Текст книги "Паутина"

Автор книги: Джеймс Планкетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Планкетт Джеймс
Паутина

Джеймс Планкетт

ПАУТИНА

Когда грузовик черно-пегих {Черно-пегие – английские карательные отряды, принимавшие участие в подавлении ирландского национально-освободительного движения в начале 20-х годов XX в. Носили желтовато-коричневую форму с черными ремнями.}, вместо того чтобы и дальше ехать вдоль берега, свернул в город, Обормот околачивался у углового дома. Он весь вечер проторчал на углу, греясь под нежарким октябрьским солнцем, да и тут он хоть и переполошился, а уйти не ушел. Когда грузовик, едва не задев его, проехал мимо, он сощурил глаза, а голову наклонил чуть влево – считал, сколько раз грузовик повернет. Грузовик притормаживал, газовал, снова сбрасывал обороты. Он катил к дому Фредди. К тому времени, когда грузовик остановился, Обормот уже молотил в дверь одного из домов, окнами на море. Дом безмолвствовал. Обормот сунул палец в рот, оглянулся через плечо. В полумиле от него, посреди изрытого лужами пляжа, двое мужчин копали червей. На таком расстоянии их пригнувшиеся тела казались совсем маленькими. За ними виднелась вспененная полоса прибоя, а за ней на самом конце волнореза казармы, куда, собственно, и полагалось сейчас катить грузовику. Обормот стал протискиваться через полуприкрытое окно. Нил стоял в ногах разворошенной постели. Револьвер в его руке был нацелен на окно. Лицо его застыло в напряжении, но рука не дрожала.

– Я все слышал, – сказал он. – Передай Лютому.

Обормот кивнул, метнулся через переднюю. В кухне миновал миссис Райан. Она держала каравай хлеба и нож, в лице у нее не было ни кровинки. Миссис Райан провожала его испуганным взглядом, когда же он, перемахивая через ограду заднего двора, задел ее сапогами, она испустила стон. Вернувшись, он застал ее в мужниной комнате вместе с Нилом. В комнате царил несусветный кавардак: Райан весь вечер чудил и не давал прибираться. У кровати стояла чашка с остывшим чаем, к которому он так и не притронулся, лежал засыпанный пеплом бутерброд. Из-под одеяла виднелись только голова яйцом и истаявшая желтая физиономия.

– Не жилец я на этом свете, Лютый. Вот-вот помру, – заныл Райан.

– Все мы вот-вот помрем, – сказал Лютый. – Небось как в воскресенье к Тобину идти, ты и думать забываешь, что помирать собирался.

Он дал знак Нилу, а сам отошел к окну.

– Вынимай добро, – приказал он, не оборачиваясь. Нил наклонился над отцом.

– Папка, – попросил он. – Ты уж встань. Ты что, не слыхал разве, куда они поехали?

– Как не слыхать? Слыхал, конечно. В казармы они поехали, куда еще?

– Да ты что! – прервал его Нил. – Они ж к Фредди поехали!

Отец упрямо сжался в комок. Исчахшими руками он стягивал рубашку вокруг шеи.

– За что на меня такая напасть? – взывал он. – И чего вас сюда принесло? Револьверов совать к себе под матрас больше не дам. На мне живого места нет – весь матрас буграми, столько вы под него понапихали.

Нил подхватил его под мышки и переставил на пол. Пока они сворачивали матрас, старик стоял сгорбившись у кровати, его била дрожь. Ворот он придерживал левой рукой, а когда его сотрясал кашель, смущенно одергивал подол правой.

– Лютый, – канючил он. – Что ж, мне так мои оставшие дни и спать на ваших треклятых револьверах?

– Давай, давай. Вынимай, да поживей! – прикрикнул Лютый. Он чуть высунулся из окна – поглядеть, что творится. Квартал запрудили грузовики, дом сотрясало от их грохота. Вдруг Лютый замер. – Обормот, – шепнул он. Открывай люк. Нилова мать осенила себя крестным знамением. Обормот кинулся из комнаты. Солдатские башмаки громко затопали по мостовой, а тем временем с прибрежной дороги к дому с грохотом свернул еще один грузовик. Дом окружали. Лютый подал знак, и Нилова мать поплелась за ними во двор.

– Поставишь крышку на место, – сказал ей Лютый. – Поднимай ее не спеша, не колготись. Поверх поставишь стул и лоханку. Расплескай воду, будто ты стирала.

