Текст книги "Мартин Борман. Неизвестный рейхслейтер. 1936-1945"

Автор книги: Джеймс Макговерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Через два дня после того, как Гесс вылетел из Аугсбурга, англичане все еще хранили молчание по поводу того, что он содержится у них под стражей. Поэтому 13 мая немецкие газеты опубликовали нижеследующее сообщение: «Член партии Гесс, которому фюрер запретил полеты из-за многолетней прогрессирующей болезни, нарушил этот запрет и в субботу 10 мая воспользовался самолетом. В 6.00 вечера он вылетел на самолете из Аугсбурга и с тех пор пропал без вести. Письмо, которое он оставил, свидетельствует, судя по его путаному содержанию, о признаках его психического расстройства. Существует опасность, что членом партии Гессом овладела навязчивая идея. Весьма вероятно, что во время полета он потерпел крушение и погиб. Фюрер приказал немедленно арестовать адъютантов Гесса, которые только одни знали об этом полете и о запрете таких полетов».

На это сообщение англичане откликнулись первым заявлением о том, что заместитель фюрера находится в их распоряжении. Перед тем как они могли добыть у него опасные признания или выдумать их в пропагандистских целях, нацистам пришлось выпустить другое, более откровенное сообщение: «Насколько можно судить по документам, оставленным членом партии Гессом, он жил, по-видимому, в состоянии галлюцинаций, под воздействием которых полагал, что может наладить дружественные отношения между Англией и Германией. Установлен факт, что Гесс, согласно сообщению из Лондона, выпрыгнул из самолета близ города, в который пытался прилететь, и был обнаружен там в травмированном состоянии. Национал-социалистическая партия сожалеет о том, что этот идеалист пал жертвой собственных галлюцинаций. Это, однако, не повлияет на продолжение войны, которая была навязана Германии».

Таким образом, Гесс был охарактеризован как психически неустойчивый субъект. Министр иностранных дел фон Риббентроп не стеснялся резких слов, когда летал в Рим, чтобы сообщить Муссолини о случившемся событии. «Он сумасшедший», – говорил фон Риббентроп, согласно свидетельству его переводчика, доктора Пауля Шмидта. По возвращении в Берлин один старик, помогавший Шмидту в садовых работах, сказал: «Вы уже поняли, что нами управляют безумцы?»

Это была естественная реакция. Ведь если Гесс свихнулся и все же был допущен к выполнению обязанностей заместителя фюрера, то как это отражалось на других нацистских лидерах и их режиме? Данный эпизод поставил Гитлера в крайне неловкое положение, тем более что он случился в канун осуществления плана «Барбароссы».

Были и такие люди, которые спрашивали себя, не подвело ли фюрера умение разбираться в людях, до сих пор безупречное, когда он публично обозвал своего заместителя психически неуравновешенным, нанеся ущерб престижу нацистского режима. Глава управления внешней разведки ведомства Гиммлера Вальтер Шелленберг сказал рейхсфюреру СС, что считает немцев слишком умными, чтобы пичкать их рассказами о душевной болезни Гесса. «Это влияние Бормана, – ответил быстро Гиммлер. Он бросил на Шелленберга продолжительный взгляд и затем добавил: – Сейчас с этим ничего не поделаешь».

Гиммлер не вдавался в подробности. Способность Бормана влиять на Гитлера воспринималась теперь в высокопоставленных нацистских кругах как общепризнанный факт, но сказать точно, что именно делал Борман, не представлялось возможным. Борман действовал в тени: тонкими намеками, наветами, высказанными в удобное время, беседами наедине.

Однако Борман высказал свое мнение о полете Гесса в письме, отосланном Гиммлеру: «Возможное объяснение причин полета содержится уже в первых заявлениях адъютантов Пинтша и Ляйтгена, генерала Хаусхофера, а также в одном из первых писем самой фрау Гесс. Р. Г. хотел блеснуть, поскольку страдал от комплекса неполноценности. Фактически, реальные причины названы фюрером. Лишь теперь стало известно, что Р. Г. лечился снова и снова от полового бессилия, даже в то время, когда у него родился сын Буц («карапуз» по-немецки, имя сына Рудольфа Гесса Вольф Рюдигер. – Ред.). Р. Г. полагал, что своим поступком докажет свое мужское достоинство самому себе, супруге, партии и народу…»

Между тем англичане сначала поместили своего необычного пленника в военный госпиталь близ Лох-Ломонда, затем в лондонский Тауэр и, наконец, в строго охраняемый загородный дом Митчет-Плейс близ Олдершота. Обломки «Мессершмитта-110», с которого совершил прыжок с парашютом Гесс, были выставлены на обозрение на Трафальгарской площади с целью способствовать продаже военных облигаций.

