Текст книги "Таркин (ЛП)"

Автор книги: Джеймс Лучено

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

В дополнение к своей новой должности он разработал серо-зеленую форму с широким поясом и стоячим воротником; на груди кителя красовались четыре кодовых цилиндра и обозначавший звание знак из двенадцати разноцветных квадратов – шести синих над двумя тройками красных и золотых. При любых контактах с Императором его именовали гранд-моффом, но в обычном общении с военными за ним сохранилось почетное звание губернатора.

Завершив свои дела на Корусанте, Таркин отправился из Ядра в сектор Большая Сесвенна на борту «Исполнительницы», ставшей теперь его личным кораблем. «Это самое меньшее, чем Империя может компенсировать утрату „Гиблого Шипа“», – сказал Император, передавая ему звездный разрушитель. Помимо тысяч военных и специалистов, составивших экипаж огромного корабля, он получил личную охрану из тридцати двух штурмовиков, сопровождавших его повсюду, куда бы он ни направлялся, – по крайней мере, когда он им это позволял.

По прибытии на имперском челноке в космопорт Фелар его приветствовали радостные толпы, представители прессы и военный оркестр. В столице Эриаду он посетил родных и старых друзей, а также дал новые интервью. Местный губернатор, оказавшийся его родственником, вручил ему ключи от города и устроил парад в его честь. Во время пребывания в своем бывшем доме он позировал скульптору, которому поручили создать статую для установки на главной городской площади.

Прежде чем покинуть родную планету, Таркину оставалось совершить лишь одну, последнюю миссию, и ему с некоторым трудом удалось убедить свой отряд телохранителей, что он должен в одиночку предпринять нечто вроде личного паломничества. Штурмовикам это не понравилось, ибо их долгом было защищать его, но они все же уступили, поскольку он собирался побывать на земле предков. Не считаясь с тем, что его могли подстерегать наемные убийцы, Таркин не стал делать тайну из своего путешествия и утром отправился на плато на старом аэроспидере, которым уже много лет не пользовался никто из обитателей семейного имения. Едва покинув пределы столицы Эриаду, он позволил себе расслабиться, вспоминая ежегодные путешествия на плато, которые совершал в юности. Даже его одежда напоминала ту, что он носил в те годы, и больше подходила охотнику или следопыту, чем имперскому гранд-моффу.

Когда после нескольких часов неровного полета перед Таркином появилось плато и окружавшая его вулканическая местность, он почувствовал себя так, как не чувствовал никогда прежде, ибо всегда носил эти места в своем сердце, куда бы ни забрасывала его судьба. Другие обвиняли его в бессердечии и бездушии, но это была неправда – просто душа его всегда пребывала здесь, в девственных краях его родного мира. Привязанность, которую он испытывал к этим местам, была из тех, что свойственна не любителям природы, а скорее тем, кто научился ее покорять. И он намеревался оставить здесь все таким, каким оно было всегда, – и животных, и буйную растительность, в качестве напоминания о власти, которую он над ними имел.

Таркин совершил несколько кругов над плато, наблюдая за стадами мигрирующих животных. День стоял солнечный и ясный, и он мог во всех подробностях видеть открывающийся перед ним пейзаж. Наконец он посадил древнюю машину в саванне, рядом с каменным холмом, на который собирался подняться, и отправился в путь пешком, заправив штанины в высокие сапоги и затянув на запястьях рукава легкой рубашки, чтобы защититься от полчищ жалящих насекомых. Добравшись до холма, он начал карабкаться по камням, перепрыгивая через расщелины и цепляясь пальцами рук и ног. Холм выглядел намного более одиноким без стаи его хранителей-вирмоков, но оставался священным местом – благодаря тому, что сумел здесь совершить юный Уилхафф.

Когда Таркин добрался до вершины, он тяжело дышал. Над камнями дул горячий ветер, от обсидианового озера у подножия Шипа отражался ослепительный свет. Таркин подумал было вскарабкаться на колонну, но понял, что теперь ему вполне достаточно постоять у ее основания, наслаждаясь воспоминаниями. Он провел так несколько часов, подобно вирмоку растянувшись на теплых камнях и не обращая внимания на жажду, и ушел, лишь когда начало темнеть, осторожно спускаясь среди камней, что оказалось несколько труднее, чем подъем. Стоило лишь поскользнуться, сделать неверный шаг или споткнуться...

Вновь оказавшись среди высокой травы, он двинулся назад по собственным следам, а затем, словно избегая скрытых среди стеблей препятствий, начал перемещаться зигзагами, приближаясь к аэроспидеру и уединенной лесной поляне позади него. Шорох его ног по траве смешивался с жужжанием и гудением насекомых, но ничто больше не нарушало тишину, кроме его собственного дыхания и едва слышного эха его шагов. Его отделяло от аэроспидера около пятидесяти метров, когда позади послышался треск ломающихся ветвей и удивленный возглас угодившего в ловушку человека.

Довольный собой, Таркин остановился, повернулся и направился к яме, которую сам выкопал много лет назад.

