Текст книги "Три ипостаси Божества"
Автор книги: Джеймс Дашнер (Дэшнер)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава одиннадцатая. Поспешные решения
1
Садина
Этой ночью она сама взялась поддерживать огонь в костре, дав возможность старине Фрайпану спокойно посидеть на нагретом камне. Когда все прочие члены группы уснули, Садина наконец решилась задать вопросы, которые днем, при всех, задавать было бы глупо.
– Если у Ньюта не было иммунитета, почему кровь его потомков считается такой ценной? Почему не кровь Томаса? Или Чака? Или твоя?
Переломив напополам ветку, она сунула ее в огонь.
– Хороший вопрос, – отозвался Фрайпан и, выпрямившись, посмотрел на звезды. – В Ньюте всегда было нечто особенное. Настолько особенное, что не нужно было даже смотреть на его кровь.
– У них есть виды на всех нас, так?
– Думаю, да! И тому есть причины.
Старик потер шею и продолжил:
– Все мы несем в себе и проклятие, и исцеление. Не стану притворяться: в науках я не понаторел. Но если тебе интересно, то я считаю, что люди – как эти деревья…
Он посмотрел на лес, после чего показал Садине на ветки, которые она держала в руках, и сказал:
– Деревья имеют корневую систему, которая под землей распространяется так же широко, как и крона над землей. Частенько корневая система одного дерева вплетается в корневую систему другого. Причем вплетается гораздо глубже и сложнее, чем это происходит у пальм на нашем острове.
Садина осмотрелась. Они никогда не задумывалась о том, что происходит под землей с корнями.
– И что, когда деревья посажены слишком часто, они борются за место под землей?
Садина сочла, что может гордиться собой оттого, что поняла Фрайпана – тот хотел сказать, что если в одном месте собирается слишком много всякого народа, то из-за конкуренции люди не могут вырасти достаточно большими и сильными.
– Наоборот!
Садина опешила, но только на мгновение, после чего предложила противоположную идею.
– Иными словами, – сказала она, – чем больше вокруг деревьев, тем каждому из них лучше и тем сильнее каждое становится.
Фрайпан кивнул:
– Именно так! Смотри: чем больше деревьев стоит в одном месте, тем лучше они защищены от ветров. А леса с разными сортами деревьев растут лучше, чем с одним.
Он показал на простирающийся вокруг лес, чтобы у Садины был пример. Раньше Садина не особо думала о деревьях и корнях. Разве что когда шторм вырывал одну-две пальмы у них на острове. Она, конечно, знала, что существуют разные породы деревьев, но в круг ее интересов эти факты не входили. А оно вот как, оказывается! Деревья – они не только живые, но еще и сотрудничают! А она их ветки жжет на костре!
Хотя без огня холодными ночами нельзя. Кроме того, огонь отгоняет всякое опасное зверье, как говорил Доминик. После того, как его неоднократно ужалили и укусили, к природе он стал относиться уважительнее.
– Откуда тебе так много известно про растения? – спросила она, но, не успело последнее слово сорваться с ее губ, как она поняла.
– Глэйд! – произнесла она, покачав головой.
– Точно. В Глэйде было много деревьев.
Фрайпан покачал головой, и дрова в костре принялись потрескивать.
– Когда одно дерево заболевало или ему подрубали ветки, оно, как казалось поначалу, начинало лечить себя само. Но потом ты понимал, что не все так просто. Другие деревья, которые были связаны с заболевшим корневыми системами, посылали ему питательные вещества. Корневые системы – вещь очень непростая.
Садина внимательно смотрела на Фрайпана. Это удивительно, насколько много всего он знал. Жизнь в Лабиринте была по-настоящему ужасна, но ей нравилось то, как щедро он делился с ней полученными там знаниями.
– А почему нам не рассказывают об этом в школе?
Он вздохнул, и во вздохе его спрятался смешок. Садине понравилась его реакция, несмотря на то, что она поняла – вопрос она задала глупый.
– Школы на острове учат тому, что может пригодиться на острове. А там нет такого разнообразия, как в других частях света. Незачем расширять горизонт.
– Такое есть только в Глэйде.
Садина принялась рассматривать стоящие по краям прогалины деревья, представляя, как они, словно руками, переплетаются корнями, обмениваясь питательными веществами. Она подумала о Триш. Может быть, и Триш хотела быть постоянно связанной с ней, Садиной, чтобы излечить те части своей личности, которые нуждались в исцелении. Не каждый человек может похвастаться тем, что в его жизни есть такая любовь. Садине повезло!