Нил переглянулся с матерью. Она прикусила губу.

– Как скажете, мистер Бранниган, как скажете, – приговаривала она.

Солнечные лучи пригревали дворик, мусорный ящик в углу отбрасывал длинную тень. Лютый пропустил вперед Нила и Обормота. Ловко спрыгнул вслед за ними в ход. Нил проехался плечом по осклизлой стене, Обормот брезгливо сморщил нос. Крышку неслышно поставили на место, и солнечный квадрат, мало-помалу уменьшаясь, и вовсе исчез. Они побрели вперед, осторожно ступая в зловонной тьме.

Когда грузовик остановился у дома Фредди, йа улице не было ни души, кроме девчушки с белым кувшином, поставленной на стреме. Даже старики, которые вечно торчали на подоконниках, перемывая кости соседям, и те исчезли вместе со своими псами. От полукружья сырости у недомытого крыльца поднимался легкий парок, там и сям украдкой отодвигались занавески. Девчушка безмятежно брела по улице. Фредди и Фила Тобина она разыскала в баре позади лавки.

– Чего тебе? – спросил Фил.

– В твоем доме солдаты. – Она еле переводила дух.

Я бежала всю дорогу.

– Тебя видели?

– Видеть-то видели, да не заприметили. Я вроде как за молоком шла.

Фил Тобин мял фартук в руках. Пальцы у него были толстые, короткие. Фартук на его необъятном животе казался носовым платком. Фредди погладил девчушку по голове.

– Молодчина, – сказал он. – Бери молоко, неси его домой и помни никому ни слова. Его одолела тревога.

– Помни, – терпеливо втолковывал он. – Ни слова. Девчушка, кивнув, юркнула в дверь. Фил дернул Фредди за рукав.

– Пошевеливайся, бога ради, – сказал он. – Они вот-вот будут здесь.

– Правда твоя, они времени даром не теряют, – ответил Фредди. Пройдя извилистым коридором, они спустились по каменной лестнице в подвал.

Уже в подвале Фил сказал:

– Так я и думал. Кто-то нас продал.

– Почему ты так думаешь?

– Меня не проведешь, – сказал Фил Тобин.

– Разве что нас увидели, а так, кроме тебя и Райайов, никто и знать ничего не знал.

– Люди распускают языки, – сказал Фил.

Фредди бросил взгляд на загромождавшие погреб бочки, на зарешеченный люк, выходивший в проулок. В углу валялись матрас, скатанные одеяла. Фредди нагнулся, вытащил револьвер. Фил все комкал в руках фартук. Его цветущее, румяное, как наливное яблоко, лицо скукожилось, побледнело.

– Хоть убей, не пойму, чего тебя сюда принесло? – начал он.

– Приказ, – сказал Фредди, выпрямляясь. – Так что не задавай вопросов.

Он встал прямо против двери.

– Шел бы ты в лавку, – сказал он. – Если меня найдут, скажешь, что я влез через люк.

Фил закрыл дверь и ушел, раздраженно побрякивая ключами, Фредди расположился на матрасе и стал ждать.

Солдаты перевернули весь дом. Кляли на чем свет стоит мать Фредди, которая на все их расспросы отвечала молчанием. Уволокли с собой, как он ни упирался, отца Фредди. Произвели обыски и в других домах. Но вот уже спустилась ночь, а солдаты еще рыскали по городу, и все понапрасну.

Когда они дошли до конца подземного хода, солнце уже спустилось, и запах моря, как бывает по вечерам, чувствовался сильнее. Из заросшего папоротниками отверстия заброшенного водостока открывался во всю ширь берег: слева – маяк рядом с казармами, посреди – мили две чернильно-лиловой воды, справа – вереница фонарей на прибрежной дороге, тусклыми желтыми пятнами маячивших сквозь моросящий дождь. Терраса и Нилов дом, откуда шел ход, тоже остались справа. В отцовой спальне горел свет. Нил никогда бы не спутал его ни с каким другим. Когда он мальчонкой заигрывался и ночь застигала его на берегу, он шел по еще мокрому после отлива песку прямиком на свет из отцовского окна.

Они стояли неловко пригнувшись, чувствуя, как их обволакивает сырость, а Нил все смотрел на свет, падавший из отцовского окна.

– Кто-то нас продал, – неожиданно злобно сказал он. – Какой-то гад.

