Текст книги "Король крыс"

Автор книги: Джеймс Клавелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Позанимаетесь? – Вексли был ошеломлен. Это был унылый человек с одним глазом на лице, обтянутом пергаментной кожей и покрытом пятнами и шрамами, полученными, когда он падал на землю вместе со своим бомбардировщиком. В его классе было только четыре ученика – придурков, не проявляющих интереса к его предмету. Он понимал, что продолжает вести занятия только из-за бесхарактерности: проще притвориться, что преподавание идет успешно, чем бросить его. В начале он горел энтузиазмом, но сейчас понял, что это притворство. Но, если он бросит класс, цели в жизни у него не будет.

Когда-то давно в лагере был организован университет. Университет Чанги. Проводились занятия. По приказу высокого начальства.

«Полезно для солдат, – было сказано. – Нужно дать им какое-нибудь дело. Пусть занимаются самосовершенствованием. Нужно заставить их чем-нибудь заняться, тогда не будет неприятностей».

Открыли языковые курсы, по искусству, технике. Среди первоначального количества пленных, равного ста тысячам человек, нашелся по крайней мере один специалист в любой области.

Познание мира. Великая возможность. Расширение горизонтов. Изучение ремесел. Подготовка к Утопии, которая должна наступить, когда эта проклятая война кончится и все снова станет на место. Университет Чанги был организован по типу афинского. Никаких классных комнат. Только преподаватель, который находил себе место в тени и собирал вокруг себя студентов.

Но пленные Чанги были обычными людьми, то есть бездельниками. Они говорили: «Завтра я пойду на занятия», все же посетив раз-другой и выяснив, что знания даются с трудом, начинали прогуливать. Потом в душе убеждали себя: «Завтра начну все сначала. Завтра начну готовиться к будущей жизни. Нельзя терять время. Завтра я точно начну учиться».

Но в Чанги, как и везде, существовало только сегодня.

– Вы и вправду хотите у меня заниматься? – недоверчиво переспросил Вексли.

– Вы уверены, что мы не доставим вам никаких хлопот, сэр? – вежливо спросил Кинг.

С возросшим интересом Вексли встал и освободил им место в тени.

Он был рад видеть новичков. И сам Кинг! Боже мой, вот это удача! Кинг на его занятиях! «Быть может, мы сумеем раздобыть сигарет».

– Замечательно, парень, замечательно. – Он тепло пожал протянутую руку Кинга. – Командир эскадрильи Вексли!

– Рад познакомиться с вами, сэр.

– Капитан авиации Марлоу, – представился Питер Марлоу и пристроился в тени.

Вексли, нервничая, дождался, пока они расселись, и рассеянно прижимал большой палец к тыльной стороне руки, считая секунды, пока медленно заполнится вмятина на его коже. «Пеллагра сама возмещает потерянное», – подумал он. И размышления о собственном истощении заставили его вспомнить о китах, и его выпуклые глаза заблестели.

– Ну, сегодня я хочу рассказать о китах. Что вы знаете о китах?.. О, – протянул он восторженно, когда Кинг вытащил пачку «Куа» и предложил ему закурить.

Кинг пустил пачку по кругу.

Четверо учеников взяли сигареты и подвинулись, чтобы освободить больше места для Кинга и Питера Марлоу. Их разбирало любопытство, какого черта делает здесь Кинг. По существу, им было все равно – ведь он угостил их настоящей сигаретой.

Вексли продолжал свой рассказ о китах. Он любил китов. Он любил их до самозабвенья.

– Киты, без сомнения, высшая форма жизни, до которой поднялась природа, – сказал он, очень довольный тем, как звучит его голос. Вексли заметил, как Кинг нахмурился. – У вас вопрос?

– Ну да. Киты – это интересно, но как насчет крыс?

– Простите, – вежливо спросил Вексли.

– Вы очень интересно рассказывали о китах, сэр, – сказал Кинг. – Я просто интересуюсь крысами, вот и все.

– Что именно интересно вам знать?

– Я просто поинтересовался, знаете ли вы о них что-нибудь? – сказал Кинг. Ему некогда было долго засиживаться да и чего ради ходить вокруг да около.