Она вновь посмотрела на Фрайпана. Тот, несмотря на ночь, совсем не выглядел уставшим.
– Ты знаешь, – сказала она, улыбнувшись, – ты самый умный тип из всех, кого я знаю.
– Это пока они все спят! – пошутил старик, обведя рукою лагерь. – Вот у них у всех действительно мозги хорошо варят. А я… У меня просто опыта больше для своих лет.
И он передал Садине полено.
– Моя мать – образованный человек, – сказала Садина. – Но она страшно упряма, и ее упрямство ей иногда мешает.
Она все еще не могла забыть тот вечер, когда они отравили весь народ в амфитеатре, а сами сбежали. Почему они не могли всем сказать правду, что Садина сама решила уехать с острова и отдать часть своей крови ради великой цели? Садина любила мать, но, если бы она сама была членом Конгресса, она все сделала бы иначе, не так, как миз Коуэн. Не стоило оставлять остров так, как они его оставили. Мало ли что там могло разгореться?
– Умные люди чаще всего упрямы, – согласился Фрайпан. – Они знают то, что знают, и им наплевать на то, что, как ты думаешь, знаешь ты. Людям нужна наука, чтобы понять природу.
Садина знала, зачем людям наука. Если ее собственная кровь являлась чем-то важным для Клеттер и она искала ее по всему миру, то, может быть, ей не нужно понимать все эти как и почему. Может быть, нужно просто верить природе, а та уж сделает все, как нужно? Неужели все так просто?
2
Джеки, Триш и Миоко перенесли на борт корабля огромные охапки пальмовых веток и листьев. Если они и научились чему-нибудь во время своего первого путешествия по морю, так это было следующее: желудок Джеки не был приспособлен для морских странствий, а потому ее во время качки следовало отвлекать и развлекать. К тому же можно с пользой провести время и остальным членам экипажа. Миоко и предложила: чтобы не дать скуке сожрать себя, все время плавания можно будет плести из пальмовых веток матрасы, одеяла, шляпы и посуду. А для Джеки отдельно, на случай приступов морской болезни – специализированное ведро. Главное не то, что они явятся на Аляску в образе настоящих дикарей-островитян в плетеных пальмовых шляпах. Главное, и Садина с одобрением об этом думала, что работа руками отвлечет ее саму от ее беспокойных мыслей, а Джеки – от вопросов, которые будет задавать ей ее желудок.
Чем ближе подходил момент погрузки на корабль, тем больше Садина нервничала. Несмотря на то что Минхо горел желанием увидеть Божество и этим желанием заразил почти всех, Садина почти ничего не знала о тех существах, что составляли святое триединство. Каждый раз, когда она приставала к нему с вопросами, он отвечал: Божество – это совсем не то, что ты думаешь. Интересно, а что тогда? Ответа не было. А ей хотелось знать – нужно же иметь по этому поводу собственное мнение, а как его сформировать, если информации – ноль? Кстати, Летти и Тимон знали о Божестве столько же, сколько знал Минхо, то есть, нисколько.
ТУ-ТУУУУУ… – раздался рев корабельного гудка. Такого громкого звука Садина никогда не слышала – ни от человека, ни от машины. Ну, может быть, что-то похожее издавал гореход. Задрожала палуба корабля, дрожь передалась людям.
– Доминик! – возмущенно воскликнула Миоко.
– Это не я! – крикнул тот, протестуя.
Он стоял прямо за спиной Миоко, как и все, пораженный мощью звука.
– Прошу прощения! – Минхо выглянул из капитанской кабины. – Я проверяю, какой рычаг как работает.
Миоко свирепо посмотрела на него.
– Без проблем, – сказала она. – Занимайся. Просто отметь для себя – рычаг, на который ты только что надавил, это гудок.
– Спасибо тебе! Сам бы я не догадался.
Минхо осмотрел палубу и почти полностью разобранный лагерь на берегу.
– Скоро поплывем, – крикнул он. – Готовы?
Садина перенесла в каюту последние из своих вещей.
– Я готова! – сказала она, протянув Триш свой рюкзак. Это был рюкзак, с которым она покинула остров. К его содержимому она добавила кое-что еще, собранное по пути – несколько сверкающих камешков, палку, которой она еженощно помешивала в костре, заостренную металлическую пластину, которую Айзек изготовил на своей самодельной наковальне.
– Готова? – спросила Триш, укладывая рюкзак Садины рядом со своим.
