаянной борьбой за существование, так что пару дней и ночей рядом с этим человеком можно вытерпеть. В конце концов, наверное, на следующей остановке можно будет с кем-нибудь поменяться местами. Девушка кивнула, смирившись с тем, что рука соседа какое-то время пробудет у нее на плече, и почувствовала, как тот расслабился.
– Я вообще-то Хок, – сообщил он ей с белозубой улыбкой.
Анастасия почувствовала какую-то неловкость. Он явно ждал, что она назовет свое имя, а ей вовсе этого не хотелось. Они случайно оказались в одном дилижансе, и через пару дней судьба разлучит их навсегда. И что это за имя – Хок? Или это фамилия? Покосившись на Анастасию, Лорели в очередной раз ответила за дочь:
– Еще раз хочу поблагодарить вас, мистер Хок, за участие к нам. Дорога в самом деле утомительна, но придется с этим мириться. Меня зовут Лорели Спенсер. А это моя дочь Анастасия.
Хок скользнул взглядом по лицу девушки.
– Анастасия... Спенсер?
– Вы абсолютно правы, – улыбаясь, подтвердила Лорели. – Анастасия Спенсер.
– Очень необычные и красивые имена, – задумчиво покачал головой Хок. – Рад знакомству.
– Благодарю вас, – наклонила голову Лорели.
– Кстати, я не мистер Хок. Просто Хок.
Лорели слегка покраснела.
– О, но мы... не настолько хорошо знакомы...
– Нет-нет, миссис Спенсер, я не это имел в виду, – улыбнулся Хок. – Мое полное имя Хок Райдер. Но в этих краях мы не очень-то следуем условностям. Так что здесь для всех я Хок.
– Понимаю... – в замешательстве протянула Лорели. – И все же...
– Мама, почему бы вам не поспать? – вмешалась в разговор Анастасия, которой не хотелось продолжения беседы. Больше всего на свете она не любила, когда ее представляли Анастасией. Ее полное имя всегда казалось ей напыщенно театральным. Но такой уж оказалась воля ее матери, начитавшейся во время беременности древнегреческих трагедий. Когда она была девочкой, отец звал ее Стейси, и это имя ей нравилось гораздо больше. Да и подруги все время ее так называли.
– А ведь ты, пожалуй, права, моя дорогая, – чуть удивленно согласилась Лорели. – Я и правда устала. Благодарю вас еще раз, мистер... Райдер.
– Не за что. Если сможете, постарайтесь немного поспать.
– Обязательно. Спасибо, – ответила Лорели и, бросив на дочь вопросительный взгляд, попыталась по возможности устроиться поудобнее.
– А вы, мисс Спенсер?
Анастасия, сосредоточенно пытавшаяся заправить выбившуюся прядь волос на место, удивленно подняла глаза: – Что?
– Я говорю, вы тоже могли бы поспать. Если прикорнете у меня на плече, я потерплю, – улыбнулся Хок.
– Полагаю, в этом нет необходимости, – ледяным тоном ответила Анастасия, все еще стесненная их вынужденным соседством.
– Ну, как хотите, – усмехнулся Хок. – А я таки сосну пару часиков. Ночь долгая. – С этим словами он привалился плечом к стенке дилижанса и закрыл глаза.
Давно затерялся где-то в ночи оставшийся позади Тусон, а Анастасии все не спалось. Она изо всех сил старалась сидеть как можно прямее, но на ухабистой дороге дилижанс немилосердно швыряло из стороны в сторону, и девушку то и дело кидало на ее попутчика. Как она ни отстранялась от Райдера, толку в этом было мало.
Сумерки стремительно сменились ночью, расправившей свои угольно-черные крылья над аризонской пустыней. Клубы пыли, летевшие из-под колес дилижанса, застили бледное пятно луны, плывшей высоко в небе, и, серебрясь в лунном свете, белым покрывалом ложились на спящих пассажиров.
Сон все не шел к Анастасии. Чем дольше тянулось их путешествие, начавшееся на Миссисипи, тем сильнее она беспокоилась о матери. Лорели за эти недели заметно сдала, но упрямо отказывалась это признавать. Ничто и никто не могло удержать ее от немедленного исполнения указаний, что были написаны в письме, которое она все время носила у сердца.
