Текст книги "Клуб смерти"

Автор книги: Джерри Остер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

28

Спортивные новости. Вчера из-за сильного снегопада в аэропортах Атланты и Чикаго задержались команды «Хокс» и «Буллз». «Никсы» и «Нетс» получили неожиданный выходной. Местным хоккейным командам не так повезло. «Айлендеры» проиграли «Флаерз», «Рэйнджеры» забросили одну шайбу канадцам из Монреаля, «Дьяволы» проиграли «Кленовым листьям». Прогноз национальной службы погоды: по-прежнему снег. В городе один-два дюйма, в пригородах – два-четыре дюйма. Максимальная температура сегодня плюс пятнадцать-двадцать градусов, минимальная ночью около плюс десяти. Сейчас в Центральном парке двенадцать градусов. Ветер северо-западный, десять миль в час, и переносит нас в… Туктоятук, Северо-Западные Территории.

– Как думаешь, когда-нибудь все-таки потеплеет? – спросил Клингер.

– Отдел краж художественных ценностей, – монотонно пробубнил Ньюмен.

– Не повторяй, словно попугай. Там нет вакансий, Джейк.

– Создай. Выгони кого-нибудь, отправь на пенсию, на повышение. Или я кого-нибудь там пристрелю.

Клингер хмыкнул.

– Я серьезно, Лу. Хватит с меня уличной работы. Совсем затрахала улица. И еще, со мной никто не будет работать в паре. Я приношу несчастья.

– Несчастье случилось кое с кем из ребят, которые работали с тобой. Есть разница.

– Я работал с Редфилдом, и он стал серийным убийцей. Работал с Федеричи, и он попал под подозрение в деле о невидимом стрелке. Работал с Милнером, хоть и отказывался. Но ты заверил, что компьютер считает нас чертовски совместимыми. Мы оба хотели в художественный отдел. Так вот, вдобавок ко всем прочим подозрительным штучкам, Милнер шантажировал прокурора Соединенных Штатов. Переведи меня в художественный отдел, а, Лу? Там работают соло, не так ли? И правильно делают. Ко мне никто не захочет пойти в напарники.

Клингер перекладывал бумаги с места на место.

– Адвокат Де Бри собирается возбудить дело о незаконном аресте и задержании. Справишься?

– Художественный отдел, – снова задолбил Ньюмен.

– В этом что-то есть, да? – продолжал Клингер, проигнорировав его просьбу. – Де Бри – женщина. Мир окончательно свихнулся.

– Художественный…

– Художественный отдел раскручивает дела об извращенцах и придурках мирового класса.

– Все равно.

– Комиссарчик – храбрый мужик, точно. Собирается рассказать о своем телефонном сексе. Ты обязательно должен присутствовать на пресс-конференции. Завтра в два. У него в офисе. Предварительно обсуди со мной все, что собираешься сказать.

– Заявлю, что хочу работать в отделе краж художественных ценностей.

Клингер по-прежнему рылся в бумагах.

– Внутренняя инспекция выяснила, что у Милнера с Айвсом состоялась встреча около месяца тому назад. Оба теперь мертвы, и никому не известно, что за разговор между ними состоялся. У тебя есть какие-нибудь соображения?

– Художественный отдел.

– Ну, Джейк. Подумай-погадай.

Ньюмен неопределенно пожал плечами:

– Айвс встречался с Корри, парнем, который отслеживал заразные заболевания. Корри мог сообщить Милнеру, что Айвс вот-вот докопается. Милнер, скорее всего, не поверил. Корри не внушал ему доверия. Милнер, должно быть, хотел прощупать Айвса сам.

Клингер удовлетворенно кивнул:

– Звучит правдоподобно.

– Художественный отдел.

Клингер тяжело вздохнул.

– Между прочим, я вернул те лыжи. Сдал в вещественные доказательства. Скажи ребятам из внутренней инспекции, что меня не надо чистить за «горячие» лыжи.

