Текст книги "Опасность на каждом шагу"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

Соавторы: Майкл Ледвидж
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Джеймс Паттерсон

Майкл Ледвидж
ОПАСНОСТЬ НА КАЖДОМ ШАГУ

Ричи, Дейрдре и Шиле.

И Мэри-Эллен, Кароль и Терезе.

Посвящаю У., и Дж., и их детям – С., М., Л. и Н.

Также посвящаю книгу дневной академии Палм-Бич.

Особая благодарность Манхэттенскому колледжу.

 
Переступи черту, сломай матери спину.
Переступи черту – трещину в асфальте,
И тебя съедят медведи, поджидающие за углом,
Когда мимо пройдет их жертва.
 

Городской фольклор

Пролог
Тайная вечеря

1

Не успел метрдотель в парадной кремовой куртке покинуть уединенную угловую кабинку, как Стивен Хопкинс перегнулся через столик и поцеловал жену. Кэролайн закрыла глаза, смакуя вкус прохладного шампанского на губах мужа. Вдруг она почувствовала рывок: Стивен, шутя, поймал ее за бахрому шелкового платья от «Шанель».

– Она плохо держится, если ты еще не заметил… – сказала она, переводя дыхание. – Если не перестанешь хулиганить, то испортишь мне вечерний туалет. Как там моя помада?

– На вкус – изумительно, – ответил Стивен и, одарив жену улыбкой кинозвезды, положил руку ей на бедро.

– Тебе уже за пятьдесят, – заметила Кэролайн, игриво сбрасывая его руку. – Пятьдесят, а не пятнадцать!

Ей подумалось, что так резвиться с мужем, наверное, непристойно. Она никак не могла поверить, что их ежегодные рождественские вечера в Нью-Йорке с каждым разом становятся все волшебнее, но это было именно так. Ужин в «Арене» – самом изысканном, самом соблазнительном французском ресторане Нью-Йорка, затем поездка в карете по Центральному парку и возвращение в президентский люкс в «Пьере» – это был их рождественский подарок друг другу на протяжении уже четырех лет. И с каждым годом эти свидания становились все изысканнее и романтичнее.

Как по заказу, за окнами пошел снег: крупные серебристые хлопья повисли в воздухе в лучах света от старомодных чугунных фонарей на Мэдисон-авеню.

Внезапно Кэролайн спросила:

– Если бы любое желание могло исполниться, что бы ты загадал?

Стивен поднял бокал золотистого сухого шампанского «Лоран-Перье гран сьекл», пытаясь придумать что-нибудь смешное.

– Я бы… Я бы…

Он опустил голову, и веселость на его лице сменилась спокойной грустью.

– Я бы пожелал, чтобы оно превратилось в горячий шоколад.

У Кэролайн перехватило дыхание и закружилась голова.

Много лет назад они со Стивеном учились на первом курсе Гарварда – у них не было денег, чтобы уехать домой на Рождество, и оба скучали по дому. Однажды утром к завтраку в мрачном и просторном зале Анненберга спустились только они двое, и Стивен сел за ее стол – «чтобы стало немного теплее».

Вскоре выяснилось, что оба хотят стать политологами, и это положило начало их дружбе. Во внутреннем дворе «Холлис-холла», построенного из красного кирпича, Кэролайн упала в снег, чтобы сделать «снежного ангела». Когда Стивен помогал ей подняться, их лица почти соприкоснулись, и она поспешно отхлебнула горячего шоколада, который ей удалось стащить из обеденного зала, – чтобы избежать поцелуя с мальчиком, с которым она только познакомилась, но который уже почему-то был ей небезразличен.

Кэролайн до сих пор помнила, как Стивен стоял, улыбаясь, в ярком, сияющем свете зимнего дня. Милый мальчик во дворе Гарвардского университета, тогда он еще не знал, что они поженятся. И что у них родится прекрасная дочь. И что он станет президентом Соединенных Штатов.

Вопрос, который он задал тридцать лет назад, когда она отняла чашку от губ, теперь снова отчетливо прозвучал у нее в ушах, как звон хрусталя и серебра: «На вкус как шампанское, правда?»

«Тогда мы хотели, чтобы шоколад превратился в шампанское, – подумала Кэролайн, поднимая свой бокал с игристым вином. – Теперь – чтобы шампанское превратилось в шоколад. Прошло двадцать пять лет, и круг замкнулся». Она наслаждалась каждым мгновением. «Какая же у нас была жизнь! Удачная, и полная, и…»

– Извините, господин президент, – прошептал чей-то голос. – Прошу прощения.

