Текст книги "Осада Бостона, или Лайонел Линкольн"

Автор книги: Джеймс Фенимор Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 8

О дева, горечь вздохов – яд.

Не трать напрасно слез -

Пусть вместо жемчуга горят

Они в волнах волос.

Давенант

Лайонел даже самому себе стыдился признаться в той тайной и необъяснимой власти, которую обрел над ним его загадочный друг Ральф и которая понудила его, покинув без промедления свою квартиру, поспешить на окраину города, где обитала Эбигейл Прей. После того памятного вечера, когда молодой офицер прибыл в Бостон, он ни разу больше не посетил угрюмого жилища этой особы, хотя в блужданиях своих по городу, где протекло его детство, неоднократно проходил мимо здания, расположенного по соседству со знаменитым Фанел-Холлом, и с интересом разглядывал его примечательную архитектуру. Поэтому теперь он уже не нуждался в провожатом и самым коротким, хорошо знакомым ему путем направился к Портовой площади. Когда Лайонел вышел из дому, весь полуостров был уже погружен в такой глубокий ночной мрак, словно сама природа содействовала тайным замыслам английского командующего. Где-то на одном из холмов пронзительно и тонко звучал рожок; по временам ему вторила угрюмая дробь барабана, а доносившиеся порой с плаца серебряные переливы горна вторгались в ночную тишь узеньких улочек, наполняя гордым волнением сердце молодого офицера и делая упругим его шаг. Однако его привычное ухо не уловило в этих звуках ничего, кроме обычного ежевечернего сигнала отдыха, и, когда последние звуки горна растаяли в облаках, тишина снова опустилась на город, и он сразу погрузился в сонный ночной покой. Лайонел приостановился на минуту перед губернаторским дворцом и, бросив внимательный взгляд на окна, спросил часового, замедлившего свой шаг при виде проявившего любопытство незнакомца:

– Сегодня здесь, по-видимому, большой прием?

Окна так ярко освещены…

Шпага звякнула в ножнах, когда Лайонел указал рукой на окна, и старый солдат, смекнув, что перед ним офицер, почтительно ответил:

– Мне, ваше благородие, не положено по чину слишком много знать о том, что происходит у начальства. Но я стоял на часах перед штаб-квартирой генерала Вольфа в самую ночь перед сражением, и, думается мне, такому старому солдату, как я, не обязательно докучать начальству дерзкими вопросами, чтобы учуять, когда дело пахнет порохом.

– Судя по твоим словам, у генерала сегодня военный совет, – сказал Лайонел.

– Пока я стою здесь на часах, сэр, – ответил солдат, – никто не входил сюда, кроме подполковника лорда Перси, командира десятого полка, и майора, командира морской пехоты, а уж этот старый вояка, ваше благородие, сюда зазря не придет.

– Доброй ночи, приятель, – сказал Лайонел, направляясь дальше. – Вероятно, они собрались, чтобы обсудить план новых учений.

Гренадер с сомнением покачал головой и снова мерно зашагал взад и вперед. Через несколько минут Лайонел остановился перед невысокой дверью пакгауза, где проживала Эбигейл Прей, и после ярко освещенного портала губернаторского дома какой-то особенно угрюмой и мрачной показалась ему эта никем не охраняемая дверь. Тем не менее он не стал медлить и легонько постучал. Когда и на вторичный стук никто не отозвался, он без дальнейших церемоний поднял щеколду и вошел внутрь. Огромное пустое помещение, в котором од очутился, было столь же угрюмо и безмолвно, как только что покинутые им затихшие улицы. Лайонел поднялся ощупью в маленькую комнатку на втором этаже башни, где, как уже упоминалось, в первое свое посещение он познакомился с матерью Джэба, но на сей раз и эта комната оказалась неосвещенной и пустой. Сильно разочарованный, Лайонел уже хотел было покинуть склад, но в эту минуту слабый луч света упал откуда-то сверху на нижнюю ступеньку грубой деревянной лестницы, ведущей на чердак. После секундного колебания Лайонел, подчиняясь необъяснимому чувству тревоги, начал крадучись подниматься по лестнице. Так же как и в нижнем этаже, на чердаке находилось обширное складское помещение, а в каждой из башен кое-как отгороженные комнатушки. В одной из них горела свеча, и Лайонел, направившись туда, увидел того, кого искал. Старик сидел на единственном стоявшем здесь колченогом стуле, а на куче соломы, служившей, судя по наброшенному поверх нее тряпью, постелью, лежала большая географическая карта, к которой был прикован взгляд его глубоко запавших глаз. Лайонел стоял в нерешительности, глядя на белые пряди волос, осенявшие, словно сияющий нимб, склоненное над картой чело и придававшие этому необыкновенному лицу меланхолическое и вместе с тем какое-то особенное выражение.

