Текст книги "Зверобой, или Первая тропа войны"

Автор книги: Джеймс Фенимор Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 8

Слова его прочнее крепких уз,

Правдивее не может быть оракул,

И сердцем так далек он от обмана,

Как от земли далек лазурный свод.

Шекспир, «Два веронца»

Девушки не проронили ни слова, когда перед ними появился Зверобой. По его лицу можно было прочесть все его опасения за судьбу отсутствующих участников экспедиции.

– Отец?! – воскликнула наконец с отчаянием Джудит.

– С ним случилась беда, не к чему скрывать это, – ответил Зверобой, по своему обыкновению, прямо и просто. – Он и Непоседа попали в руки мингов, и одному небу известно, чем это кончится. Я собрал все пироги, и это может служить для нас некоторым утешением: бродягам придется теперь строить плот или добираться сюда вплавь. После захода солнца к нам на помощь явится Чингачгук, если мне удастся посадить его в свою пирогу. Тогда, думаю я, мы оба будем защищать ковчег и замок до тех пор, пока офицеры из гарнизона не услышат о войне и не постараются вызволить нас. – Офицеры! – нетерпеливо воскликнула Джудит, и щеки ее зарумянились еще сильнее, а в глазах мелькнуло живое волнение. – Кто теперь может думать или говорить об этих бессердечных франтах! Мы собственными силами должны защищать замок. Но что же случилось с моим отцом и с бедным Гарри Непоседой?

Тут Зверобой коротко, но толково рассказал обо всем, что произошло ночью, отнюдь не преуменьшая беды, постигшей его товарищей, и не скрывая своего мнения насчет возможных последствий.

Сестры слушали его с глубоким вниманием. Ни одна из них не проявила излишнего беспокойства, которое, несомненно, должно было вызвать подобное сообщение у женщин, менее привычных к опасностям и случайностям пограничной жизни. К удивлению Зверобоя, Джудит волновалась гораздо сильнее. Хетти слушала жадно, но ничем не выдавала своих чувств и, казалось, лишь про себя грустно размышляла обо всем случившемся. Впрочем, обе ограничились лишь несколькими словами и тотчас же занялись приготовлениями к утренней трапезе. Люди, для которых домашнее хозяйство привычное дело, продолжают машинально заниматься им, несмотря даже на душевные муки и скорбь. Простой, но сытный завтрак был съеден в мрачном молчании. Девушки едва притронулись к нему, но Зверобой обнаружил еще одно качество хорошего солдата: он доказал, что даже самые тревожные и затруднительные обстоятельства не могут лишить его аппетита. За едой никто не произнес ни слова, но затем Джудит заговорила торопливо, как это всегда бывает, когда сердечная тревога побеждает внешнее самообладание.

– Отец, наверное, похвалил бы эту рыбу! – воскликнула она. – Он говорит, что в здешних озерах лососина ничуть не хуже, чем в море.

– Мне рассказывали, Джудит, что ваш отец хорошо знаком с морем, – сказал молодой человек, бросая испытующий взгляд на девушку, ибо, подобно всем, знавшим Хаттера, он питал некоторый интерес к его далекому прошлому. – Гарри Непоседа говорил мне, что ваш отец был когда-то моряком.

Сначала Джудит как будто смутилась, затем под влиянием совсем нового для нее чувства внезапно стала откровенной.

– Если Непоседа что-нибудь знает о прошлом моего отца, то жаль, что он не рассказал этого мне! – воскликнула она. – Иногда мне самой кажется, что отец был раньше моряком, а иногда я думаю, что это неправда. Если бы сундук был открыт или мог говорить, он, вероятно, поведал бы нам всю эту историю. Но запоры на нем слишком прочны, чтобы можно было разорвать их, как бечевку.