– Он хочет сказать, – быстро вмешался Питер Марлоу, – что, если киты в своих инстинктах ведут себя почти как люди, это ведь относится и к крысам, верно?

Вексли покачал головой и сказал с отвращением:

– Грызуны ведут себя совершенно по-иному. Так, значит, о китах...

– Чем они отличаются? – спросил Кинг.

– Я рассказывал о грызунах в весеннем семестре, – раздраженно сказал Вексли. – Отвратительные животные. В них нет ничего привлекательного. Ничего. Итак, рассмотрим синего кита, – снова поспешно завелся Вексли. – Это самый большой из всех китов. Длиной более ста футов и весом не менее ста пятидесяти тонн. Самое большое из всех живущих сейчас и когда-то живших на Земле животных. Самое сильное животное из существующих в природе. Что касается его брачных привычек... – добавил Вексли громче, потому что знал: обсуждение половой жизни всегда заставляет слушателей просыпаться. – Их процесс спаривания происходит замечательным образом. Самец начинает возбуждаться, выбрасывая великолепные фонтаны. Он колотит по воде хвостом около самки, которая с терпеливым вожделением дожидается его, находясь на поверхности океана. Потом он ныряет вглубь и выскакивает из воды, затем падает обратно, оглушительно работая хвостовыми плавниками, взбивая в пену воду, кипящую на поверхности. – Он чувственно понизил голос. – Потом он плавно скользит к самке и начинает щекотать ее своими плавниками.

Несмотря на озабоченность относительно крыс, даже Кинг стал внимательно прислушиваться.

– Потом он прекращает ухаживания и снова ныряет, оставляя тоскующую самку на поверхности, оставляя ее, возможно, навсегда. – Вексли сделал драматическую паузу, – Но нет. Он не покидает ее. Он исчезает примерно на час, уходит в глубины океана, набирается сил, а потом снова стремительно мчится к поверхности, выскакивая из воды, и, подобно удару грома, грохается вниз, окруженный чудовищным облаком брызг. Он кругами приближается все ближе к своей подруге, крепко сжимая ее обеими плавниками, и до изнеможения растрачивает на ней свое огромное желание.

Вексли тоже изнемогал от великолепной картины спаривающихся гигантов. Ах, какое счастье для начитанного человеческого существа оказаться свидетелем их любви, побывать там... Он очнулся от видений и продолжал:

– Спаривание происходит примерно в июле, в теплых водах. Детеныш весит при рождении пять тонн, и длина его равна пяти футам. – Он привычно рассмеялся. – Представляете! – На лицах появились вежливые улыбки, а потом Вексли выдал факт, всегда вызывающий радостное хихиканье. – И если вы представили это и размер детеныша, задумайтесь о весьма здоровой штуке, с помощью которой кит размножается!

Снова появились вежливые улыбки, пленные, постоянно посещающие занятия, слышали этот рассказ много раз.

Вексли продолжал рассказывать, как детеныш в течение семи месяцев вскармливается матерью, которая кормит его молоком из двух огромных сосков, расположенных в задней части ее брюха.

– Можете не сомневаться, – сказал он восторженно, – длительное кормление грудью под водой имеет свои проблемы.

– Крысы тоже кормят свое потомство? – Кинг быстро вскочил.

– Да, – горестно сказал командир эскадрильи. – А сейчас о серой амбре...

Побежденный Кинг вздохнул и выслушал лекцию Вексли об амбре и кашалотах, о зубатых китах, белых китах, карликовых китах, дельфинах, нарвалах, китах-убийцах, горбачах, финвалах, серых китах и, наконец, о гренландских китах. К этому времени все слушатели, кроме Питера Марлоу и Кинга, исчезли. Когда Вексли кончил, Кинг задал простой вопрос.

– Я хочу знать все о крысах.

– О крысах? – простонал Вексли.

– Закуривайте, – добродушно предложил Кинг.

Глава 10

– Ладно, парни, угомонитесь, – сказал Кинг. Он дождался, пока в хижине наступила тишина, а часовой у дверей занял свое место. – У нас проблемы.

– Грей? – спросил Макс.

– Нет. Дело в нашей ферме. – Кинг повернулся к Питеру Марлоу, который сидел на краю кровати. – Расскажите им, Питер.

– Ну, – начал Питер Марлоу, – кажется, что крысы...