– Не вижу причины, почему ты не хочешь оставить их у себя. Ты в какой-то степени прославился, появившись на них в решающий момент, – Клингер прикрыл рот рукой.

– Что тут смешного? – возмутился Ньюмен.

– Ничего.

– А чего ты тогда смеешься?

– Я не смеюсь, – Клингер закашлялся. – У меня просто комок в горле застрял.

– Художественный отдел, – снова буркнул Ньюмен.

– Пошел ты к черту. Пожалуйста, Джейк. Ты во второй половине дня свободен. А завтра приходи к двум часам на пресс-конференцию. Передай привет Марии.

– Художественный отдел.

– Вон отсюда, – рявкнул Клингер и показал на дверь.

* * *

– Можно поговорить с вами, лейтенант Ньюмен? – спросила Фрэнсис Мак-Алистер. – Не вставайте, пожалуйста.

Ньюмен сел, но женщине сидеть было негде, он снова поднялся, пожал плечами и улыбнулся.

Она сделала то же самое.

– Вот.

– Да.

Она решительно протянула руку, потом резко отдернула.

Он держал руку протянутой.

– Спасибо.

– Не за что.

Они обменялись крепким рукопожатием.

– Суд присяжных будет слушать дело против Де Бри. Я им, конечно, все расскажу. И если вы ведете следствие, вам тоже все расскажу.

Ньюмен одобряюще кивнул:

– Желаю удачи. В конце концов, вы поступаете правильно.

Она грустно улыбнулась:

– Знакомое чувство – хочется дело завершить, но возиться не хочется.

Ньюмен засопел:

– Да.

– Мне искренне жаль вашего партнера. Но не вините себя.

– Нет. Это компьютер виноват.

Она удивленно посмотрела на него:

– Простите, я не совсем понимаю.

– Я тоже.

Она добродушно прищурилась:

– Ну… до свидания. Еще раз спасибо.

– Еще раз пожалуйста.

– До свидания.

– Мисс Мак-Алистер?

– Да? – она резко обернулась.

– Я и компьютер не обвиняю. Он изрыгает то, что в него вкладывают люди. Мы с Милнером показались ему хорошей парой. Машина не может понять, что Милнер – червяк, задница, мошенник, лжец и обманщик и вшивый коп. Но я-то знал об этом. По радио парень каждое утро говорит… Я не знаю, слушаете ли вы радио по утрам, но парень, который сообщает прогноз погоды, вместо того чтобы сказать «из-за ветра кажется, что мороз примерно минус десять», он говорит, что ощущение, словно в каком-то месте в Канаде.

– Скэгвей, – предположила Фрэнсис Мак-Алистер.

– Значит, вы понимаете, о чем я?

– Когда я была маленькой, то слушала «Радио Юкона». Сержанта Престона. Одно из мест называлось Скэгвей. Холодно от одного названия. Я понимаю вас.

– В любом случае, думаю, забавно, что люди всегда предполагают, на что похожи их ощущения, вместо того чтобы просто-напросто чувствовать. У меня никогда не было брата. То есть у меня его нет, и сестры – тоже, я – единственный ребенок. Но однажды, когда мы с Милнером разговаривали, я поймал себя на мысли, что мы поладим, поймем друг друга, какбратья. Мне очень нравилось так думать, у меня будто бы появлялся суррогат брата. Но, если бы я трезво оценил ситуацию, а не то, на что она была похожа, я бы, конечно, увидел ее корявость и нашу несовместимость. Это не брат, а червяк, задница, жулик и вшивый коп. Вы меня понимаете?

Фрэнсис Мак-Алистер кивнула:

– Отчасти. Вы – очень ответственный человек. Вам нужно определить меру и место собственной ответственности за случившееся. Не обвиняйте себя – вы достойны награды. Это важнее.

– За что? За то, что рухнул лицом вниз?

Она даже не улыбнулась.