– Я пришел к вам, так как вы не удостаиваете меня больше своим вниманием, – проговорил наконец Лайонел.

– Вы явились слишком поздно, – ответил Ральф, не проявляя ни малейшего удивления по поводу столь внезапного вторжения и не отрывая глаз от карты. – Во всяком случае, слишком поздно для того, чтобы предотвратить катастрофу, хотя, быть может, и не так поздно для того, чтобы извлечь из нее урок.

– Вам, я вижу, уже известно о том, что замышляется сегодня ночью?

– Люди моего возраста мало спят, – отвечал Ральф, поднимая глаза на своего собеседника, – ибо вечный покой смерти обещает им скорое отдохновение. А я к тому же в юности тоже был причастен к вашему кровавому ремеслу.

– Значит, от опытного и недремлющего глаза воина не укрылись приготовления, которые происходили в гарнизоне? Подсказали ли они вам также цель и возможные последствия задуманного?

– И то и другое. Гедж весьма опрометчиво рассчитывает растоптать ростки свободы, которые пустили уже глубокие корни в сердце народа. Он воображает, что смелую, свободную мысль можно задушить, уничтожив арсенал.

– Значит, он просто хочет принять меры предосторожности, и все?

Старик грустно покачал головой:

– Такие меры приводят к кровопролитию.

– Я намерен отправиться с этими батальонами, – сказал Лайонел. – Они, вероятно, расположатся довольно далеко от города, и это даст мне возможность навести справки о том, что, как вы знаете, столь близко моему сердцу. Помня о вашем обещании, я рассчитываю на вашу помощь и явился сейчас сюда, чтобы узнать, какие вы посоветуете мне предпринять шаги.

При этих словах Лайонела лицо старика утратило выражение печального раздумья. Пустой и, казалось, лишенный мысли взгляд скользнул по голым балкам потолка, по разостланной на постели карте и остановился на лице удивленного офицера – неподвижный, остекленевший, подобный взгляду мертвеца. Однако не успел встревоженный Лайонел произнести хоть слово, как в застывшем лице Ральфа едва пробудилась жизнь, преобразив его так же внезапно, как луч солнца, пробившись сквозь тучи, преображает все вокруг.

– Вы нездоровы! – воскликнул Лайонел.

– Оставьте меня, – произнес старик. – Оставьте меня.

– Как могу я оставить вас одного, когда вы занемогли?

– Прошу вас, оставьте меня… Будет так, как вы хотите, – мы увидимся за пределами Бостона.

– Значит, я отправляюсь с войском и жду вас?

– Да.

– Не прогневайтесь на меня, – с запинкой произнес Лайонел, в замешательстве опустив глаза, – но это помещение и ваша одежда заставляют меня предполагать, что преклонный возраст со всеми его невзгодами настиг вас в такую минуту, когда вы не были полностью подготовлены к встрече с ним…

– Вы хотите предложить мне деньги?

– Если бы вы согласились принять их, я был бы вам глубоко обязан.

– В час, когда я попаду в тиски нужды, я вспомню ваше предложение, молодой человек. А теперь ступайте.

Не медлите больше.

– Но я не могу вас оставить одного! Если бы хоть эта мегера хозяйка была дома! Это все же лучше, чем полное одиночество!

– Ее нет.

– А ее сын? У этого дурачка сострадательное сердце, он мог бы оказать вам помощь в случае необходимости.

– У него есть дела поважнее, чем торчать возле никому не нужного старика… Словом, уходите, прошу вас…

Я требую, сударь, чтобы вы удалились.

Твердый, даже, быть может, несколько высокомерный тон, которым было высказано это желание, убедил Лайонела в том, что ему здесь нечего больше делать, и он повиновался, хотя и с неохотой, и начал медленно спускаться по лестнице. Очутившись на улице, он сразу направился на Тремонт-стрит, Когда он проходил по разводному мосту, переброшенному через неширокий, уже упоминавшийся нами залив, его внимание привлекли приглушенные голоса. Разговор происходил где-то поблизости и явно не предназначался для посторонних ушей. В столь тревожные времена любое необычное происшествие казалось подозрительным, и Лайонел замедлил шаг, стараясь разглядеть фигуры двух людей, таинственно шептавшихся о чем-то. Однако не успел он остановиться, как они разошлись в разные стороны: один не торопясь пересек площадь и исчез под аркадами рынка, другой направился прямо к мосту, на котором стоял Лайонел.