Зверобой повернулся к сундуку и впервые внимательно его рассмотрел. Краска на сундуке слиняла, и весь он был покрыт царапинами – следствие небрежного обращения, – тем не менее он был сделан из хорошего материала и умелым мастером. Зверобою никогда не доводилось видеть дорожные вещи такого высокого качества. Дорогое темное дерево было когда-то превосходно отполировано, но от небрежного обращения на нем уцелело немного лака; всевозможные царапины и выбоины свидетельствовали о том, что сундуку приходилось сталкиваться с предметами еще более твердыми, чем он сам. Углы были прочно окованы – богато разукрашенной сталью, а три замка своим фасоном и отделкой могли бы привлечь внимание даже в лавке антиквара. Сундук был очень велик, и, когда Зверобой встал и попробовал приподнять его, взявшись за одну из массивных ручек, оказалось, что его вес в точности соответствует внешнему виду.

– Видели ли вы когда-нибудь этот сундук открытым? – спросил молодой человек с обычной бесцеремонностью пограничного жителя.

– Ни разу. Отец никогда не открывал его при мне, если вообще когда-нибудь открывал. Ни я, ни сестра не видели его с поднятой крышкой.

– Ты ошибаешься, Джудит, – спокойно заметила Хетти. – Отец поднимал крышку, и я это видела.

Зверобой прикусил язык; он мог, не колеблясь, допрашивать старшую сестру, однако ему казалось не совсем добропорядочным злоупотреблять слабоумием младшей. Но Джудит, не считавшаяся с подобными соображениями, быстро обернулась к Хетти и спросила:

– Когда и где ты видела этот сундук открытым, Хетти?

– Здесь, и много раз. Отец часто открывал сундук, когда тебя нет дома, потому что при мне он делает и говорит все, нисколько не стесняясь. – А что он делает и говорит?

– Этого я тебе не могу сказать, Джудит, – возразила сестра тихим, но твердым голосом. – Отцовские тайны – не мои тайны.

– Тайны? Довольно странно. Зверобой, что отец открывает их Хетти и не открывает мне!

– Для этого у него есть свои причины, Джудит, хоть ты их и не знаешь. Отца теперь здесь нет, и я больше ни слова не скажу об этом.

Джудит и Зверобои переглянулись с изумлением, и на одну минуту девушка нахмурилась. Но вдруг, опомнившись, она отвернулась от сестры, как бы сожалея о ее слабости, и обратилась к молодому человеку.

– Вы рассказали нам только половину вашей истории, – сказала она, – и прервали ее на том месте, когда заснули в пироге, или, вернее говоря, проснулись, услышав крик гагары. Мы тоже слышали крик гагары и думали, что он предвещает бурю, хотя в это время года на озере бури случаются редко.

– Ветры дуют и бури завывают, когда угодно богу – иногда зимой, иногда летом, – ответил Зверобой, – и гагары говорят то, что им подсказывает их природа. Было бы гораздо лучше, если бы люди вели себя так же честно и откровенно. Прислушавшись к птичьему крику и поняв, что это не сигнал Непоседы, я лег и заснул. Когда рассвело, я проснулся и отправился на поиски пирог, чтобы минги не захватили их.

– Вы рассказываете нам не все, Зверобой, – сказала Джудит серьезно. Мы слышали ружейные выстрелы под горой на восточной стороне: эхо было гулкое и продолжительное и донеслось так скоро после выстрелов, что, очевидно, стреляли где-то вблизи от берега. Наши уши привыкли к таким звукам и обмануться не могли.

– На этот раз ружья сделали свое дело, девушка. Да, сегодня утром они исполнили свою обязанность. Некий воин удалился в счастливые охотничьи угодья, и этим все кончилось.

Джудит слушала затаив дыхание.

Когда Зверобой, по своей обычной скромности, видимо, хотел прервать разговор на эту тему, она встала и, перейдя через горницу, села с ним рядом. Она взяла охотника за его жесткую руку и, быть может бессознательно, сжала ее.

Ее глаза серьезно и даже с упреком поглядели на его загорелое лицо.