– Правда твоя, – легко согласился Лютый. – Вот только кто?

– Откуда мне знать, – сказал Нил. – А только кто-то продал.

И снова уставился в темноту.

– Они к Фредди поехали, я считал, сколько раз грузовик повернул.

– Язык у Фредди подвешен что надо, – сказал Лютый, – а так он младенец младенцем. Ему лишь бы к мамке поближе.

– Небось теперь и сам не рад, – сказал Нил. – Только ему что говори, что не говори – все равно как об стенку горох.

Лютый стиснул губы, глаза его смотрели куда-то вправо, но, казалось, ничего не видели. Он думал сразу обо всем.

Ниловы глаза бегали, обшаривали осклизлые стены, вглядывались в темноту.

– Если они догадаются искать нас здесь, нам каюк. Отсюда нам не уйти. Лютый недобро усмехнулся.

– Как сюда пришли, так и уйдем. На крайний случай у нас всегда есть такой выход.

– Этому не бывать, – сказал Нил. – Через мой дом мы не пойдем. И думать об этом позабудь.

– Это кто тут приказывает?

– Плевал я на приказы, – взорвался Нил. – Такого приказа ты не отдашь.

Лютый так сжал губы, что они сошлись в тонкую черту.

– Это кто говорит? – невозмутимо спросил он.

– Я говорю. Мамка дома, а папка хворый, нежилец он. Случись что, он враз помрет.

Лютый недобро усмехнулся. Втянул щеки так, что кожа на тугих скулах побелела. Но настаивать не стал.

– Пока не узнаем, что там в городе, мы отсюда ни ногой, – сказал он.

Холод пробирал их до костей, дождик редко сеялся на потемневший песок. На этих пустынных просторах, где все звуки обычно разносились далеко, сегодня привычные шумы были еле слышны. На темных улочках раздавалось эхо: грузовики снимались с места, переезжали от дома к дому – и снова все замирало. Нил присел – хотел получше оглядеть подземелье, которое начиналось под его домом. Попытался угадать – ушли солдаты из их дома или нет и что поделывают отец с матерью. Его длинное землистое лицо казалось измаявшимся, встревоженным, но живые глаза блестели как всегда. Напротив него скрючилась приземистая фигура Лютого. Это он привлек Нила и Обормота в Движение. На уроках по возрождению родной речи Лютому было далеко до Нила, а как дошло до военных действий, командиром стал Лютый. Это он додумался обследовать полузаброшенный ход и предложил устроить там арсенал. Лютый умело продул ствол револьвера – чем еще он мог доказать, что ученье не прошло для него даром.

Нил смотрел, как гаснут одно за другим окна в прибрежных домах. Вскидывался при каждом неурочном звуке.

– Все равно зря мы возвратились, – сказал он чуть погодя. – Отсиделись бы в горах. Там до нас не добраться.

Лютый промолчал.

– Не то что здесь. Глупее приказа и надо бы, да не придумаешь, чтобы четверых враз...

– Кончай, – зло сказал Лютый. – А ну кончай.

– Одного не пойму...

– Хватит, – рявкнул Лютый.

Обормот кротко посмотрел на них. Хотя по годам он еще не дорос до брюк, его торчавшие из бриджей ноги, обтянутые черными чулками, были на удивление мускулистыми. Углы его полуоткрытого рта приподнялись – он словно улыбался своим мыслям.

– Когда ты пришил четверых офицеров, тебя везде достанут, – мрачно сказал Лютый. И плюнул в темноту. Поглядел на Обормота и снова привалился к осклизлой стене. – Вот ты хороший солдат, – сухо сказал он. – Ты не огрызаешься.

Обормот ухмыльнулся, все так же поигрывая гранатой.

Много спустя, когда они совсем продрогли, окоченели и забыли, о чем шла речь, Лютый сказал:

– Везде.

Когда на следующее утро Райан вышел прогуляться, людей на улицах было куда меньше обычного. Они смотрели на него сочувственно, но, заметив, что он не расположен беседовать, не останавливали. Ночь прошла без происшествий. Жена разбудила его спозаранку. Утро выдалось солнечное, по небу плыли легкие белые облака. Когда он, опершись на локоть, склонился над подносом с завтраком, солнце уже било в окна, заливая спальню.

– Ничего не случилось? – спросил он, щурясь.

Жена украдкой глянула на солдата, сидевшего на окне.

