Текст книги "Сборник "Отмычка""

Джеймс Роллинс

ГДЕ ПРАВДА, А ГДЕ ВЫМЫСЕЛ.

James Rollins

What’s True, What’s Not

notes

Джеймс Роллинс

Отмычка

Ее пробудило ощущение ножа у горла.

Или так ей показалось.

Сейхан полностью пришла в себя, но глаза открывать не спешила, притворяясь спящей, чувствуя что-то острое, врезающееся в шею. Инстинкт подсказывал ей не двигаться. Пока еще рано. Осторожно, полагаясь лишь на свои чувства, проверилась – ни единого шелеста, ни дуновения воздуха по обнаженной коже, ни запаха чужого тела или дыхания. Лишь легкий запах роз и дезинфектора.

Никого?

Испытывая все тоже резкое давление на шею, быстро глянула украдкой и оценила окружающую обстановку всего лишь за один удар сердца. Она лежит в неуклюжей позе на незнакомой кровати в, никогда прежде невиденной, комнате. Покрывало из мелкотекстурированной парчи поперек кровати, старый гобелен в изголовье, на каминной доске хрустальная ваза со свежесрезанными розами соседствовала с золотыми часами восемнадцатого века на толстой мраморной основе. На часах – начало одиннадцатого, что подтверждалось показаниями современных радиочасов на прикроватном столике орехового дерева. Исходя из теплого тона света, льющегося сквозь прозрачные шторы, она сочла, что время утреннее.

Она расслышала приглушенные голоса проходящих по коридору, говорили по-французски, что полностью соответствовало декору и обстановке комнаты.

Гостиничный номер, пришла догадка.

Дорогой, изысканный, не по ее карману.

Выждав еще некоторое время, она окончательно убедилась, что находится в одиночестве.

Ее юные годы, того полудикого уличного существа, прошли в трущобах Бангкока и на задворках Пномпеня. Тогда то она и освоила элементарные навыки своей будущей профессии. Выживание на улицах требует бдительности, хитрости и жестокости. Когда первые работодатели нашли и наняли ее, трансформация в наемного убийцу оказалась для нее весьма легким делом, Двенадцать лет спустя, когда она уже носила другое лицо, какая-то ее часть той, прежней, все еще сопротивлялась, оставляя ее наполовину сформировавшейся, в надежде, что этот кусок мягкой глины обретет свою новую сущность.

И кем бы она стала? Она предала своих бывших работодателей, международную преступную организацию, называемую Гильдией – это имя не было реальным, всего лишь псевдоним. Настоящее лицо и цели этой организации оставались неясными даже для своих оперативников.

После ее измены, у нее не было ни дома, ни родины, ничего, кроме тонкой связи с тайным агентством США, известным под именем Сигма. Она была завербована агенством, чтобы выяснить настоящих хозяев Гильдии, определить у кого же находятся все нити управления. У нее не было большого выбора. Она должна была уничтожить своих бывших хозяев, прежде чем они уничтожат ее саму.

Вот почему она прибыла в Париж – найти верхушку Гильдии.

Она медленно приподнялась и взглянула на свое отражение в зеркальном шкафу. Ее черные волосы были спутаны, изумруд ее глаз потускнел, зрение остро реагировало на слабый солнечный свет утра.

Накачали наркотой.

Кто-то раздел ее до лифчика и трусиков, вероятно, в поисках оружия или "хитрых" проводков, а, может быть, просто с целью припугнуть. Ее одежда – черные джинсы, серая футболка и кожаная мотоциклетная куртка – была сложена и помещена на соседнем антикварном стуле эпохи Людовика XV. На тумбочке имперского периода ее оружие, размещенное в аккуратном порядке по степени смертоносности, словно в насмешку. Ее SIG Sauer был по прежнему в наплечной кобуре, а кинжалы и ножи были обнажены, сверкая жалящим светом.

Таким же блестящим было и новое украшение на шее.

Обруч из нержавеющей стали был закреплен плотно и низко. Крошечный зеленый светодиод горел точно на том месте, где располагается ложбинка горла, именно там острые зубчики углубились в нежную плоть.

