Текст книги "Жизнь коротка"

Автор книги: Джеймс Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава пятая

Резкий запах жареной трески ударил в нос Гарри, когда он открыл дверь дома номер двадцать четыре по Лэннок-стрит и стал ощупью пробираться по темному коридору, ведущему к лестнице. Где-то в подвале миссис Уэстерхем, его хозяйка, уныло напевала, но что именно, разобрать было нельзя – то ли церковный гимн, то ли балладу, и Гарри, остановившись послушать, решил, что это все-таки гимн. Миссис Уэстерхем всегда что-нибудь напевала.

– Когда живешь одна, – как-то сказала она Гарри, – начинаешь либо думать вслух, либо петь. Ну, бормотать себе под нос неприятно. Люди, ведущие беседы сами с собой, малость того. Так что я пою.

Гарри слушал и жалел ее. Поднимаясь по лестнице, он вдруг понял, что никогда не чувствовал одиночества, и эта мысль, прежде не приходившая ему в голову, его удивила. Он подолгу был предоставлен сам себе, но не думал об одиночестве и не искал компании. Вокруг происходило столько событий, которые его занимали!

«Вот, – подумал он, – и ключ к проблеме. Если тебе интересны люди, если ты, высунувшись в окно, с увлечением наблюдаешь за прохожими, пытаясь угадать, чем они занимаются и кто они такие, если сидишь в баре и слушаешь чужие разговоры, а потом, лежа в постели, раздумываешь над тем, что обсуждала молодая пара за бренди и кем были три таинственных незнакомца в шляпах, у тебя просто не остается времени страдать от одиночества».

Он решил, что интересоваться людьми очень даже полезно. Можно не опасаться стать похожим на миссис Уэстерхем. Не слишком-то весело распевать гимны весь день напролет, и он подумал, не спуститься ли вниз, чтобы перекинуться с ней парой слов. Гарри нравилось проведывать ее. Единственная неприятность заключалась в том, что потом трудно было вырваться.

Донесшийся стук пишущей машинки Рона решил дело. Гарри понял, что сегодня ему требуется мужская компания. Только мужчина смог бы понять, что он чувствовал. Почему-то Гарри казалось, что миссис Уэстерхем не одобрила бы Клэр.

В комнате, которую Гарри делил с Роном, стоял табачный дым. Рон вечно забывал открыть окно. Как всегда, он сидел за шатким бамбуковым столом, сняв куртку, куря трубку и барабаня по клавишам своей машинки; устланный листами пол и дымовая завеса вокруг свидетельствовали о том, что Рон провел так уже не один час.

Рон махнул Гарри:

– Подожди минутку, как раз заканчиваю, – и продолжил барабанить по клавишам со скоростью и сноровкой, которыми Гарри не переставал восхищаться.

Гарри приоткрыл на несколько дюймов окно вверху и внизу, положил свою камеру, придвинул кресло к шипящей газовой плите и сел.

Внезапно ему бросилась в глаза унылая убогость комнаты. Единственное, чем она была хороша, – это ее размер, но по сравнению с квартирой Клэр, грустно подумал Гарри, его жилище смахивало на трущобы.

Стены давно следовало оклеить новыми обоями, ковер протерся, а лучшие годы двух кресел давно миновали.

Большой столик для умывания с мраморной столешницей, на котором стояли две миски с цветочным орнаментом и кувшины, привносил в их комнату викторианскую атмосферу, что порой наводило Гарри на мысли о двухколесных экипажах и бакенбардах. Как отличалось все это от изысканной роскоши квартиры Клэр, думал он, прикидывая, сколько же она платит, чтобы жить в таком месте?

Он и представить себе не мог, что модель зарабатывает такие деньги. Вспомнив о ее золотом портсигаре и зажигалке, Гарри задумался: уж не подарки ли это довольных рекламодателей? И автомобиль! Это лишний раз показывает, как мало он знает о том, что происходит в других сферах бизнеса.