– Чему случаться-то, когда они отсюда за тридевять земель, – сказала она.

– И то верно, – сказал он. – Правда твоя. И, смешавшись, забормотал:

– А денек сегодня славный выдался.

– Прямо лето на дворе, слава богу. Когда тебе и гулять, как не сегодня.

– Ладно, – согласился он. – Схожу-ка я погуляю.

У него вошло в привычку, если воскресенье выдавалось погожее, ходить в пекарню за пенсией, а там сворачивать на прибрежную дорогу – покурить, покалякать.

А ведь ты идешь на поправку, порой говорили ему люди. Он радовался их словам и впрямь чувствовал себя лучше.

– Все потому, что сырости нет, – объяснял он. – Доктор говорит – мне в санаторию надо ехать. Вся хворь враз пройдет, так он говорит.

Но этим утром он ни с кем не заговаривал. Уныло ковылял мимо знакомых и остановился поодаль от всех у ограды пляжа. Они видели, как он стоит там нахохлившись, засунув руки глубоко в карманы, и смотрит не отрываясь на блестящие лужи, оставленные на песке приливом.

Один сказал:

– Солдаты у них почитай всю ночь из дому не выходили. С чего бы это они теперь его из дому выпустили? Другой подхватил:

– Он ждет, когда заваруха начнется. Не век же им прятаться.

Фил то и дело наведывался к Фредди. В лавке покупателей почти не было. Солдаты все еще патрулировали улицы, и люди без особой надобности старались не выходить из дому. Придя за остатками обеда, Фил сказал Фредди:

– Я отослал ту записку, что ты просил. Мальчонка ее отнес.

– Вот и хорошо, – сказал Фредди. – Если пришлют ответ, неси сразу сюда. Что еще слыхать?

– Райан выходил из дому, шлялся тут по соседству.

– Он за пенсией ходит, – сказал Фредди. Фил сказал с нажимом:

– У Райанов в доме солдаты.

– Ну и что такого? – вскинулся Фредди.

– А ничего, – кротко ответил Фил. – Только с какой это стати им его выпускать?

Фредди прочесал пятерней волосы.

– На родного сына никто не станет доносить.

Глаза у него обвели темные круги, лицо осунулось. Он тревожно бегал глазами по сторонам.

– Люди, бывает, и почуднее штуки выкидывают, а больные и подавно.

Фредди покачал головой. Поглядел на запорошенные пылью стены, на бочки, загромождавшие пол, на паутину, обметавшую рваными клочьями углы низкого потолка. И, не находя себе места, зашагал взад-вперед по подвалу.

– Все б отдал, только б выбраться отсюда, – сказал он наконец. И чуть помолчав:– Райан сегодня ожидается к тебе?

– Он пока еще ни одной субботы не пропустил.

– Приглядывай за ним, – сказал Фредди. – Ну, а если пришлют ответ, дай знать сразу.

Забренчали ключи, на каменной лестнице раздался гулкий топот и постепенно стих вдали. В подвале все еще было светло, по решетке люка порой грохотали чьи-то шаги и затихали вдали. И снова надолго наступала тишина тогда он забивался в угол, из которого было так удобно держать под прицелом дверь, курил одну сигарету за другой, следил, как паук искусно натягивает паутину между двумя бочками. Паук иногда застывал на месте, будто хотел присмотреться к Фредди. Время от времени Фредди пускал тонкой струйкой дым на паутину. Паук стремглав кидался наутек. Когда Фредди глядел на паука, глаза его сужались щелками. Внезапно он разразился хохотом. Потом на него накатил гнев, и он в припадке бешенства изорвал паутину. Паук на время скрылся, но чуть погодя вернулся и снова принялся за свое. Он не отступался. Сгустились сумерки, шум на улицах стих, подвал больше не отзывался эхом. Острее запахло пылью – значит, быть дождю.

Дождь начался вечером, когда завсегдатаи Тобина уже стали поглядывать на желтый циферблат часов. Сперва дождь почти не давал о себе знать – лишь редкие капли брызнули кое-где на окна. Но постепенно он набрал силу. Все сидели, слушали, как воет ветер, как ливень хлещет по улицам, домишкам, молотит по обвисшим веревкам и вывешенным для просушки сетям, по унылым пляжам. Разговор не клеился. В лавку забрел какой-то чужак, поторчал у бара, перекинулся словом-другим с Филом, а когда зарядил дождь, ушел. Райан тоже сидел в баре. Он расположился поближе к правому краю стойки, старался растянуть выпивку подольше. Пальто висело на нем как на вешалке и было все в пуху – он вечно кидал его на постель. Кроме Фила, он ни с кем не разговаривал. Убито таращился прямо перед собой да рассеянно постукивал по подбородку костлявым пальцем.