Вот, что меня разбудило…

Она потянулась к электронному ожерелью и осторожно пробежалась кончиками пальцев по его поверхности в поисках запирающего механизма. Под правым ухом обнаружился малюсенький контактный разъем.

Замочная скважина.

А у кого ключ?

Сердце глухо колотилось в горле, каждый удар сопровождался щипком острых зубчиков. Гнев опалил ее кожу, оставляя за собой холодный ужас в спинном мозге. Она просунула палец под тугой ошейник, удушая себя, заставляя стальные шипы глубже впиваться в кожу, пока сильнейший взрыв боли не скрутил тело, пробрало аж до костей.

Она рухнула на кровать, пронзенная болью, спину выгнуло, грудь сдавило так, что даже не было возможности закричать.

Затем тьма…И НИЧЕГО…

Облегчение наступило, когда она упала, но это ощущение было недолгим.

Она снова пришла в себя, во рту ощущался привкус крови от прокушенного языка. замутненный взгляд на каминные часы показал, что прошло лишь мгновение.

Перевернувшись вставая, все еще дрожа от пережитого потрясения, спустила ноги с кровати. Благоразумно держа руки подальше от шеи, прошла к окну, чтобы попытаться определить свое местоположение. Слегка сместившись в сторону, чтобы оставаться в тени, она пристально посмотрела вниз, на площадь, в центре которой возвышалась массивная бронзовая колонна со статуей Наполеона на вершине. Ряд одинаковых элегантных зданий, окружающих площадь, с арками на первом этаже и высокими окнами второго этажа, разделенных декоративными колоннами и пилястрами.

Я по-прежнему в Париже…

Она отступила от окна. По сути, она совершенно точно определилась со своим местонахождением, потому как пересекала эту самую площадь в зыбком мареве рассвета, когда город только-только пробуждался. Площадь внизу была Вандомской площадью, известной своими роскошными ювелирными и модными бутиками. Возвышающаяся в центре бронзовая Вандомская Колонна была достопримечательностью Парижа, отлита она была из двенадцати сотен русских и австрийских пушкек, собранных Наполеоном на памятных полях сражений. По всей ее поверхности поднималась непрерывная череда барельефов с изображением сцен из различных наполеоновских войн.

Она повернулась и исследовала взглядом пышное убранство комнаты, драпированной шелком с вышитыми золотыми листьями.

И я, должно быть, в "Рице". …Она пришла ранним утром в отель "Риц" на встречу с историком, связанным с Гильдией. Что-то важное происходило в недрах организации, заставившее ее активировать все свои контакты. Она знала, что именно такие периоды нестабильности, когда запертые двери на мгновение приоткрыты и защитные меры ослаблены, являлись прекрасным моментом, чтобы можно было бы что-нибудь себе урвать. Таким образом она могла достичь многого, продвинуться дальше, но и риск разоблачения был слишком велик.

Рука осторожно коснулась ошейника, затем опустилась.

ОПРЕДЕЛЕННО слишком велик.

Один из ее доверенных контактов устроил эту встречу. Очевидно, что только деньги послужили тому, чтобы она состоялась. Встретилась с историком она на первом этаже, в "Хемингуэй бар", в этой, обшитой деревом и кожей, дани уважения американскому писателю. Историк сидел за боковым столиком, баюкая в руках "Кровавую Мэри", фирменный напиток этого заведения. Рядом с его стулом покоился черный кожаный кейс, сулящий пока еще нераскрытые тайны.

Пила и она.

Только воду.

Вот, где прокол…

Даже сейчас, ее рот оставался ватным, и голова соответственно.

Когда она возвращалась обратно вглубь комнаты, низкий стон привлек ее внимание к закрытой двери ванной комнаты. Она укорила себя за то, что не удосужилась тщательно проверить остальные помещения номера после того, как пришла в себя, но списала это на все еще плавающий туман в голове.

Пора бы уже и собраться.

Она молча и быстро пересекла комнату, схватив с тумбочки пистолет в кобуре. Освободила оружие пока шла к двери, позволив наплечной сбруе бесшумно опуститься на ковер.