Анастасии никогда не забыть того дня, когда они его получили. Долгих тринадцать лет они с матерью ждали этого письма. За это время Анастасия успела вырасти из маленькой девчушки в юную женщину, а ее мать слишком быстро постарела. После отъезда отца они полгода кое-как перебивались, оставаясь жить в своем имении, дожидаясь сначала весны, а потом лета. Кормились они фруктами и овощами из сада, приторговывали хлопком и все ждали вестей от отца. К следующей осени письмо так и не пришло, а янки ввели такие налоги, что мать предпочла продать имение, не особо беспокоясь о цене. Одинокая женщина с невзрослой еще дочерью на руках, без рабочих и денег была не в силах вести хозяйство и присматривать даже за небольшой хлопковой плантацией. Жить здесь становилось даже опасно – вокруг все чаще шныряли какие-то подозрительные личности.
Они перебрались в Виксберг, городишко на берегу Миссисипи, недавно восстановленный из послевоенных руин. Друзья помогли им обустроиться. Лорели начала работать портнихой. Поначалу Анастасия ей помогала, а потом, повзрослев, стала шить наравне с матерью. Это был тяжкий, утомительный труд. Обшивали они в основном южан, сотрудничавших с янки, да северян-саквояжников. Платили те и другие неплохо, поэтому жили они скромно, зато не в долг. Лишь надежда получить письмо да глубокая любовь к мужу придавали Лорели сил. Анастасия же надеялась только на себя, и сердце ее ожесточилось ко всем, кроме родной матери.
В Виксберге у Анастасии была пара-другая подружек, а вот от дружбы с мальчиками мать ее отвадила. Она объяснила, что романтические чувства лучше оставить на потом. Ведь, когда отец пришлет письмо, им придется, бросив все, сразу уехать. К двадцати годам эта мысль стала казаться Анастасии довольно глупой. Да вот только отец, оставивший их, поселил в душе девушки глубокое недоверие к мужчинам, и она оставалась равнодушной ко всем робким попыткам ухаживания со стороны молодых джентльменов. Для любви Анастасия заперла свое сердце на замок и не собиралась его отпирать, потому что видела, как эта самая любовь искалечила жизнь ее матери.
И вот, когда девушка уже решила, что отец никогда не пришлет за ними, они получили от него письмо. В конверт были вложены билеты, немного денег и подробные объяснения, как им добраться до его ранчо на реке Литл-Колорадо, что в северной Аризоне.
Как ни странно, предстоящая поездка на Запад полностью захватила Анастасию. Она вдруг поняла, какой неинтересной и однообразной была ее жизнь. Но в отношении отца сомнения у нее оставались. Годы наверняка изменили не только их с матерью, но и его. Каким он стал? Понравится ли им на новом месте? Что за люди там живут? Какая там жизнь? Лорели все эти вопросы не интересовали совершенно. Он прислал за ними! Они должны ехать, и чем скорее, тем лучше.
Лорели согласилась отложить отъезд лишь на то время, чтобы успеть уладить в Виксберге все дела, уложить самое необходимое и сшить дорожные платья. И – прощайте, друзья и знакомые!
Поездка оказалась намного тяжелее, чем представлялось Анастасии, хотя они все делали так, как написал отец. Лорели не очень хорошо переносила дорогу и совсем не отдыхала, но ничто не могло ослабить ее стремления как можно скорее воссоединиться с горячо любимым человеком. Добрались они до Тусона за рекордно короткое время, но до конца пути было еще далеко.
Незаметно для самой себя Анастасия расслабилась, мысли перестали беспокоить ее. Девушка задремала, потом бессильно уронила голову на грудь и заснула. Под скрип и раскачивание катившего сквозь ночь дилижанса ей начал сниться сон, который она часто видела в течение многих лет.
В этом сне она стояла в крытой галерее с колоннами, примыкавшей к белому особняку, – это был дом ее детства. Она счастлива, но вдруг начинает понимать, будто что-то не так. Она совершенно одна. Девушка оглядывается, но вокруг стоит мертвая тишина, никого не видно и не слышно. В душе поднимается смутное беспокойство, которое быстро перерастает в панический страх. В ужасе Анастасия бросается бежать со всех ног через широкую зеленую лужайку перед домом, отчаянно крича в надежде, что хоть кто-нибудь откликнется, хоть кто-нибудь...
