Текст книги "Никто не выйдет отсюда живым"

Автор книги: Джерри Хопкинс

Соавторы: Дэнни Шугермэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Днями и вечерами Джим иногда ходил в “Lucky U” – мексиканский ресторан-бар в миле от университетского городка, неподалёку от Больницы Ветеранов. Он наслаждался этим местом. Леди-барменши и слепые мужчины возили на колясках своих безногих друзей, безногие были поводырями слепым. Иногда инвалиды напивались и дрались “на костылях”. Это напоминало Джиму рассказ Нельсона Ольгрена, он называл “Lucky U” “скромным местом” для пьянок.

В выходные дни Джим ездил на венецианский пляж, бывший Меккой поколения битников пятидесятых годов, и там сохранялись богемные традиции. Поэты, художники и студенты задёшево жили в больших комнатах замечательных викторианских домов или в будках по берегам разрушающихся каналов.

Когда наступило лето, Джим вернулся в Коронадо. После пяти месяцев скудной пищи или вовсе её отсутствия он похудел, но вскоре восстановил свою характерную круглолицесть. Затем он снова уехал в Мексику, на этот раз с братом и крёстным отцом, отставным морским офицером, который служил вместе со Стивом на Тихом океане. Энди вспоминает это как “пьяную” поездку. “Мы проехали около сотни миль на юг к Энсенаде. Джим показывал мне жизнь. Я пил пиво, и он таскал меня из бара в бар, разговаривая с мексиканцами по-испански, когда они пытались нас обсчитывать, беседуя с проститутками, рыская по переулкам, где за ним гонялись собаки. Это было великолепно”.

Вернувшись в Сан-Диего, Джим и Энди часто ходили в кино в гарнизоне, иногда Джим брал с собой вино и напивался пьяным. На военных базах после киносеанса торжественно поднимался флаг и звучал национальный гимн. Однажды Джим заполнил пространство кинотеатра звуками своего голоса: “О, скажи, видишь ли ты…” Пел он один.

Джиму нечем было заняться в Коронадо, ему становилось скучно и не сиделось на месте. Вскоре он стал проситься вернуться в университет раньше времени, чтобы наверстать упущенное по истории. В начале августа он уехал, обещав поискать временную работу. К концу лета Джим стал студенческим помощником в Библиотеке Театральных Искусств, расставляя по полкам книги и направляя предупреждения в случае задержки за 1 доллар и 25 центов в час. Это была несложная работа, но ему не удалось долго на ней продержаться. Новый библиотекарь в октябре уволил Джима, когда стало ясно, что тот не собирался вовремя отчитываться о работе.

Затем появилась Мэри. Она быстро нашла работу в медицинском центре УКЛА и, к ужасу Джима, сняла себе отдельное жильё. Она говорила, что собиралась поискать посредника и через него – работу танцовщицы; может быть, со временем они смогли бы вместе сделать фильм. Друзья говорят, что Джим был так рад, что они смотрели даже провалившийся в УКЛА фильм. Пусть иногда что-то получалось не так, как ему бы хотелось, он и его любимая Мэри наконец -то были вместе в Калифорнии.

У Джима появился небольшой круг друзей из числа наиболее загадочных и “взрывоопасных” студентов киношколы. Те четверо, что были его самыми близкими друзьями, взятые по отдельности, были вполне обычными студентами, но вместе они становились “дурными” или, на худой конец, слегка ненормальными.

Наиболее странным был Деннис Джэкоб, ещё застенчивый, но часто воинственный студентвыпускник, большого ума, которого за глаза звали Крысой или Лаской из-за торопливой походки и горбатой от многочасового сидения над монтажной машиной спины. Деннис был человеком одержимым, натуральным воплощением советского режиссёра Сергея Эйзенштейна. Впоследствии он станет спецассистентом Фрэнсиса Копполы в “Апокалипсисе Сегодня ”.