Рон внезапно отодвинулся от стола и поднялся.

– Готово! – воскликнул он, приглаживая взъерошенные волосы. – Уф! Весь день проработал, устал как собака. Ну все. На сегодня хватит. К черту, править буду завтра.

Рон Фишер был долговязым, худощавым парнем лет тридцати четырех или тридцати пяти, с копной непослушных волос. У него был вытянутый овал лица, темные глаза и волевой подбородок. После первого знакомства могло показаться, что перед вами раздражительный, недружелюбный тип, поскольку он был довольно остер на язык и не терпел тех, кто нагонял на него скуку.

С Гарри они познакомились в демобилизационном центре: в очереди между ними завязалась беседа, и, выйдя оттуда гражданскими, они решили объединить усилия. Рон снимал большую комнату, в которую собирался подселить еще одного жильца. Ему понравился Гарри, и симпатия оказалась взаимной. Озабоченный вопросом экономии, Рон спросил, не хочет ли Гарри разделить с ним квартплату и занять свободную кровать. Так они и прожили вместе уже четыре года.

– Ты ужинал? – спросил Рон, собирая бумаги.

– Ты же уверен, что ответ будет отрицательным, – произнес Гарри, вытягивая длинные ноги и улыбаясь в потолок. – Верно?

Рон поднял глаза и уставился на Гарри с удивлением:

– А что это у тебя за чертовски самодовольный вид? Влюбился, что ли?

– Что? – спросил Гарри, садясь прямо и заливаясь пунцовой краской. – Влюбился!

– О боже! – воскликнул Рон, глядя на него в упор. – Расскажешь, что стряслось? Ну давай же, выкладывай все начистоту. Девчонка, да?

– Ну, в каком-то смысле, – буркнул Гарри, слегка уязвленный тем, что Рон так быстро докопался до правды.

Рон положил кипу бумаги на стол, поднял его и переставил в дальний угол. Затем подошел к буфету, открыл дверцу и оглядел содержимое, недовольно хмурясь.

– Буфет почти пуст. Но поскольку выходить из дому я не намерен, придется обойтись тем, что есть.

Он достал хлеб, масло, сыр и бутылку пива и опустился в кресло напротив Гарри.

– Ты точно ел? – спросил он, доставая перочинный ножик и отрезая кусок хлеба.

– Да, спасибо, – ответил Гарри, немного сердясь: ему хотелось, чтобы Рон начал расспрашивать о девушке. – На самом деле я прекрасно поужинал. – Гарри поднял взгляд к потолку и стал ждать реакции Рона, но, поскольку тот молчал, продолжил: – Цыпленок, салат, камамбер и еще виски.

– Чудесно, – ответил Рон с набитым ртом. – Гляди, я ем устриц и закусываю жареной дуврской камбалой. – Он налил себе пива в стакан для чистки зубов и, отпив половину, поморщился. – Понятия не имею, что они туда кладут. С каждой неделей пиво становится все хуже.

– Я не шучу, – сказал Гарри, ударяя по подлокотнику кресла. – Я был в гостях у девушки, и она накормила меня роскошным ужином.

Рон нахмурился и допил пиво.

– О чем это ты болтаешь? Какая такая девушка?

– Девушка, с которой я познакомился, – ответил Гарри. – Ее зовут Клэр Долан, у нее квартира недалеко от Лонг-Акра.

– Квартира, говоришь? Здорово, да еще и в самом центре. Как ты с ней познакомился?

– Знаю, это звучит немного странно, – сказал Гарри, нащупывая сигареты, – но она правда славная девушка. И симпатичная к тому же. Честно: настоящая красавица! Похожа на кинозвезду. Мне хотелось бы, чтобы ты ее увидел.

Рон тихо застонал:

– Ради всего святого! Выкладывай подробности. Я спросил тебя, как ты познакомился с ней?