Продолжительные допросы англичанами Гесса показали, что, страдая определенной формой психического расстройства, он был тем не менее искренен в осуществлении своей мирной миссии. Гесс выбрал для этого герцога Гамильтона, с которым временно встречался в 1936 году на Олимпийских играх, потому что рассчитывал на помощь герцога в организации переговоров с влиятельными правительственными деятелями, способными выслушать его идеи. Заместитель фюрера сообщил герцогу, что прибыл с «гуманной миссией» и что, по его убеждению, Гитлер может уничтожить Великобританию, но не хочет этого. Фюрер предпочитает заключить мирное соглашение с Великобританией, что развяжет ему руки в континентальной Европе.

Выдвигая свои предложения, Гесс, несомненно, полагал, что понимал образ мыслей Гитлера лучше, чем кто-либо еще. Если бы его драматическая миссия закончилась успешно, он бы исполнил сокровенные желания фюрера, а также восстановил себя в том положении, с которого его вытеснил Борман. Англичане, однако, были полны решимости воевать с нацистами и не были готовы вести переговоры на основе предложений, с которыми прибыл Гесс. «Я никогда не придавал этому эпизоду большого значения», – писал Черчилль позднее. Не было предпринято никаких попыток использовать Гесса в политическом торге или пропагандистских целях. По окончании допросов его заключили в обычную тюрьму для военнопленных.

В Германии аппарат заместителя фюрера Гесса был упразднен. Гесса в качестве заместителя фюрера и его преемника после Геринга не заменил никто. Его имя исчезлов названиях улиц и государственных зданий. Вскоре Гесса практически забыли, а его сенсационная авантюра имела лишь один, но осязаемый результат.

29 мая 1941 года специальной директивой Гитлера было объявлено, что бывший аппарат заместителя фюрера заменит партийная канцелярия под его личным руководством. Главой партийной канцелярии станет Мартин Борман.

Теперь Борман в возрасте 41 года обладал реальной властью, которой терпеливо дожидался. Гитлер объявил, что возобновит личное руководство нацистской партией, оружием, которое он выковал и использовал для достижения власти. Однако он был слишком перегружен своей новой ролью Верховного главнокомандующего, чтобы заниматься этим. Вскоре фюрер признает, что «полностью потерял из виду партийные организации».

В действительности контроль над всем партийным механизмом рейха и оккупированных территорий приобрел Борман. Все партийные функционеры либо назначались им, либо продолжали работать по его усмотрению, и все они подчинялись его приказам. Борман мог продвинуть или разрушить любую карьеру внутри партии. То же касалось военной и правительственной сфер. Приобретя столь огромную власть, он нес ответственность перед одним Гитлером. Только фюрер мог отменить его приказы или уволить его самого.

Борман преуспел также в овладении другой, менее определенной формой власти. Она не будет оформлена до 12 апреля 1943 года, когда он получит официальное назначение в качестве секретаря фюрера. Титул секретарь фюрера звучал скромно. Но Бормана титулы не занимали. Он был озабочен реальной властью. А решающее значение должности секретаря фюрера в диктатурах типа Третьего рейха едва ли можно переоценить. Обладатель этой должности имел гораздо больше влияния, чем любой рейхсмаршал, министр иностранных дел, фельдмаршал или рейхсфюрер СС. Ведь фюрер был высшим авторитетом в нацистской Германии. Источник этой власти нельзя определить в разумных понятиях, он покоился на убеждении в том, что фюрер обладает качествами, недоступными обычным людям.

За спиной Гитлера продолжалась борьба за власть между различными партийными функционерами, учреждениями и фракциями, между военным министерством, министерством юстиции и СС, сферы компетенции которых перекрывали друг друга. В конце концов их конфликты разрешал Гитлер, который таким образом осуществлял контроль над самыми важными процессами и учреждениями в Третьем рейхе.

