Текст книги "Иеремия Питц (СИ)"

Автор книги: Джейкоб Ливайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Annotation

Дом, в котором жил мистер Питц, был одним из лучших на Музейной Миле в Манхэттене. Обитатели этого дома не были просто богатыми, они были очень богатыми

Ливайн Джейкоб

Ливайн Джейкоб

Иеремия Питц

Джейкоб Ливайн

Иеремия Питц

Дом, в котором жил мистер Питц, был одним из лучших на Музейной Миле в Манхэттэне. Обитатели этого дома не были просто богатыми, они были очень богатыми. В вестибюле дома можно было встретить жильцов из разных столиц мира, тех, которые в числе прочих квартир предпочитали иметь в том числе и квартиру в Нью-Йорке. В этом доме не очень любили нуворишей, в нём в большинстве жили «старые деньги». Примечательностью дома был великолепный вестибюль. Одни называли его «холлом», а другие – «лабби». Сам двенадцатиэтажный дом был построен в 1910 году. Довольно эклектичный вестибюль был отделан двумя годами позже. Потолок его был разбит на 64 шестифутовых квадрата из красного дерева. Его несли двадцать семь стоящих на гранитном полу колонн с ионическими ордерами. На стенных обоях блестели замысловатые овальные виньетки с серебряными «французскими линиями» на синем фоне. Четыре узких окна с витражами и резные двери уютно венчал белый стрельчатый готический орнамент. По углам вестибюля два камина с изразцовыми горельефами и готическими дымоходами завершали эту беспорядочную гармонию.

Литая в стиле Арт-ново покрашенная золотистой охрой решётка, скрывала современные раздвижные двери лифта. В этом прекрасном вестибюле была ещё одна красивая резная дверь. Она была прямо напротив входа. Как-бы для того, чтобы не нарушать симметрии вестибюля. Она вела только в одну единственную квартиру на первом этаже. В остальные квартиры можно было попасть, используя лифт или лестницу, а в эту единственную квартиру на первом этаже-прямо через красивые готические двери. Но она не была привратницкой, её занимал мистер Питц.

Каждое утро приблизительно в десять часов безукоризненно одетый мистер Питц, не поворачивая головы в сторону швейцара, не здороваясь с ним согласно семейной традиции, не спеша, проходил мимо него. Швейцар же был членом профсоюза и был обязан здороваться со всеми, даже с теми от кого никогда не получал чаевых.

Если в руке мистера Питца был зонт, значит должен был пойти дождь, тогда швейцар быстро раскладывал перед входом в подъезд секцию из щёток для чистки мокрой обуви и готовил свой огромный швейцарский зонт, чтобы провожать жильцов от двери подъезда до лимузина. Мистер Питц никогда не ошибался в предсказаниях дождя, а дожди надёжно кормили семью швейцара чаевыми – не хуже, чем дожди кормят урожаями землепашца.

Между тем, в дождь путь мистера Питца всегда лежал в Метрополитен музей. Это было почти рядом. В любую другую погоду он шёл бы в Центральный Парк на прогулку – тоже недалеко, где он размеренно ходил до появления аппетита. Обычно один час.

В музее он выбирал только одну очередную картину, чаще из Малых Голландцев, надевал очки, читал аннотацию к ней, потом разглядывал её в деталях и с этим настроением шёл пить кофе с круассаном. Его спокойная неторопливая жизнь не располагала к случайным знакомствам. Всех, с кем он встречался в течении последних пяти лет, он признавал, но пока не считал своими знакомыми. Они ещё не прошли проверку временем. Ему было шестьдесят восемь, и он давно не торопил время. За день он не стремился сделать очень много, он всегда помнил, что был на пенсии, но если всё что он делал, было сделано добросовестно, тогда в девять вечера он засыпал с чувством выполненного долга и без снотворного.

Сегодня предстояло купить новые шнурки для туфель. Старые были ещё целы и возможно могли служить ещё долго, но могли и порваться в любое время, а это было недопустимо.