Гарри усмехнулся и рассказал приятелю, как он пошел в бар «Герцог Веллингтон», как Уингейт опрокинул его пиво, как познакомил с Клэр. Вот только не упомянул о бумажнике. Даже теперь бумажник не давал ему покоя. Он был вполне уверен в невиновности Клэр, но по-прежнему считал, что она сделала глупость. Гарри не хотел, чтобы приятель об этом знал: ведь Рон такой циник. Подумает еще, что Клэр воровка. В общем, он опустил историю с бумажником и сказал, что они втроем выпили, а потом Уингейту нужно было куда-то идти. «Вот Клэр и пригласила меня на ужин». Умолчав о скандальной ситуации, Гарри пустился в мельчайших подробностях описывать квартиру Клэр. Он рассказал, как девушка зарабатывает на жизнь, как выглядит, что она говорила и что говорил он. И закончил свой рассказ только к половине одиннадцатого.

Рон давно разделался с ужином и теперь курил трубку, вытянув перед собой ноги. Его худое лицо оставалось задумчивым. Он ни разу не перебил Гарри за все время рассказа, а тот был в таком восторге от знакомства с Клэр, что даже не заметил, каким молчаливым сделался Рон.

– Ну вот как это было, – закончил Гарри, закуривая очередную сигарету. – Она сказала, что я могу ей позвонить. Конечно, я позвоню. Посмотрим, может, мне удастся пригласить ее куда-нибудь на следующей неделе. Она говорила, что будет очень занята, но попытаться стоит.

Развалившись в кресле, Рон смотрел на Гарри.

– Не хочу портить тебе впечатление, Гарри, – тихо произнес он, – но держи ухо востро с этой женщиной. Так легко попасть в беду, особенно если ты молод и неопытен. Знаю, звучит банально, но порой это оказывается правдой. Так что остерегайся.

Гарри уставился на него:

– Остерегаться кого?

– Ее, – сказал Рон, потом зевнул, потянулся и встал. – Ну ладно, я ложусь. Завтра у меня длинный день, так что нужно выспаться. А ты как?

– Я готов, – ответил Гарри, нахмурившись. – Слушай, Рон, если бы ты ее увидел, то сразу понял бы, что с ней все в порядке.

– Неужели? – спросил Рон, начиная раздеваться. – Я сужу о девушке по ее поступкам, а не по внешности. Не странно ли, что девушка, которая живет совершенно одна, приглашает на ужин незнакомого молодого человека, поболтав с ним всего каких-то полчаса?

– Теперь ты говоришь ерунду! – горячо возразил Гарри. – Она меня пригласила… – Тут он внезапно умолк, сообразив, что не может объяснить Рону, почему она это сделала. – Ей было одиноко, – продолжил он после небольшой заминки. – Что в этом плохого?

Рон сел на кровать, скинул туфли и стянул носки.

– Ты мне нравишься, Гарри, – сказал он, не глядя на приятеля. – Ты славный, чистый юноша, и мне хочется думать, что ты всегда будешь таким. Не советую тебе связываться с гламурными девицами: от них одни неприятности. Уж я-то знаю. Я считал себя очень умным, когда женился на Шейле. Она была из таких вот кокеток. По ее мнению, приятно проводить время – это значит выпивать, танцевать, ходить в кино четыре раза в неделю и как можно меньше работать. Она была милой и хорошенькой, и я надеялся, что она образумится, но не тут-то было. Такие не способны образумиться. – Он натянул пижаму и нырнул в постель. – Есть девчонки, Гарри, которые не приносят счастья. Ни себе, ни другим. У них ложные ценности и представления. Они хотят развлекаться и ни за что не отвечать, а так не бывает. Может, им и повезет в жизни. Но только не тем бедным простофилям, которые на них женятся или их обхаживают. Будь осторожен с этой девушкой. Убедись, что она не вторая Шейла. Может, и нет, но держи ухо востро.

Гарри натянул одеяло до подбородка и хмуро уставился в потолок.