Но для того чтобы встретиться с Гитлером и вынести предложение, требующее его решения, необходимо было связаться с Борманом. Именно он, не имевший вначале официальной власти, а затем ставший секретарем фюрера, решал, с какими докладами следует ознакомиться Гитлеру и с какими людьми ему нужно встретиться. Борман присутствовал почти при всех встречах, а затем формулировал на их основе рекомендации, считавшиеся рекомендациями фюрера.

Другие лидеры нацистов стали бояться и ненавидеть Бормана. Они не знали, что он докладывает о них фюреру или какой из их проектов он счел достойным внимания фюрера. Те же, кто впал в немилость к Борману, с успехом отстранялись от источника высшей власти.

Для тех народов, которым еще предстояло попасть под оккупацию гитлеровцев, Борман был еще более зловещей фигурой. Он не был тем помощником, который готов умерить военные авантюры или жестокие расовые идеи фюрера. Конечно, если бы Борман попытался это делать, то вряд ли удержался бы на своем посту. Но имеется свидетельство того, что Борман не был карьеристом, одержимым лишь амбициями и стремлением добиться личной власти. Он был искренне и фанатично предан тому, что требовала идеология национал-социализма и его вождь, Адольф Гитлер.

Эта идеология полагала, что главной целью природы, а следовательно, и человеческой деятельности является производство и усовершенствование биологически более высоких форм жизни. Наиболее ценные расы человечества должны умножаться и продвигаться. Здесь Борман внес личный вклад: они с женой постепенно произвели на свет десять детей.

Дети Бормана представляли одну из двух основных расовых групп, признававшихся нацистами, – расу арийцев, в которую входили скопом германские и нордические народы. Для нацистов, подобных Борману, вторую группу составляли все другие расы, такие как монголоидная, негроидная, семитская и славянская, которые объявлялись низшими, пригодными лишь для обслуживания арийцев. (Автор дает неверную информацию по поводу славян. Славяне, как и германцы, происходят из одного индоевропейского края. Немцы, в частности, проводили широкую программу онемечивания польских детей. Многие аристократические семьи Пруссии имели славянские корни (например, фон Белов). У самого Гитлера имелась чешская кровь (Непомуки). Планировалось «расово чистых» славян онемечить, остальных (с примесями) – уничтожить либо использовать в нужных немцам видах деятельности. Этой части населения планировалось давать минимальное необходимое образование, поддерживать нездоровый и распутный образ жизни – водка, табак, пропаганда противозачаточных средств и т. д. – с целью постепенного (в течение нескольких поколений, примерно ста лет) вымирания, освобождая землю для германцев. – Ред.) В частности, евреи считались заклятыми врагами и подлежали уничтожению.

Как упоминалось ранее, Борман дал выход своим антисемитским настроениям еще в 1920 году, когда вступил в обскурантистскую организацию под названием Объединение против засилья евреев. Теперь в должности главы канцелярии нацистской партии он получил возможность потешить свой давний предрассудок в прямой и зловещей форме. У него также был шанс потешить свою неприязнь к христианству. Как и многие нацистские лидеры, Борман называл себя gottgläubig, верующим в Бога, но врагом церкви. В 30-х годах, даже в качестве официального функционера обскурантистской партии, он делал все возможное для преследования католиков и протестантов. Он презирал христианство, как коррупционную и расслабляющую силу, которая мешает воспитанию нового человека с нордическим характером.

Одним из первых шагов Бормана после назначения главой канцелярии нацистской партии было направление своему гаулейтеру 6 июня 1941 года секретной директивы «Отношение национал-социализма к христианству», в которой он выразил свой взгляд на этот вопрос.

«Национал-социалистическое и христианское учения непримиримы, – разъяснял Борман в своей грубоватой и тяжеловесной бюрократической манере. – Христианские церкви опираются на неопределенность человеческих существ и пытаются прйвить эту неопределенность возможно более широким массам населения, поскольку только таким способом христианские церкви сохраняют свое влияние… Наша национал-социалистическая идеология значительно превосходит христианские концепции, которые в своих существенных положениях заимствованы у евреев. Также и по этой причине мы не нуждаемся в христианстве… Человек ничего бы не знал о христианстве, если бы это учение с детства не вдалбливали ему в голову пасторы. Так называемый «Боже милостивый» никоим образом не дает знать о своем существовании молодым людям заблаговременно, но на удивление, несмотря на свое всемогущество, оставляет разъяснение этого на усмотрение пасторов. Если, следовательно, в будущем наш молодой человек больше ничего не будет знать об этом христианстве, доктрины которого значительно уступают нашим, то христианство исчезнет само собой… Впервые в немецкой истории фюрер осознанно и полно держит руководство нацией в своих руках. В лице партии, ее составных частей и приданных организаций фюрер создал для себя и руководства Германским рейхом инструмент, который делает его независимым от церкви. Все факторы влияния, которые могли бы нанести ущерб или повредить руководству народом, осуществляемому фюрером при помощи НСДАП (национал-социалистическая рабочая партия Гитлера. – Ред.), должны быть уничтожены. Люди все больше и больше должны отделяться от церквей, их органов и пасторов…»