– За неимоверные усилия, из-за которых в конце концов упали. У меня… у меня впереди – мучения, которые потребуют огромных усилий и выдержки. Я возьму с вас пример.

– Удачи.

– Спасибо.

– Тогда – до свидания.

– До свидания.

* * *

– Ньюмен слушает.

– Стив Федеричи, лейтенант.

– Привет, Стив. Я хочу отсюда смыться. У тебя что-то срочное?

– Я просто хотел сообщить, что родился ребенок.

– Отлично. Прими мои поздравления.

– Да. Спасибо. Роды длились семнадцать часов.

– Ух ты. Девочка, да? Как назвали?

– Знаешь, это забавно, лейтенант. Все время после анализа мы решали, как назвать. Думали, думали, да так и не придумали. Дженифер хочет назвать дочку Сарой. А я – Кэтрин, Кейт, для краткости.

– Можно дать совет, Стив?

– Конечно.

– Пусть лучше будет Сара.

– Ты так считаешь? Не знаю. Кейт Федеричи – мне вроде нравится. По-моему, неплохо звучит.

– Дженифер читает газеты? Знает о последних делах, да?

– Конечно.

– Назови лучше Сарой.

– Улавливаю твою мысль, лейтенант. Спасибо.

– Поздравляю, Стив. Наилучшего пожелания Дженифер и Саре.

– Хорошо. Пока.

– Пока.

* * *

– Ньюмен.

– Это Кейт Нейсмит беспокоит.

– Слушаю, мисс Нейсмит. У меня всего одна минута. Я пытаюсь отсюда выбраться. Как вы себя чувствуете?

– Прекрасно. Я уже дома, в Хобокене. Странное чувство – осознавать, что Карен Оберн умерла из-за меня. Но я в порядке, думаю.

– Не вините себя.

– Это очень трудно, – она натянуто засмеялась. – Вообще-то, это легко. Легче всего обвинить во всем Чарльза Айвса. Когда-то мы любили друг друга.

– Да. Я знаю.

– Вы собираетесь уходить?

– Ничего. О’кей.

– Я тут прочитала книгу, с месяц назад, которая напомнила мне о Чарльзе. Я о нем думала каждый день целую неделю или даже больше. А потом пришла посылка с пленками.

– «Муж Дон»? – угадал Ньюмен.

– Как вы сказали?

– Книга называлась…

– Я слышала, что вы сказали. Однако каким образом вы догадались, что я говорю именно об этой книге?

– Милнер ее читал. И рассказал мне. Она напомнила ему об Айвсе.

– Милнер читал «Муж Дон»?

– Угу.

– Дейв Милнер?

Теперь засмеялся Ньюмен:

– Да. Плутишка Дейв Милнер.

Кейт тоже рассмеялась:

– Точно. Плутишка Дейв Милнер. Плутишка Дейв читал «Муж Дон». Не знаю, что мне делать – плакать или смеяться?

– Смейтесь, – посоветовал Ньюмен.

– Когда я позвонила Милнеру, хотела рассказать ему о кассетах, то он притворился, что не знает моего адреса. А сам хорошо знал. Правильно? Это он мне все звонил и давал отбой, потому что ждал моей же просьбы о помощи.

– Звучит немного замысловато, но правдоподобно, – прокомментировал Ньюмен.

– Я не успела переговорить с Фрэнсис Мак-Алистер, – продолжала Кейт, – из-за всех этих перетасовок. Но, по-моему, она догадывается, что мне известно содержание записей ее разговоров с Чарльзом. Ее… болезнь.

– Будет следствие и суд присяжных. Она собирается дать показания.

– Храбрая женщина.

– Да, точно.

– Меня вызовут?

– Вероятно. Придется уточнить кое-какие факты.

– Я должна буду рассказать о кассетах.

– Вас приведут к присяге.

– Больше всего меня беспокоит запись, которую Чарльз сделал без ее ведома. Тогда он сообщил, что знает о ее болезни.