Она прислушалась к происходящему за дверью. После второго стона, наполненного еще большей болью, она ворвалась в ванную, держа пистолет наизготовку. Пробежалась взглядом по небольшому, облицованному мрамором, помещению – ничего, раковина и туалетный столик пусты.

Из ванны показалась костлявая татуированная рука, слегка покачивающаяся как у тонущего. Рука натолкнулась на золотой кран в форме лебедя и крепко обхватила его.

Когда она осторожно приблизилась, взгляду ее предстал ухватившийся за кран тощий паренек с каштановыми волосами, по всей видимости не старше восемнадцати лет. Он был весь на виду: ребра, локти, колени, но для пущей уверенности она прицелилась в его голую грудь. Находясь в полубессознательном состоянии, он, наконец-то, казалось, заметил ее, глаза его расширились от ее полуголого вида и неприкрытой угрозы оружием. Он сполз обратно в пустую ванну, подняв ладони, якобы собираясь карабкаться по мраморной стене позади него.

На нем были только трусы-боксеры – и ошейник из нержавейки.

В точности, как у нее.

Возможно, почувствовав давление на своей шее, сродни тому, которое испытывала и Сейхан, он схватился за горло.

– Не стоит, – предупредила она по-французски.

Пребывая в панике, он дернул изо всех сил. Зеленый свет на ошейнике сменился на красный. Его всего тряхнуло и подбросило вверх на фут и он рухнул обратно в ванну. Она бросилась к нему, чтобы уберечь его голову от удара о твердый мрамор, в ладонь кольнул электрический разряд.

Ее действия не были продиктованы альтруизмом. Просто парнишка был в том же затруднительном положении, что и она. Возможно, он знал об этой ситуации больше нее. Он судорожно вздохнул и обмяк. Она подождала, пока его веки не затрепетали, затем поднялась и отступила назад. Опустила пистолет, не чувствуя никакой угрозы, исходящей от него.

Он осторожно принял сидячую позу. Она рассматривала его, тяжело дышашего, медленно отходящего от пережитого шока. Он был выше, чем вначале она себе представила. Приблизительно шесть футов, не столько худой, за рельсу спрячешь, сколько жилистый. Волосы, опускающиеся до плеч, неровно подстрижены по дерзко небрежной молодежной моде. Татуировки обвивали руки, перетекали на плечи и развертывались на спине в два темных, художественно выполненых, крыла. Грудь была пока еще пустым полотном.

– Comment tu t’appelles? – спросила Сейхан, присев на стульчак.

Дыхание давалось ему с трудом.

– Je m'appelle Ренни… Ренни Маклеод.

Хотя он ответил по-французски, отчетливо прослеживался шотландский акцент.

– По-английски говоришь? – Спросила она.

Он кивнул, раслабившись.

– Угу. Что происходит? Где я?

– Да, не повезло тебе.

Он выглядел растерянным и испуганным.

– Что-нибудь помнишь? – спросила она.

В его голосе по-прежнему слышалось изумление.

– Я был в пивной. В Монпарнасе. Кто-то купил мне пинту. Просто так. Я не был обдолбанным или под кайфом, но это последнее, что я помню. Пока не очнулся здесь.

Так, и ему подмешали наркоту. Принесли сюда и нацепили ошейник, как и ей. Но зачем? Что за игра здесь происходит?

Телефонный звонок эхом прозвучал в комнате.

Она повернулась, подозревая, что это и есть ответ на все вопросы. Она встала и вышла из ванной комнаты. Шлепанье босых ног по мрамору подсказало ей, что Ренни идет следом. Она сняла трубку телефона на прикроватной тумбочке.

– Оба уже проснулись, – звонивший говорил на английском. – Хорошо. Времени совсем мало.