– Сборы нельзя закончить, но можно прекратить, – пошутила она. Их ждали многие мили холодного океана с волнами, болтанкой и морской болезнью, но без такого привычного костра по ночам. Было невесело. Они встали и вышли на верхнюю палубу.
– Я всегда готов, капитан! – провозгласил Доминик, похлопав Минхо по плечу.
– А где Айзек? – спросила Садина. Того не было ни в каюте, ни на палубе.
Перегнувшись через леер, она увидела его на берегу. Рюкзак его стоял рядом с вещами миз Коуэн и Фрайпана.
– Айзек! – крикнула она. – Спальные места те же, что и в тот раз. Ты от Доминика с подветренной стороны. Прости!
Она ожидала, что ее друг рассмеется, но тот молчал и смотрел на миз Коуэн, словно это она решала, что ему делать.
– Можете все спуститься к нам? – попросила та. Триш последовала за Садиной на берег.
– Сейчас будет устанавливать правила, как нам всем плыть, – прошептала Триш, но Садина и представить себе не могла, что ее мать собирается им сообщить. Может, хочет устроить коллективную молитву на берегу, во имя успешного путешествия? Они спустились, один за другим: Джеки, Доминик, Миоко, Оранж, Рокси и, наконец, Минхо, слегка недовольный тем, что его оторвали от дел.
– Что случилось? – спросила Садина. Все собрались и окружили миз Коуэн, но та пока не сказала ни слова. Что-то было не так. Садина посмотрела на Айзека. Тот исходил потом.
– Нужно поговорить по поводу нашего путешествия.
Минхо поправил ружейный ремень, и впервые Садина почувствовала, что ее беспокойство окрашено страхом, а не просто волнением. Что-то определенно должно произойти. В поисках поддержки Садина глянула на мать, но та выглядела еще более усталой и изнуренной, чем тогда, когда погибли Вильгельм и Альварес.
Наконец она вышла вперед и выпрямилась.
– Я должна кое-что сообщить, – сказала миз Коуэн, – но мне нужно было, чтобы все были… готовы.
– О чем ты говоришь? – обратилась к ней Садина тоном, которым к матерям могут обращаться лишь дочери; страх заполонил ее. – Что происходит?
– Мне очень жаль, Садина.
Мать посмотрела на нее таким взглядом, словно Садина должна если не знать, то догадываться о случившемся. Садина повернулась к Айзеку, но тот уставился себе прямо под ноги.
– Я не поплыву с вами на Аляску, – сказала миз Коуэн, отведя глаза.
Садина замерла, ошарашенная. Затем ее охватила дрожь ярости и отчаяния.
– Зачем было устраивать это голосование, если для себя ты устанавливаешь свои правила, мама? Мы же голосовали, верно? И большинство победило. Мы плывем на Аляску. Все, как один.
Говоря, Садина старалась вложить в свой голос максимум силы и убедительности.
– Это не потому, что я не хочу, – начала миз Коуэн. – Но мы с Айзеком решили…
– С Айзеком?
Ярость Садины сфокусировалась на друге. Какого черта? Что происходит? Айзек же по-прежнему смотрел на миз Коуэн, словно хотел всю тяжесть объяснений взвалить только на нее. Но никакие объяснения не смогли бы потушить яростный пожар в душе Садины.
– Мы отправляемся на Виллу, – сказал Айзек. В его голосе не было и намека на извинения, и это уязвляло Садину более всего. Так же, как и то, что несколько дней назад он голосовал в пользу Виллы. Садина пыталась как-то объяснить для себя, что происходит, но не смогла. Даже то, что ее мать и Айзек стояли в пяти-шести футах в стороне от группы, казалось ей дурным предзнаменованием – словно они уже отделились от остальной группы. Но почему они не демонстрируют никаких чувств? Что, им никого не жаль? Они способны так вот легко расстаться, и – привет?
Садина попыталась воздействовать на рассудок и здравый смысл матери и Айзека.
– Тимон и Летти, – сказала она, – говорили, что на Вилле все очень плохо. Они вытащили нас отсюда, чем спасли наши жизни.
К концу фразы она уже почти кричала.
Может быть, поможет Триш? Взглядом она обратилась за поддержкой к ней.
– Мы же решили: всем держаться вместе! – воскликнула Триш.
– Это наш единственный шанс, – глухо отозвался Айзек, глядя себе под ноги.
– Что еще за шанс? Зачем вам какие-то шансы?