И тут она видит, как к ней широкими шагами направляется мужчина, и впервые за все эти годы она различает его лицо. К ней идет Хок Райдер. Пристальный взгляд его темных глаз обещает защиту, а мускулистое крепкое тело – надежную гарантию от всех несчастий. Она бросается в его объятия, и вдруг все меняется. Ей становится жарко и с каждым мгновением все жарче. Она запрокидывает лицо вверх, к его требовательным глазам. Он склоняется к ней все ближе и ближе. Наконец их губы встречаются в поцелуе, и Анастасия чувствует, как страсть накрывает их обоих горячей волной...
Девушка, вздрогнув, проснулась, все еще переполненная волнительным томлением и с явным привкусом реального поцелуя на губах. Впервые этот повторяющийся сон не оставил после себя ставшего уже привычным чувства ужасной потери и одиночества. Ей было тепло и отчего-то радостно на душе. Вдруг со смущением она сообразила, что бессовестно устроилась на широкой груди незнакомца по имени Хок Райдер. Каким образом умудрился он вторгнуться в ее сон? По правде говоря, сейчас он был к ней намного ближе, чем во сне, настолько ближе, что она явственно чувствовала его теплое дыхание у себя на щеке, когда он что-то бормотал во сне на каком-то чужом языке. Пахло от него крепким табаком и старой кожей.
Так что же, поцелуй был на самом деле? Или это все-таки произошло во сне? Анастасия пришла в ужас сначала от мысли, что он мог бы ее поцеловать прямо сейчас, а потом – что это может никогда и не случиться. Прекрасно сознавая, что мать возмутится до глубины души, Анастасия тем не менее потянулась к губам Хока.
Ответное прикосновение его теплых губ было таким нежным и осторожным, что у Анастасии мелькнула мысль – он тоже не уверен, сон это или явь. А через мгновение и сон, и явь перестали для нее существовать, потому что их вытеснила неожиданно захлестнувшая все ее существо страсть. Волна сладостной дрожи... Желание большего, и пусть поцелуй длится и длится... Упоительное предвкушение новой близости...
Но мужчина, ставший причиной такого буйства ее чувств, внезапно прервал поцелуй, вздохнул и передвинул ее голову себе на плечо. Зачем? Чтобы она заснула? Но после всего это просто невозможно! Или он к ней равнодушен? Может быть, это она первая поцеловала его во сне? Анастасия почувствовала, как заливается краской стыда, который быстро сменился гневом. Очень хорошо. Она покажет ему, что поцелуй ничего не значит и для нее тоже. Она будет спать, несмотря ни на что. Девушка решительно зажмурила глаза, как вдруг вспомнила о других пассажирах и покраснела до слез. Господи! Только бы все они спали и не видели, что произошло между нею и Хоком.
По тому, как глубоко и ровно задышала Анастасия, Хок понял, что девушка действительно заснула. Он уже начал сомневаться, а просыпалась ли она вообще, хотя ему ужасно хотелось верить, что все было на самом деле и ее поцелуи предназначались ему, и только ему. Когда девушка тихонько застонала во сне, он лишь хотел сделать так, чтобы его прелестной попутчице было удобнее спать. Закончилось же все совсем неожиданно для него. Черт возьми, признался он себе, все получилось чуть ли не так, как ему втайне хотелось. Интересно, какие ночные кошмары могли мучить юную Анастасию?
Спенсер?
Когда он увидел ее в первый раз в Тусоне, она стояла рядом с матерью около почтового дилижанса. Его сразу поразило сочетание ее волос цвета спелой кукурузы и молочно-белой кожи. Была она высокой и стройной... И, судя по всему, гордой. Дорожное платье не скрывало мягкие линии тела. Он все посматривал на нее украдкой, пока пассажиры не спеша садились в дилижанс, а потом ему просто чертовски повезло. Она буквально упала ему в объятия, где и пребывала сейчас.