Она узнала голос. Это был доктор Клод Бопре, историк из парижского университета Пантеон-Сорбонна. Перед глазами возник мысленный образ чопорного, с посеребренными сединой волосами, француза, сидевшего в "Хемингуэй бар". Он носил потертый твидовый пиджак, но истинное мнение об этом человеке складывалось не из покроя его одежды, а исключительно из его высокомерного вида, аристократических манер и поведения. Она догадывалась, что когда-то в прошлом в его семье существовала перед именем приставка в виде дворянского титула: барон, маркиз, виконт. Но не более того. Может быть, поэтому он стал историком, в попытке зацепиться за когда-то великое прошлое.

Когда она встретилась с ним сегодня утром, ее желанием было приобрести документы, проливающие свет на истинных руководителей Гильдии, но обстоятельства явно изменились.

Он меня вычислил? Если это так, то почему я все еще жива?

– У меня возникла необходимость в Ваших уникальных способностях, – объяснил историк, словно прочитав ее мысли.– Я приложил немало усилий, чтобы заманить Вас сюда, в Париж, прельстив Вас обещанием ответов на вопросы. Вы слегка опоздали.

– Выходит, это все обман.

– Non. Вовсе нет, мадемуазель. Я располагаю документами, которые Вы ищете. Подобно Вам, я в полной мере воспользовался смятением среди наших работодателей – Ваших бывших, моих нынешних – чтобы заполучить бумаги, за которыми Вы охотитесь. Наш договор остается в силе, ручаюсь. Вы их купите. Вопрос в цене.

– И какова цена?

– Мне нужно, чтобы Вы нашли и освободили моего сына до того, как его убьют.

Сейхан изо всех сил старалась поспеть за ходом этих переговоров.

– Вашего сына?

– Габриэль Бопре. Он попал под влияние одного из сотрудников нашей организации, весьма неприятного типа. Этот человек – лидер апокалиптического культа, l’Ordre du Temple Solaire.

– Орден Солнечного Храма, – озвучила она.

Лицо Ренни Маклеода затвердело при упоминании этого имени.

– Oui, – прозвучал голос Клода из трубки. – Десять лет назад, культ стоял за серией массовых самоубийств в двух деревнях в Швейцарии и еще одной в Квебеке. Утверждают, что участники или сами отравились, или были накачаны наркотиками. Один сайт буквально был взорван выложенным заключительным актом очищения. Большинство полагало, что ОСХ распался после всего этого, но на самом деле, он только ушел в подполье, сменив хозяина.

Гильдия.

Ее бывшие работодатели часто использовали такие акты безумия и насилия в своих собственных целях.

– Но у нового руководителя ОСХ – Люка Веннарда – свои грандиозные честолюбивые замыслы. Воспользовавшись, как и мы, временным ослаблением поводьев Гильдии, ограничивающих его собственную независимость, он планирует посеять великий хаос в моем прекрасном городе. Единственно по этой причине я хотел помешать ему, но он одурманил моего сына мифами о до сих пор существующих рыцарях-тамплиерах, о священной обязанности культа провозгласить о пришествии к власти нового бога-царя – подобия самого Веннарда – кровавого порождения, требующего огня и жертвоприношений. Особенно человеческих жертвоприношений. Пользуясь словами моего сына, произнесенными до его исчезнования, большую чистку будет предвещать рождение нового короля-солнца.

– Когда это произойдет, по-вашему? – спросила Сейхан.

– Сегодня в полдень, когда солнце будет в зените.

Она глянула на каминные часы. До назначенного времени оставалось часа два.

– Именно поэтому я вынужден был прибегнуть к таким крайним мерам. Для полной уверенности в Вашем сотрудничестве. Ошейники не только подстегивают, они в состоянии и убить. Пересечете границы города и Вас ждет мучительная смерть. Не удастся освободить моего сына, погибните тоже.

– И если я соглашусь…если мне повезет…

– Вы будете свободны. Клянусь Вам. А в оплату за оказанную услугу, документы, которыми я владею, будут Вашими." Сейхан прикинула в уме как выкрутиться из всего этого. Это не заняло много времени. Выход был только один.

Сотрудничать.