Садина вышла вперед, всем видом своим показывая, что должна немедленно узнать про планы миз Коуэн и Айзека, и забыв, что поодаль стоят другие члены группы, которые тоже ждут ответа.
– Мне очень жаль, солнышко! – наконец произнесла миз Коуэн, не пряча слез.
Она потянула за край своего шейного платка и обнажила жуткого вида пятно красной сыпи. Ничего подобного Садина в своей жизни раньше не видела. Она не верила своим глазам.
– О господи! – глухо выдавила из себя Рокси.
– Миз Коуэн! – воскликнула Миоко.
Садина почувствовала, как все ее тело сотрясается – словно Минхо вновь врубил свой гудок.
– Это не Вспышка, – проговорила миз Коуэн. – Этого просто не может быть.
Она пыталась дать Садине понять, что все не так страшно, что они вновь встретятся, но Садина ей не верила. Она знала правду. Глаза миз Коуэн говорили совсем не то, что говорили губы. Все было ужасно, хуже некуда!
3
Айзек
Нож, который он выковал, не был достаточно острым для того, чтобы рассечь кожу, но им можно было что-нибудь вырезать на древесной коре. Он принялся водить острием ножа по поверхности поваленного дерева, в то время как остальные члены группы сгрудились вокруг миз Коуэн и Садины. Ему совсем не хотелось участвовать в долгих проводах, тем более что в таких ситуациях он обычно не знал, что сказать. А потому он отсел подальше и принялся ждать.
Сыпь на шее миз Коуэн выглядела гораздо хуже, чем пару дней назад. Еще вчера он надеялся, что интенсивный красный тон пятна потускнеет и миз Коуэн пойдет на поправку. Увы, все стало только хуже. Делать было нечего. Ему предстояло исполнить миссию спасателя. Нужно только понять, где находится эта самая Вилла.
Поднимая песок носками башмаков, к Айзеку подошел Минхо.
– Если бы я знал, что расставание затянется на весь день, я заставил бы вас объявить о своем решении вчера, – сказал он, устраиваясь на бревне рядом с Айзеком.
Айзек никогда и ни в чем не завидовал Минхо, по крайней мере, до этого момента. Они были примерно одного возраста, у них была одна и та же цель – добраться до Аляски и защитить Садину. Но только один из них скоро встанет с этого бревна, чтобы продолжить путь к этой цели. Другой же останется, и путь его ляжет совсем в другую сторону. Айзеку пока даже думать не хотелось о том, чего он лишается и что ждет его на его новой дороге. В душе его царила пустота.
– Ей нужно время, чтобы все это принять, – сказал он, показывая на Триш, которая, сидя у потухшего костра, пыталась успокоить Садину. – Не так просто попрощаться с матерью, если не уверен, что увидишь ее снова.
Он не знал, считать ли, что Садине повезло оттого, что она может попрощаться с матерью (чего он, Айзек, в свое время был лишен), или же что ей по той же причине считать, что ей не повезло.
– Здесь я тебе ничего не смогу сказать. Не знаю, – глухо отозвался Минхо, глядя на волны.
Айзек еще глубже загнал нож в кору дерева, делая отметку, которая будет держаться еще долгое время после того, как они отсюда уйдут.
– Прости, но жизнь иногда кажется бессмысленной, – сказал он. Ему было трудно понять, что лучше: вообще не знать родителей и тосковать по ним, как это было в случае с Михно, или знать, но потерять (и все равно тосковать), как это произошло в его, Айзека, судьбе.
– Если бы знал, то, может быть понял бы.
Айзек ждал, что Минхо скажет ему что-нибудь суровое, солдатское, но тот просто смотрел на мелкие волны, разбивавшиеся о корпус корабля. Эти звуки напомнили Айзеку жизнь на острове; он вспомнил, как часами сидел на берегу, глядя на то, как вода с шелестом бросается на камни и, омыв их, отходит в глубина океана. Он не скучал по дому: он уже начинал скучать по всем, кто для него был связан с домом – по Доминику, Миоко, Джеки, старине Фрайпану и, конечно, Триш и Садине.
Минхо поднял камень и принялся точить собственный нож.
– Камень должен быть пористым, – сказал он и, посмотрев на самодельный нож Айзека, добавил: – Не уверен, что для твоего ножа он подойдет.
– Еще советы будут? – спросил Айзек саркастически, но Минхо пропустил сарказм мимо ушей. Продолжая трудиться над своим ножом, он проговорил:
– Берегитесь шизов. Никому не доверяйте. Всегда исходите из того, что человек, с которым вы встретились, готовится убить вас. Здесь все именно так.