– Расскажите с самого начала.

– Все?

– Конечно. Расскажите то, что вы знаете, и тогда мы сможем обсудить положение.

– Ладно. Ну, мы нашли Вексли, он сказал нам, цитирую: «Rattus norvegicus, или норвежская крыса – иногда называется Mus decumanus...»

– На каком это языке? – вмешался Макс.

– Господи, это латынь. Любому дураку это известно, – сказал Текс.

– Ты знаешь латынь, Текс? – изумился Макс.

– Нет, черт возьми, но это проклятые названия всегда даются на латинском...

– Бога ради, парни, – сказал Питер. – Вы хотите слушать или нет? – Потом кивнул Питеру Марлоу, чтобы тот продолжал.

– Ну, Вексли подробно описал их, волосатые, хвост голый, вес до четырех фунтов, в этой части света вес крысы обычно достигает двух фунтов. Крысы спариваются беспорядочно в любое время...

– Что, черт возьми, это означает?

– Самец покрывает без разбору любую самку, – нетерпеливо вмешался Кинг, – и не существует никаких брачных сезонов.

– Вы хотите сказать, у них все как у нас? – Джонс был приятно удивлен.

– Да. Предполагаю, что так, – сказал Питер Марлоу. – В любом случае, самец будет спариваться в любое время, а самка может иметь до двенадцати пометов в год, примерно двенадцать крысят в каждом помете, но может быть и четырнадцать. Молодые крысята рождаются слепыми и беспомощными через двадцать два дня после зачатия. – Он тщательно подбирал слова. – Крысята прозревают на четырнадцатый-семнадцатый день и достигают половой зрелости за два месяца. Они прекращают размножатся в два года, стареют – в три.

– Ну и ну! – воскликнул Макс радостно, нарушив благоговейную тишину. – У нас наверняка будут проблемы. Ну, если молодняк начинает размножатся через два месяца, а у нас их четырнадцать, ну скажем, для круглого счета десять крысят на помет, посчитайте сами. Пусть в первый день у нас десять штук приплода. Еще десять на тридцатый день, на шестидесятый день первая пара дает приплод, и мы получим пятьдесят. На девяностый день мы получим еще пять размножающихся пар и еще пятьдесят крысят. На сто двадцатый день у нас будет двести пятьдесят пар и еще пятьдесят и новая группа из двухсот пятидесяти. Боже правый, да это будет шестьсот пятьдесят штук за пять месяцев. Еще через месяц у нас будет около шести тысяч пятисот...

– Боже, мы напали на золотую жилу! – воскликнул Миллер, яростно почесываясь.

– Ни черта у нас не будет, – оборвал их Кинг. – Если кое-что не учтем. Первое, мы не можем держать их всех вместе. Они жрут друг друга. Мы должны отделить самцов от самок, за исключением времени, когда они должны спариваться. Еще одно – они будут драться между собой все время. Это означает, что нам надо отделять самцов от самцов и самок от самок.

– Ну так мы их разделим. Что в этом сложного?

– Ничего, Макс, – терпеливо продолжал Кинг. – Но нам надо сделать клетки и все организовать. Это будет непросто.

– Черт, – сказал Текс. – Мы можем построить кучу клеток, никаких проблем.

– Ты считаешь, Текс, нам удастся держать ферму в тайне? Пока мы будем строить клетки?

– А почему бы нет!

– Да, еще одно, – сказал Кинг. Он был доволен, как развиваются события. Эта работа нравилась ему – ничего не надо делать, только ждать. – Они будут жрать все подряд, живое или дохлое. Все что угодно. Так что проблем со снабжением у нас не будет.

– Но они мерзкие твари и страшно воняют, – сказал Байрон Джонс III. – У нас вони и так достаточно. А тут под хижиной будет что-то вроде выгребной ямы. А, кроме того, крысы – переносчики чумы!

– Может быть, это особый род крысы, как особый москит является переносчиком малярии, – сказал Дино, с надеждой оглядывая компанию своими темными глазами.

– Крысы могут переносить чуму, точно, – сказал Кинг, пожимая плечами, – и они переносят многие человеческие болезни. Но это ничего не значит. На этом деле мы заработаем состояние, а вы, ублюдки, только и делаете, что ноете. Это не по-американски.

