Текст книги "Сын Казана"

Автор книги: Джеймс Оливер Кервуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Теперь этот удивительный аромат, долетевший до него с вечерним ветерком, возбудил в нем аппетит. Но аромат этот был какой-то неустойчивый: то он чуялся очень сильно, а то по временам исчезал совсем. Бари спрыгнул с плотины и стал разыскивать по лесу источник этого аромата, но через некоторое время потерял его совсем. Мак-Таггарт закончил поджаривание ветчины и стал ее есть.

Затем спустилась великолепная ночь. Возможно, что Бари и проспал бы ее всю на плотине, если бы запах ветчины не возбудил в нем голода. После приключения в ущелье Бари стал побаиваться густых лесов, особенно по ночам. Но в эту ночь было светло, и так как было лето, то и ночью стоял точно серенький день, хотя вовсе не было луны. Очень ярко сверкали мириады звезд, распространяя по вселенной мягкий, рассеянный свет. Легкий ветерок перешептывался с вершинами деревьев. Повсюду было тихо и спокойно, и так как луна была уже совсем на ущербе, то и волки не охотились, совы потеряли свой голос, лисицы запрятались по норам и даже бобры прекратили свою работу. Лоси, олени и карибу лежали врастяжку, положив рога на бархатную траву, и только чуть-чуть двигали ими, но уже не пользовались ими, как оружием. Это был июль или, как его называют одни индейцы, «полинялый месяц», а другие – «месяц молчания».

В этом молчании Бари и принялся за охоту. Он вспугнул целое семейство куропаток, но они улетели от него. Он погнался за кроликом, который оказался шустрее его. Целый час ему не везло. Тогда до него донесся звук, который заставил его задрожать от кончика носа до хвоста. Он вдруг оказался около ночлега Мак-Таггарта, и то, что он услышал, были усилия кролика высвободиться из силка. Бари вышел на открытое пространство и здесь увидел ту удивительную пантомиму, которую разыгрывал попавшийся кролик. Бари заинтересовался ею и на минуту остановился. Оказалось, что кролик просунул свою пушистую голову сквозь петлю, и при первом же его прыжке от страха в сторону ветка сосны, к которой был прикреплен проволочный силок, выпрямилась и поднялась кверху, так что кролик оказался висевшим в воздухе и только кончиками задних лапок стоявшим на земле. Таким образом, он казался танцевавшим на задних ногах, в то время как петля все туже и туже стягивала ему шею. Бари пришел от этой пляски в восторг. Он, конечно, не мог догадываться о той роли, которую играли в этой любопытной пляске проволока и ветка сосны. Все, что он мог видеть воочию, это были прыжки и пируэты кролика на задних лапках, смешные, но вовсе ему несвойственные. Возможно, что Бари принял это за своеобразную игру. Тем не менее, он не посмотрел в эту минуту на кролика так, как смотрел до сих пор на Умиска. Опыт и инстинкт подсказали ему, что кролик представлял собой очень вкусную пищу, и, не долго думая, он бросился на свою добычу.

Почти уже полумертвый, кролик не оказал ему ни малейшего сопротивления, и при свете звезд Бари покончил с ним и целых полчаса после этого наслаждался.

Буш Мак-Таггарт не услышал ни малейшего звука, потому что петля, в которую попался кролик, отстояла от него дальше, чем все другие. Он сидел перед потухавшими угольями своего костра, прислонившись спиною к дереву, покуривал свою черную трубку и нецеломудренно мечтал о Нипизе, когда Бари отправился далее.