Потом нужно было зайти в табачный магазин своего знакомого и узнать нельзя ли наточить нож для сигарной гильотины. Пора бы и купить новую гильотину, но старая служила ещё деду и была настолько хороша и привычна, что расставаться с ней никак не хотелось. Это была точная копия гильотины времён Французской Революции 1792 года и уже становилась антиквариатом.

Последнее, что нужно было сделать, это купить в магазине бутылочку машинного масла "10-40" и смазать дверные завесы. Мистер Питц мог бы попросить маслёнку у швейцара, но не хотел. Этому были серьёзные причины.

Дед мистера Питца, Клаудио Пиццикато был настройщиком музыкальных инструментов и до 1908 года жил в Италии, в городе Мессина. Когда землетрясение разрушило его город, он похоронил свою погибшую жену Сарру на католическом кладбище. Она была еврейкой, но их кладбище было разрушено и со своим крохотным сыном Джузеппе перебрался в Америку. В самый музыкальный город мира Нью-Йорк. Там он женился на итальянской эмигрантке и его стали называть Клайд Питц. Первой и последней его работой была работа лифтёра. На это ушла вся его жизнь. Лифт в те времена был не только лифтом, но и очень дорогой игрушкой, и гордостью дома. Человек в ливрее, которому доверено управлять лифтом, зачастую был тоже гордостью и любимцем хозяев дома.

Клайд Питц прекрасно разбирался в тонкостях работы лифта. Один раз во время подключения нового мотора и его профилактики, рабочие компании "Вестингауз" не заметили того, что, когда площадка лифта была поднята на два фута над уровнем пола, мяч внучки хозяина дома скатился на дно неглубокой ямы под лифтом. Всего один фут глубиной. Девочка пролезла под площадку и искала его. Между тем рабочие забрались на площадку, закрыли за собой двери и должны были опустить лифт до уровня пола. Когда лифт начал опускаться девочка закричала, но из-за шума в шахте её тоненькой голосок никто не слышал. Только Клайд Питц, настройщик музыкальных инструментов, обладающий абсолютным музыкальным слухом, услышал на дне шахты тоненький писк. Он стоял снаружи лифта, но мгновенно подскочил к приборному щитку с предохранителями, вырвал силовой кабель и этим отключил подачу электричества. Он стал героем, спасшим внучку хозяина дома, мистера Глолэри от верной мучительной смерти.

А потом появились современные лифты, работа лифтёра была постепенно упразднена, и тогда подрастающий сын лифтёра Джозеф Питц закончил курсы машинистов и поступил на работу в систему городского транспорта, став водителем поезда или попросту "моторменом".

Когда пришло время, непонятно почему, но одарённый всяческими способностями Иеремия Питц– сын Джозефа Питца тоже пошёл по стопам отца, он не пошёл учиться и тоже стал машинистом городского сабвея. Но дешёвая квартира, благодарность хозяина, в которой жил дед, верно служивший хозяину дома, так и осталась за ними.

Вторая причина этому была несколько необычной, чтобы понять её сразу.

Дело в том, что квартиры в этом районе никогда не были дешёвыми и их обитателями были богатые и известные люди с соответствующими манерами и поведением. По условиям хозяина дома, для почти бесплатного проживания в шикарном вестибюле, кроме всего нужно было овладеть поведением и манерами истаблишмента, чтобы ничем не отличаться от остальных обитателей дома и ничем их не шокировать. Этого не требовалось от Клайда Питца Первого, ведь он был лифтёром. Но Джозеф Питц Второй не был лифтёром, он был жильцом. Поняв желание хозяина по-своему, он перестал водиться со швейцарами. В то время в Америке богатые жильцы обычно по-дружески относились к швейцарам, а те забыв о субординация зачастую фамильярничали с ними. Иногда жильцы подчёркнуто не замечали их амикошонства, но Иеремия Питц Третий пошёл дальше, он и вовсе перестал здороваться со швейцарами и этим допустил большую ошибку. Швейцары оказались на редкость мстительными, злопамятными, злобными и готовыми на любую пакость людьми.