Одной из причин того, что Джим заинтересовался Деннисом, было то, что тот прочитал не меньше книг, чем Джим, а то и больше. Он прочитал, в том числе, и работы Ницше, и их они обсуждали чаще всего. К тому времени, как они познакомились, Джим прочитал большую часть написанного немецким философом. “Генеалогию морали” и “По ту сторону добра и зла ” он прочитал ещё в школе. Несколько позже он открыл для себя “Рождение трагедии из духа музыки” – небольшой томик, оказавший огромное влияние на “Жизнь против Смерти” Нормана О. Брауна. Эта книга, первый труд Ницше – весьма нетрадиционное, но одно из наиболее выстроенных произведение, даже и сделанное в форме трагедии. Эта работа посвящена классическому конфликту между аполлонским искусством скульптуры и дионисийским искусствоммузыки. Как и Ницше, Джим сравнивал себя со страдающим Дионисом, который был “на самом деле его собственная, чистейшая исконная боль и её подлинное отражение”. Но за страданием следовало достойное вознаграждение. Суть была не в превосходстве чьего -то индивидуального сознания, а прежде всего – в экстатическом растворении личного сознания в “первородной природе космоса” – в том, что Джим и его друзья станут потом называть “Universal Mind”.

Деннис и Джим проводили многие часы вместе, обсуждая Ницше, подчас споря, но обычно соглашаясь, вслух читая друг другу длинные выдержки из работ философа. Однажды, говоря о Дионисе и вспоминая строчку Уильяма Блэйка “Когда двери восприятия открыты, всё является человеку таким, какое оно действительно есть – бесконечным”, которая дала название книге Олдоса Хаксли “Двери восприятия”, Джим и Деннис решили создать группу. Они сошлись на том, что назовут себя “Doors: Open and Closed”* [*"Двери: открытые и закрытые"].

Другим членом Студенческой компании Джима был Джон ДеБелла, тщеславный коренастый сын бруклинского полицейского, который не меньше, чем своим ростом почти в 190 см, гордился тем, что в год читал по двести книг. Целую неделю университетские легенды приписывали ему посещение книжных магазинов одетым в длинный чёрный плащ с дюжиной карманов – для кражи вожделенных книг. По выходным он отправлялся на Маскл Бич встречаться с девушками.

Могучее телосложение Джона, но при этом его неподдельный интерес к земным удовольствиям, казалось, делали его противоположностью Денниса Джэкоба, но были у них и сходства. Одно из них, конечно – любовь к книгам и приверженность доктринёрским философиям. Другое – возраст. Обоим было по 25 лет – больше, чем Джиму. Третье – умение говорить. И оба они были католиками. Когда Деннис или Джон начинали плести интеллектуальное кружево, Джим сидел завороженный.

“ Шаманизм, – говорит Джон. – Мы были шаманами: вдохновлённые поэтом… Мы все были там. Часть смутной философии студентов киноотделения УКЛА заключалась в затуманивании границы между мечтами и реальностью. Одна из моих любимых фраз “ Мечты порождают реальность”. Фил Олено всерьез увлекался психологией Юнга, и от него мы узнали много нового.

У нас была теория Верной Молвы, что жизни не существовало, и что жизнь не была столь романтичной, сколь должна была бы быть, а вы говорите, что некоторые вещи фальшивы, потому что жизнь лучше, чем придуманные образы. Неважно, что, пока в них не верили, они не существовали вовсе”.

Когда становилось скучно, Джим и Джон придумывали себе развлечения. Однажды Джим и ещё один их близкий друг Фил Олено устроили с Джоном соревнование по краже книг из университетского книжного магазина: победителем признавался тот, кто за час сумеет вынести наиболее дорогую из продаваемых в розницу книг.