– Господи, а как с этой чумой? Откуда нам знать, будут они здоровые или нет? – привередливо спросил Миллер.

Кинг рассмеялся.

– Мы спрашивали Вексли об этом, и он сказал, цитирую: «Вы об этом узнаете скоро. Когда помрете». Конец цитаты. Черт, да они, как цыплята. Держите их в чистоте, хорошо кормите и получите хорошее племя. Не о чем беспокоиться.

И они принялись обсуждать свою ферму, как они ее будут обустраивать, какие перед ними открываются возможности при условии, что они не будут есть продукт со своей фермы. Так они сидели довольно долго. Потом в хижину вошел Курт, и у него в руках извивалось одеяло.

– Я поймал еще одну, – сказал он кисло.

– Точно?

– Точно. Пока вы, сволочи, болтали, я делом занимался. Это сука. – Курт сплюнул на пол.

– Откуда ты знаешь?

– Я посмотрел. Я повидал достаточно крыс на торговом флоте. А другая крыса самец. Я разглядел и это.

Все они забрались под хижину и смотрели, как Курт пустил Еву в траншею. Две крысы сразу же порочно склеились друг с другом, и мужчины с трудом удержались от аплодисментов.

Первого помета оставалось ждать недолго. Мужчины проголосовали, чтобы Курт присматривал за фермой, и тот был доволен.

Он знал, что таким образом заработает свою долю. Конечно, он присмотрит за крысами. Еда есть еда. Курт понимал, что он выживет так же, как и другие.

Глава 11

Через двадцать два дня Ева родила. В соседней клетке Адам рвал зубами железную сетку, чтобы добраться до живой еды и почти ухитрился прорваться, но Текс как раз вовремя заметил дыру. Ева кормила потомство. Крысятам дали имена: Каин, Авель, Грей, Алликуйа, Бьюла, Мейбл, Джант, Принцесса, Маленькая Принцесса, а еще Большая Мейбл, Большая Джант и Большая Бьюла. Мужские имена были розданы без труда. Но никто из мужчин не захотел, чтобы имена их подруг, сестер или матерей были даны крысам-самкам. Даже имена тещ вызывали у некоторых мужчин добрые чувства и напоминали о прошлом. Потребовалось три дня, пока договорились относительно имен Бьюла и Мейбл.

Когда крысятам исполнилось пятнадцать дней, их посадили в отдельные клетки. Кинг, Питер Марлоу, Текс и Макс дали Еве отдохнуть полдня, а потом посадили ее в клетку к Адаму. Было осуществлено зачатие второго помета.

– Питер, – сказал Кинг добродушно, когда они забрались через люк в хижину, – мы скоро разбогатеем.

Кинг настоял на том, чтобы сделать люк. Он знал, что большая суета под хижиной вызовет излишнее любопытство. Для успеха фермы было жизненно важно, чтобы все оставалось в тайне. Даже Мак и Ларкин ничего о ней не знали.

– Где все сегодня? – спросил Питер Марлоу, закрывая за собой люк. В хижине был только Макс, лежащий на своей койке.

– Бедных недотеп заставили выйти на работы. Текс в госпитале. Остальные где-то болтаются.

– Пожалуй, и я пойду где-нибудь поболтаюсь тоже. Мне надо кое о чем поразмыслить.

Кинг понизил голос.

– У меня для вас кое-что есть, над чем надо поразмышлять. Завтра ночью мы идем в деревню. – Потом рявкнул Максу. – Эй, Макс, ты знаком с Праути? Австралийским майором? Из хижины номер одиннадцать.

– Старик? Конечно, знаком.

– Он не старик. Ему не больше сорока.

– Для меня сорок лет – это страшная древность. Мне нужно еще восемнадцать лет, чтобы дорасти до этого возраста.

– Удачи тебе, – сказал Кинг. – Иди, повидайся с Праути. Скажи, что я послал за ним.

– И дальше?

– А дальше ничего. Просто сходи повидаться с ним и посмотри, чтобы рядом не толкался Грей или кто-нибудь из его соглядатаев.

– Иду, – неохотно сказал Макс и оставил их одних.