Айзек смотрел на древесную кору, в которой оставил след. Как он будет по всем скучать – по старине Фрайпану и его готовке, по вспыльчивой Рокси, по их ночным кострам.
– На, вот, возьми, – сказал Минхо, протягивая Айзеку свой остро отточенный нож. – Я знаю, что с пушкой ты не в ладах, но там тебе нужно будет какое-нибудь серьезное оружие. Твоя железяка не пойдет.
Айзек принял нож. Тяжесть лезвия внушала уважение. Конечно, это совсем не то, что он пытался выковать на камне.
– Спасибо! – сказал Айзек, прислушиваясь к себе. Ему все еще не верилось, что все, что происходит – правда. Единственное, в чем он был уверен – это в тех ощущениях потери и горя, что владели им. Он вновь терял все, что имел.
– Если на Аляске все пойдет не по плану, обещаешь мне кое-что? – спросил он Минхо.
– Что именно?
– Если все пойдет наперекосяк, обещай, что ты вернешься сюда и проверишь это место. Я не уверен, что на Вилле что-то получится, и если с миз Коуэн что-то случится, я…
– С вами все будет в порядке! – сказал Минхо.
– Не уверен. Мы можем добраться до Виллы, а она будет пустой. Или, что еще хуже, битком набита шизами.
Минхо склонился к бревну, чтобы посмотреть, что там изобразил Айзек. Тот, используя более качественный инструмент, улучшил рисунок. Теперь это письмо останется на коре навеки. Минхо кончиком пальца тронул себя за шею слева.
– Если ударить ножом в эту точку, – сказал он, – любой, будь то человек или шиз, моментально сыграет в ящик.
– А если я до шеи не дотянусь? – спросил Айзек, вспомнив полушиза, который встретился им с Джеки.
Минхо поднялся и, обойдя Айзека со спины, постучал его костяшками пальцев по почкам.
– Тогда ударишь его здесь… или здесь, – сказал он. – Это почки. Там полно крови. Один удар – и через несколько минут все кончено.
Больно было даже от простого постукивания, и Айзек даже представить не мог, что будет, если туда ударить ножом. Он запомнил.
– Ладно. Но если не повезет ни вам, ни нам, встретимся на этом месте? – спросил он.
– Ну что ж, все будет по-честному, – отозвался Минхо и вновь уселся на бревно. И хотя это было немного не то, что Айзеку обещала Садина, он принял это обещание.
– Спасибо тебе за все, – сказал он и сунул нож в карман.
– Не стоит, – отозвался Минхо и, еще раз склонившись к тому, что вырезал на бревне Айзек, спросил: – И какого черта ты здесь изобразил?
Айзек прошелся пальцами по бороздкам, которые он вырезал в дереве. Он не думал, что Минхо способен понять изображенный им символ – солнце над водой и стрела, двумя остриями указывающая в оба направления – на земле и в небесах…
– Это моя клятва. – сказал он.
Глава двенадцатая. Слова мудрости
1
Химена
No hay dos sin tres.
В маленькой семье Химены, жившей с бабушкой, некоторые пословицы стали почти молитвами. Их повторяли как предупреждение, как предостережение от возможных опасностей. И хотя бабушка совсем недавно вернулась в деревню, слова этой мудрой женщины, словно эхо, звучали в памяти Химены, стоило ей остановиться на дороге, идущей через пустыню. Зной тяжелым невидимым дождем изливался с небес на нее и на Карлоса.
No hay dos sin tres.
Не бывает двух без трех.
Что-то плохое может произойти однажды, и особо беспокоиться не стоит. Но если что-то случается во второй раз, то может случиться и в третий. Пришла беда – отворяй ворота. Все дурное приходит три раза. Химена не раз задавала себе вопрос: а как быть с хорошим? Оно тоже приходит три раза? Правда, на хорошее не так обращаешь внимание, как на плохое. Химена во всем искала либо хорошее, либо плохое, а потому, когда она увидела дохлого, распухшего зайца, слова ее бабушки вновь пришли ей на память. Сегодня-завтра жди еще пару трупиков.
– Жаль, что мы не пришли пораньше, – сказал Карлос, ткнув в зайца острым концом своей палки. – Был бы нам ужин.
Ну уж нет! Она скорее поужинает крысой. Зайцев есть Химена не могла – уж слишком быстро билось сердце у пойманного зверька, пронзенного ужасом близкой смерти.
– Кто их убивает, как ты думаешь? – спросила она Карлоса.