Стоило Филу подойти к нему, как он тут же выхватывал кошелек и, покопавшись в нем негнущимися пальцами, спешил расплатиться.

– Ночка выдалась хуже некуда, – сказал он, опустив глаза в стакан.

– Вот именно, – ответил Фил. – Для тех, кто на свои живет.

Когда завсегдатаи начали расходиться, Фил двинулся к Райану, встал перед ним, опершись руками о стойку. И уставился ему прямо в глаза.

– Сержант в зале для тех, что почище, сидит, – сказал Фил спокойно. Они домой к тебе заходили, искали тебя.

– Искали? – переспросил Райан.

– Вопросы у них к тебе есть.

– Это называется вопросы. Душу дьяволу продашь от их вопросов. Кишки все из тебя вытянут своими вопросами, – Райан огляделся по сторонам. Потом потянулся к Филу и костлявыми пальцами погладил его по руке.

– Фил, от Нила вести были, ты знаешь, где они? – спросил он.

– Где?

– Я тебя спрашиваю, Фил, ты-то их дела знаешь, – он наклонился к Филу. – Они что, в подземелье засели? Я ведь знаю – там есть подземный ход. Они там?

– Да ты, похоже, больше моего знаешь, – сказал Фил.

Райан опустил глаза в стакан. Лицо у него было старое, в желтых складках, как лежалое яблоко, но глаза блестели так же ненатурально ярко, как Ниловы, только у Райана они глубоко ушли в глазницы, отчего казалось, что он глядит издалека.

по

– Куда там, Фил, – прошептал он. – Ничего я не знаю. Я и знать не знал, что они вернутся. Только, если они в ходу засели, это они зря – риск большой. Я им что передать хочу... Я слышал прошлой ночью, как они в спальне переговаривались...

– Тебя сержант ждет, – оборвал его Фил.

– Может, оно и так, Фил, а только Христом-богом клянусь, Нил славный парень и ничего плохого, кроме хорошего, от меня не видел. Спроси хоть его самого. Я его поил, кормил, одевал. Работал, себя не жалел, а ведь сам еле ноги волочил. Доктор все говорил: тебе в санаторию надо бы, враз вылечишься, да откуда мне на санаторию деньги взять, когда Нила кормить приходилось. Все, все, как есть, он от меня получил.

Глаза Фила светились издевкой.

– Я его нипочем не обижу, – говорил Райан, казалось, сам себе, – и другим в обиду не дам.

Тут на его плечо легла рука. Он обернулся.

– Хочу задать тебе вопрос-другой, – сказал сержант, – так что закругляйся.

Фил принес записку, подержал свечу, чтобы Фредди смог ее прочесть. Пламя свечи дрожало, воск капал, обжигая пальцы. Тени отступили, окружили их кольцом. По канавам ручьями бежала вода, и солдаты, разбросанные по всему городу, ежились на своих постах и кляли жизнь. Солдаты поглядывали на небо, надеялись, что начнется заваруха, – лучше что угодно, чем это ожидание. Фредди поджег записку на пламени свечи. Они молча следили, как она горит.

– Мне надо идти, – сказал Фредди. – Надо найти остальных.

– Кого ты сейчас найдешь, ты что, спятил?

– Надо будет, найду. Гаси свечу и пособи мне поднять решетку.

– Еще чего, – сказал Фил и попятился. – Тебе что, загорелось, подождать не можешь?

– Живей, – сказал Фредди. – Время не терпит.

Он прислушался, но не услышал ничего, кроме однообразного стука дождевых капель. Задул свечу, потянул Фила за рукав. Прямо под самым люком они соорудили пирамиду из ящиков. Когда пирамида была закончена, по лицу Фила градом катил пот. Осторожно приподняли решетку: дождь шел долго, и она подалась без скрипа. Фредди протиснулся сквозь образовавшуюся щель. С минуту постоял пригнувшись, чутко вслушиваясь. Фил подождал, пока Фредди опустит решетку. Фредди махнул ему рукой, выпрямился и быстрым шагом ушел прочь.