– Вы сражались с дикарями. Зверобой, сражались в одиночку, без всякой помощи – сказала она. – Желая защитить нас – Хетти и меня, – быть может, вы смело схватились с врагом. И никто не видел бы вас, никто не был бы свидетелем вашей гибели, если бы провидение допустило такое великое несчастье!

– Я сражался, Джудит, да, я сражался с врагом, и к тому же первый раз в жизни. Такие вещи вызывают в нас смешанное чувство печали и торжества. Человеческая натура, по-моему, воинственная натура. Все, что произошло со мной, не имеет большого значения. Но, если сегодня вечером Чингачгук появится на утесе, как мы с ним условились, и я успею усадить его в лодку незаметно для дикарей или даже с их ведома, но вопреки их воле и желаниям, тогда действительно должно начаться нечто вроде войны, прежде чем минги овладеют замком, ковчегом и вами самими.

– Кто этот Чингачгук? Откуда он явился и почему придет именно сюда?

– Вопрос естественный и вполне законный, как я полагаю, хотя имя этого молодца уже широко известно в его родных местах. Чингачгук по крови могиканин, усыновленный делаварами по их обычаю, как большинство людей его племени, которое уже давно сломилось под натиском белых. Он происходит из семьи великих вождей. Его отец Ункас был знаменитым воином и советником своего народа. Даже старый Таменунд уважает Чингачгука, даром что тот еще слишком молод, чтобы стать предводителем на войне. Впрочем, племя это так рассеялось и стало так малочисленно, что звание вождя у них – пустое слово. Ну, так вот, лишь только нынешняя война началась всерьез, мы с Чингачгуком сговорились встретиться подле утеса близ истока этого озера, сегодня вечером, на закате, чтобы затем пуститься в наш первый поход против мингов. Почему мы выбрали именно здешние места – это наш секрет. Хотя мы еще молоды, новы сами понимаете – мы ничего не делаем зря, не обдумав все как следует.

– У этого делавара не могут быть враждебные намерения против нас, – сказала Джудит после некоторого колебания, – и мы знаем, что вы наш друг.

– Надеюсь, что меньше всего меня можно обвинить в таком преступлении, как измена, – возразил Зверобой, немного обиженный тем проблеском недоверия, который мелькнул в словах Джудит.

– Никто, не подозревает вас, Зверобой! – пылко воскликнула девушка. – Нет, нет, ваше честное лицо может служить достаточно порукой за тысячу сердец. Если бы все мужчины так же привыкли говорить правду и никогда не обещали того, чего не собираются выполнить, на свете было бы гораздо меньше зла, а пышные султаны и алые мундиры не могли бы служить оправданием для низости и обмана.

Девушка говорила взволнованно, с сильным чувством.

Ее красивые глазка, всегда такие мягкие и ласковые, метали искры. Зверобой не мог не заметить столь необычайного волнения. Но с тактом, который сделал бы честь любому придворному, он не позволил себе хотя бы единым словом намекнуть на это. Постепенно Джудит успокоилась и вскоре возобновила разговор как ни в чем не бывало:

– Я не имею права выпытывать ваши тайны или же тайны вашего друга, Зверобой, и готова принять все ваши слова на веру. Если нам действительно удастся приобрести, еще одного союзника-мужчину, это будет великой подмогой в такое трудное время. Если дикари убедятся, что мы можем удержать в своих руках озеро, они предложат обменять пленников на шкуры или хотя бы на бочонок пороха, который хранится в доме. Я надеюсь на это.

На языке у молодого человека уже вертелись такие слова, как «скальпы» и «премии», но, щадя чувства дочерей, он не решился намекнуть на судьбу, которая, по всей вероятности, ожидала их отца. Однако Зверобой был так не искушен в искусстве обмана, что зоркая Джудит прочитала мысль на его лице.