Когда-то, задолго до выхода на пенсию, мистер Питц утром отправляясь на работу, поверх униформы транспортного работника зимой одевал дорогое ратиновое пальто и шёлковый шарф, завязанный на европейский манер в виде "удавки". Осенью вместо пальто был дорогой, консервативный английский плащ, но и то и другое всегда дополняла серая шляпа и дорогие жёлтые кожаные перчатки "шевро". Летом в любую погоду он одевал пиджак, а на шею вместо положенного униформой галстука, он одевал галстук бабочку. Никто не должен был догадаться о том, чем зарабатывает на жизнь Иеремия Питц. Но однажды, открывая ключом свою дверь, он оборонил профессиональное удостоверение. Его подобрал швейцар. Достаточно было вернуть его хозяину, ведь там было его фото, правда в униформе, но швейцар намеренно прикрепил его к зеркалу внутри лифта, а так, как мистер Питц жил на первом этаже и лифтом не пользовался, он не мог этого знать. Но все жители дома во время пребывания в лифте, долгое время от скуки изучали фото своего соседа с первого этажа. Однажды очень пожилая, вся усыпанная бриллиантами, но выжившая из ума соседка, сказала с немецким акцентом: "Вам так идёт Ваша форма на Вашем "аусвайс". Вы так похожи в ней на покойного Иоахима Фон Риббентропа. Когда я училась в гимназии, его портрет висел у нас в коридоре".

Беда не приходит одна и скоро на мизерную квартплату мистера Иеремии Питца начали обращать внимание. Конечно, она оставалась смехотворной, но и квартира была ей под стать. После того, как дед спас внучку хозяина и его потомки стали привилегированными жильцами, они жили по старому контракту деда. Но за красивыми готическими резными дверьми квартиры– капризом архитектора – начинался ужас. Там сразу следовала крохотная спальня, только потом огромная, даже для этого богатого дома, кухня с газовой плитой и туалетом. Единственное маленькое размером с бойницу окошко в непомерно большой кухне выходило прямо на стенку соседнего дома. Других окон в квартире вообще не было. Но ведь всё это было в Манхэттэне, и почти бесплатно. За эту квартиру в шикарном вестибюле было заплачено тем, что у двух Питцев за сто лет было только по одной жене и по одному ребёнку, а Питц Третий и вообще никогда не женился. На протяжении многих лет всё это казалось довольно стабильным, но не так давно суперинтендант дома остановил его в вестибюле и вежливо сообщил мнение менеджера:– Хотя специфика квартиры мистера Питца особая, но эта квартира не может больше быть такой баснословно дешёвой.

Прежняя цена была основана на том, что людей, претендующих на жизнь в таком месте и в таком доме не сможет заинтересовать такая смешная квартира с одним маленьким окном в кухне. А просто студентов или рабочих по найму, всегда желающих жить в этом доме, в квартире даже без окон, но за ту же квартплату– хоть отбавляй.

Но видеть их нашими жильцами с их громкой музыкой, пивом и большими компаниями мы не заинтересованы. Мистер Иеремия Пицц с его деликатностью, аккуратностью, умением одеваться и вести себя с достоинством, прекрасно вписывается в образ обитателей нашего дома. Он даже в каком-то смысле является его символом. Даже фантомом... Но теперь грядут иные времена, мистер Питц, добавил суперинтендант.

Временный консенсус между мистером Питцем и менеджером будет следующим:-Мистер Питц должен разрешать швейцару держать в своей квартире оранжевые колпаки, какими пользуются во время ремонта дорог строительные рабочие. А также моющие средства для окон и витражей, лестницу– стремянку и запасные лампочки.

Это было унизительно. Мистер Питц понимал, что оранжевые колпаки нужны швейцару для того, чтобы быстро занимать свободные места для парковки машин на улице, а потом услужливо предлагать их жильцам дома.

Это был удар ниже пояса, ведь залог спокойной размеренной Манхэттэнской старости мистера Питца, его бюджет и благополучие зависело сегодня от тех трёх тысяч долларов в месяц, которые дарованы ему за целое поколение честной службы его деда, в виде его сегодняшнего жилья. Но с другой стороны эта проклятая, почти бесплатная квартира загубила жизни трёх итальянских поколений.