За этой директивой не последовали какие-нибудь особые рекомендации в плане ее выполнения. Потому что экстремизм Бормана обернулся большим промахом. Фюрер не хотел прибегать к принуждению, когда миллионы солдат и офицеров были еще привержены к различным церквям. Реализации идей Бормана, которые Гитлер разделял, пришлось дожидаться установления нацистского «нового порядка» в Европе.

Полный текст директивы Бормана каким-то образом стал известен церковным властям, что вызвало раздражение рейхсминистра пропаганды и общественного просвещения. Прагматичный Геббельс записал в дневнике: «Наши зарубежные враги, к сожалению, получили доступ к циркулярному письму Бормана по вопросу о церкви. Почему вообще Борман в такое время делает заявление по этому вопросу? Это отнюдь не проблема чрезвычайной важности, от которой зависит успех войны».

Этот инцидент лишь послужил очередным свидетельством экстремизма Бормана. Ирония состоит в том, что это качество вредило самим нацистам. Если Гитлеру сопутствовали продолжительное время успехи, он действительно нуждался в близком советнике, который мог бы, по крайней мере, умерить его собственный радикализм. Даже если бы такой советник продержался на своем месте недолго, он все же мог бы предостеречь фюрера относительно непрактичности жестокого обращения с «неполноценными» народами и немедленного осуществления расовых и религиозных идей нацистов. Жестокость лишь провоцировала сопротивление и потерю людей, которых с большей пользой можно было употребить для других целей. Более важную проблему представляли серьезные изъяны в военном положении нацистской Германии накануне начала реализации плана «Барбаросса», которые уменьшали шансы успеха операции.

Ни экономика Германии, ни ее вооруженные силы не были готовы к продолжительной войне. Великобритания все еще держалась, между тем люфтваффе были отвлечены от нанесения воздушных ударов по Англии из-за подготовки подавляющей части авиации к вторжению в Россию. Королевский флот оставался сильным и боеспособным. Большое количество оружия поступало в Великобританию из нейтральных Соединенных Штатов.

Операция «Наказание» («Расправа»), нацистский удар по Югославии, послужила причиной отсрочки начала осуществления плана «Барбаросса». Были потеряны четыре-пять недель хорошей погоды, решающее условие для эффективности стратегии блицкрига. А нападая на своего русского союзника, немцы сталкивались с населением, численность которого превосходила их собственную численность в соотношении три к одному. (Сильное преувеличение. Население СССР в июне 1941 года составило около 195 миллионов.

Население Германии с Судетами и Австрией, Эльзасом и Лотарингией было не менее 85 миллионов. Население Германии и оккупированных стран к июню 1941 года – 117,3 миллиона (в 1937 году было 66 миллионов). Плюс население прямых союзников Германии, напавших вместе с ней на СССР (Финляндия, Румыния, Венгрия, Словакия, Хорватия). Плюс добровольцы со всей оккупированной Европы. Реально нашей стране, как и в 1812 году, пришлось сражаться почти со всей Европой. – Ред.)

Теперь, когда Гитлер приобрел так много за столь малую цену, он мог бы извлечь пользу из совета умерить свое стремление к захвату большего жизненного пространства для германского народа на востоке, отсрочить на более благоприятное время авантюру, которая должна была «заставить мир затаить дыхание».

Естественно, со стороны Бормана подобных советов не последовало. Но ведь бывший артиллерист, пусть и не участвовавший в боевых действиях Первой мировой войны, мог бы иметь хотя бы малое представление о глобальной военной стратегии. Бывший управляющий поместьем и глава Кассы взаимопомощи партии понимал, хотя бы немного, необходимость огромного экономического потенциала для ведения большой войны. Но бюрократ, который сосредоточился на внутренних делах нацистской партии и не посещал страны, оккупированные нацистами, не был способен понять, что даже те русские, которые отвергали коммунизм, могут оказать сопротивление жестокому агрессору, напавшему на их родину.