– Я понимаю, о чем вы думаете, – продолжала она поспешно, – и догадываюсь, что бы вы могли сказать, если бы не боялись огорчить меня… то есть нас обоих, так как Хетти любит отца не меньше, чем я. Но мы иначе думаем об индейцах. Они никогда не скальпируют пленника, попавшего к ним в руки целым и невредимым. Они оставляют его в живых – конечно, если свирепая жажда крови внезапно не овладеет ими. Я не боюсь, что они снимут скальп с отца, и за жизнь его я спокойна. Если бы индейцам удалось подобраться к нам в течение ночи, весьма вероятно, мы потеряли бы наши скальпы. Но мужчины, взятые в плен в открытом бою, редко подвергаются насилиям, по крайней мере до тех пор, пока не наступает время пыток.

– Да, таков их обычай, и так они обыкновенно поступают. Но, Джудит, знаете ли вы, зачем ваш отец и Непоседа ходили к лагерю дикарей?

– Знаю, это было жестокое желание. Но как быть? Мужчины всегда останутся мужчинами. Даже те из них, которые ходят в мундирах, расшитых золотом и серебром, и носят офицерский патент note 31Note31
  В те времена в английской и других армиях чины продавались. Можно было купить патент, дававший его владельцу право на чин офицера.


[Закрыть] в кармане, совершают такие же жестокости. – Глаза Джудит вновь засверкали, но отчаянным усилием воли она овладела собой. – Я всегда начинаю сердиться, когда подумаю, как гадки мужчины, – прибавила она, стараясь улыбнуться, что ей плохо удалось. – Все это глупости! Что сделано, то сделано, и причитаниями тут не поможешь. Но индейцы придают так мало значения пролитой крови и так высоко ценят храбрость, что, если бы они знали о замысле своих пленников, они даже стали бы уважать их за это.

– До поры до времени, Джудит, да, до поры до времени. Но, когда это чувство проходит, тогда рождается жажда мести. Нам с Чингачгуком надо постараться освободить Непоседу и вашего отца, потому что минги, без сомнения, проведут на озере еще несколько дней, желая добиться полного успеха.

– Значит, вы думаете, что на вашего делавара можно положиться, Зверобой? – задумчиво спросила девушка.

– Как на меня самого! Ведь вы говорите, что не сомневаетесь во мне, Джудит!

– В вас? – она опять схватила его руку и сжала ее с горячностью, которая могла бы пробудить тщеславие у человека, менее простодушного и более склонного гордиться своими хорошими качествами. – Я так же могла бы сомневаться в собственном брате! Я знаю вас всего лишь день. Зверобой, но за этот день вы внушили мне такое доверие, какое другой не мог бы внушить за целый год. Впрочем, вате имя было мне известно. Гарнизонные франты частенько рассказывали об уроках, которые вы давали им на охоте, и все они называли вас честным человеком.

– А говорили они когда-нибудь о себе, девушка? – спросил Зверобой поспешно и рассмеялся своим тихим сердечным смехом. – Говорили ли они о себе? Меня не интересует, что они говорили обо мне, потому что я стреляю недурно, но какого мнения господа офицеры о своей собственной стрельбе? Они уверяют, что оружие-главный инструмент их ремесла. И, однако, иные из них совсем не умеют обращаться с ним.

– Надеюсь, это не относится к вашему другу Чингачгуку… Кстати, что значит это имя по-английски?

– Великий Змей. Так прозвали его за мудрость к хитрость. Настоящее его имя Ункас, все мужчины в их семье носят имя Ункас, пока не заслужат своими делами другого прозвища.

– Раз он действительно так мудр, то будет нам полезен, если только ему не помешают его собственные дела.

– В конце концов, ничего худого не случится, если я расскажу вам все. Очень может быть, что вы даже придумаете, как помочь нам. Поэтому я открою этот секрет вам и Хетти в надежде, что вы будете хранить его, как свой собственный. Надо вам сказать, что Чингачгук очень видный собой индеец, и на него часто заглядываются молодые женщины его племени. Ну так вот, есть там один вождь, а у вождя-дочь, по имени Уа-та-Уа, что по-английски значит: «Тише, о тише!», это самая красивая девушка в стране делаваров. Все молодые воины мечтали взять ее себе в жены. Но случилось так, что Чингачгук полюбил Уа-та-Уа и Уа-та-Уа полюбила Чингачгука. Зверобой на мгновение смолк. Хетти Хаттер, покинув свое место, подошла к охотнику и жадно слушала, как ребенок, увлеченный сказкой, которую рассказывает мать.