Теперь уж он не имел ни малейшего желания охотиться. Он был уже совершенно сыт. Но он все еще внюхивался в пространство и безгранично радовался тишине и светлой ночи. Он шел по кроличьей тропе, пока не добрался наконец до того места, где два свалившихся бревна оставляли между собою проход не шире его тела. Он протиснулся сквозь него, и что-то вдруг стянуло ему шею. Послышался треск, и Бари вдруг взлетел на воздух и, сам не понимая, что случилось, оказался стоявшим на задних лапах. Он хотел залаять, но в его горле послышалось вместо лая какое-то хрипение, и в следующий затем момент он разыгрывал такую же пантомиму, как и покойный кролик, который был таким образом отомщен. Чтобы окончательно не лишиться жизни, Бари поневоле должен был танцовать, а петля все туже и туже стягивала ему горло. Когда он старался натянуть проволоку и обвисал на ней, пользуясь тяжестью своего тела, то и ветка сосны очень услужливо поддавалась вместе с ним вниз, к земле, а когда он снова подскакивал, то и она выпрямлялась и высоко вздергивала его кверху. Он яростно боролся. Было чудом, что такая тоненькая проволока могла его удерживать. Еще несколько секунд – и она, наверное, лопнула бы или оборвалась, но Мак-Таггарт был уже тут как тут. Он схватил одеяло и тяжелую палку и бросился к силку. Такого шума, какой доносился до него, кролик производить не мог. Это должен был быть или барсук, или рысь, или лисица, или же молодой волк.

Увидев висевшего на конце проволоки Бари, он принял его сперва за волка. Он сбросил с себя одеяло и уже взмахнул своей дубинкой. И если бы на небе были облака или не так ярко светили звезды, то Бари постигла бы та же участь, что и кролика: он поплатился бы своею жизнью. Но, замахнувшись над его головой дубиной, Мак-Таггарт вовремя заметил белую звезду на его груди и белые кончики ушей.

Он тотчас же бросил прочь дубину и схватился за одеяло.

ПОРАБОЩЕН, НО НЕ ПОБЕЖДЕН

Полчаса спустя у Буша Мак-Таггарта ярко пылал костер. Он бросал свет на Бари, который лежал, спеленатый, как индейский ребенок, и увязанный в одеяло длинным ремнем так, что представлял из себя настоящий шар. В этом одеяле Мак-Таггарт специально прорезал дыру, в которую он мог, наконец, высунуть голову. Он попался безнадежно, так безнадежно, что в своем туго завязанном одеяле не мог двинуть ни одним мускулом. В нескольких шагах от него его поработитель промывал в чашке с водой свою искусанную руку, из которой все еще сочилась кровь. Был также шрам от укуса у него и на толстой, как у быка, шее.

– Черт бы тебя побрал! – ворчал он на Бари. – Черт бы тебя побрал!

Он вдруг подошел к Бари и больно ударил его кулаком по голове.

– Следовало бы размозжить тебе голову, проклятому… Да я это и сделаю!

Бари увидел, как он поднял около себя палку, приготовленную для костра. Пьеро в свое время гнался за ним, но сейчас Бари впервые находился так близко к человеку, что мог даже видеть его покрасневшие глаза. Как они отличались от глаз того удивительного создания, которое чуть не схватило его тогда голыми руками и которое потом подлезало к нему под камень! Это были совершенно зверские глаза. Они заставили его задрожать и быстро спрятать голову обратно в одеяло, когда Мак-Таггарт вдруг замахнулся на него палкой. Он заворчал на него. Его белые зубы сверкнули в темноте. Он заложил назад уши. Ему вдруг безумно захотелось еще раз впиться зубами в эту шею, из которой он уже попробовал крови.

Палка опустилась. Она заходила по Бари раз за разом, и когда Мак-Таггарт, наконец, закончил, то Бари лежал полумертвый, с закрытыми от ударов глазами, и изо рта у него текла кровь.

– Вот как мы вышибаем из вашей породы дьявола, – проворчал Мак-Таггарт. – Надеюсь, что вы теперь больше не будете кусаться, молодой человек? Черт бы тебя побрал! Прокусил руку чуть не до кости!..