– Привет, Уилхафф, – сказал кто-то из высокой травы слева от него, прежде чем он успел дойти до ямы.

Из травы поднялся Джова – постаревший и сморщенный, с задубевшей кожей, но все еще полный энергии для своего возраста. Казалось, тридцать проведенных на Гиблом плато лет не причинили ему особого вреда. Раздвигая траву саванны загрубевшими руками, он двинулся навстречу Таркину, протягивая ему изящный бластер.

– Он его выронил, когда свалился в яму, – сказал старик. – «Вестар», кажется?

Кивнув, Таркин взял бластер, поставил на предохранитель и заткнул за пояс.

– Где его спидер, дядя?

Джова показал узловатым пальцем на восток:

– За деревьями. Я думал, он последует за тобой по склону холма, но он остался внизу, устроив себе небольшое гнездо в траве, а потом пошел по твоим следам, когда ты спустился и направился к кораблю.

Подойдя вместе к яме, они увидели на глубине около четырех метров Теллера, слегка оглушенного неожиданным падением. Когда их головы появились над краем, тот, прищурившись, поднял взгляд. К счастью для Теллера, когда-то торчавшие на дне ямы заостренные колья превратились в труху. Падение, однако, что-то повредило в его камуфляжном костюме, и он то сливался с трухой, то становился видимым невооруженным глазом.

– Я сделал все, чтобы облегчить вашу задачу, капитан, – сказал Таркин, назвав Теллера по званию, которое тот получил во время Войн клонов. – Я даже оставил своих штурмовиков в столице Эриаду.

– Весьма великодушно с вашей стороны, губернатор, – или мне теперь следует называть вас гранд-моффом? – Теллер попытался подняться на ноги, но тут же поморщился от боли и снова сел, разглядывая явно сломанную лодыжку. – Я знал, что вы идете по моему следу, – процедил он сквозь стиснутые зубы, – но это неважно. Куда важнее, что я все-таки сумел до вас добраться.

– У вас было множество возможностей до меня добраться. Почему не тогда, когда мы были в воздухе? И почему с обычным ручным бластером, а не со снайперской винтовкой?

– Я хотел посмотреть вам в глаза, прежде чем убить.

– Вполне предсказуемо, капитан, – едва заметно улыбнулся Таркин. – И столь же бесполезно.

– Что ж, этот представитель ископаемых, вероятно, все равно меня прикончил бы, прежде чем я успел бы выстрелить, – усмехнулся Теллер.

– Вы абсолютно правы, – добродушно заметил Джова.

Они с Таркином отошли от ямы. Джова утоптал траву мозолистыми ногами, и они сели друг напротив друга.

– Тебя удивило мое появление, дед? – спросил Таркин.

Джова покачал безволосой, коричневой, словно орех, головой.

– Я знал, что ты рано или поздно вернешься. Мне пришлось обновить некоторые из твоих старых ловушек. Тебе повезло, что ты вспомнил, где именно их выкопал. – Он широко улыбнулся. – Хотя вряд ли тут дело в везении.

Таркин огляделся вокруг:

– Я помню те времена так, словно они были вчера.

Джова глубокомысленно кивнул:

– Я пытался быть в курсе твоей карьеры. Но уже года три или четыре почти ничего о тебе не читал и не слышал.

– Дела Империи, – пояснил Таркин, предпочитая более не распространяться. – Но все то, чего мне удалось добиться, – твоя заслуга как моего наставника. Обязательно напишу об этом в своих мемуарах.

– Меня вовсе ни к чему как-то выделять, – пренебрежительно махнул рукой Джова. – Предпочитаю вести жизнь призрака.

– Призрака плато?

– Почему бы и нет?

Поднявшись на ноги, Таркин вернулся к краю ямы:

– Как ваша лодыжка, капитан? Наверное, распухла?

Ему вполне хватило гневного взгляда Теллера.

– Стоит ли напоминать вам, что мы сражались по одну сторону во время Войн клонов? – сказал Таркин. – Мы сражались за то, чтобы не допустить раскола Галактики, и достигли своей цели. Но если для меня та война осталась позади, вы, похоже, продолжаете ее вести. Хотите, чтобы Галактика снова раскололась?

– Для вас она не осталась позади, – возразил Теллер. – Та война была всего лишь прелюдией к войне, которая всегда была на уме у Императора. Покорение сепаратистов стало лишь тренировкой перед покорением Галактики. Да вы и сами всегда это знали. А теперь вы намерены раздавить противника, прежде чем у него появится шанс организоваться.

– Это называется умиротворением, капитан.

– Это правление силой страха. Вы не просто требуете подчинения – вы творите зло.

– В таком случае зло – наше орудие.

Теллер пристально посмотрел на него:

– Что превращает человека в чудовище, Таркин?

– Чудовище? Это с какой стороны взглянуть. Скажу только одно – именно это плато сделало меня таким, какой я есть.

– Что строит Империя у Джеонозиса? – после некоторой паузы спросил Теллер.