– Ты все усложняешь, Рон, – сказал он. – Клэр совсем не похожа на Шейлу. Я провел с ней целый вечер, и это не стоило мне ни пенни. Ведь ты никогда не проводил вечера с Шейлой, не потратив уйму денег?

– Это правда, – печально согласился Рон. – Ладно, давай посмотрим, как пойдут дела, только не теряй бдительности.

– Твоя проблема – это чертов цинизм, ты вечно ругаешь женщин, – сказал Гарри. – Тебе не повезло с Шейлой, и ты решил, что все девушки такие. Но это, слава богу, не так.

– Узнай, что она думает о браке, – предложил Рон. – Это даст тебе некоторое представление о ее характере. Я с самого начала штопал носки, готовил еду, стирал, убирал, пока Шейла сидела без дела, взвалив на меня все домашние хлопоты. Выясни, ловко ли твоя девушка управляется с хозяйством и хочет ли она детей, когда выйдет замуж. Готов поспорить, что это не так. Девушки этого сорта ничего такого не хотят, и самое печальное, что простофиля, который ее обхаживает, считает, что ей не нужно пачкать прелестные ручки или портить фигуру, рожая детей. Как бы то ни было, спроси ее – и сам увидишь.

– Ты говоришь так, будто я собрался на ней жениться, – сказал Гарри, выключая свет. Он был рад, что не рассказал Рону о ее взглядах на замужество. – Как я могу жениться на такой девушке? Она, должно быть, зарабатывает в десять раз больше, чем я.

– То-то и удивительно, – раздался из темноты голос Рона. – Может, я слишком подозрительный, но эта ее болтовня о модельном бизнесе звучит, на мой взгляд, не очень-то правдоподобно. Я не знаю ни одной фирмы, которая делала бы моделям такие дорогие подарки, во всяком случае в наше время. Спортивные машины марки «MG» стоят сотни и сотни. Тебе не кажется, что это чересчур?

Гарри это, конечно, казалось странным, но он не хотел признаваться в этом даже себе.

– Ой, ерунда это! – бросил он. – А как еще, по-твоему, она все это получила?

– Даже в наше время всеобщей бедности не перевелись богатые мужчины, которые могут позволить себе снять для девушки квартиру и делать ей дорогие подарки. Есть в Вест-Энде и те, кто умеет дорого себя продать. Это гораздо более правдоподобное объяснение, чем та чушь, которую несешь ты.

– О, я так и знал, что рано или поздно ты это скажешь! – с горячностью ответил Гарри. – Но ты совершенно не прав. Ничего такого в ней и близко нет.

Рон вздохнул:

– Хорошо, Гарри. Пусть я не прав. Но будь осторожен. Не попади в переделку, а если попадешь, не будь дураком и не пытайся выпутаться в одиночку. Может, я сумею помочь.

– Не знаю, что с тобой сегодня, – раздраженно произнес Гарри, взбивая подушку. – Делаешь проблему на пустом месте. Я собираюсь спать. Спокойной ночи.

Но он еще долго не мог заснуть. Голова у него шла кругом. Он пожалел, что рассказал Рону о Клэр. Можно было догадаться, что Рон сорвет на ней свою злость. Рон наговорил уйму ерунды. У Клэр не было с Шейлой ничего общего. Клэр – самая восхитительная, самая чудесная, самая привлекательная девушка в мире. Плохо, что у нее так много денег. Если он хочет часто видеться с ней – а он решил, что хочет этого, – тогда ему нужно зарабатывать больше. Он работает на Муни вот уже три года. И теперь решил, что попросит увеличить ему заработок – на десять шиллингов в неделю. Это, конечно, не слишком поможет, если он собирается встречаться с Клэр регулярно. Нынче десять шиллингов – это почти ничего. Придется найти какой-нибудь другой заработок, если только он не воспользуется сбережениями. В конце концов, всегда можно взять фунт-другой из скопленных денег. С этой утешительной мыслью Гарри заснул.