Он опять принялся за промывание раны. Зубы Бари проникли в руку слишком глубоко, и это смущало фактора. Это было видно по его лицу. Стоял июль. Самое неподходящее время для укусов. Из своего ранца Мак-Таггарт достал бутылку водки, полил ею рану и, когда водка защипала, стал вновь проклинать Бари. А Бари чуть-чуть приоткрыл глаза и уставился на него. Теперь он понял, что встретился, наконец, с самым ужасным из всех смертных врагов для животных. И все-таки он его не испугался. Палка в руках Буша Мак-Таггарта не смогла убить в нем его духа. Она выбила из него только страх. Она лишь вколотила в него лютую ненависть, какой он не испытывал еще никогда, даже в то время, когда дрался с совой. В нем вдруг вспыхнула чисто волчья мстительность, базировавшаяся на чисто собачьей, отчаянной храбрости. Он уже не спрятался, когда Мак-Таггарт подошел к нему опять. Он попробовал было расправить тело, чтобы броситься на этого человека-зверя. В этом своем усилии, спеленатый в одеяло, точно ребенок, он катался и беспомощно, и смешно, точно шар. Глядя на это, Мак-Таггарт развеселился и стал хохотать. А затем он набил трубку и снова уселся спиной к дереву.

Бари не спускал с него глаз все время, пока он курил. Он наблюдал за ним и тогда, когда он растянулся прямо на голой земле и улегся спать. Немного погодя Бари услышал отвратительный храп этого чудовища. То и дело в течение всей ночи он старался высвободиться из одеяла. Это была для него ужасная ночь, которой он не мог впоследствии забыть никогда. В тугих, теплых складках одеяла его ноги и все тело так онемели, то в его жилах почти прекратилось кровообращение. И все-таки он не визжал и не скулил. А когда наступило утро, то его голова уже бессильно лежала на земле. Он не мог поднять ее даже и тогда, когда фактор подошел к нему и нагнулся над ним. Мак-Таггарт заметил это с удовлетворением.

– Ну, теперь можно отправиться и к Пьеро, – ухмыльнулся он. – Теперь уж ты вполне безопасен и беспокойства не причинишь.

И еще до восхода солнца они отправились в путь, и если в Бари почти совершенно прекратилось кровообращение, так зато самого Буша Мак-Таггарта так и распирало от предвкушений и желания. Он обдумывал свои последние планы, широко шагая по лесу и неся Бари под мышкой. Он немедленно пошлет Пьеро за патером Гротеном, который миссионерствовал за целые семьдесят миль к западу от него. Он обвенчается с Нипизой. Да, обвенчаться необходимо! Это немножко уймет Пьеро. Кстати, и он, Мак-Таггарт, останется с Нипизой один, пока Пьеро будет ходить за миссионером. При одной только мысли об этом его глаза вспыхивали, точно от алкоголя. И в его горячей, безрассудной голове даже и мысли не появлялось о том, что скажет ему Нипиза, какого мнения она будет об его сватовстве. Да ему и не нужна была ее душа. Он только нуждался в ее теле, прекрасном, девственном, и в ее красивых глазах, которые сводили его с ума. А что, если Пьеро не согласится выдать ее замуж? Пьеро!.. Какая чепуха! Он не в первый раз будет убивать человека и не во второй. Убийство для Мак-Таггарта составляло специальность в тех случаях, когда кто-нибудь становился ему на пути. Никто не увидит. Никто не услышит. Никто не узнает. Просто скрылся – и баста. Вышел куда-то из своей хижины и больше уже не возвращался.

И Мак-Таггарт громко засмеялся своим мыслям и зашагал еще быстрее. Он не мог проиграть, Нипиза никогда не смогла бы ускользнуть из его цепких рук. Ведь он, Буш Мак-Таггарт, был властителем всей этой пустыни, он повелевал всеми жившими в ней людьми и определял судьбу каждого из них. Следовательно, и Нипиза должна отправиться вместе с ним в Лакбэн, даже если бы для этого пришлось вырыть могилу для Пьеро.

Солнце было уже высоко, когда Пьеро, стоя с Нипизой около своей хижины, указал ей на нечто, двигавшееся ярдах в четырехстах от них через лес. Скоро выяснилось, что это шел к ним Буш Мак-Таггарт.

– Идет!..