Болезненно бледный светловолосый мужчина в сером, с металлическим отливом, двубортном пиджаке остановился в трех метрах от их кабинки. В руках он держал меню и ручку. За его спиной незамедлительно возник метрдотель Анри – вместе со Стивом Бепларом, агентом личной охраны Хопкинсов, он попытался незаметно выпроводить незваного посетителя.

– О, извините, – бормотал мужчина. – Я просто хотел, чтобы президент подписал мне меню.

– Все в порядке, Стив, – сказал Стивен Хопкинс, подавая агенту знак, и смущенно пожал плечами, извиняясь перед женой.

«Ах, известность, – подумала Кэролайн, ставя бокал на безупречно чистую льняную скатерть. – Какая же ты зараза!»

– Я не для себя, это для моей жены Карлы… – не унимался бледный мужчина, высовываясь из-за мощного плеча агента личной охраны. – Карла – это моя жена! – продолжал он несколько громче, чем следовало бы. – О Боже! Что я такое говорю! Такая безумная удача – встретиться с величайшим президентом прошлого столетия, и что я тут болтаю? Я, наверное, покраснел. Должен сказать, что вы сегодня потрясающе выглядите. Особенно вы, госпожа Хопкинс.

– Счастливого Рождества, сэр, – ответил Стивен Хопкинс, улыбаясь ему настолько приветливо, насколько хватало сил.

– Надеюсь, я не сильно помешал, – сказал мужчина, пятясь, кланяясь и разбрасывая блики света от костюма.

– Помешал? – переспросил Стивен Хопкинс, широко улыбнувшись жене, когда посетитель наконец-то исчез. – Неужели муж Карлы и правда считает, что, разрушив самую романтическую минуту нашей жизни, он кому-то помешал?

Они все еще смеялись, когда из теней соткался сияющий официант, поставил на столик тарелки и развоплотился вновь. Кэролайн улыбалась, разглядывая авангардную миниатюру из фуа-гра, а муж подливал шампанское в ее бокал.

«Почти жалко есть такую красоту, – подумала Кэролайн, берясь за вилку и нож. – Почти».

Первый кусочек был исключительно воздушен: ей потребовалось несколько секунд, чтобы разобрать вкус.

А потом стало слишком поздно.

Струя сжатого раскаленного воздуха ударила Кэролайн Хопкинс в лицо, в горло, в легкие. Ей показалось, что глаза взорвутся еще до того, как выпавшая из руки серебряная вилка звякнет о фарфор. Она услышала голос Стивена:

– Боже, Кэролайн! – Он смотрел на нее в ужасе. – Стив! Помоги! Кэролайн плохо! Она задыхается!

2

«Господи, нет. Не допусти этого. Не допусти!» – пронеслось в голове Стивена Хопкинса, когда он, шатаясь, поднялся на ноги. Он открыл рот, чтобы снова позвать на помощь, но Стив Беплар был уже тут как тут: он схватил столик за край и отшвырнул его, освобождая дорогу.

Осколки хрусталя и фарфора разлетелись по полированному дубовому паркету. Сюзан Ву, второй после Стива агент в четверке личной охраны, вытащила миссис Хопкинс из ниши. Она пальцем проверила, нет ли во рту Кэролайн еды, а затем обхватила ее сзади и попыталась провести прием Хаймлиха.

Ледяная рука сжала сердце Стивена. Он беспомощно смотрел, как лицо жены из красного становится иссиня-черным.

– Стойте! Погодите! – крикнул он. – Она не подавилась, это аллергия! У нее реакция на арахис. Нужен адреналин! Она всегда носит с собой карандаш, где ее сумочка?

– В машине у входа! – вспомнила агент Ву. Она вихрем пронеслась через зал и через секунду вернулась с сумочкой Кэролайн.

Стивен Хопкинс вытряхнул содержимое сумочки на шелковое сиденье в нише.

– Его здесь нет! – крикнул он, разбросав косметику и духи.

Стив Беплар гаркнул что-то в нарукавный микрофон, а затем подхватил бывшую первую леди на руки, как спящего младенца.

– Надо ехать в больницу, сэр, – сказал он, продвигаясь к выходу из ресторана. Его сопровождали испуганные взгляды.