– Да кто угодно! Змея. Хищная птица.
Он пошел дальше, а Химена остановилась, чтобы рассмотреть трупик. Перевернув его с помощью найденного тут же плоского камня, она не увидела ни ран, ни крови. Просто умер. Muerto.
– Змея или птица съедают жертву после того, как убьют, – сказала она. – А этот лежит тут уже пару дней.
Она покачала головой. А интересно, что ее бабушка сказала бы по поводу сразу двоих почерневших зайцев. Все вещи в природе имели свой язык и выражали свою сущность через символы, которые бабушка, похоже, выучила наизусть. Глядя на свалявшийся мех зверька, она ждала – не откроются ли ей некие слова мудрости. Может быть, это – предостережение от Создателя?
– Иногда животные убивают, просто чтобы убить, – сказал Карлос, ушедший вперед, и Химена, вскочив, отправилась его догонять. Она не очень расстраивалась оттого, что у нее нет подружек и друзей ее возраста – есть Карлос, и с нее довольно! Но довольно часто ее единственный друг говорил полную чушь. Нет, он не был глуп, но надежда всегда перевешивала в нем способность к критическому мышлению. Он надеялся, что с зайцами не произошло ничего сверхъестественного, что убило их и оставило разлагаться, а потому отказался от попыток рационального объяснения их кончины.
– Животные убивают, чтобы есть, – возразила Химена. – Они убивают, подчиняясь инстинкту выживания. Убийство ради убийства – это скорее про людей.
– О, Химена! Мудрость в юбке!
Он улыбнулся, словно ни ему, ни ей не было известно, насколько жестокими в своем стремлении убивать являются люди. Именно люди!
– Люди по природе своей – носители зла. И ты это знаешь, – сказала она.
Карлос изо всех сил стремился к тому, чтобы игнорировать реальность, но Химене это не нравилось. Совсем не нравилось. Так нельзя – по крайней мере, пока они вдвоем находятся в центре пустыни. Почему он не хочет видеть то, что скрывают люди из деревни?
– Жертвоприношения! Ты видел? – не отставала она. – Жертву потрошат, ничего внутри не оставляют. И это делают люди, а не животные!
Химена ждала, что Карлос скажет на это что-то вразумительное, но он отвечал отрепетированными фразами, какими любят пользоваться все взрослые:
– Совет старейшин говорит, это волки. Дикие волки.
– Волки все дикие. Нельзя говорить дикие волки. Это как масло масляное. Но ты же понимаешь, что никакой волк не сможет так ровно взрезать человека. И у волков нет пальцев, чтобы вытаскивать внутренние органы. К тому же они будут есть мясо, а тут никто ничего не ест.
Химена ждала, что Карлос возразит, но он молчал. Он шел с таким видом, будто исполнял священную миссию, и она надеялась, что он просто пытается ее защитить. У нее было немало проблем и помимо необходимости отделить правду от лжи. Химене не нужна была защита. Ей нужна была правда.
– Думаешь, мы их найдем? Я как-то сердцем чувствую, что мы пока не стали к ним ближе.
– Чувствуешь? Сердцем? Не волнуйся! Обязательно найдем.
Химена думала, что ей сразу станет лучше, как только они начнут поиски мамы и Марианы. И теперь словно весь мир играл с ней в горячо – холодно, разбрасывая на их пути разные знаки: caliente, caliente! Горячо! Горячо!
Правда, их поиски не были игрой в Frío o caliente.
А если это так, то два мертвых зайца за два дня были явно знаком того, что пока у них все холодно. Что они по-прежнему очень далеки от того, чтобы найти ее мать и, тем более, найти правду. Именно тогда воля оставила Химену и ушла в горячий песок. Все! Больше не могу. О господи!
То, что им не становилось горячее по мере того, как они все дальше и дальше уходили от дома по горячим пескам полуострова Калифорния и никак не могли найти маму Химены, означало только одно. Она вспомнила тот день, когда сообщила бабушке, что хочет отыскать маму. Ничто не отразилось на лице пожилой женщины. Она не была ни напугана, ни взволнована, просто – спокойна. Тогда Химена не поняла, почему не было ни уговоров, ни запретов. Теперь все стало ясно. Взрослые точно так же реагируют на жертвоприношения. Похоже, бабушка знала страшную правду, но знала не сердцем, а сердцевиной своих костей, и хотела уберечь от нее свою внучку.
Два мертвых зайца.
И не чувствую присутствия мамы.
Химена все поняла.
Мама и Мариана умерли.