– Вот как! Это ты, Джэб, перешептываешься с кем-то ночью на Портовой площади и, как видно, замышляешь что-то! – воскликнул Лайонел. – Что ты тут делаешь?

Какие тайны сообщаются тут под покровом ночи?

– Джэб живет вон там, в старом складе, – насупившись, ответил тот. – С тех пор как король запретил народу торговать, старой Нэб места хватает – в складе вон как просторно.

– Так куда же ты держишь путь? Прямо в воду?

Разве ты не можешь попасть к себе в постель, не спускаясь в залив?

– Нэб нужна не только крыша, чтобы укрыться от непогоды, но и рыба, чтобы не умереть с голоду," – сказал Джэб, легко спрыгивая с моста в маленькую лодочку, привязанную к сваям. – Ас тех пор как король запер гавань, рыбу можно ловить только по ночам; но она все равно приплывает. Бостонская рыба не испугается парламента.

– Ах ты, бедняга! – воскликнул Лайонел. – Ступай домой и ложись в постель. Вот тебе деньги, поди купи еды для матери, если она голодает… В тебя всадят пулю со сторожевой лодки, если появишься в порту в такой час.

– Джэб увидит корабль раньше, чем корабль увидит Джэба, – возразил дурачок. – Пусть только они попробуют убить Джэба! Будут знать, как стрелять в бостонских парней!

На этом разговор оборвался: лодка уже выходила из залива в гавань, двигаясь так быстро и бесшумно, что не могло быть сомнения в том, насколько ловкой и умелой рукой она управляется. Лайонел пошел дальше, пересек площадь и прямо под фонарем лицом к лицу столкнулся с человеком, который только что вышел из-под аркад Фанел-Холла. Они одновременно взглянули в лицо друг другу – каждый желал узнать, кто перед ним.

– Вот мы и встретились снова, майор Линкольн! – а Перед Лайонелом стоял незнакомец, которого он видел на ночном политическом собрании. – Как видно, нам с вами суждено встречаться под покровом ночи.

– И чтобы Джэб Прей служил нам путеводной звездой? – заметил молодой офицер. – Вы, кажется, только что расстались с ним?

– Надеюсь, сударь, – нахмурившись, отвечал незнакомец, – что в здешних краях честный человек еще имеет право разговаривать с кем ему заблагорассудится, не боясь в этом признаться!

– Разумеется, сударь, я ни в какой мере не собираюсь посягать на ваше право встречаться с кем угодно, – отвечал Линкольн. – Вы давеча вспоминали наших отцов.

По-видимому, моего вы знали хорошо, хотя кто вы, я не знаю.

– Пусть так и будет пока, – ответил незнакомец, – но я надеюсь, что недалек тот день, когда спадут все личины. А пока, майор Линкольн, разрешите с вами проститься.

И, не дожидаясь ответа, незнакомец повернулся к Лайонелу спиной и зашагал прочь столь поспешно, словно его ждало какое-то не терпящее отлагательства дело, а Лайонел направился в сторону Тремонт-стрит, намереваясь сообщить своим родственницам, что он собирается покинуть город.

Теперь уже у него не было Сомнения в том, что слух о предстоящем перемещении войск очень быстро распространяется среди населения. На перекрестках, переговариваясь вполголоса, толпились кучки хмурых, взволнованных горожан. Проходя мимо, Лайонел услышал поразивший его обрывок разговора: на перешейке расставлена цепь часовых, а вдоль полуострова патрулируют сторожевые лодки с военных кораблей, так что Бостон отрезан от внешнего мира. Все же еще не было заметно никаких признаков того, что горожане намерены пустить в ход-оружие, хотя временами влажный весенний ветерок доносил откуда-то неясный гул каких-то невидимо совершавшихся приготовлений, и гул этот слышался явственнее, когда Лайонел приближался к стенам некоторых домов. На Тремонт-стрит все было тихо, ничто не напоминало о том волнении, которое так быстро распространилось в старой части города. Лайонел прошел к себе в комнату, не повстречав никого из домочадцев, быстро собрал все необходимое для похода и снова спустился вниз, чтобы попрощаться со своими родственницами, но внезапно замер на месте, услыхав голос миссис Лечмир, доносившийся из маленькой комнаты, где она любила отдыхать. Желая лично засвидетельствовать ей свое почтение, прежде чем покинуть дом, Лайонел приблизился к полуоткрытой двери и хотел было спросить разрешение войти, но прирос к месту, увидав Эбигейл Прей, весьма взволнованно беседующую о чем-то с хозяйкой дома.