Питер Марлоу смотрел за проволоку, пытаясь представить себе берег моря:

– Я начал сомневаться, не изменили ли вы своего решения.

– Насчет того, чтобы взять вас с собой?

– Да.

– Не беспокойтесь, Питер. – Кинг налил кофе и протянул чашку Питеру Марлоу. – Хотите позавтракать со мной?

– Не знаю, как, черт возьми, у вас это получается, – пробурчал Питер Марлоу. – Все голодают, а вы приглашаете меня на завтрак.

– У меня есть немного бобов.

Кинг отпер свой черный сундук, вынул пакет с маленькими зелеными бобами и передал его Питеру Марлоу.

– Пожалуйста, помойте их.

Пока Питер Марлоу мыл под краном бобы, Кинг открыл банку мясных консервов и аккуратно вывалил ее содержимое на тарелку.

Вернулся Питер Марлоу с бобами. Они были тщательно промыты от шелухи и залиты чистой водой. «Отлично, – подумал Кинг. – Питеру не нужно повторять дважды». И воды в алюминиевом котелке было точно столько, сколько надо – в шесть раз больше объема бобов.

Он поставил котелок на горячую плитку, добавил большую ложку сахара и две щепотки соли. Потом положил туда полбанки консервов.

– Сегодня у вас день рождения? – спросил Питер Марлоу.

– Почему?

– Бобы и консервы, все сразу.

– Вы просто не правильно смотрите на вещи.

Питер Марлоу подвергался танталовым мукам, вдыхая аромат и слушая бульканье похлебки. Последние недели были тяжелыми. После того как обнаружили приемник, лагерю пришлось трудно. Японский комендант «с сожалением» урезал лагерные пайки из-за «плохого урожая», поэтому все группы подъели свои крошечные запасы. Никто не роптал, ведь других репрессий не последовало. Только уменьшение пайков.

В группе Питера Марлоу недостаток пищи хуже всего сказался на Маке. Уменьшение пайков и бесполезность их спрятанного во фляге приемника.

– Черт побери, – выругался Мак через несколько недель безуспешных попыток обнаружить неисправность. – Это бесполезно, парни. Не разобрав эту чертову штуку, я ничего не могу сделать. Все как будто в порядке. Без инструментов и батареек я не могу найти поломку.

Потом Ларкин каким-то образом раздобыл крошечную батарейку, и Мак, собрав остатки сил, снова стал пробовать, проверять и перепроверять. Вчера во время работы он судорожно вдохнул и потерял сознание, оказавшись в сильной малярийной коме. Питер Марлоу и Ларкин отнесли его в госпиталь и уложили на кровать. Доктор сказал, что это просто малярия, но с таким настроением, как у него, болезнь может стать опасной.

– В чем дело, Питер? – спросил Кинг, заметив, как тот неожиданно помрачнел.

– Просто вспомнил о Маке.

– Что с ним?

– Вчера мы отправили его в госпиталь не ахти в каком состоянии.

– Малярия?

– Главным образом, да.

– Еще что-нибудь?

– Ну, с лихорадкой все не так плохо. Но не это главное. У него бывают периоды страшной депрессии. Тревожится за свою жену и сына.

– Все женатые парни испытывают то же самое.

– Не совсем так, как Мак, – грустно объяснил Питер Марлоу. – Понимаете, незадолго до того, как японцы высадились в Сингапуре, Мак посадил жену и сына на корабль, уходящий с последним конвоем. Потом его соединение отправилось на Яву на каботажном судне. Когда он добрался до Явы, то узнал, что весь конвой был потоплен или пленен. Как бы там ни было – никаких доказательств – только слухи. Поэтому он не знает, сумели ли они уцелеть. То ли они погибли. То ли живы. А если живы, где они. Его сын был совсем младенцем, ему было только четыре месяца.

– Ну, сейчас ему три года и четыре месяца, – уверенно сказал Кинг. – Правило номер два: никогда не волнуйся о том, что ты не в состоянии изменить. – Он вынул пузырек с хинином из черной коробки, отсчитал двадцать таблеток и дал их Питеру Марлоу.

– Держите. Они вылечат его малярию.

– Но, а вы-то как?

– У меня их полно. Не думайте об этом.