Глава шестая

Альф Муни однажды услышал, что какая-то девушка сравнила его с Адольфом Менжу, и запомнил это на всю жизнь. Он был такого же небольшого роста, с печальным лицом, тяжелыми мешками под глазами, обвисшими усами и острым подбородком.

Подчеркивая сходство, Муни носил мягкую фетровую шляпу с широкими полями, сдвигая ее на затылок, и вручную расписанный американский галстук, который свободно повязывал под расстегнутым воротом рубашки. Находясь в ателье, он редко носил пиджак и расхаживал в расстегнутом жилете, который не распахивался благодаря цепочке от часов. Потухшая сигара в уголке рта, порой вызывавшая дурноту, завершала его американский образ, который не мог обмануть никого, за исключением самого Муни.

Вот уже сорок лет Муни пытался разбогатеть, но всякий раз терпел неудачу. Он перепробовал множество способов. Был букмекером, моряком, торговым агентом, водителем такси, продавцом торговых площадей, управляющим одним из магазинов Вулворта. Он зарабатывал деньги и терял их, снова зарабатывал и снова терял. В один год дела шли в гору, на следующий под гору. То он разъезжал на подержанном американском автомобиле, то довольствовался автобусами. Удача никогда долго ему не сопутствовала. Он либо был при деньгах, либо вовсе без денег. Казалось, для него не существовало счастливой золотой середины.

В данный момент дела Муни вновь пошли на спад. Три года назад он выиграл пятьсот фунтов на футбольном тотализаторе и открыл фотоателье в надежде, что если работать будет кто-то другой, то удача наконец повернется к нему лицом. Муни нанял троих молодых людей (одним из которых оказался Гарри), чтобы те фотографировали прохожих на улицах, и девушку, Дорис Роджерс, – она проявляла пленки, печатала фотографии и общалась с клиентами. Свое участие в предприятии Муни ограничил тем, что постоянно торчал в дверях: ему казалось, что таким образом он задает делу тон. Бизнес продержался три года. Это было рекордом для Муни, но теперь перед ним вновь замаячила перспектива банкротства, и он стал размышлять, какой следующий шаг необходимо предпринять.

Так что, когда Гарри попросил поднять ему зарплату на десять шиллингов, Муни только развалился в кресле и горько усмехнулся.

– Побойся Бога, юноша, – произнес он, отмахиваясь от Гарри потухшей сигарой. – Это невозможно. Дела идут так паршиво, что скоро мне придется прикрыть лавочку. Посмотри на ту пачку, которую ты принес вчера. Сколько, по-твоему, желающих пришли купить фотографии? И дюжины не набралось! Я тебе вот что скажу, Гарри. Накрылось это дело. Слишком большая конкуренция. Да и денег у народа мало. Людям не наскрести полдоллара, чтобы заплатить за фотографию.

Гарри хорошо относился к Муни. За все время их совместной работы Муни ни разу не взял назад слова и не соврал. И теперь дело было не в том, что Муни не хотел повышать зарплату. Новости встревожили Гарри. Если Муни закроет ателье, Гарри потеряет работу и шесть фунтов в неделю. Подобная перспектива испугала его.

– Так что вы собираетесь предпринять, мистер Муни? – спросил он, присаживаясь на край письменного стола. – Сколько вы думаете еще продержаться?

– Что мне в тебе нравится, Гарри, – произнес Муни, – ты не эгоист. С тобой можно разговаривать, а с этими сопляками – нет. Они думают только о собственной выгоде. Ну так вот, юноша, как насчет того, чтобы вложить в бизнес немного денег? Я уже заводил этот разговор, но, если ты хочешь сохранить работу, самое время что-то предпринять. У тебя от природы все задатки хорошего фотографа. Ты понимаешь в этом деле. Если организуем портретную студию, то сорвем куш. Уверен на все сто. От уличных снимков никакого проку. Это новшество, без которого можно запросто обойтись. Но хороший портрет – совсем другое дело. Мы могли бы извлечь огромную выгоду, если только ты поумнеешь и войдешь в долю. Теперь подумай: я намереваюсь дать тебе пятьдесят процентов от выручки и пять процентов со сбережений. Как тебе это? По-моему, вполне справедливо. Мы избавимся от других дармоедов. Дорис пусть остается, но ей придется урезать зарплату. Сократим расходы до пятнадцати фунтов в неделю. Через месяц или около того ты уже будешь получать прибыль. Что скажешь?