Кроме того, она поняла, почему Клод Бопре нацепил ей ошейник и превратил ее в свою охотничью собаку. Он не посмел сообщить Гильдии того, что узнал от своего сына. Организация просто могла бы позволить Веннарду совершить этот акт насилия и обратить это в свою пользу. Хаос часто был на руку ее бывшим хозяевам. И они могли бы разом покончить с Веннардом и его культом за их спесь и бунт. При любом раскладе Габриэлю Бопре суждено было умереть.

Потому Клод был вынужден искать помощи на стороне.

– А что с пареньком? – спросила Сейхан, глядя на Ренни Маклеода, будучи не в состоянии определить его роль в этом деле.

– Он – Ваша карта и проводник.

– В каком смысле?

Ренни должно быть заметил ее неожиданный интерес к себе и заметно побледнел.

– Приглядитесь к его спине, – велел Клод. – И поинтересуйтесь у него о Джолин.

– Кто такая Джолин?

На этот раз парень вздрогнул, как будто получил удар в живот.

Но вместо того, чтобы еще больше побледнеть, его лицо вспыхнуло. Он рванулся вперед, пытаясь выхватить телефон.

– Что этому ублюдку известно о моей Джоли? – выкрикнул Ренни.

Сейхан легко избежала его нападения, продолжая прижимать трубку к уху и скрутив его другой рукой. Она швырнула его лицом вниз на кровать и удержала на месте, уперев свое колено в основание его спины.

Он забился, сердито ругаясь.

– Не дергайся, – сказала она, вонзив в него колено. – Кто эта Джоли?

Он вывернул голову, с ненавистью глядя на нее одним глазом.

– Моя подруга. Она пропала два дня назад. Искала некую группировку, называющую себя Солнечным Храмом. Прошлой ночью я был в той пивнушке, пытался найти кого-нибудь из другой команды КАТАФИЛОВ. (Прим.переводчика: катафилы – нелегальные диггеры парижских катакомб).

Она не знала значения последнего слова. Но до того, как она спросила об этом, внимание ее было привлечено голой спиной паренька и, расползавшейся на той, татуировке. Впервые ей представился шанс хорошо рассмотреть ее.

Черными, желтыми и малиновыми чернилами, странная карта была неизгладимо вытравлена на его коже – и она не являлась схемой улиц и проспектов. До мельчайших деталей картинка изображала запутанную сеть пересекающихся тоннелей, расширительных камер и водных бассейнов. Выглядело это картой каких-то затерянных пещер. Очевидна была и некоторая незавершенность: проходы терялись либо резко обрывались на границах татуировки.

– А это что? – спросила она.

Ренни сообразил, что ее зинтересовало.

– То место, где Джоли пропала.

Клод, который был все еще на линии, уточнил:

– Это карта парижских катакомб, нашего города мертвых.

Пятнадцать минут спустя, Сейхан, постреливая двигателем своего мотоцикла, неслась над двенадцатью каменными арками Пон-Нефа, средневекового моста, соединяющего берега Сены. Она лихо лавировала в дорожной пробке, переправляясь на парижское Левобережье, держа путь в Латинский квартал.

Сидящий за ее спиной, Ренни вцепился в нее обеими руками. Он еще плотнее прижался, когда она миновала мост и резко свернула в лабиринт улиц на противоположном берегу. Скорости она не снижала. Времени, отпущенного им, оставалась все меньше.

– Сейчас направо! – прокричал ей в ухо Ренни. – Проедем четыре квартала. Потом придется пешком.

Сейхан повиновалась. Другого проводника у нее не было.

Спустя несколько мгновений, они уже выбегали на Муфтар, старейшую пешеходную аллею, разрезавшую Латинский квартал узкой и извилистой полосой. От зданий по обе стороны улицы веяло глубокой стариной. Нижние этажи были реконструированы в кафе, пекарни, сырные лавки, блинные, а лотки с натуральными продуктами буквально выплеснулись на улицу. Со всех сторон продавцы навязывали свои товары, покупатели в ответ шумно торговались.

Сейхан проталкивалась сквозь эту суматоху, попутно отмечая и доски с меню, и огромные залежи хлеба за окнами. Задыхаясь, она втягивала в себя мускусный чад крошечных сыроварен и ароматы, исходившие от цветочных прилавков под открытым небом.