Таркин изобразил легкую улыбку:

– Увы, капитан, вам не положено этого знать. Но я готов заключить с вами сделку. Уверен, вам не так-то просто будет выбраться из ловушки, в которую вы свалились, учитывая глубину ямы и вашу сломанную лодыжку. Но если вам это все же удастся, вы найдете свой бластер – прямо тут, на краю. – Он сделал вид, будто кладет оружие на землю. – Самые опасные хищники Гиблого плато появятся только к ночи. Они вас почуют, и... что ж, достаточно сказать, что вряд ли вам захочется долго тут задерживаться. Конечно, если даже вам удастся выбраться, до края плато путь неблизкий. – Подумав, Таркин добавил: – Скажу Джове, чтобы поставил ваш спидер у подножия плато. Если сумеете покинуть Эриаду живым, найдите меня, и я еще раз подумаю о том, что я говорил насчет Джеонозиса.

– Таркин, вы умрете страшной смертью, поскольку ничего иного не заслуживаете. Чем больше вы пытаетесь заставить других играть по своим правилам, тем больше они будут бунтовать. Я не единственный.

– Вряд ли вы первый, кто предрекает мне гибель, капитан, и я со всей определенностью могу предсказать вам столь же ужасную смерть. Ибо вы сидите в глубокой яме, покалеченный, и именно там я намерен держать других подобных вам.

– В таком случае, – одними глазами улыбнулся Таркин, – если я сумею сбежать, то сумеют и остальные.

Таркин посмотрел на него в ответ:

– Интересная аналогия. Посмотрим, как она воплотится в реальной жизни. А пока что – прощайте, капитан.

Когда Таркин вернулся к Джове, тот поднялся, показывая небритым подбородком в сторону ямы:

– Хоть у него и сломана лодыжка, он, похоже, вполне способен сбежать. Хочешь, чтобы я за ним последил? Может, даже кое о чем ему намекнуть, чтобы увеличить его шансы?

Таркин поскреб щеку:

– Что ж, это может быть интересно. Тебе решать.

– А если он сумеет уйти с плато целым и невредимым и доберется до спидера?

Таркин задумался.

– Зная, что он, по сути, на свободе – буду начеку.

– Хорошая стратегия, – улыбнувшись, кивнул Джова. – Мы еще не настолько стары, чтобы не научиться новым трюкам.

Космическая мобильная боевая станция парила на стационарной орбите над уединенным и негостеприимным Джеонозисом посреди скопища дроидов, грузовых кораблей и транспортов под охраной четырех звездных разрушителей и вдвое большего количества фрегатов. Глядя на нее изнутри системы или даже из астероидного пояса, еще больше изолировавшего планету от космических путей сообщения, можно было подумать, что у ярко освещенной планеты появился еще один маленький спутник. Все еще юной сферической станции только предстояло обрести черты, по которым ее станут узнавать спустя десятилетие. Оправа для фокусирующей линзы сверхлазера в ее северном полушарии напоминала металлическую воронку, кваданиевый корпус походил на мозаику из прямоугольных пластин, так что можно было заглянуть чуть ли не в самое сердце колоссальной конструкции. Лабиринт сооружений на ее поверхности и идущий вдоль экватора желоб пока оставались лишь в фантазиях.

Ко времени прибытия Таркина, завершившего свое путешествие по системам Внешнего Кольца, уже были установлены некоторые компоненты гипердвигателя, но станция была еще далеко не готова к прыжку в гиперпространство. Тем не менее работа над комплексом ее досветовых двигателей уже была завершена, и они готовились к испытаниям – хотя бы для проверки, насколько выдерживает сфера.

Руководившие проектом ученые и инженеры устроили Таркину продолжавшуюся неделю экскурсию но законченным частям станции, и все же он не увидел и половины. Его проводники показали ему из машины на репульсорах места, где предстояло установить генераторы защитного поля и лучей захвата, изложили свои планы по размещению трехсоттысячного персонала и экипажа, описали расположение орудий, причальных платформ и оборонительных башен, которые должны были усеять ее серую оболочку.

Таркин пребывал в зените славы. Если на мостике звездного разрушителя он чувствовал себя как дома, то здесь он ощущал себя в центре внимания. Станция казалась ему бескрайним неисследованным технологическим ландшафтом, неизвестным миром, ожидавшим его одобрения и его власти.

Хотя большая часть строительных работ велась в условиях малой силы тяжести, всенаправленные бустеры обеспечивали нормальную гравитацию в большой кабине у самой поверхности, где планировалось оборудовать главный мостик с выделенными рабочими местами для Таркина и прочих офицеров, зал для совещаний с круглым столом, пульт для связи по Голосети с Императором и ряды больших иллюминаторов. Именно там, в обществе проектировщиков станции и специалистов, Таркин отдал приказ запустить досветовые двигатели.

По сфере словно пробежала легкая дрожь – хотя Таркину показалось, что это могло быть лишь следствие охватившего его возбуждения, какого он не испытывал со времен своей юности. А затем станция медленно, с почти мучительной неповоротливостью, начала покидать стационарную орбиту, пока наконец не превзошла скорость вращения планеты, выйдя из тени Джеонозиса в открытый космос.