– Я не слушал никаких записей. Естественно, кассеты ведь уничтожены.

– Никто их не слушал, так?

– Думаю, да. Только вы. Не понимаю, к чему вы клоните, мисс Нейсмит?

– У Чарльза была любовь с Мак-Алистер.

– Да. Я тоже так предполагаю.

– Она, вероятно, тоже его любила.

– Не могу сказать. Уж очень сложно все.

– Хорошо, примем как рабочую версию, что она любила. Наверное, ей не следует знать, что его журналистские рефлексы оказались настолько сильны. Он делал контрабандные записи интимных разговоров.

Ньюмен молча ждал продолжения.

– Ей не стоит об этом знать, верно?

Ньюмен подумал и сказал:

– Показания вы будете давать не перед судом присяжных.

– Как понимать ваш ответ?

– Подумайте.

– … О’кей. A-а. Ясно.

– Отлично.

– Пожалуй, я надеялась, что вы именно так скажете.

– М-м-м.

– Ну, приятно было с вами познакомиться, – она неожиданно хихикнула, – хотя «приятно» не то слово в данной ситуации. Было ужасно. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Да.

– Хорошо. До свидания.

– До свидания.

* * *

– Ну-ну, лейтенант Ньюмен. Вы были очень заняты, судя по тому, что я прочел в газетах.

– Спасибо, что уделяете мне время, доктор Бернштайн.

Бернштайн сплел пальцы на колене.

– Как я ненавижу этот момент, – сообщил ему Ньюмен. – Вы сидите и выжидаете, когда я что-нибудь скажу.

– Вас это очень бесит?

– Я думаю, что мог бы сделать гораздо больше.

– То есть со свидетелями? Или с подозреваемыми?

– В том числе. В первую очередь, понимаете ли, с реальностью. Мне всегда приходится что-то говорить. Природа не терпит пустоты. Я не терплю молчания. Всегда стараюсь заполнить паузу. Мне бы молчать, заставлять говорить других. Тогда, возможно, я бы разобрался в человеческой сущности. Быстрее бы разобрался.

– Значит, рано или поздно вы начинаете понимать настоящую сущность людей?

– Да. Иногда.

Бернштайн ждал.

– Вы не чувствуете чего-то похожего на вину?

– За что? – удивился доктор.

– За Милнера.

– Пожалуйста, поконкретнее.

– Нет. Просто не хочу ничего выяснять.

– Хотите сделать виноватым меня?

– Да.

– Виноватым в том, что он обманул вас?

– Да.

– И следовательно, я обманул вас и должен ощущать из-за этого вину.

– Считается, что вы знаете толк в этих делах.

– Делах. Разве я обязан понимать, что творится в головах у людей? Что они думают?

– Да.

Бернштайн расцепил пальцы.

– Меня безумно раздражает, когда вы так сидите, – заявил Ньюмен.

– Что, слишком небрежно?

– Да.

– Как бы вы предпочли?

– Не знаю. Как получилось, что в вашем кабинете нет уютного диванчика?

– Я не мог предполагать, что творится в голове у Милнера. У меня нет дивана. Я сутулюсь на стуле. Вот три пункта, по которым я тебя подвел. Еще что-нибудь не так?

– Я хочу, чтобы меня перевели в отдел краж художественных ценностей. Скажите Клингеру, пожалуйста, что работа на улице мне не подходит.

– Если бы я так считал, то обязательно сказал бы ему.

Бернштайн снова сцепил пальцы.

– Вы говорите, что я иногда не воспринимаю то, в чем меня хотят убедить, так как скрещиваю руки на груди. Когда вы так сцепляете пальцы – это то же самое.

– Снова подвел вас.

– Подите на хрен.

Бернштайн откинулся на спинку стула.

– Вы знали о наркотиках, о девушке, о деньгах? – полувопросительно-полуутверждающе заявил Ньюмен. – Как вы могли обо всем знать и спокойно отпускать человека на работу? Есть же какой-то предел конфиденциальности?