Несколько секунд спустя они уже неслись по городу в полицейской машине. На заднем сиденье Стивен Хопкинс бережно поддерживал голову жены на коленях. Дыхание с чуть слышным свистом вырывалось у нее из горла, как будто через соломинку. Он страдал, глядя, как она сжимает веки от невыносимой боли.

Когда седан вылетел на тротуар у входа в отделение «Скорой помощи» больницы Святого Винсента на Пятьдесят второй улице, их уже ждали врачи и санитары с каталкой.

– Считаете, это аллергическая реакция? – спросил один из врачей, измеряя пульс Кэролайн, в то время как двое санитаров ввозили ее в здание через раздвижные двери.

– У нее сильная аллергия на арахис. С детства, – ответил Стивен, бежавший рядом с каталкой. – На кухне в «Арене» об этом знали. Наверное, какая-то ошибка.

– У нее шок, сэр, – сказал врач. Он преградил бывшему президенту дорогу, пока Кэролайн ввозили в боковую дверь с надписью «Только для персонала». – Мы постараемся стабилизировать ее. Сделаем все возможное…

Внезапно Стивен Хопкинс оттолкнул опешившего врача с дороги.

– Я не брошу ее, – сказал он. – Идем. Это приказ.

Кэролайн уже поставили капельницу и надели кислородную маску. Стивен поморщился, когда санитары разрезали ее шикарное вечернее платье до самого пупка, чтобы поставить контакты кардиомонитора на грудь.

Аппарат издал ужасный, монотонный вой, на красном экране вывода появилась прямая черная линия. Медсестра немедленно запустила дефибриллятор.

– Разряд! – крикнул доктор и прижал электроды к груди Кэролайн.

Импульс подбросил ее тело, и в тишине раздался слабый ритмичный писк. Острый росчерк победно прорезал черную линию на экране. И еще один.

По одному на каждый драгоценный удар сердца Кэролайн Хопкинс.

Слезы благодарности навернулись на глаза Стивена… и тут ужасный «би-и-ип» возобновился.

Доктор еще несколько раз попытался вернуть сердцебиение, но душераздирающий монотонный вой не прекращался. Последнее, что увидел в этой комнате бывший президент, – это еще один великодушный поступок агента личной охраны.

Со слезами на глазах Стив Беплар протянул руку и выдернул шнур из розетки в желтой кафельной стене, прервав завывание аппарата.

– Мне очень жаль, сэр. Ее больше нет.

3

Бледный светловолосый охотник за автографами из «Арены» велел черномазому таксисту остановиться на Девятой авеню, за квартал до больницы Святого Винсента. Он просунул десятку в щель замызганной перегородки и локтем поддел внутреннюю ручку двери, чтобы не касаться ее руками. Да, не зря его прозвали Чистоплюем.

Когда он дошел до угла, рядом с ним с визгом затормозил фургон новостной передачи Двенадцатого канала. Мужчина резко остановился, увидев полицейских, сдерживавших толпу репортеров и операторов у входа в реанимационное отделение.

Нет, не может быть, подумал он. Неужели игра уже закончилась?

Переходя Пятьдесят вторую улицу, он заметил медсестру, в смятении пробиравшуюся сквозь толпу.

– Мисс! – обратился он к ней. – Подскажите, это сюда привезли первую леди Кэролайн?

Полная латиноамериканка кивнула и внезапно горестно застонала. Слезы полились у нее из глаз. Женщина прикрыла рот дрожащей рукой.

– Она только что умерла, – сказала медсестра. – Кэролайн Хопкинс умерла.

На мгновение у Чистоплюя голова пошла кругом. Как будто из него вышибли дух. Он часто заморгал и встряхнулся, ошарашенный и приятно взволнованный.

– Не может быть, – сказал он. – Вы уверены?

Расстроенная женщина всхлипнула и порывисто обняла его.

– Ay, Dios mió![1]1
  Ах, мой Бог! (исп.)


[Закрыть] Она была святая! Столько сделала для бедных и больных СПИДом! Однажды она приехала в Бронкс на встречу с участниками программы моей матери, и все мы пожали ей руку, как самой английской королеве! Из-за ее кампании «Сервис Америка» я стала медиком. Как такая женщина могла умереть?!

– Одному Господу известно, – мягко сказал Чистоплюй. – Но ведь она теперь в Его руках, верно?

Он почти увидел миллиарды микробов, окружавших эту женщину, и вздрогнул, подумав о неописуемой грязи, в которой проходит каждый никчемный день нью-йоркского медика. Если подумать, каждый работник больницы – настоящий рассадник заразы!