Сильно постарев за одну только ночь, Пьеро посмотрел на Нипизу. Он снова увидел, как вдруг потемнели ее глаза и как сгустилась краска на ее полуоткрытых губах, и у него снова похолодело под сердцем. Что, если она согласится?..

Она обернулась к нему, глаза ее сверкнули и голос задрожал – Помни, отец, – быстро сказала она, – что за моим ответом он должен прийти ко мне сам! – И скрылась в хижине.

Холодно и неприветливо Пьеро встретил Мак-Таггарта.

МАК-ТАГГАРТ ПОЛУЧИЛ ОТВЕТ

Из окошка, сквозь специально приспособленное для этого отверстие, Нипиза наблюдала, что происходило на дворе. Теперь она не улыбалась. Она быстро дышала, и вся была напряжена. Мак-Таггарт остановился футах в десяти от окошка и пожимал руку ее отцу, Пьеро. Она услышала его хриплый голос, его шумное приветствие и затем увидела то, что он принес с собой и теперь показывал Пьеро. Потом она отчетливо слышала его объяснение, как Бари попался в расставленный им силок. Он стал развертывать одеяло. Нипиза вскрикнула от удивления. В одну секунду она уже была около них. Она бы даже и не взглянула на Мак-Таггарта, если бы ее взор не встретил случайно его лица, которое при ее появлении так и вспыхнуло от радости и восхищения.

– Это Бари! – воскликнула она.

Она выхватила из рук Мак-Таггарта узел и обратилась к Пьеро.

– Скажи ему, что Бари – мой! – крикнула она и поспешила к себе в хижину. Мак-Таггарт в крайнем удивлении посмотрел ей вслед. А затем перевел глаза на Пьеро. Другой, более чуткий человек сразу заметил бы, что и Пьеро был тоже удивлен не менее его. Нипиза не захотела разговаривать непосредственно с фактором из Лакбэна, она даже и не взглянула на него! Она приняла от него собаку с таким видом, точно вовсе его и не замечала. Со своей стороны Мак-Таггарт покраснел еще более, когда перевел глаза с Пьеро на дверь, в которую она вошла и даже заперла за собой.

Войдя к себе в избушку, Нипиза опустилась на колени и окончательно высвободила Бари. Она вовсе его не боялась. Глаза ее смеялись. Губы раскрылись. Она забыла о Мак-Таггарте. А затем, когда Бари вывалился из одеяла на пол, она заметила, что глаза его были закрыты и кровь запеклась у его рта, и лицо ее вдруг омрачилось, точно на солнце набежала тучка.

– Бари, – сказала она ласково. – Бари!.. Бари!..

Она подняла его на руки. Голова Бари повисла. Все его тело оцепенело, и он не мог двинуться. Ноги у него одеревенели. Он едва мог видеть. Но он все-таки услышал ее голос! Это был тот самый голос, который донесся до него, когда он почувствовал боль от пули и когда она кликала его из-под камня. И он задрожал от него. Казалось, что именно благодаря ее голосу застоявшаяся в нем кровь сразу заструилась у него по жилам, он широко открыл глаза и вновь увидел перед собой звезды, которые улыбались ему в день смерти Вакайю. Она протянула к нему руку и стала его гладить и говорить ему ласковые слова. Затем она вдруг встала и оставила его одного, и все время он неподвижно ожидал ее возвращения. Она тотчас же и вернулась с тазом теплой воды и с тряпкой. Осторожно она смыла кровь с его глаз и со рта. И все еще Бари не двигался. Он едва дышал. Но Нипиза видела, как он вздрагивал всем телом, когда она к нему прикасалась.

– Он бил тебя палкой! – говорила она. – Он колотил тебя! Какой ужасный человек!

И вдруг им помешали. Дверь открылась, в нее вошел ужасный человек и с усмешечкой на красном лице стал на них смотреть. Тотчас же Бари показал, что был еще жив. С неожиданным рычаньем он вырвался из-под рук Нипизы, отскочил назад и уставился на Мак-Таггарта. Шерсть у него на спине ощетинились, как щетка, он с угрозой оскалил зубы, и глаза у него вспыхнули, как два раскаленные уголька.