– Если бы я знал, Джейк, то непременно сообщил бы, кому следует.

– Значит, вы такой же тупица, как и все остальные.

– Дейв Милнер был социопатом, лейтенант. Я не нарушу конфиденциальности, если скажу вам об этом. Вы не будете удивлены, я уверен. Как социопат, он имел довольно слабо развитое чувство ответственности. Не особенно задумывался над большинством своих действий и поступков, это и дало ему возможность так вести себя, нарушая закон, несмотря на то, что он поклялся его защищать. Но наиболее важный момент…

– Знаете, что я чувствую?

– Да.

– Сплошное дерьмо.

– Понятно.

– Спасибо.

– Что еще вы чувствуете?

– Хочу в художественный отдел.

– Что еще?

– Хочу домой.

– Да, дело было долгое. Наверное, вы правы – идите-ка домой, точно.

– После этого.

– Может, лучше прямо сейчас. Злость вы уже сорвали. Она, правда, никуда не денется, и мы все обсудим в следующий раз. Сейчас для вас самое лучшее – увидеть жену и надеть удобные домашние тапочки.

– Я могу почитать книжку по искусству, – добавил Ньюмен.

Бернштайн улыбнулся:

– Конечно.

– Нечасто вы улыбаетесь.

– В моей работе мало веселья.

– Но вы еще не разучились улыбаться.

– И быть злодеем?

– Это из Шекспира, верно. «Улыбаться, улыбаться и быть злодеем»?

– «Гамлет», думаю.

– Самая суть Плутишки Дейва, лучше не скажешь, а?

Бернштайн взглянул на него пристально:

– Плутишка Дейв?

– Ну, Милнер.

Бернштайн понял.

– А-а.

Солнце вынырнуло из-за тучи, и окно озарилось ослепительным светом. Ньюмен посмотрел за окно:

– По крайней мере, я позанимался физкультурой.

– Наслышан.

– Не притворяйтесь всезнайкой, док.

– Я слышал, что вы тренировались в клубе здоровья.

– Послушайте, доктор, если бы я не погнался за ним пешком, вернее, на лыжах, он мог бы остаться в живых. Вернулся бы в дом, долго удерживал бы заложников и все в таком же духе.

– Насколько я понимаю, детектив Федеричи подстрелил Милнера в то время, когда вы отвлекали того разговорами.

– Верно.

– Вы поговорили с детективом Федеричи?

– Да.

– Он мучается угрызениями совести?

– У него только что появился ребенок. Жена родила.

– И все-таки?

– Нет, без проблем.

– Он просто выполнял свой долг.

– Да.

– А вы… не справились?

– Я не справился тогда, когда не разглядел его.

– Не разглядели, что Милнер плохой, злодей, негодяй?

– Да.

– Он – блестящий обманщик, этот человек, которого вы совершенно точно обозвали Плутишкой Дейвом… Это он рассказал мне о ваших тренировках. У нас на прошлой неделе была встреча.

– Посреди всего этого тарарама?

– Это тоже часть его хитроумного плана. Делал вид, что старается поправить интеллектуальное и эмоциональное здоровье. Рассказывал о ваших тренировках с восхищением. И однажды, как бы невзначай, посоветовался, удобно ли будет сделать вам подарок.

– Сука, – зло выдохнул Ньюмен.

– Догадываюсь, что перед самым концом он заявил, что лыжи приобретены нечестным путем. Не верю, что он сказал вам правду. Я – постоянный покупатель в магазине спортивных товаров на улице Нассау. Именно я посоветовал ему купить там лыжи. Они мне потом звонили и поблагодарили за нового клиента.

Ньюмен опустил голову:

– Я чертовски запутался.

Бернштайн снова покачал ногой.

– В художественном отделе у меня будет меньше шансов попасть в дурацкое положение.

Закон Ньюмена.

Бернштайн сцепил пальцы на колене:

– Неужели?