Не разбирая пути, шел он по темному городу, подняв плечи и опустив голову, чтобы дождь не бил в лицо. Он не встретил ни души, улицы опустели, то тут, то там у обочин стояли грузовики, брошенные, замершие, будто покинутые командой корабли, под набухшим пологом неба.

Но едва он вышел к морю, как натолкнулся на солдат, расставленных через определенные промежутки вдоль ограды пляжа. Один оказался совсем рядом; он услышал, как хрустит песок под его башмаками, как побрякивает его снаряжение. И замер на месте. Его пронзило ощущение: его оплетает паутина, паутина уже много месяцев опутывает его все теснее и теснее, и теперь ему предстоит прорвать эту паутину – прорвать или погибнуть. Паук плел свою сеть. Глаза Фредди сузились, все его чувства невероятно обострились. Чуть погодя он упал на колени и с мучительной медленностью пополз к ограде.

Они сидели, неловко скрючившись, в темноте, каждый сам по себе – три существа, три обособленных живых точки в безграничной пустыне. Разросшиеся заросли папоротников, заслонившие собой выход из подземелья, колыхались, с них текла вода, но когда ветер стихал, с берега доносились звуки, заблудшие, одинокие, как вечность. Нила бил кашель, чтобы заглушить его, он затыкал рот пилоткой. Услышав выстрелы, он облизнул губы и сквозь темноту вгляделся в лица Лютого и Обормота.

У него самого лицо посерело. Вонь от стен, тревожное ожидание изнурили его. Ноги, руки у него затекли, закоченели. Его восхищало, когда Лютый и Обормот двигались или хоть как-то проявляли признаки жизни.

– В кого они, черт их побери, стреляют? – спросил он неожиданно громко.

– Небось чего-то померещилось, – сказал Лютый, – собственной тени испугались.

– Надо было еще прошлой ночью перебраться, Лютый. Тогда б мы не застряли.

– Мы ждали указаний.

– Интересно, как бы они исхитрились прислать эти твои указания?

– Помяни мое слово, – сказал Лютый, – они найдут как. Так просто они арсенал не отдадут.

– Если Фредди схватили...

– Тихо, – сказал Лютый. – Слушай.

Нил понуро опустил плечи. Заелозил на месте, на душе у него было погано: раздражала собственная беспомощность. Подтянул ноги к подбородку, потом вытянул их, повернулся на бок. Передвинулся, потер затекшую ногу, снова уронил голову на колени. Временами он тяжко вздыхал. Лютый и Обормот сидели не шевелясь.

Вдруг Обормот приподнялся и что-то буркнул, нарушив наконец молчание.

– Что такое? – рявкнул Лютый, Нил кинулся вперед, рука его машинально потянулась к карману. Обормот ткнул пальцем в сторону пляжа. Они прислушались. Неподалеку кто-то свалился с ограды. Звякнула и с лязгом откатилась жестянка, грянули выстрелы.

– Господи! – перетрухнул Нил. И пополз на четвереньках к выходу.

– Назад! – взревел Лютый. – Назад, к дому, балбес чертов! Обормот так и замер на месте, губы, глаза его напряженно сощурились. Нил по-прежнему полз вперед.

– Выполняй приказ! – прошипел Лютый. – И спрячь револьвер.

– Пошел ты, – сказал Нил.

Лютый выругался и бросился на Нила.

Послышались чьи-то осторожные шаги, и в ход ввалился человек. Лютый как-то боком рванулся к нему, вцепился в него обеими руками.

– Кто это? – рыкнул он, руки его потянулись к лицу незнакомца.

– Я, – только и ответил Фредди. Лютый разжал руки. Они были липкие.

– Тебя ранили.

– В левое плечо, – сказал Фредди. – Они меня достали, когда я перелезал через ограду.

– Надо отсюда двигать. Тебя сильно ранило?

– Почем я знаю, – ответил Фредди. – Кассиди прислал записку. Я ее сжег и прямо к вам.

– Молодец, – сказал Лютый. Обернулся назад, потом снова посмотрел на Фредди. – Знаешь, как там обстоят дела?

Фредди привалился к стене. Он был совсем еще мальчишка, разве чуть постарше Обормота. Лицо его под шапкой темных кудрей побелело. Его изрезали царапины и ссадины – когда Фредди подстрелили, он при падении проехался лицом по песку. Из носа у него все еще капала кровь. Пока Нил обтирал платком лицо Фредди, Лютый и Обормот следили за берегом.