– Да, он полюбил ее, и она полюбила его, – продолжал Зверобой, бросив дружелюбный и одобрительный взгляд на простодушную девушку. – А когда так случается и старшины не возражают, то молодую парочку редко удается разлучить. Само собой разумеется, Чингачгук не мог захватить подобный приз, не нажив множества врагов из числа тех, которые добивались того же, что и он. Некто Терновый Шип, как зовут его по-английски, или Иокоммон, как его называют индейцы, ближе всех принял к сердцу это дело, и мы подозреваем его руку во всем, что случилось дальше. Два месяца назад Уа-та-Уа отправилась с отцом и матерью на ловлю лососей к Западным ручьям, где, как вам известно, водится пропасть рыбы, и вдруг девушка там исчезла. Несколько недель подряд мы ничего не знали о ней, но дней десять назад гонец, проходивший через земли делаваров, рассказал нам, что Уа-та-Уа украли у ее родителей и что она теперь находится во власти враждебного племени, которое приняло ее в свою среду и хочет выдать замуж за одного молодого минга. Гонец сообщил, что охотники из этого племени должны месяца два провести в здешних местах, прежде чем вернуться обратно в Канаду, и, если мы отправимся туда на поиски девушки, нам, быть может, удастся ее выручить.

– А какое вам дело до этого, Зверобой? – спросила Джудит с некоторым беспокойством.

– Все, что касается моего друга, касается и меня. Я пришел сюда помочь Чингачгуку и, если удастся, спасти девушку. Это доставит мне почти такую же радость, как если бы я освободил мою собственную возлюбленную. – А где же ваша возлюбленная, Зверобой?

– Она в лесу, Джудит, она падает с ветвей деревьев вместе с каплями дождя, она росой ложится на траву, она плывет с облаками по голубому небу, она поет вместе с птицами, она течет звонкими ручьями, из которых я утоляю жажду, она во всех прекрасных дарах, которыми мы обязаны благому провидению.

– Вы хотите сказать, что до сих пор не любили ни одной женщины, а любили только охоту и жизнь лесу?

– Вот именно, вот именно! Нет, нет, я еще не хворал этой болезнью и надеюсь остаться в добром здоровье, по крайней мере, до конца войны. Дело Чингачгука и без того потребует много хлопот, так что лишний груз на шее мне ни к чему.

– Девушка, которая когда-нибудь победит вас, Зверобой, Завоюет, по крайней мере, честное сердце, сердце, не знающее измены и лукавства. А такой победе может позавидовать каждая женщина.

Когда Джудит говорила эти слова, ее красивое лицо гневно хмурилось и горькая улыбка скользила по губам.

Собеседник заметил эту перемену, и, хотя он не привык угадывать тайны женского сердца, врожденная деликатность подсказала ему, что лучше всего переменить тему разговора.

Так как до часа, назначенного Чингачгуком, было еще довольно далеко, у Зверобоя осталось достаточно времени, чтобы изучить все средства обороны «замка» и принять необходимые меры, какие требовались обстоятельствами. Впрочем, Хаттер, с его богатым опытом, так все предусмотрел, что невозможно было изобрести что-нибудь новое – в этом отношении. «Замок» находился так далеко от берега, что выстрелов оттуда нечего было бояться. Правда, пуля из мушкета достала бы на таком расстоянии, но о точном прицеле не могло быть речи, и даже Джудит пренебрегала опасностью с этой стороны.