Еще ее не покидало осознание того, что находится под этой живой сумятицей: затхлый некрополь из костей шести миллионов парижан, в три раза превышающий численность населения наверху.

Из-за своих длинных ног Ренни шел первым. Его тонкая фигура с легкостью находила путь в этом столпотворении. Он все время оглядывался назад, чтобы убедиться, что не потерял ее.

Там, в отеле, свою одежду он обнаружил в стенном шкафу: рваные джинсы, армейские ботинки и красная майка с портретом мятежного Че Гевары. Ко всему прочему, они оба надели шарфы, чтобы скрыть свои стальные ошейники.

Пока одевались, Сейхан обрисовала их положение, каким образом их жизни зависят от поиска в катакомбах пропавшего сына историка. Ренни выслушал, задав лишь несколько вопросов. В глазах его, за пеленой ужаса, она заметила проблеск надежды. Она предположила, что его решимость в малой степени связана со спасением собственной жизни, в большей, наверняка, с возможностью найти свою любимую, Джоли.

Прежде чем натянуть майку, он неловко указал под свою правую лопатку. Там участок вытатуированной карты нанесли сравнительно недавно, плоть оставалась все еще красной и воспаленной.

– Это то, что Джоли обнаружила, туда она направилась и пропала.

Именно сюда они сейчас и держали путь, ведомые лишь наитием, готовясь пойти по следам его подруги.

Клод Бопре также считал важным местонахождение Джолин. Ее исчезновение совпадало по времени с тем днем, когда он последний раз видел сына. Перед своей пропажей Габриэль намекнул отцу о предполагаемом месте сбора Веннарда и других членов культа для проведения обряда очищения. Район был тем же самым. Поэтому, когда Клод прослышал о поисках Ренни своей пропавшей подруги в этой местности, он выдвинул свои шахматные фигуры одновременно: скромного проводника и смертельную охотницу.

И эти двое, теперь неразрывно связанные друг с другом, направлялись к потайному входу в катакомбы. Ренни выложил все, что знал о подземной сети склепов и тоннелей. О том, что темные миры, расположенные под ярким Городом Огней, некогда в старину были карьерами и назывались les carrieres de Paris. Древние раскопки, ведшиеся на глубине с десятиэтажный дом, образовали огромные полости и отходящую от них двухсотмильную запутанную сеть туннелей. Разработки когда-то велись в предместьях города, но со временем Париж вырос и так раскинулся поверх старых лабиринтов, что теперь половина столицы находилась над шахтами.

Затем, в восемнадцатом веке, городские власти распорядились, чтобы переполненные кладбища в центре Парижа были раскопаны. Миллионы скелетов – некоторые аж тысячелетней давности – были бесцеремонно скинуты в карьерные туннели, где их разломали и побросали как дрова. По словам Ренни, немало самых известных исторических фигур Франции погребены там: от лиц королевской династии Меровингов до героев Французской революции, от Кловиса, первого короля страны, до Робеспьера и Мари Антуанетты.

Однако задачей Сейхан поиск мертвых не являлся.

Ренни наконец свернул с главной магистрали и нырнул в узкий проулок между кофейней и кондитерской.

– Сюда. Вход, о котором я говорил Вам, впереди. Друзья – парни из катафилов – должны были оставить для нас кое-какую снарягу. Мы всегда помогаем друг другу.

Проход сузился настолько, что пришлось пробираться по нему поодиночке. Заканчивался он небольшим двориком в окружении многовековых зданий. Некоторые окна были заколочены, другие демонстрировали некие признаки жизни: жалобно попискивала маленькая собачка, сушилось белье на веревках, какая-то мелюзга наблюдала за ними из-за занавески.

Ренни подвел ее к крышке люка, прятавшейся в затененном углу двора. Он выудил лом из-за мусорного бака, и вместе с ним две шахтерские каски с прикреплеными впереди лампами.

Он указал за бак.

– Они оставили нам еще пару фонарей.

– Твои КАТАФИЛЫ?