Нет, ему нельзя стремиться завоевать чувства Анастасии Спенсер. У него свой путь, определившийся задолго до встречи с этой девушкой, и свернуть с него ему никак нельзя, иначе все усилия последних лет пойдут прахом.
Он отработал ковбоем на ранчо Мендеса, что неподалеку от Сайта-Крус-ривер. Работа была хорошей, платили неплохо, но засиживаться там он не собирался. Все, что ему было нужно, лежало во внутреннем кармане его сюртука. Прежде чем попасть ему в руки, письмо проделало немалый путь. Его приглашали ковбоем к Латимерам, чье ранчо широко раскинуло свои богатые угодья вдоль Литл-Колорадо.
Как только он получит эту работу, то сможет наконец заняться тем, что так долго вынашивал в душе. Ждать пришлось целых тринадцать лет, но решимость его отнюдь не уменьшилась, скорее даже наоборот. Двадцать пять лет – хороший возраст. За эти годы он изменился. Латимер навряд ли его узнает, а вот он забудет лицо Латимера лишь тогда, когда от негодяя не останется и следа на этой земле.
Хок нахмурился, задумчиво потрогав кончиком пальца маленький колючий зубчик серебряной шпоры, лежавший в нагрудном кармане его рубахи. Потом сунул руку в левый карман сюртука, вытащил потертый табачный кисет и свернул сигарету. Курил он, как и большинство его знакомых ковбоев, крепкий терпкий табак «Булл дарем». Чуть ли не на каждом ранчо можно было увидеть небольшие муслиновые мешки с размашистой надписью: «Настоящий «Дарем» от Блэкуэлла», изображением быка и пачками папиросной бумаги для скрутки, болтавшимися на затягивающем мешок шнуре.
Хок давно уже привык скручивать сигареты, не слезая с седла, во время объезда стада. В свое время один старый ковбой научил его делать это одной рукой, чтобы не дать застать себя врасплох коварному быку, когда обе руки заняты. Не приведи Господь, чтобы стадо рванулось с места и понеслось за полоумным вожаком. Быки не прощают ковбоям ни малейшей оплошности. Однако Хок легко управлялся с животными, благодаря судьбу за те годы, что прожил среди хопи.
Он прихватил сигарету губами, сунул кисет обратно в карман и вытащил спичку. Сделав первую затяжку, он посмотрел в окно дилижанса. Собственно говоря, смотреть там было не на что – тьма, хоть глаз выколи, да еще эта пыль из-под колес. Но такая картина была ему привычна. Сколько ночей провел он в седле, труся по прерии, когда охранял хозяйские стада. Хок привык к одиночеству, и в темноте примечал и чувствовал очень многое.
Анастасия пошевелилась во сне и уронила руку ему на бедро. Его естество как-то слишком уж живо откликнулось на невольное прикосновение девичьей руки. Хок в сердцах чертыхнулся про себя. Не имея никакой возможности пошевелиться в набитом пассажирами почтовом дилижансе, он безуспешно попытался справиться с малоприятной мужской реакцией, всем сердцем желая, чтобы Анастасия Спенсер сидела где угодно, но только не рядом с ним. Но после секундного размышления он в замешательстве понял, что это самое последнее, чего ему бы хотелось.
Девушка снова пошевелилась во сне, и ее мягкая полная грудь тесно прижалась к его ребрам. Хок в отчаянии скрипнул зубами, не сумев сдержать едва слышный стон, потому что рука Анастасии вдруг поднялась по его бедру еще выше. Девушка медленно приоткрыла глаза, посмотрела на Хока сонным мечтательным взглядом... и улыбнулась. Хок почувствовал, как между ними словно проскочила искорка, у него перехватило дыхание. Глаза Анастасии закрылись и она снова уснула, а он судорожно сглотнул, изо всех сил сдерживая свои чувства.
Сейчас он был готов отдать все на свете, лишь бы остановить дилижанс и увлечь Анастасию за песчаные холмы... Там, в серебристом лунном свете, он освободил бы ее и себя от этих шутовских городских нарядов и на теплом песке показал бы ей, для чего, собственно говоря, созданы тела мужчины и женщины... И показал бы так, что она никогда этого не забыла бы.