– Старик? Бедно одетый, говорите вы? – спрашивала миссис Лечмир.

– Да! И притом похоже, что он знает решительно все! – прервала ее Эбигейл, с выражением суеверного ужаса оглядываясь по сторонам.

– Все! – как эхо отозвалась миссис Лечмир, у которой тоже дрожали губы, и, по-видимому, не столько от преклонного возраста, сколько от страха. – Так вы говорите, что он приехал вместе с майором Линкольном?

– На том же самом корабле. И, верно, так уж было угодно небу: пришел и в наказание за мои великие прегрешения поселился в нашем убогом жилище!

– Но почему вы должны терпеть его присутствие, если оно вам докучает? – спросила миссис Лечмир. – Ведь в своем доме вы хозяйка!

– Богу было угодно, чтобы моим жилищем стал старый склад, который служит пристанищем всякому, кто настолько беден и бездомен, что приходит туда. Этот человек имеет такое же право поселиться в пустом складе, как и я.

– Нет, вы поселились там раньше, и к тому же вы женщина. Я бы вышвырнула его на улицу, как собаку! – заявила миссис Лечмир с той непреклонной суровостью, которая, как уже не раз замечал Лайонел, была весьма ей присуща.

– На улицу! – повторила Эбигейл и снова в непонятном страхе оглянулась назад. – Христом богом заклинаю вас, миссис Лечмир, говорите тише… Я и взглянуть ему в глаза не смею… У него такой жгучий взгляд.., сразу вспоминается все былое и все зло, что я сотворила… А почему – и сама не знаю… Да и Джэб просто молится на пего, и, если я только обижу старика, тот, того и гляди, выпытает у малого все то, что мы с вами так стараемся…

– Что такое? – срывающимся от испуга голосом прервала ее миссис Лечмир. – Неужто вы позволили себе такую низость и разболтали все этому дурачку?

– Этот дурачок – мое единственное, дорогое моему сердцу дитя, – произнесла Эбигейл, с мольбой простирая к ней руки. – Ах, миссис Лечмир, вы богатая, знатная дама, вы счастливица! У вас красивая, умная внучка, откуда вам знать, каково иметь такого сына, как Джэб, и так любить его, как я! Но когда что-то гнетет тебя и камнем лежит на сердце, как не переложить часть своей ноши на плечи другого? А Джэб – мое родное дитя, хоть он и дурачок.

Наступила пауза. Миссис Лечмир, казалось, онемела и не в силах была вымолвить ни слова, а Лайонел, сделав над собой немалое усилие, призвал на помощь всю свою выдержку, повернулся и перестал прислушиваться к разговору, который явно не предназначался для его ушей.

Вернувшись в гостиную, он бросился на кушетку и только тут заметил, что и за ним наблюдают.

– Что это? Майор Линкольн уже возвратился домой со своей пирушки да к тому же вооружен до зубов, словно какой-нибудь разбойник с большой дороги! – раздался задорный голосок Сесилии Дайнвор из противоположного угла комнаты.

Лайонел вздрогнул. Потирая лоб, словно пробуждаясь от сна, он промолвил:

– Да, разбойник, разбойник! Я заслуживаю любого наименования, какое вам угодно будет мне дать…

– Я уверена, – сказала Сесилия, бледнея, – что никто, кроме вас, не посмеет отозваться о майоре. Линкольне столь дурно, а вы явно к нему несправедливы!

– Я, кажется, сказал какую-то глупость, мисс Дайнвор! – воскликнул Лайонел, очнувшись от своих дум. – Мои мысли были далеко, и хотя я и слышал ваши слова, но не уловил их смысла.

– Но тем не менее вы вооружены. Шпага не так уж часто украшает вашу персону, а сегодня вы к тому же запаслись еще и пистолетами.

– Да, да, – отвечал Лайонел, снимая с себя все эти грозные орудия и откладывая в сторону. – Я намерен отправиться добровольцем с отрядом, который сегодня выступит из города ночью, и прихватил с собой все это, потому что хочу придать себе воинственный вид, хотя вы знаете мой мирный нрав.