В действительности Борман понимал одно: фюрер всегда прав. 20 июня 1941 года новый глава канцелярии нацистской партии обнаружил Гитлера в задумчивом состоянии. Борман сказал: «На вас лежит огромное бремя забот – успех этой великой кампании целиком зависит от вас одних. Провидение выбрало вас своим орудием для создания будущего мира. Никто не знает лучше меня о том, что вы посвятили всего себя решению этой задачи, что вы изучили эту проблему в мельчайших деталях. Убежден, что вы все тщательно спланировали и что ваша миссия обязательно завершится успехом».

22 июня, в 3.30 утра, по всей протяженности границы, разделяющей нацистскую Германию с ее союзниками и Советскую Россию, началось осуществление «великой миссии». Более трех миллионов немецких солдат (всего план «Барбаросса» должны были осуществлять 5,5 миллиона солдат и офицеров в Германии и ее союзников, около 4300 танков и штурмовых орудий, около 5 тысяч самолетов. – Ред.) двинулись на восток в бескрайние просторы России: группа армий «Север» – в направлении Ленинграда, группа армий «Центр» – в направлении Москвы и группа армий «Юг» – в направлении Украины и гор Кавказа.

Глава 7
Коричневое преосвященство

У Сталина не было планов отпора вторжению, несмотря на многочисленные признаки агрессии со стороны Гитлера. (Были отработанные планы, но они оказались на практике нереалистичными. – Ред.) Красная армия, лучшие генералы которой подверглись Сталиным чистке по политическим соображениям и которая проводила обычные приграничные учения, была отброшена внезапным ударом немцев (потерпела поражение в тяжелых приграничных сражениях. – Ред.).

Генерал Франц Гальдер, начальник Генштаба сухопутных сил, был уверен в том, что будет в Москве в августе. 3 июля он сделал в дневнике следующую запись: «В целом теперь уже можно сказать, что задача разгрома главных сил русской сухопутной армии перед Западной Двиной и Днепром выполнена… Поэтому не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней. Конечно, она еще не закончена. Огромная протяженность территории и упорное сопротивление противника, использующего все средства, будут сковывать наши силы еще в течение многих недель».

По мере стремительного продвижения немецких войск согласно плану в официальных кругах Германии царили ликование и оптимизм. 8 июля генерал Гальдер счел своевременным начать планирование мер по расквартированию немецких войск в России на предстоящую зиму в качестве оккупационных, а не боевых сил (строительство зимних бараков для войск вне населенных пунктов. А населенные пункты в случае возникновения беспорядков беспощадно бомбить. – Ред.).

14 июля сам Гитлер полагал, что «военное управление Европой после завоевания России позволит провести существенную демобилизацию армии».

Весь ход событий, казалось, подтверждал, что фюрер непостижимым образом оказался столь же прав, отдав приказ о вторжении в Россию, как и в принятии своих предыдущих важных решений. 16 июля немецкие войска заняли Смоленск. Он находился в 450 милях от исходного рубежа вторжения и лишь в 200 милях от Москвы. В этот день Гитлер созвал совещание, чтобы подтвердить свои соображения относительно России. Больше не вызывало сомнений, что Россия будет завоевана. Вопрос состоял в том, как ею управлять, когда она станет частью нацистской империи.

Совещание проводилось в личном поезде фюрера близ его новой полевой штаб-квартиры Wolfsschanze («Волчье логово») близ Растенбурга в Восточной Пруссии. Волчье логово пряталось в лесу, в одной из отдаленных частей рейха. Его наземные постройки напоминали дачи в альпийском стиле. Их защищали батареи противовоздушной обороны и тройное кольцо войск охраны СС. Этот мрачный объект был изолирован от внешнего мира.

На совещании присутствовал Борман. Были вызваны также Розенберг, Кейтель, Геринг, а также Ганс Хайнрих Ламмерс, глава рейхсканцелярии. Совещание длилось с 3 до 8 часов вечера, но взгляды Гитлера можно было подытожить в коротких конфиденциальных замечаниях, которые записал Борман:

«В то время как германские цели и методы не следует раскрывать перед всем миром, все необходимые мероприятия – расстрелы, выселения и т. д. – мы, во всяком случае, должны и можем предпринимать. В повестке дня: первое: завоевание страны; второе: управление ею; третье: эксплуатация ресурсов».