– Не могу понять, почему вы так щедры. Вы даете нам еду и лекарства. А мы что вам даем в ответ? Ничего. Я не понимаю этого.

– Вы мой друг.

– Боже, я чувствую себя неловко, когда столько беру у вас.

– Наплюйте на это. Держите, – Кинг начал разливать похлебку. Семь ложек себе и семь Питеру Марлоу. В котелке осталась примерно четверть приготовленного.

Они быстро съели первые три ложки, чтобы заглушить голод, потом не спеша прикончили остальное, наслаждаясь отличным качеством еды.

– Хотите еще? – Кинг ждал.

«Как хорошо я знаю вас, Питер? Я знаю, что вы могли бы съесть еще тонну. Но вы откажетесь. Даже, если на карту будет поставлена ваша жизнь».

– Нет, благодарю. Сыт. По самое горло.

«Хорошо, когда ты знаешь своего друга», – подумал Кинг. Надо быть осторожным. Он проглотил еще ложку. Не потому, что он хотел еще похлебки. Но так надо сделать, или Питер Марлоу будет чувствовать себя неловко. Затем отставил котелок с остатками еды.

– Сверните мне сигаретку, хорошо?

Кинг бросил на стол табак и бумагу и занялся делами. Он вывалил остатки консервов в похлебку и перемешал ее. Потом разлил ее по двум котелкам, накрыл их и поставил в сторонку.

Питер Марлоу протянул ему свернутую сигарету.

– Сверните себе тоже, – сказал Кинг.

– Благодарю.

– Боже, Питер, не ждите приглашений. Вот, набейте свою коробку.

Он забрал коробку у Питера Марлоу и доверху набил ее табаком «Три короля».

– Как вы думаете готовить табак? Ведь Текс в госпитале, – спросил Питер Марлоу.

– Никак, – выдохнул дым Кинг. – Нас обошли. Австралийцы узнали способ и сбили цены.

– А, чертовски неудачно. Откуда они могли узнать?

– Во всяком случае, это была молниеносная и выгодная операция.

– Я не понимаю.

– Вы вкладываете деньги и быстро завершаете дело. Маленькие вложения ради быстрого получения прибыли. Я покрыл расходы в течения двух недель.

– Но вы говорили, что вам понадобятся месяцы, чтобы вернуть вложенные деньги.

– Это была всего лишь уловка. Для посторонних.

Остроумная уловка. Способ заставить людей поверить во что-то. Люди всегда хотят получить что-нибудь даром. Поэтому вам надо заставить их поверить, что они обкрадывают вас, что вы простофиля, а они, покупатели, чертовски хитры. Вот пример. «Три короля». Распространители, которые были первыми покупателями, поверили, что они мои должники, и думали, что если будут упорно трудиться в течение первого месяца, то смогут стать моими партнерами и без труда будут жить на мои деньги. Они считали меня дураком, который подарит им такую возможность после первого месяца. Но я знал, что способ украдут и дело долго не продлится.

– Как вы узнали об этом?

– Это было ясно. И я это запланировал. Я сам выдал этот способ.

– Вы это сделали?

– ...Ну, конечно, же. Я продал способ за кое-какие сведения.

– Ну, понять это можно. Вы могли делать то, что вы считали нужным. Но как насчет людей, которые работали, продавали табак?

– Что вы имеете в виду?

– Вы вроде обманули их. Заставили работать в течение месяца почти бесплатно, а потом вы выбили почву у них из-под ног.

– Черта с два. Они заработали на этом немного баксов. Они держали меня за придурка, а я просто перехитрил их, вот и все. Это бизнес. – Он откинулся на кровать, забавляясь наивностью Питера Марлоу.

Тот нахмурился, пытаясь разобраться.

– Когда кто-нибудь начинает говорить о бизнесе, это выше моего понимания, – признался Марлоу. – Я чувствую себя таким идиотом.

– Послушайте. Очень скоро вы научитесь торговать лучше их, – рассмеялся Кинг.

– Сомневаюсь.

– Вы заняты сегодня вечером? Ну, скажем, через час после заката?

– Нет, а что?

– Не могли бы вы попереводить для меня?

– Охотно. Кто будет собеседником, малаец?

– Кореец.

– О! – И тут же, спохватившись, добавил:

– Конечно.