– Это не собака, а черт, – сказал Мак-Таггарт. – В нем, наверное, есть волчья кровь. Будьте осторожны, а то этот сатана вовсе оставит вас без руки, моя прелесть.

В первый раз он назвал ее таким нежным именем, уже как человек, имевший на это право.

У нее забилось сердце. На минуту она закрыла ладонями лицо и опустила голову. Приняв это за девичье смущение, он ласково стал гладить ее рукой по волосам. Из-за двери Пьеро слышал его слова и теперь видел эти его ласки и нарочно закрыл глаза, чтобы не быть свидетелем такого святотатства.

– Боже мой!.. – вздохнул он.

В следующий момент он громко вскрикнул от удивления одновременно с Мак-Таггартом, тоже вскрикнувшим от боли. С быстротой молнии Бари перебежал через комнату и вонзил свои зубы в ногу фактора. Его острые клыки вошли в нее до самых десен, прежде чем он успел отбросить его от себя пинком ноги. Тяжело застонав, он выхватил из кобуры револьвер. Но ему загородила дорогу Нипиза. Слегка вскрикнув, она бросилась к Бари и схватила его на руки, прижав его к своей груди, к самому горлу, которое было у нее обнажено, совершенно не боясь, что Бари мог бы ее за него укусить. Глаза ее метнули искры на фактора.

– Вы били его! – воскликнула она. – Вот он и ненавидит вас за это!

– Брось его! – крикнул ей Пьеро в ужасе. – Говорю тебе, брось его! Иначе он загрызет тебя до смерти!

– Он ненавидит вас, ненавидит вас, ненавидит! – то и дело повторяла Нипиза, глядя прямо в лицо остолбеневшему Мак-Таггарту. А затем вдруг обратилась к отцу. – Нет, он не загрызет меня, – продолжала она. – Смотри! Ведь это Бари. Разве я этого тебе не говорила? Ведь это Бари! Лучшее доказательство этому то, что он защищает меня от этого человека!

– От меня? – проговорил Мак-Таггарт, и лицо его потемнело.

Пьеро подошел к нему и с улыбкой положил ему руку на плечо.

– Уйдемте отсюда, – сказал он, – пусть они делают здесь, что хотят. Оба они – точно бочки с порохом. И если он ее укусит…

Он пожал плечами, точно громадная тяжесть вдруг свалилась с них. Теперь его голос звучал мягко и уверенно. В то же время и с лица Нипизы сошел гнев. Брошенный ею на Мак-Таггарта кокетливый взгляд задержал его, и, чуть-чуть улыбнувшись ему, она обратилась к отцу:

– Я сейчас приду к вам, отец, – сказала она. – К тебе и к мосье фактору из Лакбэна.

Как показалось Мак-Таггарту, у нее в глазах запрыгали чертики, от которых у него кровь бросилась в голову и затрепетало под сердцем. Удивительные глаза! Скоро они будут принадлежать ему, и он зацелует их до слепоты.

Он последовал за Пьеро и в своем восхищении от Нипизы даже и не чувствовал боли от укуса Бари.

– Сейчас я вам покажу новые санки, – обратился к нему Пьеро, захлопывая за собой и за Мак-Таггартом дверь. – Я сделал их специально для зимы.

Полчаса спустя Нипиза вышла из избушки. Она тотчас же заметила, что Пьеро и фактор разговаривали о чем-то таком, что, видимо, было неприятно для ее отца. Мак-Таггарт стоял с крепко стиснутыми зубами, но глаза его засветились от удовольствия, когда он увидел ее. И она сразу же поняла, в чем было дело. Фактор из Лакбэна ожидал ответа от Пьеро, а Пьеро отсылал его к самой Нипизе, как она и хотела того сама. Сердце у нее забилось, она повернула от них в сторону и стала сходить вниз. Мак-Таггарт последовал за ней. Она услышала за собой его шаги и послала ему улыбку через плечо. Но челюсти ее были стиснуты, и маленькие руки сжаты в кулачки.