Музейная Миля, прекрасный вестибюль здания, особая вежливость соседей и престиж положения обитателя этого дома, въелись в сознание его деда, ещё до Великой Депрессии.

Мистеру Питцу, после Метрополитен Музея, с его мировыми шедеврами, после Центрального Парка, где летом можно сидя на скамейке выкурить сигару и одновременно разговаривать с молоденькими "девочками-джаггерами" или слушая весеннее пение птиц гулять по аллеям заложил руки за спину, всё это теперь надлежало потерять. Сравнивать свою жизнь с жизнью где-нибудь в Бронксе, под грохочущим сабвеем или с жизнью в квартале Диленси, с пожарными лестницами и коридорами пропахшими жареной рыбой, он даже боялся. Потому, что для него это означало уйти на тот свет задолго до назначенного времени. Отсутствие искусства и гармонии быстро сведёт итальянскую душу мистера Питца в могилу. Переезд в худший район на склоне лет может быть обусловлен и объяснён только наличием проживающих там родственников. Но у мистера Питца на всём свете была только одна родственница, очень старая сестра его матери. Если она не умерла давно, то жила где-то в Италии.

Теперь мистер Питц стал по-настоящему чувствовать себя одиноким.

Зато в его спальне появились три оранжевых дорожных колпака и лестница, о чём он не забывал даже во время сна.

Но жизнь продолжалась.

Когда мистер Питц подсчитывая потраченные сегодня деньги, возвращался домой, чтобы съесть обед из супа "Кэмпбелл", ломтика хлеба с прошютто и маслинами, в вестибюле он чуть не столкнулся с немолодой, но кажется, очень интересной и стройной дамой. Часть чёрной шляпки и её глаза были прикрыты траурной вуалью. Он отступил на шаг в сторону, вежливо поклонился, пропустил её, извинился и хотел продолжать свой путь.

Неужели это ты, Джерри? -Сказала она, хрипловатым голосом и неловким движением откинула вуаль.

–Да, это я. Иеремия Питц, мэм.

–А я тогда была Джуди Каррера. Из публичной школы. Мы тогда жили на Мэдисон. Мой отец был там суперинтендантом, помнишь? Мои предки из Мессины. Ты ещё демонстративно не хотел со мной здороваться... Теперь помнишь?

–Теперь припоминаю... Вы потом, кажется, встречалась с шофёром португальского консула? -Совершенно верно! Он потом стал помощником консула... А теперь я вдова...

Сожалею, сказал мистер Питц и опустил глаза. А Вы живёте здесь?

–Нет, я навещала здесь свою подругу. Я живу недалеко. А ты живёшь в этом шикарном доме?

–Да я живу здесь.

–Один?

–Один. Так сложилось.

– Так давай дружить.

Мистер Питц растерялся.

–Нет, нет, нет! Это не обязательно. Ты не понял, я и не подумала, что у тебя может быть любовница.

–Никого у меня нет, и я даже не готов сказать что-то определённое.

–Хорошо, завтра я свободна целый день, если ты не позвонишь до семи часов вечера, я буду считать, что зря тебя побеспокоила. Вот моя визитка. Кстати, чем ты обычно занимаешься во время, отпущенное нам лордом?

–Хожу по музеям, тщательно рассматриваю полотна великих художников, в этом кармане у меня очки, а в этом маленький галогеновый фонарик. Пытаюсь силой проникнуть в их эгрегор, ведь сами они меня туда не пригласят.

–Ты веришь в эзотеризм, Джерри?

–Иногда приходится, печально усмехнулся он.

Ты остроумен, я жду твоего звонка.

Джуди прекрасно помнила и знала каждый шаг этого "ботаника", хоть и прошло больше пятидесяти лет, потому, что в школе была безумно в него влюблена. Только он этого так и не узнал. В школе его звали "ни рыба, ни мясо", но завидовали его способностям. Кем были его родители, было неизвестно. Откуда в нём было столько не итальянской страсти к науке?