– Займись его плечом, – сказал Лютый, – и приведи его в чувство. Нам и без него придется туго.

– Я не хочу открывать здесь рану, – ответил Нил. – Тогой гляди какая-нибудь зараза пристанет.

– Как же, как же, – пробурчал Лютый. – Все в дело идет, лишь бы по-своему повернуть. – Но сам не двинулся с места, а, откинувшись поудобнее, стал смотреть, как Нил молча возится с Фредди. Обормот загораживал телом свет фонарика, чтобы его не заметили снаружи.

– Из него кровь так и хлещет, – в ужасе прошептал вдруг Нил. – Сделай что-нибудь, нельзя же так!

– Расшевели его, – приказал Лютый. – Я хочу выяснить все что можно.

Нил потряс Фредди.

– Фредди, – упрашивал он, – Фредди, проснись. Ты меня слышишь? Пора отсюда уходить.

Фредди что-то забормотал и повертел головой.

– Что он сказал?

– Бредит, – ответил в ужасе Нил. – Что-то о пауках несет. Лютый хмыкнул.

Немного погодя Фредди вздохнул всей грудью и открыл глаза. Лютый наклонился к Нилу.

– В повороте, где арсенал, есть аптечка, – сказал он. – Возьмешь там бинты. – И кивнул Обормоту. – А ты проведи его, – добавил он.

Едва они ушли, Лютый обратился к Фредди.

– Ну, – сказал он.

– Кассиди прислал записку через Фила. Я в погребе сидел... все следил за... Сегодня придут забирать арсенал...

– Это точно?

– Разведка донесла. Постарайтесь подложить взрыватель и уматывайте по-быстрому. Вас будет ждать машина у Плющевой церкви.

– У Плющевой церкви, значит, – с издевкой повторил Лютый. – Ничего лучше они придумать не могли.

– Кто-то нас продал, – чуть погодя сказал Фредди.

– Кто? – спросил Лютый.

Фредди из последних сил повернулся и в упор посмотрел на Лютого. Он никак не мог решиться.

– Нилов отец, – сказал он.

Лютый прокрался к выходу. По берегу там и сям метались огни. Рваными полосками огни прочерчивали тьму. Приближаются, решил он, но очень медленно. Когда Лютый вернулся, Нил снова хлопотал над Фредди.

– Они подходят, – сказал Лютый.

Нил мельком глянул через плечо. И продолжал бинтовать рану.

– Знаешь, кто нас предал? – процедил он сквозь зубы. Фредди как-то чудно посмотрел на него.

– Нет, Нил, – сказал он. – Не знаю.

Они чуть помолчали, глаза Обормота перебежали с Лютого на Фредди, в них забрезжила догадка. Фредди отвел глаза, Лютый буравил взглядом землю.

– Пора сматываться отсюда, и по-быстрому, – сказал Лютый чуть погодя.Ты как, Фредди, сдюжишь? Фредди кивнул.

– Вот и хорошо. Вернемся через дом.

Нил прикусил губу. Казалось, еще чуть-чуть, и он расплачется.

– Лютый, – сказал он. – Папке этого не пережить, он помрет.

Лютый выругался.

– Лютый, – взмолился Нил. – А что, если они засели во дворе?

– Сейчас темнотища. Если мы с ходу откроем стрельбу, можем пробиться. Мы с тобой выйдем первыми. Потом прикроем их, и Обормот выведет Фредди. Вопросы есть?

Нил опустил голову. Фредди и Обормот кивнули. С пляжа доносился шум, облава надвигалась. Они чувствовали, что кольцо сжимается все теснее. Лютый махнул револьвером.

– Будет, – сказал он. – Пошли.

Лицо его было по-прежнему спокойно.

Пригнувшись, они гуськом пробирались сквозь тьму следом за Лютым. Один раз Фредди упал, и Обормот помог ему подняться. Вскоре они прошли мимо бокового ответвления подземного хода. Оно шло под прямым углом к главному, но ярдов за двадцать от выхода на пляж было заколочено. Тут помещался арсенал. На полу валялись бинты – их разбросал Нил, когда впопыхах искал, чем перевязать Фредди. Обормот замедлил было шаг, но Лютый подстегнул его:

– Нашел время.

Они уже стояли, пригнувшись, под люком, открывавшимся в Нилов двор, когда позади раздались громкие команды и от стен подземелья рикошетом полетели пули.