Некоторые из этих «необходимых мер» уже принимались эйнзацгруппами СС, которые следовали за наступавшей армией. Группа «Д» во главе с доктором Отто Охлендорфом, имевшим университетские степени по экономике и праву, действовала в южном секторе. В первый год операции группа «Д» согнала и расстреляла около 90 тысяч мужчин, женщин и детей. Большинство жертв были евреями.

Новый тип войны был столь ужасен, что удручал даже тех, кто ее вел. Наконец, после массовых расстрелов в Минске генерал СС фон дем Бах-Зелевски посоветовал Гиммлеру посмотреть в глаза личного состава эйнзацгруппы, чтобы «увидеть, как он потрясен. Эти люди не излечат свои нервы во всю оставшуюся жизнь. Мы выращиваем здесь неврастеников и дикарей».

После этого Гиммлер заявил на встрече с командирами спецподразделений, что он понимает, насколько неприятными являются их обязанности, но это необходимость, которая не должна мучить их совесть. «Клоп или крыса имеют право на существование, – разъяснял далее рейхефюрер СС, – так же как чертополох имеет право расти. Но люди уничтожают паразитов и выдергивают чертополох. Это – самозащита, иначе паразиты уничтожат людей, а чертополох погубит урожай».

Убийства продолжались. Армейское командование, подчиняясь приказам, не вмешивалось, хотя оно рекомендовало солдатам «не проявлять любопытства к подобным процедурам» и запретило «распространение фотографий и сообщений о таких событиях». Один ветеран-нацист счел массовые расстрелы столь омерзительными, что выступил с протестом. Это был Вильгельм Кубе, гаулейтер Белоруссии. Кубе являлся давним антисемитом и обладателем нацистского ордена Крови от 1923 года, присуждавшегося за участие в пивном путче. В 1936 году он впал в немилость после того, как написал анонимное письмо председателю партийного суда Вальтеру Буху с намеками, что жена Буха была частично еврейкой. Фрау Бух являлась бабушкой детей Бормана, и Кубе оказался на время в концентрационном лагере. Наконец его реабилитировал Гиммлер. Даже такой упертый нацист, как Кубе, был потрясен массовыми убийствами, совершавшимися эйнзацгруппами СС в его провинции. «Такими методами мы не добьемся мира и порядка в Белоруссии, – писал он своему начальнику Хайнриху Лозе, рейхе комиссару восточных территорий. – Хоронить живьем тяжелораненых, которые выползают из своих могил, столь бесконечная подлость, что о ней следует доложить рейхсмаршалу [Герингу]».

Геринг не смог бы совладать с методами СС, даже если бы хотел. Фюрер определил, что массовые убийства необходимы для того, чтобы открыть путь нацистскому «новому порядку». Тем самым вопрос был закрыт. Между тем германское наступление на восток продолжалось, несмотря на проливные дожди, превратившие твердую сухую землю в непролазную грязь, которая затрудняла продвижение танков и других транспортных средств, использовавшихся для блицкрига. В сентябре немцы объявили о захвате 600 тысяч военнопленных только в одном сражении, о разгроме сил Красной армии в Киевском котле. 3 октября Гитлер заявил в публичном выступлении: «Теперь я могу сказать это – до сих пор не мог, – что враг разбит и не сможет подняться снова». Через неделю фюрер поручил доктору Отто Дитриху, заместителю секретаря министерства пропаганды, объявить, что исход войны решен.

К этому времени нацисты захватили более 3 миллионов российских военнопленных. (По нашим данным, в 1941 году немцы захватили более 2,56 миллионов военнопленных, а всего за войну – более 4,5 миллионов. – Ред.) Их считали недочеловеками. После уничтожения евреев и коммунистов остальным пленным давали минимум еды и никаких медикаментов. Геббельс заметил в своем дневнике, что русские «не люди, но сборище животных».