После похорон мужа, Джуди опять вернулась в Америку и приходила в этот дом не столько к своей подруге, а с тайной надеждой встретить Джерри. Сегодня она решилась заговорить с ним. Всю жизнь она боялась его отказа.

Однако сейчас не до хорошего. Нужно как-то дожить до завтрашнего утра. Если подруга сможет помочь деньгами, то жизнь ещё может продлиться-если нет, то так тому и быть. Всё уже приготовлено.

То, что она нищая, она узнала внезапно. Когда она в Лиссабоне пришла разместить заказ на чёрный обелиск для надгробия мужа, клерк в похоронной конторе сказал, что у неё в банке на счету может не хватить денег не только для похорон на дорогом кладбище Прозереш, но на похороны вообще и предложил сделать что-нибудь подешевле. Она всю жизнь считала себя богатой, за всё платил муж. Последние годы она предпочитала жить в Нью-Йорке, а муж на Французской Ривьере. Она не знала, что он пристрастился к рулетке и почти не покидает казино в Монте-Карло. Весь их совместный рутинный счёт был "выметен", а его счёт опустел ещё раньше. Последние месяцы она жила на квартире милостью хозяев. После того, как в Бруклине скончалась от рака её бедная племянница, она осталась совсем одинокой. Квартира в Манхэттэне обходилась ей в три с половиной тысячи долларов в месяц и искать желающих платить вместо неё такую сумму было бы наивно.

Сегодня подруга сослалась на то, что без мужа, бразильского дипломата, она не сможет решить эту проблему. Он прилетит только завтра на рассвете. Весьма слабая отговорка. Однако нужно дождаться звонка от неё. Другого не дано. В любом случае, у неё дома всё готово к кардинальным переменам в её жизни.

О том, чтобы использовать случайную встречу с "ботаником" она даже не успела подумать. Она боялась разрушить в памяти своё романтическое прошлое.

Разговор с Джерри был обыкновенным нереализованным прежде кокетством, которое у некоторых женщин умирает последним.

Какое дело до неё "ботанику"? Он, теперь наверняка обыкновенный импотент, если в состоянии платить за своё жильё в этом доме не менее десяти тысяч в месяц и в свои шестьдесят восемь лет. он, вместо того, чтобы тратить деньги на хорошеньких женщин, ходит в музей рассматривать картины с карманным фонариком.

Мистер Питц сидел за столом с калькулятором в руках. Музей обошёлся ему в 25 центов, кофе с круассаном-один доллар, девяносто девать центов, шнурки для туфель-один доллар и десять центов, суп "Кэмпбелл"-два доллара девяносто девять центов. Итого: если округлить, то будет семь долларов и тридцать пять центов. Пока ещё можно вполне достойно жить на его пенсию и даже тратить деньги на визиты "внучек". Так назывались студентки бегающие по Центральному парку в поисках мужчин. Они стоили ему около тысячи долларов в месяц. Дорогая одежда-столько же. Ежемесячные расходы на автомобиль, страховку и гараж-несколько меньше. Всё вроде бы неплохо сходится. Вечная память его экономным предкам. С таким бюджетом при его пенсии можно жить долго, если бы не унизительные оранжевые колпаки в спальне.

По поводу встречи в вестибюле, мистер Питц думал следующее. Какая может быть дружба с женщиной шестидесяти восьми лет?

Вот сейчас, после обеда распогодится и он пойдёт в Центральный парк смотреть на молоденьких девочек бегающих в махровых трусиках, едва скрывающих их кругленькие попки.

Нагулявшись в Центральном Парке, он остановился передохнуть и увидел соседа, бывшего помощника посла США в Бирме. Старик сидел на скамейке и сосредоточенно пытался раскурить сигару от зажигалки. Под носом у него бесконтрольно блестела капелька его содержимого. Наконец ему это удалось и он оскалив жёлтые зубы выдохнул первую порцию дыма. В это время к нему подошёл мистер Питц.