Итак, пока в руках наших друзей оставалась крепость, им ничто не угрожало. Конечно, нападающие, подплыв к «замку», могли бы его штурмовать, или поджечь, или же прибегнуть еще к каким-либо уловкам, внушенным индейским коварством. Но против пожара Хаттер принял все нужные предосторожности, да и сама постройка, если не считать берестяной кровли, не так-то легко бы загорелась. В полу было проделано несколько отверстий, и под рукой находились ведра с веревками. В случае пожара любая из девушек легко могла потушить огонь, не дав ему разгореться. Джудит, знавшая все оборонительные планы отца и достаточно смелая, чтобы принимать участие в их выполнении, рассказала Зверобою о них во всех подробностях и тем избавила его от напрасной траты сил и времени на личный осмотр.

Днем бояться было нечего. Помимо пирог и ковчега, на всем озере не было видно ни единого судна. Правда, плот можно было построить довольно быстро – у самой воды валялось множество деревьев. Однако, если бы дикари серьезно решились на штурм, им вряд ли удалось бы до наступления темноты Подготовить необходимые средства переправы. Тем не менее недавняя гибель одного из воинов могла придать им прыти, и Зверобой полагал, что наступающая ночь будет решающей. Поэтому юноша очень хотел, чтобы его друг-могиканин прибыл поскорее. С нетерпением поджидал он солнечного заката.

В течение дня обитатели «замка» продумали план обороны и закончили необходимые для этого приготовления. Джудит была очень оживлена, и, видимо, ей было приятно совещаться обо всем с новым знакомым. Его равнодушие к опасности, мужественная преданность и невинное простодушие заинтересовали и пленили ее. Зверобою казалось, что время идет очень медленно, но Джудит не замечала этого, и, когда солнце начало склоняться к лесистым вершинам западных холмов, она выразила удивление, что день кончился так скоро. Зато Хетти была задумчива и молчалива. Она никогда не была болтлива, и если иногда становилась разговорчивой, то лишь под влиянием какого-нибудь события, возбуждавшего ее бесхитростный ум. В этот памятный день она словно на несколько часов лишилась языка. Тревога за участь отца ничем не нарушила привычек обеих сестер. Да они, впрочем, и не ожидали никаких дурных последствий от его пребывания в плену, и Хетти раза два выражала надежду, что Хаттер сумеет освободиться. Джудит была не так спокойна на этот счет, но и она полагала, что ирокезы захотят получить выкуп за пленников, как только убедятся, что никакие военные хитрости и уловки не помогут им захватить «замок». Зверобой, однако, считал все эти надежды просто девическими фантазиями и продолжал серьезно и упорно готовиться к обороне.

Наконец пришло время отправиться на место свидания с могиканином, или делаваром, как чаще называли Чингачгука. Зверобой предварительно обдумал план действий, подробно растолковал его обеим: сестрам, и все трое дружно и ревностно принялись за работу. Хетти перешла в ковчег, связала вместе две пироги и, спустившись в одну из них, направила их в некое подобие ворот в палисаде, окружавшем «замок». Затем она привязала обе лодки под домом цепями, которые были прикреплены к бревнам. Палисад состоял из древесных стволов, прочно вбитых в ил, и служил двойной цели: он ограждал небольшое замкнутое пространство, которым можно было пользоваться для различных надобностей, и вместе с тем мешал неприятелю приблизиться к лодкам. Таким образом пироги, введенные в док, до некоторой степени были защищены от посторонних глаз, а если бы их и увидели, то вывести их оттуда при закрытых воротах было бы трудно. Джудит, сев в третью пирогу, также выехала за ворота, а Зверобой в это время запирал в доме все окна и двери. Там все было массивно и крепко и засовами служили стволы небольших деревьев. Поэтому, после того как Зверобой закончил свою работу, потребовалось бы не меньше двух часов, чтобы проникнуть внутрь постройки, даже если бы осаждающие могли пустить в ход еще какие-нибудь инструменты, кроме боевых топоров, и не встретили бы при этом никакого сопротивления. Все эти меры предосторожности Хаттер изобрел после того, как во время частых отлучек его раза два обокрали белые бродяги, которых много шатается на границе.