– Живей, – скомандовал Лютый.

Нил встал рядом, прижал руки к крышке. Уперся изо всей силы. Потом стал мало-помалу выпрямляться, сгибая руки. Лютый крякнул, и они разом толкнули крышку. От резкого толчка она подалась и покатилась по двору. Их лица смочил дождь.

Лютый стрелял во тьму – прикрывал дверь посудомойни и стену напротив. Фредди выбрался из хода, но споткнулся о мусорный ящик и упал. С трудом поднялся, открыл стрельбу, Нил и Лютый тем временем рванули назад к забору.

– Фредди, – истошным голосом звал его Нил. – Фредди!

Но Фредди, даже не сделав попытки отступить к забору, двинул прямиком к дому. Вскоре он остался во дворе один. Он смутно различал какие-то огни, стол в кухне – за ним, как длинный подземный ход, тянулась прихожая и дырой зияла входная дверь. За дверью толпились солдаты. Они открыли огонь. Фредди взревел и бешено кинулся вперед. Солдаты загородили счоими телами дверной проем. И упорно стреляли до тех пор, пока Фредди не рухнул на дверь спальни. Дверь распахнулась, и он растянулся на полу спальни головой вперед. Застонал, с трудом переводя дыхание...

Обормот остался лежать в подземелье. За ним шли по пятам, ярд за ярдом оттесняя его к арсеналу. Он был мертв. И хотя граната откатилась далеко в сторону, он так и не выпустил из руки чеку, которую успел вытащить. Тьма стояла кромешная. Сзади, спереди от него – ярдах в двадцати, не больше зигзагами мелькал свет, слышались осторожные шаги...

Когда Фредди открыл глаза, в комнате был один Райан. Поначалу Фредди не заметил его. Он следил за пауком. Паук гипнотизировал его. Паук полз по полу – останавливался и снова двигался вперед. Разрастался, съеживался, оборачивался тремя, потом десятью пауками разом, пауки то ползли сомкнутыми рядами, то парили. Иногда они расплывались, а то и вовсе растворялись в воздухе, иногда бешено вращались на ниточках. И вновь оборачивались одним пауком. Голос с постели – невнятное бормотанье – дошел до него не сразу. Из-под одеяла высовывалась только голова да худые пальцы, перебиравшие четки. Фредди протянул руку за револьвером.

Спросил: – Ты зачем это сделал?

Рука ухватила револьвер.

Райан сел на кровати. В ужасе поглядел на Фредди. По лицу его текли слезы. Он затрясся.

– Я и знать не знал, что вы вернетесь... – сказал он. – Ей-ей... разве вы мне чего говорите?.. Ты в кого это стрелять собрался?

– Не в тебя, – ответил Фредди. – В паука. Райан не видел паука. Глаза его забегали по сторонам. Челюсть отвисла.

– Зачем?

Фредди знал – все напасти от паука. Паук сплел паутину. Паука нужно во что бы то ни стало отыскать. Фредди с трудом приподнялся на локте.

Райан завопил не своим голосом:

– Фредди, Христом-богом прошу, я ведь знать не знал, что ты вернешься. Об арсенале я знал, а больше ничего. А что я им об арсенале сказал, так от этого вреда никому нет.

– Зачем? – прошептал Фредди.

Он вряд ли сознавал, что задает вопрос. Наконец он нашел паука. Паук полз по одеялу, неторопливо держа путь к четкам, к голове. Райан откинулся на подушку, и Фредди тут же вскинул револьвер. Он взял паука на прицел, упустил его из виду и снова взял на прицел.

Райан застонал.

– Почем я знал, что ты вернешься, – сказал он. Закрыл глаза и голосом поникшим и еле слышным пробормотал: – Мне деньги были нужны. Мне в санаторию нужно.

Фредди выпустил в паука две пули. Паук скрылся. Фредди пригляделся и увидел, как по простыням расплывается кровавое пятно. Тут локоть у него подкосился, голова упала на пол. Но глаза оставались открытыми. Когда минуту спустя комнату сотряс взрыв, он не шевельнулся и ничего не слышал.

Зато Нил и Лютый слышали взрыв. Они лежали под дождем, распластавшись. Сад содрогался от грохота грузовиков, они чувствовали, как вокруг них все туже стягивается кольцо облавы, и искоса поглядывали друг на друга.