–Как сегодня ведёт себя Ваш диабет, господин посол?– спросил мистер Питц. Помощник посла вздрогнул и чуть не выронил сигару. -Эмбарго ещё не отменили, а вы уже курите Кубинские сигары?

Это Гондурасские сигары, сказал бывший помощник посла и закашлялся. После этого он по ошибке сунул дорогую сигару горящим концом в рот и заплакал. Старческие слёзы потекли из его обильно усеянных папиломами глаз.

Привет бездельник, отплёвываясь сигарным пеплом, ворчливым тоном сказал он. Вон едет твой друг судья, отравляй жизнь ему.

Добрый день, молодые люди, сказал подъехавший на аккумуляторной тележке судья.

– Как ты умудряешься на этой тележке один выезжать из своего дома без пандуса, Билл?– спросил помощник посла -Это мой секрет, ответил судья. -Он жил один в замечательном односемейном собственном доме на 82 стрит. Совсем рядом с Метрополитен Музеем.

Более того, я собираюсь предпринять поездку на поезде в Хэмптон, к дочери, не слезая с моего "вилчера". Хорошо, что мистер Питц здесь. Сейчас я получу у него исчерпывающую консультацию о правилах перевозки инвалидов на поездах в штате Нью-Йорк. И он развернул тележку своим лицом к мистеру Питцу.

Это был намёк на бывшую профессию мистера Питца.

–И этот уже знает– с досадой подумал мистер Питц, но примеряющие сказал: – Я хотел бы услышать от Вас, Ваша Честь, продолжение вчерашнего разговора о всепожирающей брутальности Американского правосудия.

–Никакой брутальности за годы моего пребывания на посту окружного судьи я не заметил, мистер Питц. А Эммануэль Норьега, Джонатан Поллард и Бен Ладен, о которых мы на днях говорили, обыкновенные враги нашей страны. Вы ещё вспомните супругов Розенберг!

В это время кто-то насильно потянул его за рукав. Это была студентка Наташа. Она подрабатывала проституцией и иногда переодевалась у него в квартире, чтобы побегать в парке и её вещевой мешок с одеждой, ключами, студенческим билетом и кошельком, всегда лежал около дверей. Она брала с собой только телефон. Чаще всего к ней цеплялись мужчины, когда она бегала по аллеям в лифчике, сникерсах и миниатюрных трусиках. После неудачной охоты на них она забегала к мистеру Питцу вымыться в душе, посушить волосы, заодно заработать у него немного денег и съесть порцию мороженого, которое всегда имел для неё мистер Питц.

–Поговорим в другой раз, Ваша "внучка" уже ждёт Вас, сказал судья.

Они направились к нему домой.

Вечером мистер Питц смотрел чемпионат мира по футболу, дань последней приверженности Италии.

Наутро он ещё лёжа в постели стал перебирать, что нужно сделать сегодня. Всё его подобие, казалась бы активной жизни, часто не исключало чувства одиночества и дискомфорта. Но сочувствию к другим одиноким и заброшенным людям он так и не научился. Поэтому, когда он вспомнил о вчерашней встрече с одноклассницей, он хоть и осознавал обязанность позвонить ей, но вместе с этим чувствовал сильное раздражение. Нет, он не будет ей звонить.

Целый день мистер Питц провёл на выставке собак и получил огромное, ни с чем не сравнимое наслаждение. Он и не представлял себе, насколько эти животные могут быть преданными. Вечером перед тем, как войти к себе он достал из почтового ящика всю почту.

"Армия чёрных симбионистов" сообщала, что она жива и предлагала стать её солдатом, призывая сделать посильный денежный вклад в борьбу за справедливость во всём мире. Потому, что: "Black is beautiful".

Следующее письмо от общества Американских ветеранов сообщало, что мистер Питц имеет право быть похороненным на Арлингтонском кладбище с надлежащими почестями, если представит доказательства наград и участия в какой-либо из войн и станет спонсором "Нового Патриотического Легиона".

А от третьего письма ему стало не по себе. Оно было из квартирного менеджмента.