– Ага. Мой приятель исследует подземелье Парижа, – сказал он, немного выпячивая гордость, провинциальный говор стал более заметен. – Мы со всех уголков мира, разные по жизни. Некоторые шарятся по старому метро или канализационным коллекторам, других притягивают заполненные водой шахты, которые выводят в затопленные помещения глубоко внизу. Но большинство – типа Джоли и меня – привлекают не нанесенные на карту уголки катакомб.

Он замолчал, тревога тяжким грузом легла на его плечи, явственно просматривалась озабоченнось судьбой своей подруги.

– Давай открывать уже, – сказала Сейхан, понуждая его шевелиться.

Она помогла сковырнуть крышку люка и откатить ее в сторону. Металлическая лестница, крепившаяся болтами к стене колодца, вела в темноту. Ренни затянул ремешок на своей каске. Сейхан предпочла фонарик.

Она бросила яркий луч в глубину.

– Она ведет вниз к давно заброшенной секции канализационной системы, берущей свое начало с середины 1800-х годов, – сказал Ренни, забираясь на лестницу.

– Канализация? Я думала, мы собрались в катакомбы.

– Ну да, туда и идем. Канализация, подвалы, старые колодцы часто имеют тайные входы в древние катакомбы. Да ладно, пойдемте уже, я покажу.

Он полез вниз и она последовала за ним. Она ожидала скверного запаха, образованного сброшенными струпьями верхнего города. Но нашла его только сырым и заплесневелым. Они спустились, по крайней мере, на два уровня, пока, наконец, она обрела возможность ступить на твердую поверхность. Она посветила вокруг. Скрепленные раствором блоки облицовывали стены и низкий потолок старой канализации. Ее ботинки хлюпали по тонкому ручейку воды на полу.

– Вот сюда.

Ренни прокладывал путь по канализации с уверенностью бывалой крысы. Через тридцать ярдов справа образовались решетчатые ворота. Он подошел к ним и потянул их на себя. Взвизгнули петли.

– Теперь сюда.

Влажные звуки шагов повели глубже в темноту и закончились внизу, в помещении, которое заставило ее задержать дыхание. Стены были расписаны картиной пышного сада из цветов и деревьев, расположенного среди ручейков и лазурных бассейнов. Это было сродни вхождению в полотно Моне.

– Добро пожаловать в настоящий вход в катакомбы, – сказал Ренни.

– Кто сделал все это? – спросила она, охватывая помещение светом, отметив, что несколько сегментов подпорчены граффити.

Он пожал плечами.

– Разные добберы идут вниз этим путем. Художники, всевозможные компании, грибники. Пару лет назад, КАТАФЛИКИ – так мы называем полицейских, патрулирующих здесь – наткнулись на большую камеру, выполненную в виде кинотеатра, с большим экраном, попкорн-автоматом и резными сидениями. Когда ищейки вернулись днем позже, они обнаружили, что все исчезло. Только надпись осталась в середине зала, на полу: "Не пытайтесь нас найти." Это же преисподняя Парижа. Большие пространства все еще остаются неисследованными, отрезанные обвалами или просто забытые со временем. Катафилы, как я с сотоварищи, делают все возможное, чтобы заполнить эти белые пятна на старых картах, отслеживая свои открытия, записывая каждую непонятку.

– Подобно твоей татуировке.

– Это была идея Джоли", – сказал он с грустной улыбкой. – Она – татуировщица. О мертвых только хорошее, это ее выражение. Она хотела увековечить наше совместное путешествие под землей.

Он опять замолчал, но только на мгновение.

– Мы познакомились здесь внизу, недалеко отсюда, оба в грязи по шею. Обменялись телефонами с помощью фонариков.

– Расскажи о том дне, когда она исчезла.

– Мне нужно было идти на занятия. Она же после полудня была свободна и ушла с одной девушкой, Лизл из Германии. Не знаю ее фамилии. Они пошли вниз, прослышав о какой-то тайной группе, перемещающейся в этом районе.

– Орден Солнечного Храма.

– Точно.

Он оттянул майку сзади.