Как только жилище было наглухо закрыто изнутри, Зверобой подошел к люку спустился в пирогу Джудит. Тут он запер подъемную дверь массивной балкой и здоровенным замком. Хетти тоже перебралась в эту пирогу, и они выплыли за пределы палисада. Потом замкнули ворота и ключи отнесли в ковчег. Теперь внутрь жилища можно было проникнуть лишь с помощью взлома или тем же путем, каким Зверобой выбрался оттуда.

Разумеется, Зверобой захватил с собой подзорную трубу и теперь, насколько это было возможно, внимательно разглядывал побережье. Нигде не было видно ни единого живого существа, только несколько птиц порхало в тени деревьев, как бы спасаясь от послеполуденного зноя. Особенно тщательно Зверобой осмотрел соседние с «замком» места, чтобы выяснить, не сооружается ли где-нибудь плот. Но повсюду царило пустынное спокойствие. Здесь надо в нескольких словах объяснить, в чем заключалась главная трудность для наших друзей. Тогда как зоркие глаза неприятеля имели полную, возможность наблюдать за ними, все передвижения мингов были скрыты покровом густого леса. Воображение невольно преувеличивало число врагов, таившихся в лесной чаще, в то время как любой наблюдатель, занявший позицию па берегу, ясно видел, как слаб гарнизон, оборонявший «замок».

– До сих пор нигде никто не шевельнулся! – воскликнул Зверобой, опустив наконец трубу и собираясь войти в ковчег. – Если бродяги замышляют недобро", они слишком хитры, чтобы действовать открыто. Быть может, они уже мастерят в лесу плот, но еще не перетащили его на озеро. Они не могут догадаться, что мы собираемся покинуть замок, а если бы догадались, то им неоткуда узнать, куда мы хотим плыть.

– Совершенно верно, Зверобой, – подхватила Джудит, – и теперь, когда все готово, мы должны, не боясь погони, двинуться вперед, иначе мы опоздаем.

– Нет, нет, это надо делать с оглядкой. Хоть дикари еще и не знают, что Чингачгук поджидает нас на утесе, но у них есть глаза и ноги. Они увидят, куда мы плывем, и, уж конечно, последуют за нами. Я, впрочем, постараюсь надуть их и буду направлять баржу то туда, то сюда, пока они не устанут, гоняясь за нами.

Зверобой, насколько мог, исполнил свое обещание. Не прошло и пяти минут, как друзья вошли в ковчег и отчалили от «замка». С севера дул легкий ветерок. Смело развернув парус, молодой человек направил нос неуклюжего судна таким образом, что, учитывая силу течения, они должны были приблизиться к восточному берегу милях в двух ниже «замка». Ковчег не отличался быстроходностью, но все же мог плыть со скоростью от трех до четырех миль в час. А между «замком» и утесом было лишь немногим больше двух миль. Зная пунктуальность индейцев, Зверобой очень точно рассчитал время, чтобы в зависимости от обстоятельств достигнуть назначенного места лишь с небольшим опозданием или же немного ранее назначенного часа. Когда молодой охотник поднял парус, солнце стояло высоко над западными холмами: до заката оставалось еще часа два. После, пятиминутных наблюдений Зверобой убедился, что баржа плывет с достаточной скоростью.

Стоял чудесный июньский день, и пустынное водное пространство меньше чем когда-либо напоминало арену жестокой поверхности озера, как бы не желая возмущать его зеркальную гладь. Даже леса, казалось, дремали на солнце, над северной частью горизонта, словно ее поместили там нарочно для украшения пейзажа. Иногда водяные птицы мелькали над озером, а порою можно было видеть одинокого ворона, парившего высоко над деревьями и зорким взглядом окидывавшего лес в надежде заметить живое существо, которым он смог бы поживиться.

Читатель, наверное, заметил, что, несмотря на свойственную резкость и порывистость в обращении, Джудит выражалась значительно грамотнее и изысканнее, чем окружавшие ее мужчины, в том числе и ее отец.