В объяснении было сказано:

"В связи с тем, что контракт между квартиросъёмщиком Клайдом Питцем и домовладельцем Глолэри истёк ещё в январе 1938 года и из-за высоких расходов по содержанию дома, ситуация драматически изменилась и требует экстренного повышения квартплаты его, а также некоторых других квартир. Лучшее, что может сделать администрация для такого многолетнего почётного жильца, как мистер Иеремия Питц -это предложить ему квартплату $2900 в месяц. Менеджмент выражает надежду, что мистер Иеремия Питц будет и дальше оставаться почётным жильцом нашего дома"

К этому объяснению был приложен контракт, вступающий в силу с первого числа следующего месяца.

Благодарная спасённая внучка хозяина Глолэри давно скончалась где-то в доме престарелых и вместе с ней умерла благодарность её семьи.

Это печальное сообщение полностью разрушало его старость. Ах как он увлёкся преимуществами жизни в этой богатой части Манхэттена! Как больно падать с большого коня! Ведь это была не его жизнь. Ему для его ближайшего будущего, скорее подошла бы вчерашняя дама в чёрной вуали. Сколько можно кувыркаться со студентками? Ещё год? Два? Ведь согласно статистике предел мужских возможностей, это шестьдесят девять лет. Оставалось совсем не много.

Конечно он сегодня же позвонит этой тощей вдове. Надо держаться своих возможностей. Довольно витать в облаках. Письмо из менеджмента лежало перед ним.

Он откинулся в кресле назад, завёл руки за затылок сцепил пальцы и закрыл глаза.

Это не шутка-это реальность. Никто не придёт и не скажет: -Выбрось письмо от менеджмента в корзину для бумаг и продолжай жить, как ты жил раньше. Нужно что-то делать. Какое-то время мистер Питц просидел в оцепенении.

Однако нужно позвонить Джуди. Она просила сделать это до семи вечера. Позже его звонок станет не актуальным. Как будет выглядеть его ближайшее будущее он ещё не знал.

Часы показывали без двух минут семь. Мистер Пицц взял в руки визитку Джуди, набрал её номер телефона и обнаружил, что она живёт всего один квартал от него. Телефон молчал. Он опять набрал её номер. В ответ он опять услышал молчание. Он встал, прошёлся по кухне и почувствовал приступ лёгкой клаустрофобии. Это часто бывало с ним и раньше, в детстве. Ведь в квартире было всего одно окно. После третьего звонка он решил выйти погулять и заодно посмотреть на дом, где жила Джуди.

Дом оказался небольшим. В списке трёх жильцов имя Джуди Каррера было последним. Мистер Питц хотел нажать кнопку звонка, но дверь открылась сама, мимо него прошла девушка с двумя бульдогами в намордниках и придержала для него дверь открытой. -Я знаю, Вы к миссис Джуди,– сказала она.

–А откуда Вы знаете?

–В одной квартире живу я, в другой моя мать, значит Вы к Джуди Каррера. Проходите, она дома. Мистер Питц поднялся на третий этаж. Дом был стерильным. Три женщины, -подумал мистер Питц и тронул двери квартиры. Дверь легко поддалась и открылась. Он шагнул в прихожую, там было темно. Странный запах проник в его ноздри.

–Джуди, Вы здесь? Есть здесь кто-нибудь? Кажется, у Вас пахнет газом. В темноте он пошарил по стене и не нащупал выключателя. Тогда он машинально достал из кармана зажигалку и чиркнул колёсиком. Вместо слабого пламени зажигалки он увидел яркую вспышку, которая осветила всю его прошедшую жизнь. Взрыва он уже не слышал, и не увидел, как со звоном вылетели оконные стекла и вспыхнули в проёме окна гипюровые занавеси. Он не увидел лежащей на полу мёртвой хозяйки квартиры, потому, что был убит ударом в голову старинными, тяжёлыми кухонными дверьми, сорванными с петель мощным взрывом. Одиночества больше не существовало.

Они лежали на полу рядом. В детстве она мечтала, что они когда-нибудь купят дом и будут жить вместе.

.

-

.