– Господи, что же это я? – спохватилась женщина, отпуская его. – Такая ужасная новость. Шок. Наверное, у меня помутился рассудок. Я же хотела пойти купить свечи или цветы, что-то такое… нет, не могу поверить. Я просто… кстати, меня зовут Йоланда.

– Йоланда? Ага. Я, э-э, пойду, – ответил Чистоплюй, деликатно обошел ее и продолжил путь.

Перейдя на восточную сторону Девятой авеню, он достал мобильный телефон. На другом конце провода, в «Арене», звенела посуда, по-французски перекликались повара.

– Готово, Хулио, – сказал он. – Она мертва. Делай ноги. Ты убил Кэролайн Хопкинс. Поздравляю.

Он почти покачал головой, удивляясь собственному везению, но потом передумал. Ни о каком везении не могло быть и речи.

Три года планирования, тоскливо думал он, заворачивая за угол Сорок девятой улицы и направляясь на восток. А теперь у них всего три дня, чтобы закончить все остальное.

Через несколько минут он уже ехал по Восьмой на север в другом такси. Обтерев ладони и лицо спиртовыми салфетками, он разгладил лацканы и сложил руки на коленях. Такси везло его мимо ярких огней, унося прочь из заскорузлого от грязи города.

«Ты не поверишь, малышка Йоланда, – подумал Чистоплюй, когда машина свернула с Коламбес на Бродвей, – но смерть первой леди Кэролайн – это только начало!»

Часть первая
Великолепная десятка

1

Вот что я вам скажу: даже на бездушных улицах Нью-Йорка, где человеческое внимание встречается реже, чем такси в дождь, в то хмурое, серое декабрьское утро на нас все оглядывались.

Если что-то и способно затронуть стальные душевные струны обитателей Большого Яблока, то, думаю, это вид клана Беннеттов на марше. Вот они все, одеты в лучшие воскресные наряды и вышагивают за мной гуськом: Крисси три года, Шоне – четыре, Тренту – пять, близняшкам Фионе и Бриджит – семь, Эдди – восемь, Рикки – девять, Джейн – десять, Брайану – одиннадцать и Хулии – двенадцать.

Мне кажется, это особое благословение – знать, что молоко человеческой доброты еще не совсем иссякло в нашем измученном и очерствевшем метрополисе.

Но в то утро я не обращал внимания на ласковые кивки и теплые улыбки, которыми одаривали нас прохожие на Маккларен – живчик Ямми, строитель, продавец хот-догов – от выхода из метро рядом с «Блумингдейлом» до Первой авеню.

Мне надо было о многом подумать.

Единственным жителем Нью-Йорка, который не испытывал ни малейшего желания потрепать малышей за щечку, оказался старик в больничном халате, прикрывший рукой сигарету и откативший в сторону подставку с капельницей, чтобы пропустить нас к нашей цели – главному входу в крыло для неизлечимо больных онкологического центра Нью-Йоркской больницы.

Видимо, ему тоже было о чем подумать.

Не знаю, где больница нанимает персонал для этого страшного отделения, но мне кажется, что кто-то из отдела кадров взломал компьютер апостола Петра и регулярно пробегается по спискам святых в поисках новых кандидатов. Неизменное сострадание и абсолютная благожелательность, с которыми они относились ко мне и моей семье, всегда вызывали у меня восхищение.

Но, проходя мимо вечно улыбающегося Кевина и ангелоподобной главной медсестры Салли Хитченс, я с трудом нашел в себе силы, чтобы поднять голову и слабо кивнуть им.

Сказать, что я не очень хотел общаться, значит не сказать ничего.

– Смотри-ка, Том! – сказала в лифте своему мужу женщина средних лет, явно посетительница. – Учитель привел детишек петь рождественские гимны. Как мило, правда? С Рождеством, детки!

Это нам не в новинку. Я-то сам ирландско-американского разлива, а вот мои ребята – приемыши – всех цветов радуги. Трент и Шона – афроамериканцы, Рикки и Хулия – латиноамериканцы, Джейн – кореянка. У младшей дочки любимый мультик – «Волшебный школьный автобус». Когда мы принесли домой этот диск, она закричала: «Пап, это мультик про нас!»

Выдайте мне пышный рыжий парик – и я превращусь в двухметровую девяностокилограммовую мисс Фриззл. Никто и не признает во мне старшего следователя убойного отдела нью-йоркского полицейского департамента, эмиссара и переговорщика по любому поводу, кому бы и что бы ни понадобилось.