Кинг отметил отвращение Питера Марлоу, но для него это было неважно. Он всегда считал, что человек имеет право на свою точку зрения. А до тех пор пока эта точка зрения не вступила в конфликт с его собственными целями, нужно принимать ее.

В хижину вошел Макс и рухнул на койку.

– Целый час не мог разыскать этого сукиного сына. Потом нашел-таки его на огороде. Боже, из-за той мочи, которую они используют в качестве удобрений, это сукино место воняет, как гарлемский бордель в летний день.

– Ну ты как раз тот ублюдок, который воспользовался бы услугами такого борделя.

Кинг говорил грубо, и раздражение в его голосе поразило Питера Марлоу.

Улыбка и усталость Макса испарились.

– Господи, да я ничего не имел в виду. Это просто к слову пришлось.

– Тогда зачем поминать Гарлем? Ты хотел сказать, что там воняет как в борделе. Отлично. Все они воняют одинаково. Не важно, бордель ли это для черных или для белых. – Кинг говорил холодно и сердито, а лицо его ожесточилось.

– Да ладно. Извини. Я ничего такого не хотел сказать.

Макс забыл, что Кинг болезненно воспринимал резкие высказывания о неграх. Господи, когда живешь в Нью-Йорке, Гарлем всегда рядом, как бы ты к нему ни относился. И там есть бордели, а в них цветные девки, которые очень хороши, если хоть изредка имеешь их. «Все равно, – горько подумал он, – будь я проклят, но никак мне не понять, почему он так переживает из-за черномазых».

– Я ничего не имел в виду, – снова сказал Макс, пытаясь не смотреть на еду. Он почувствовал ее запах еще по дороге в хижину. – Я разыскал его и передал твое поручение.

– Ну?

– Он, э, дал мне кое-что для тебя, – сказал Макс и взглянул на Питера Марлоу.

– Ну, давай же, господи!

Макс терпеливо ждал, пока Кинг внимательно рассматривал часы, заводил их и прикладывал к уху.

– Что ты хочешь, Макс?

– Ничего. Э, хочешь я помою твою посуду?

– Да. Сделай это, а потом катись к черту отсюда.

– Конечно.

Макс собрал грязные тарелки и смиренно вынес их на улицу, давая себе слово, что настанет день, когда он расквитается с Кингом. Питер Марлоу молчал. «Странно, – подумал он. – Странно и дико. У Кинга крутой нрав. Это прекрасно, но в большинстве случаев опасно. Если ты уходишь на задание, важно знать, какой человек твой напарник. В таком тонком деле, каким, возможно, будет поход в деревню, важно быть уверенным в том, кто прикрывает твой тыл».

Кинг осторожно отвинтил заднюю крышку часов. Они были водонепроницаемыми, из нержавеющей стали.

– Угу! – сказал Кинг. – Я так и думал.

– Что?

– Это подделка. Взгляните.

Питер Марлоу внимательно осмотрел часы.

– Мне кажется, они в порядке.

– Конечно. Но это не то, за что их выдают. За «Омегу». Корпус хороший, но механизм старый. Какой-то ублюдок подменил механизм.

Кинг привернул на место крышку, потом оценивающе взвесил часы на руке.

– Понимаете, Питер. Это именно то, о чем я вам и говорил. Надо быть осторожным. А теперь допустим, я продал эти часы как настоящую «Омегу», не зная, что они поддельные, тогда у меня были бы серьезные неприятности. Но, поскольку я знаю об этом заранее, я могу прикрыть себя. Слишком осторожным тоже нельзя быть. – Он улыбнулся.

– Давайте-ка выпьем еще по чашке кофейку, дела идут на лад.

Его улыбка исчезла при виде Макса, вернувшегося с чистыми котелками и убравшего их на место. Макс ничего не сказал, просто подобострастно кивнул и снова вышел.

– Сукин сын, – сказал Кинг.

* * *

Грей до сих пор не пришел в себя с того дня, как Иошима нашел приемник. Шагая по разбитой тропинке по направлению к складу, он скорбно размышлял о своих новых обязанностях, возложенных на него комендантом лагеря в присутствии Иошимы и позже уточненных полковником Смедли-Тейлором. Грей знал, что, хотя официально он и должен выполнять новые приказы, фактически ему предстояло закрыть глаза и ничего не делать. «Матерь Божья, – подумал он, – что бы я ни сделал, я буду не прав».