Пьеро точно застыл на месте. Он увидел, как оба они скрылись в лесу, Нипиза – впереди и Мак-Таггарт – в двух шагах от нее позади. Глубокий вздох вырвался у него из груди.

– Пойми вот ее! – развел он руками. – Возможно ли, чтобы она так искренне улыбалась этому зверюге? Нет, этого не может быть никогда!.. А впрочем… Чем черт не шутит!

Одна из его загорелых рук конвульсивно схватилась за рукоятку ножа, висевшего у него на поясе, и он медленно побрел вслед за ними.

Мак-Таггарт не торопился обнимать Нипизу. Она шла по узенькой тропинке, круто спускавшейся в густой лес, и он был этому рад. Там они будут одни, далеко от Пьеро. Поэтому он держался шагах в десяти от нее, а она то и дело улыбалась ему через плечо. Она строго выдерживала это пространство между ними, но Мак-Таггарт вовсе не догадывался, почему именно она то и дело оглядывалась назад. Он был доволен уже тем, что она позволяла ему за собой идти. Когда же она свернула с узкой тропинки в сторону, то сердце у него запрыгало от радости. Если она пройдет еще хоть немного дальше, то будет принадлежать ему, так как они будут находиться далеко от дома. Кровь бросилась ему в лицо. Он не заговаривал с ней из боязни, чтобы она не остановилась. Впереди них послышался шум воды. Это бежал ручей, сжатый между двух камней.

Нипиза шла прямо на этот звук. Чуть слышно засмеявшись, она пустилась бежать и, остановившись около водопада, увидела, что Мак-Таггарт отстал от нее на пятьдесят шагов. Футах в двадцати ниже находился очень глубокий пруд почти с отвесными берегами, настолько глубокий, что вода его казалась густыми синими чернилами. Она обернулась лицом к Мак-Тагтарту. Она еще ни разу не видела его таким красным. До сих пор она нисколько его не боялась. Но с этой минуты он стал ее пугать. И прежде чем она сообразила, что будет ему отвечать, он был уже около нее и обеими руками держал ее за щеки.

– Дорогая моя! – воскликнул он, задыхаясь от страсти. – Пьеро сказал мне, что я получу от вас ответ. Но мне вовсе не нужно вашего ответа. Все равно вы – моя! Моя!

Она вскрикнула. Это был судорожный, сдавленный крик. Его руки обвились вокруг нее, как железные пруты, сжимая ее хрупкое тело, выдавливая из нее дыхание, так что все потемнело у нее в глазах. Она не могла ни бороться, ни кричать. Она чувствовала на своем лице его горячие, страстные поцелуи, слышала его голос… И вдруг неожиданно наступило освобождение, и сдавленными легкими она, наконец, вдохнула в себя воздух.

Ее окликнул Пьеро. Он позвал ее по имени!

Мак-Таггарт зажал ей рукой рот.

– Не отвечай! – крикнул он ей строго.

Сила, гнев, ненависть вдруг возвратились к ней, и она резко отшвырнула от себя его руку. Что-то странное, вспыхнувшее в ее глазах, удержало его. Ее взгляд проник в самую глубину его души.

– Чудовище! – прошептала она, окончательно высвобождаясь из его объятий. – Зверь! Безжалостное животное!

Голос у нее дрожал, и лицо пылало.

– Смотри, – продолжала она, на этот раз уже быстро и запальчиво. – Я хотела показать тебе этот мой прудок и именно здесь сказать тебе то, что ты так хотел от меня услышать, и ты… ты поступил со мной как дикий зверь. Ну так смотри же сюда теперь!

Она рассчитывала, что все выйдет не так, как вышло сейчас. Она собирается все время быть веселой, улыбаться и даже хохотать, но Мак-Таггорт подошел к краю обрыва и заглянул с него вниз. Она вдруг звонко засмеялась, подскочила к нему и со всего размаха столкнула его в воду.

– Вот тебе мой ответ! – язвительно сказала она.

И он вниз головой полетел с отвесного берега в глубину.