– Ну что, мальчишки и девчонки, вы знаете «В тиши ночной»? – не унималась женщина. Я уже собирался довольно резко одернуть ее, но тут Брайан, старший сын, заметив валивший у меня из ушей дым, решил вставить словечко:

– Нет, мэм. Извините. Не знаем. Зато мы знаем «Звените, колокольчики».

Всю дорогу до ужасного пятого этажа все десятеро с удовольствием горланили про колокольчики. Выходя из лифта, я увидел на глазах у женщины счастливые слезы и внезапно понял, что ведь и она пришла сюда не просто так… Мой сынишка разрулил положение лучше любого дипломата ООН и уж в любом случае лучше, чем смог бы я.

Я хотел поцеловать его в лоб, но нынче одиннадцатилетние парни и не за такое убивают, поэтому мужественно потрепал его по спине, и мы все свернули в тихий белый коридор.

Крисси, обнимая свою «лучшую маленькую подружку», как она называет Шону, как раз пела второй куплет песенки про Рудольфа – красноносого оленя, когда мы подошли к комнате сиделок.

Стараниями старших сестер, Хулии и Джейн, маленькие девочки превратились в настоящих ангелочков – в платьицах и с «конскими хвостиками».

У меня отличные дети. Правда, они удивительные. Как и все мы в последнее время, они через многое прошли и в результате так вознеслись над этой жизнью, что порой мне и самому с трудом в это верится.

Но иногда меня все-таки бесит, что им пришлось через все это пройти.

В конце второго коридора, у палаты пятьсот тринадцать, нас ждала женщина в кресле-каталке. На сорокакилограммовом тельце – платье в цветочек, на безволосой голове – бейсболка «Янки».

– Мама! – завопили детишки, и топот двадцати ног нарушил тишину больничных коридоров.

2

Моя жена так исхудала, что едва ли хватило места всем, чтобы обнять ее двадцатью руками, но дети как-то умудрились все прижаться к ней. А потом подошел я и обнял всех сразу. Жену держали на морфине, кодеине и перкосете, но только однажды я видел, что ей совсем не больно. Это было то самое мгновение, когда мы вошли в палату и все ее утята прижались к ней.

– Майкл, – прошептала мне Мэйв, – спасибо. Спасибо! Они прекрасные.

– Ты тоже, – ответил я шепотом. – Ну-ка скажи, в этот раз ты ведь не додумалась снова прыгнуть из постели сама?

Каждый день, когда мы приходили к ней, она надевала нарядное платье, прятала капельницу с обезболивающими, и на ее лице всегда была улыбка.

– Если бы ты не любил прекрасных женщин, мистер Беннетт, – жена изо всех сил пыталась не закрыть подернутые дымкой глаза, – ты бы женился на ком-нибудь другом.

Год назад, утром Нового года, Мэйв впервые пожаловалась на боль в животе. Мы решили, что это от праздничного переедания, но когда за две недели боль не прошла, ее врач решил на всякий случай сделать лапароскопию. Он обнаружил образования в обоих яичниках, а биопсия принесла совсем плохие новости. Злокачественная опухоль. Неделю спустя биопсия лимфатических узлов в животе принесла худшие новости из всех. Рак распространялся по телу и не собирался останавливаться.

– Давай я хоть раз помогу тебе, Мэйв, – прошептал я, когда она начала подниматься с кресла.

– Хочешь, чтобы я тебе засветила? – спросила Мэйв, и глаза ее вспыхнули. – Мистер Крутой Следователь!

Мэйв сражалась за свою жизнь и достоинство с яростью банши. Она встретила болезнь так же, как в пятидесятых Джейк Ламотта, вышедший на ринг с Шугаром Рэем Робинсоном, – тогда он дрался с невероятной, божественной жестокостью.

Она сама была медсестрой и задействовала для борьбы все связи, каждую каплю опыта и знаний, приобретенных на работе. Она прошла через столько сеансов химической и лучевой терапии, что ее сердце чуть не остановилось. Но даже после критических доз, после всего, что только можно было сделать, томограф показал растущие опухоли в обоих легких, печени и поджелудочной.

Когда Мэйв поднялась на подгибающихся ногах-спичках и встала за креслом, держась за его спинку, у меня в голове прозвучали слова Ламотты. «Ты никогда не свалишь меня, Рэй, – согласно слухам, сказал он, когда Робинсон отправил его в технический нокаут. – Ты никогда не свалишь меня».