– Выступить в поход.., ночью! – воскликнула Сесилия. Она побледнела и закусила губу. – И Лайонел Линкольн решил добровольно присоединиться к войскам?

– Лишь для того, чтобы оказаться свидетелем возможных событий… Цель этого похода пока еще столь же мало известна мне, как и вам.

– В таком случае, оставайтесь здесь, – сказала Сесилия твердо, – и не принимайте участия в деле, цель которого может быть мерзкой, а результат – позорным.

– Цели, каковы бы они ни были, мне неизвестны, но мое отсутствие или присутствие ни в коей мере не может их изменить. И я не вижу, мисс Дайнвор, какой позор может грозить тому, кто сопровождает наших гренадеров и нашу легкую пехоту, хотя бы им предстояло встретиться с отборными войсками, втрое превосходящими их численностью.

– Значит, наш друг Меркурий – эта пушинка в образе мужчины, именуемая капитаном Полуортом, – находится тоже в числе этих ночных грабителей? – проговорила Агнеса Денфорт, входя в комнату. – Храни господь наши курятники!

– Так ты уже слышала эту новость, Агнеса?

– Я слышала, что солдат поставили под ружье, что сторожевые лодки так и шныряют вокруг города и отдан приказ, согласно которому мы, американцы, лишены уже права покидать Бостон или, наоборот, проникать в него, как и когда нам это заблагорассудится, – сказала Агнеса, стараясь насмешкой замаскировать свой гнев и досаду. – Одному богу известно, к чему может привести подобный произвол.

" – Если вы собираетесь отправиться в этот поход просто из любопытства, чтобы полюбоваться бесчинством солдат, – снова заговорила Сесилия, – то, мне кажется, вы поступаете не правильно. Ведь вы одним своим присутствием как бы одобряете его.

– У меня нет еще пока оснований ожидать каких-либо бесчинств.

– Ты забываешь, Сесилия, – презрительно заметила Агнеса Денфорт, – что майор Линкольн прибыл сюда уже после знаменитого похода из Роксбери в Дорчестер. Тогда английские войска пожинали свои лавры при ярком свете солнца, но нетрудно себе представить, насколько величественней будут выглядеть их победы, когда ночной мрак скроет краску стыда, проступившую на их лицах.

Красивое лицо Лайонела вспыхнуло, но он рассмеялся и встал, чтобы откланяться.

– Дорогая кузина, вы столь воинственно настроены, что вынуждаете меня отступить. Однако, если мое участие в предстоящем грабеже будет, как всегда, удачным, оно послужит на пользу вашей кладовой. Шлю вам воздушный поцелуй, ибо для того, чтобы приблизиться к вам с еще более миролюбивыми намерениями, мне, вероятно, пришлось бы отказаться от чести носить военный мундир.

А вас, кузина, я прошу о перемирии.

Говоря это, он взял Сесилию за руку и повел к дверям, и девушка, словно бы в рассеянности, проследовала за ним.

– Мне бы хотелось, Лайонел, чтобы вы отказались от своего намерения, – сказала Сесилия, когда они остановились в прихожей. – Ваш воинский долг не обязывает вас к этому, а ваши чувства должны внушить вам больше сострадания к соотечественникам.

– Именно эти чувства и заставляют меня отправиться туда, Сесилия, – отвечал Лайонел. – У меня есть на то причины, которых я не могу вам открыть.

– И долго вы пробудете в отсутствии?

– Пока не достигну своей цели, – ответил Лайонел и, нежно пожав, ее руку, добавил:

– Но не сомневайтесь, что я не замедлю вернуться при первой же возможности.

– В таком случае, отправляйтесь, – сказала Сесилия, поспешно и, по-видимому, бессознательно высвобождая свою руку. – Отправляйтесь, если у вас есть на то тайные причины. Но помните: любой поступок офицера вашего чина будет замечен.

– Неужели вы не доверяете мне, Сесилия?

– Нет, нет… Я ни к кому не испытываю недоверия, майор Линкольн… Отправляйтесь.., и.., и.., я надеюсь, что мы увидим вас, как только вы возвратитесь.

Лайонел не успел ответить ни слова: девушка поспешно ускользнула обратно в комнаты, и он увидел только, что она не вернулась в гостиную к кузине; грациозная фигурка легко, бесшумно, словно сказочное видение, промелькнула по лестнице и скрылась из глаз.