Гарри покачал головой:

– Простите, мистер Муни, но я не могу рисковать деньгами. Это все, что у меня есть, и я очень ими дорожу. Здесь неподходящий район для портретной студии. Это торговая часть Вест-Энда, а не Сохо.

– Вот тут ты ошибаешься, – сказал Муни. – Ладно, признаю, что связан арендой. Пусть так, но у здешних торговцев есть деньги. Они такие же люди, как и все прочие, и захотят иметь хорошую фотографию. Мы выйдем на новый уровень, если только ты включишь голову.

– Простите, но вы меня не убедили, – твердо повторил Гарри.

Муни беспомощно пожал плечами:

– Что ж, все в порядке, это твои деньги. Но я тебя предупреждаю: если только что-нибудь не выплывет, в следующем месяце придется все поменять. – Он положил ноги на стол и откинулся на спинку кресла. – На самом деле у меня есть неплохой вариант – заняться чисткой и покраской одежды. Я знаю парня, который хочет расширить свой бизнес в этой сфере. Я могу открыть здесь пункт приема вещей и потом отправлять их ему. Но ты останешься не у дел. Мне придется управляться одному.

– Пусть так, мистер Муни, – грустно ответил Гарри, – но, возможно, до этого не дойдет.

Оставив Муни, погруженного в невеселые размышления, рассматривать потолок, Гарри отправился в лабораторию обсудить бедственное положение с Дорис Роджерс.

Дорис была пухленькой коротышкой с копной черных вьющихся волос, вздернутым носиком и улыбкой, которая сразу вызывала симпатию. Гарри мало знал о ней, поскольку она никогда о себе не рассказывала.

Она была прекрасным работником, и Муни пользовался этим, платя ей сущие гроши и перекладывая на ее юные плечи как можно больше собственных обязанностей. Дорис никогда не ворчала, не возражала против того, чтобы работать допоздна, и, казалось, вовсе не имела личной жизни.

Гарри она нравилась. Она была из тех девчонок, с кем можно дружить без всяких обычных в таких случаях осложнений. Его восхищало проворство и мастерство Дорис, а также врожденный талант выбрать хорошую фотографию, и он всегда прислушивался к ее мнению.

Едва Дорис увидела мрачное выражение его лица, как тут же поняла, в чем проблема.

– Опять хныкал? – спросила она, погружая очередную порцию фотографий в ванночку с закрепителем.

– Хуже. Говорит, что закроется в следующем месяце, если дела не пойдут на лад.

Дорис презрительно фыркнула:

– Что ж, это его вина. Он не хочет шевелиться, никаких новых идей. – Она переложила фотографии в ванночку с водой. – А что ты будешь делать, Гарри?

– Попытаюсь устроиться в «Моментальное фото», хотя меня могут и не взять. Не знаю. Хорошо бы получить там работу. А ты?

Дорис пожала плечами.

– Найду что-нибудь, – бодро ответила она и на несколько секунд оторвалась от работы, чтобы улыбнуться Гарри. – Что-нибудь всегда подворачивается. Почему ты не скажешь ему о своей идее фотографировать по вечерам? Мы уже несколько месяцев об этом говорим, а ты так и не пошевелился. Время пришло. Это должно сработать. Ты даже можешь вытрясти из него побольше денег, если постараешься хорошенько. Ведь тебе в конце концов придется фотографировать на несколько часов дольше.

– Я совсем про это забыл, – сказал Гарри. – Пойду поговорю с ним прямо сейчас. Если он клюнет, заставлю его платить мне проценты с прибыли.