3

Мэйв села в постели и взяла белую табличку, лежавшую рядом с подушкой.

– Дети, я приготовила для вас кое-что, – сказала она мягко. – Похоже, мне придется застрять в этой дурацкой больнице еще ненадолго, поэтому я составила список дел для всех.

– Ну ма-ма… – протянул кто-то из старших.

– Знаю, знаю. Работа по дому. Кто ее любит? Но вот что я думаю: если вы дружно возьметесь за дело, то сможете держать квартиру в порядке, пока я не вернусь домой. Все ясно, команда? Начнем. Хулия, ты отвечаешь головой за купание младших, а также одеваешь их по утрам.

Брайан, ты директор по развлечениям, хорошо? Настольные игры, видеоигры, прятки, догонялки. Все, что хочешь, кроме телевизора. Ты должен найти занятие для всех.

Джейн, ты будешь проверять домашнюю работу. Возьми в помощники нашего гения Эдди. Рикки, нарекаю тебя шеф-поваром дома Беннеттов. Запомни, варенье и арахисовое масло можно всем, кроме Эдди и Шоны – им бутерброды с колбасой.

Так, едем дальше. Фиона и Бриджит накрывают на стол и убирают со стола. Можете распределить обязанности, разберетесь…

– А я? – пискнул Трент. – Какая у меня работа? Ты не сказала!

– А ты, Трент Беннетт, будешь ответственным за обувь, – ответила Мэйв. – А то эти растеряхи вечно ноют: «Где мои ботинки? Где мои туфли?» Так вот, твоя работа – собирать все десять пар и ставить их у кроватей. Свои тоже не забудь.

– Не забуду! – сказал пятилетний Трент, важно кивая.

– Шона и Крисси, для вас тоже есть дело.

– Ура! – сказала Крисси и грациозно повернулась на носочке. Месяц назад она получила на день рождения диск «Барби на Лебедином озере», и теперь каждое ее слово сопровождалось импровизированными балетными па.

– Знаешь, где стоит миска Сокки?

Сокки – это бродячий серо-белый кот, которого Мэйв нашла в мусорном баке возле нашего дома на Вест-Энд-авеню. У жены был нюх на обездоленных и обиженных. Я понял это в тот день, когда она согласилась выйти за меня.

Шона торжественно кивнула. В свои четыре года она была самой тихой, послушной и спокойной из всего нашего выводка, и мы с Мэйв часто смеялись над спорами о природе и воспитании. Вся наша великолепная десятка вышла из материнской утробы с готовым характером. Родитель может улучшить, а может, конечно, и загубить какие-то качества, но изменить характер? Сделать тихоню болтуном, а тусовщика ботаником? Ну-ну. Попробуйте.

– Итак, твоя задача – проверять, есть ли у Сокки в миске вода. Ах да, слушайте сюда, банда, – продолжала Мэйв, осторожно сползая со своих подушек. Ей было больно даже сидеть в одном положении. – Хочу сказать пару слов, пока не забыла. Мы всегда отмечаем наши дни рождения. Не важно, четыре вам года, четырнадцать или сорок, сидите вы дома или путешествуете по свету. Всегда держитесь друг за друга, хорошо? И до тех пор, пока вы живете под одной крышей, хотя бы раз в день собирайтесь вместе за столом. Даже если вы будете есть дурацкие хот-доги перед этим проклятым теликом – главное, чтобы вы были вместе. Я всегда с вами, ясно? И вы должны вести себя, как я, даже если меня нет рядом. Все понятно? Трент, ты слышал, что я сказала?

– Можно есть хот-доги перед теликом, – широко улыбнулся Трент. – Я люблю хот-доги и телик.

Все засмеялись.

– А я люблю тебя, – ответила Мэйв. Я увидел, что ее веки опускаются. – Я так горжусь вами. И тобой, Майкл, мой бравый полицейский.

Мэйв стояла на краю могилы с таким мужеством, которого я никогда не видел, и это она гордилась нами? Мной? Меня как будто окатили ведром ледяной воды. Хотелось завыть, пробить кулаками окно, телевизор, грязное свинцовое небо над больницей. Вместо этого я вышел вперед из толпы детей, снял с жены бейсболку и нежно поцеловал ее в лоб.

– Так, маме надо отдохнуть, – объявил я, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал трещину в сердце. – Пора идти. Вперед, команда.