По своему воспитанию Джудит и ее сестра вообще заметно выделялись среди девушек их круга.

Офицеры ближнего гарнизона не очень преувеличивали, когда уверяли Джудит, что даже в городе найдется не много дам с такими манерами.

Своим воспитанием девушки обязаны были матери.

Кем была их мать, знал только старый Хаттер. Она умерла два года назад, и, как об этом рассказывал Гарри, муж похоронил ее на дне озера. Пограничные жители часто обсуждали между собой вопрос, почему он так поступил: из презрения ли к предрассудкам или из нежелания утруждать себя рытьем могилы?

Джудит никогда не посещала то место, где опустили в воду ее мать, но Хетти присутствовала при погребении и часто на закате или при свете луны направляла туда свой челн. Целыми часами смотрела она в прозрачную воду, словно надеясь увидеть смутный образ той, которую она так нежно любила с детских лет и до печального часа – вечной разлуки.

– Скажите, неужели мы должны подплыть к утесу как раз в ту минуту, когда зайдет солнце? – спросила Джудит молодого человека. Они стояли рядом на корме: он-с рулевым веслом, а она-с рукодельем; девушка вышивала узоры на своем платье, что было неслыханным новшеством в лесах. – Разве несколько минут могут изменить дело? А ведь очень опасно долго оставаться к близко от берега.

– В этом-то и вся трудность, Джудит. Утес находится как раз на расстоянии ружейного выстрела от мыса, и потому к нему нельзя подплыть ни слишком быстро, ни на очень долгое время. Когда вы имеете дело с индейцами, надо все предугадать и все высчитать заранее: у краснокожих такая уж натура, что они любят разные хитрости. Теперь, как видите, Джудит, я правлю совсем не к утесу, гораздо восточнее его, чтобы дикари побежали в ту сторону и зря натрудили бы себе ноги.

– Значит, вы уверены, что они видят нас и следят за нашими передвижениями, Зверобой? А я-то надеялась, что они, может быть, ушли в лесина несколько часов оставили нас в покое.

– О нет! Только женщина может так подумать. Находясь на тропе войны, индеец Никогда не перестает следить за врагом. В эту самую минуту глаза их устремлены на нас, хотя нас защищает озеро. Мы должны подплыть к утесу, рассчитав время самым точным образом и направив врагов на ложный след. Говорят, у мингов хорошие носы, но рассудок белого человека всегда может потягаться с их чутьем.

В то время, как Джудит охотно и оживленно разговаривала со своим собеседником, Хетти сидела молча, погруженная в какие-то размышления. Только один раз подошла она к Зверобою и задала ему несколько вопросов относительно его намерений. Охотник ответил ей, и девушка вернулась на свое место; напевая вполголоса заунывную песню, она снова принялась шить грубую куртку для отца.

Так проходило время, и, когда алое солнце опустилось за сосны, покрывавшие западные холмы, иначе говоря, минут за двадцать до заката, ковчег поравнялся с тем мысом, где Хаттер и Непоседа попали в плен. Направляя судно то в одну, то в другую сторону. Зверобой старался скрыть истинную цель его плавания. Ему хотелось, чтобы индейцы, несомненно, наблюдавшие за его маневрами, вообразили, будто он намерен вступить сними в переговоры вблизи этого пункта, и поспешили бы в эту сторону в надежде воспользоваться благоприятным случаем. Хитрость эта была очень ловко придумана: преследователям пришлось бы Сделать большой крюк, чтобы обойти стороной извилистый, да к тому же и топкий берег бухты. Прежде чем индейцы добрались бы до утеса, ковчег уже успел бы там причалить. Желая ввести неприятеля в обман. Зверобой держался возможно ближе к западному побережью. Затем, велев Джудит и Хетти войти в каюту, а сам спрятавшись за прикрытием, он внезапно повернул судной направился прямо к истоку. К счастью, ветер немного усилился, и ковчег, пошел с та; кой быстротой, что Зверобой почти не сомневался в успехе своего предприятия.