Но когда нацистские армии продвинулись дальше в глубь СССР, некоторые офицеры ОКВ стали с беспокойством отмечать, что сопротивление русских усиливалось и принимало более умелый характер. Тем не менее казалось, что реализация плана «Барбаросса» вскоре успешно завершится. И после этого утвердится нацистский «новый порядок». Одна Великобритания не могла надеяться на разгром нацизма. Соединенные Штаты оставались нейтральными, но, даже если бы они вступили в войну на стороне англичан, эти союзники столкнулись бы почти с неразрешимой задачей борьбы с нацистской империей, которая после победы над СССР имела бы население почти 400 миллионов человек и территорию, охватывающую почти всю Западную Европу, часть Северной Африки и обширные пространства оккупированной России.

Мартином Борманом владела навязчивая идея добиться того, чтобы этот «новый порядок» утверждался аппаратом нацистской партии, который он возглавлял, а не армией, СС или каким-нибудь другим ведомством. Чтобы предотвратить установление слишком большой власти Гиммлера на востоке, Борман воспользовался своим влиянием на Гитлера с целью назначения Альфреда Розенберга в качестве рейхсминистра оккупированных восточных территорий, сознавая, что Розенберг являлся довольно слабым человеком, которым легко манипулировать.

Геббельс отмечал в своем дневнике, что Розенберг был «хорошим теоретиком, но не практиком. Когда дело казалось организации, он совершенно терялся, кроме того, он вынашивал довольно наивные идеи». Эти идеи исходили из того, что многие украинцы изначально приветствовали нацистов как друзей, которые пришли освободить их от сталинского угнетения. Розенберг хотел опереться на их добрую волю для борьбы с кремлевским режимом. Вместо того чтобы следовать жесткой политике террора и подавления, он рекомендовал проведение умеренного курса с целью привлечения поддержки украинцев, татар, кавказцев и других нерусских народностей в борьбе против великороссов. Розенберг предлагал привлекать такую поддержку посредством уничтожения ненавистных колхозов, поощрения религиозной свободы и относительного местного самоуправления под контролем нацистов, а также отказа от методов террора, если их целями не являлись коммунисты и евреи.

Всему этому решительно противился Борман, одержимый идеей господствующей расы. Славяне, по его мнению, были «унтерменшами» (обычно переводят как «недочеловек», но точнее «младший, подчиненный человек». А вот евреев, цыган, негров, нацисты за людей просто не считали. – Ред.) и требовали адекватного обращения с ними без исключений. Поэтому Борман, ослабивший власть Гиммлера поддержкой назначения Розенберга, теперь занялся подрывом влияния последнего. Он добивался этого путем убеждения Гитлера назначить рейхскомиссаром Украины Эриха Коха.

Хотя Кох формально подчинялся Розенбергу, он был человеком Бормана. Оба они хорошо знали друг друга со времени существования организации Россбаха. Кох был одним из тех, кто нес на похоронах гроб с телом нацистского мученика Альберта Лео Шлагетера, в нацистскую партию вступил под номером 90. Как и Борман, он был невысокого роста, с бычьей шеей. На его круглом розовом лице выделялись усики а-ля Гитлер. В своем сорокапятилетнем возрасте он занимал пост гаулейтера Восточной Пруссии и был тем человеком, которого Борман мог использовать в качестве инструмента осуществления своих идей.

Украина была самой большой советской республикой, полностью оккупированной немцами. В ней было много групп населения, настроенных антикоммунистически. Эта республика была крупнейшим поставщиком человеческих ресурсов и продовольствия (Украина была самой мощной металлургической базой страны, здесь было развитое машиностроение (в том числе военное) и другие отрасли промышленности. – Ред.) по сравнению с любой другой восточной территорией. Когда руководитель пресс-службы при министерстве Розенберга поздравил Коха с назначением рейхскомиссаром, охарактеризовав его как «начинание с целью вернуть национальный дух столь сильному и полезному народу, как украинцы», Кох ответил: «Дорогой мой, должно быть, вы вычитали это в какой-нибудь местной газете. Позвольте сказать вам одну вещь. Украинцев будут потчевать листьями дешевого табака для курения, водкой и кнутом, в то время как вы будете сидеть в укромном месте, распознавая славянскую душу».

В инаугурационной речи перед сотрудниками своего аппарата Кох заявил: «Господа, меня знают как свирепого пса. По этой причине меня и назначили рейхскомиссаром Украины. Свободной Украины нет. Нам нужно стремиться к тому, чтобы заставить украинцев работать на Германию, а не делать их счастливыми».