Спазм в желудке заставил его остановиться и подождать, пока боль пройдет. Это была не дизентерия, а всего лишь понос. Болезнь, от которой он страдал, была не малярией, а только приступом тропической лихорадки, более легкой, но и более коварной, которая появлялась и исчезала, когда заблагорассудится. Он был очень голоден. У него не было запасов еды, ни одной жестянки с консервами, оставленной про запас, и не было денег, чтобы купить хоть чего-нибудь съестного. Он существовал на пайке без каких-либо добавок, а его было недостаточно, совершенно недостаточно.

"Когда я выберусь отсюда, – подумал Грей, – клянусь Богом, я никогда не буду голодать. У меня будет тысяча яиц и тонна мяса, сахар, кофе, чай, рыба. Мы весь день будем готовить: Трина и я, а когда не будем готовить или есть, то будем заниматься любовью. Любовью? Нет, они просто будут причинять друг другу боль. Эта сучка Трина со своими заявлениями «Я очень устала», или «У меня голова болит», или «Боже милосердный, еще раз?», или «Хорошо, я считаю, что все-таки должна», или «Мы можем сейчас заняться любовью, если ты хочешь», или «Оставь меня в покое хоть раз», когда все и так случалось не очень часто, и почти каждый раз он заставлял себя сдерживаться и мучился. Иногда она произносила сердитое «Ну ладно». Потом включался свет, и она вылезала из постели и мчалась в ванную, чтобы «приготовиться». Он видел красоту ее тела сквозь просвечивающую ткань, пока дверь не закрывалась. Затем он ждал, ждал, ждал до тех пор, пока свет в ванной не гас и она не возвращалась обратно в комнату. Ей всегда требовалась вечность, чтобы дойти от двери до кровати. Он любовался ее совершенной красотой, прикрытой шелком, и чувствовал только холод в ее глазах, когда она смотрела на него. Он не мог смотреть ей в глаза и проклинал себя. Потом она ложилась рядом с ним, и все быстро кончалось в тишине: она вставала, шла в ванную и мылась так, как будто он осквернил ее своей любовью. Вода бежала из душа вечность, и когда она возвращалась обратно, от нее пахло духами, и он снова проклинал себя, неудовлетворенный, за то, что взял ее против ее желания. Так было всегда. За шесть месяцев их совместной жизни, за отпуск, продолжавшийся двадцать один день, они девять раз причиняли боль друг другу. И никогда больше он не имел с ней физической близости.

Он попросил ее выйти за него замуж через неделю после того, как они познакомились. Их брак нельзя было с самого начала назвать удачным. Ее мать ненавидела его за то, что он женился на ее единственной дочери, когда она только-только начала работать и была слишком молодой для замужества. Ей было восемнадцать лет. Его родители просили подождать с женитьбой, война, может быть, скоро кончится, а у тебя нет денег и она не из очень «хорошей» семьи. Он окидывал взглядом свое отчее гнездо и видел обшарпанный дом среди тысяч других обшарпанных домов, окруженных искривленными трамвайными линиями Стретхема; он видел: комнаты в доме крошечные, родители его ограниченные люди из низов общества, а их любовь искривлена, как трамвайные линии.

Они поженились месяц спустя. Грей выглядел молодцевато в своей форме и при шпаге (взятой напрокат за почасовую оплату). Мать Трины не пришла на скучную церемонию, проведенную в спешке между объявлениями о воздушной тревоге. На лицах его родителей было неодобрение, а их поцелуи были неискренними. Трина расплакалась, и свидетельство о браке было мокрым от слез.

Той ночью Грей узнал, что Трина не девственница. Конечно, она вела себя так, как будто она была таковой и в течение многих дней умоляла: «Пожалуйста, милый, я так легко ранима, будь терпелив». Но она не была девственницей и это огорчило Грея. Особенно оскорбляло ее вранье. Но он притворялся, что не понял ее обмана.

В последний раз он видел Трину за шесть дней до того, как его отправили за океан. Они были в своей квартире, он лежал на кровати, наблюдая за тем, как она одевается.