– В основании моей шеи Вы увидите помещение, отмеченное маленьким цветком.

Она присмотрелась к его татуировке поближе, подсветив фонариком. Обнаружив крошечную кельтскую розу, дотронулась до той пальцем.

Ренни вздрогнул.

– Сейчас мы как раз тут. Мы будем придерживаться карты Джоли по направлению к свежей области моей тату, туда же отправилась и сама Джоли. Она обнаружила вход в забытый сектор лабиринта, но только-только приступила к его изучению, как прослышала о Солнечном Храме.

Он отпустил майку и указал на ведущий отсюда туннель. – Я знаю большинство путей наизусть, но мне понадобится помощь, как только подойдем поближе.

Он отправился по темному лабиринту, накручивая петли через туннели и маленькие помещения, обходя затопленные водой ямы. Стены из сырого известняка сочились водой, каплями стекающей вниз. Минералы, до некоторой степени отполированные предыдущими катафилами и ставшие вследствие этого более заметными, усеивали их поверхность, словно доисторическое прошлое пыталось выбраться из камня.

По мере дальнейшего продвижения резко похолодало. Вскоре Сейхан уже могла видеть пар от своего дыхания. Отголоски звука их шагов производили впечатление, как будто за ними кто-то постоянно идет. Она часто останавливалась, чутко прислушиваясь к происходящему позади.

Она обратила внимание на растущее беспокойство Ренни.

– Возможно мы никого здесь и не найдем. Даже катафлики редко посещают столь удаленные места. Плюс к этому, было сообщение об утечке газа недалеко от туристической зоны катакомб. Они закрылись на три дня.

Она кивнула и проверилась по его тату заново. Они находились недалеко от свеженанесенного участка на его карте.

– Если я правильно понимаю, недавнее открытие твоей подруги вон в том проходе.

Она указала на узкий туннель и взглянула на свои наручные часы.

Оставалось семьдесят две минуты.

Сильно тревожась, Сейхан двинулась дальше. Она спешила вперед в поисках ответвляющегося бокового прохода, отмеченного на тату.

– Стойте! – окликнул ее Ренни.

Она обернулась и обнаружила его, стоящего на коленях поодаль груды обвалившихся камней. А она прошла мимо этого обвала безо всякой задней мысли.

Свет лампы на каске Ренни падал на розовую стрелку, нарисованную мелом над кучей камней.

– Вот вход. Джоли всегда пользуется розовым мелом.

Она присоединилась к нему и увидела низкий туннель в тени камней.

Ренни первым полез в отверстие на четвереньках. Сейхан последовала за ним. Через несколько ярдов и пары упавших капель воды, они вывалились в другой туннель.

Когда Сейхан выпрямилась, глазам ее предстали крупные шахтные стволы и меньшего размера боковые проходы, ведущие в нескольких направлениях.

Ренни коснулся ладонью известняковой стены, сочащейся влагой. – Это, определенно, очень старая часть катакомб. И, похоже, хреновый здесь лабиринт.

Он повернулся кругом и задрал майку.

– Сверьтесь с картой.

Она исполнила требуемое, но ни к чему это не привело – рисунок татуировки обрывался точно на том месте, где они стояли. Беглый осмотр туннелей не выявил каких-либо других меток мелом, указывающих, куда Джоли могла пойти.

Похоже, с этого момента им приходилось полагаться лишь на самих себя.

– Что будем делать? – произнес Ренни тоном, похолодевшим из-за страха за свою подругу. – Куда идти?

Сейхан выбрала один из тоннелей и направилась в него.

– Почему этой дорогой? – спросил он, поспешая вслед за ней.

– А почему бы и нет?

На самом деле у нее были кое-какие соображения относительно принятия такого решения. Она выбрала этот проход, поскольку он был единственным, который вел вниз. К этому времени ей уже стало ясно, что притягивает всех этих туннельных ползунов на нижние уровни: движет ими любопытство, что же там внизу. Это чувство всегда принуждает их копать все глубже и глубже. И лишь достигнув дна, они обращают свои исследовательские взоры на поверхность.