– Правильно, – согласилась Дорис. – И не ведись на всякую чепуху.

Когда Гарри вошел, Муни по-прежнему сидел, развалившись в кресле, исполненный жалости к себе. Он уныло воззрился на Гарри и спросил:

– Ну что еще? Ни минуты покоя в этом месте.

– У меня есть идея, мистер Муни. Возможно, стоящая, – сказал Гарри. – Я обдумывал ее некоторое время. Почему бы не переключиться с дневных на вечерние фотографии? Давайте предложим людям что-то новое. Может, им будет интереснее получить свою фотографию на улицах ночного города. Во всяком случае, такого еще не было.

Муни сразу оценил все преимущества, но, поскольку идея была не его, не выказал особого энтузиазма. Вместо этого он закрыл глаза, помрачнев еще больше.

– Мысль, конечно, неплохая, – неохотно согласился он. – Но есть и загвоздки. Во-первых, нужна вспышка, которая стоит денег. Во-вторых, лампы, которые тоже стоят денег. А свободных средств у меня нет.

– Вспышка у меня есть. Я купил ее несколько лет назад и мало ею пользовался, и за лампочки я заплачу.

Муни открыл глаза и выпрямился:

– Ну-ка еще раз?

Гарри повторил сказанное.

– Прекрасно, – произнес Муни, и вдруг выражение его лица сделалось подозрительным. – А где подвох?

Гарри усмехнулся:

– Я хочу треть прибыли, мистер Муни, помимо зарплаты. Сами понимаете, мне придется работать на несколько часов дольше, к тому же вспышка моя и лампочки, да и идея тоже. Я не буду этим заниматься, если вы не согласитесь.

– Побойся Бога, сынок! – запротестовал Муни. – Третья часть! Слушай, давай не будем из-за этого ссориться. Пусть будет четверть, и ты платишь за лампочки. Идет?

– Или треть, или ничего. Мне нужны деньги. Треть, или я выхожу из игры.

– А что, если я скажу «ничего»? – схитрил Муни. – И где ты окажешься?

– Я отправлюсь со своей идеей в «Моментальное фото». Они за нее ухватятся.

Муни чуть не свалился с кресла.

– «Моментальное фото»? – взвыл он. – Да это же шайка жулья! Какой бес в тебя вселился, Гарри? Ты же не бросишь меня ради этой дешевки?

– Почему же дешевки? Они были первыми и отлично делают свою работу. Если вы не изыщете возможности платить мне треть, то придется пойти к ним. Вопрос закрыт.

Муни начал было шуметь, но, заметив решимость во взгляде Гарри, понял, что разубедить его не удастся, и потому скрепя сердце сдался:

– Ладно, сынок, раз ты настаиваешь. Пусть будет треть. Но кто сделал из тебя бизнесмена? Зачем тебе нужны деньги?

– А кому они не нужны? – спросил Гарри, краснея.

Некоторое время Муни внимательно смотрел на него и затем воскликнул:

– Черт возьми! Уж не надумал ли ты жениться? Для этого тебе деньги? Какая-нибудь дамочка, а?

Гарри направился к двери:

– Не будем в это вдаваться, мистер Муни. Я схожу домой и возьму вспышку. Можно сегодня же начать.

– Ладно, сынок. Потом зайдешь, расскажешь, как дела. Я буду здесь до половины одиннадцатого. Так что не задерживайся.

– Хорошо, – сказал Гарри, выходя.

– Эй, Гарри! – окликнул его Муни.

Гарри помедлил в дверях:

– Да, мистер Муни?

– Какая она, сынок? Хорошенькая, а? Ты ее уже поимел? – И Муни зажмурил один глаз и хитро прищурился.

– Не понимаю, о чем это вы, – сердито ответил Гарри и чуть ли не бегом бросился из конторы.

Муни откинулся в своем кресле и запел громким, немелодичным голосом: «Нет ничего прекраснее любви».