В другой раз Джим и Джон решили познакомиться с какой-нибудь девушкой, обкуриться и отправиться в музыкальную библиотеку, чтобы по очереди прокрутить свои любимые записи. Смеясь, они уговорили на это одну девушку, послушали записи, начали курить траву, и вскоре Джон разыграл для неё целый спектакль. Она должна была думать, что Джим обещал больше, и пошла домой с ним, рассказывая, как забеременела от своего друга, а затем подцепила венерическую болезнь, которая закончилась внутриутробной операцией, приведшей к бесплодию, и… Подробности жизни так и лились из неё, сопровождаемые душащими слезами. Джиму это напомнило рассказ Дилана Томаса “Последователи”, в котором случайно встречаются два молодых человека, и оба находят в своей жизни много ужасного.

В другой раз Джим и Джон напились в “Lucky U”, и Джим настаивал на том, чтобы пойти в находящуюся по соседству публичную библиотеку. Джон пошёл за ним с неохотой и не торопясь проследовал в книгохранилище, изучая длину юбок и чулки в читальном зале. Когда же он догнал Джима, тот мочился между книжными стеллажами. Джон схватил его и потащил к выходу. Подошла какая-то женщина. “Эй, леди, – позвал Джим, – эй, леди…”

С тёмными обрамляющими лицо волосами и мощной грудью, Фил Олено, третий друг, иногда казался увеличенной копией Джима. Ему было 23 года (он был на два года старше Джима), и он был единственным в компании, кто жил дома, а потому Джим и Джон частенько доставляли ему хлопот.

Фил прочитал почти всё, написанное Карлом Юнгом или о нём; во всех книгах на полке в его комнате были подчёркивания толстым чёрным карандашом. Юнг не был любимым психоаналитиком Джима, и они с Филом после просмотра какого-нибудь фильма любили поспорить, как можно интерпретировать символику создателя фильма по Юнгу или, на чём настаивал Джим, по Ференци.

Как и Юнг, Шандор Ференци был коллегой Фрейда, но с Фрейдом он расходился больше в методике, чем в теории. В то время как Фрейд рекомендовал своим пациентам сексуальное воздержание, утверждая, что это сконцентрировало бы либидо на прошлых эмоциональных опытах, Ференци распространял воздержание гораздо дальше, пытаясь убедить своих пациентов отказаться, кроме того, от еды, питья, испражнений и мочеиспускания. Затем он переходил к прямо противоположному, вставая на путь любви и вседозволенности, веря в то, что невротики – это люди, которые никогда не любили или к которым не были достаточно благосклонны родители, и что на самом деле они нуждаются в привязанности, тепле и нежности.

Как это обычно случается, разговоры о психоаналитиках бывали наполнены сексуальными замечаниями, которые часто перелагались на самый широкий спектр неврозов, фетишей и аномалий – от гермафродитизма и некрофилии до мазохизма, садизма и гомосексуализма. Поэтому, когда Джим и Фил сделали совместный фильм, никто не удивился его тематике.

Они обсуждали сюжеты нескольких фильмов. По одному из них (идея Фила) планировалось взять сюжет из жизни Рембо, и Фил интересовался, не хотел бы Джим сыграть главную роль. Другая идея (Джима) заключалась в том, чтобы показать знаменитую сцену из жизни Ницше, где он, натолкнувшись на убивающего лошадь человека, силой прекратил избиение. Звуковой дорожкой этого короткого фильма, по замыслу Джима, были аплодисменты. Ни один из этих фильмов не был снят. Тот единственный, который они сделали, был милой шуткой, не претендующей на интеллектуальность.

Джим и Фил прослушали пока только начальные курсы съёмки, света, звука и режиссуры, но даже от новичков в кино -школе ожидалось использование ими при создании фильма некоторого багажа знаний и фантазии. Фильм не должен был быть очень длинным или сложным, или очень хорошим; он должен был лишь помочь студентам научиться свободно обращаться с техникой. Фактически Фил фильма не сделал, согласившись лишь наняться к нескольким студентам-выпускникам психологического отделения, снимавшим в сверхсекретных условиях фильм, который должен был впоследствии храниться в сейфе на отделении. Это был фильм о мужчине и женщине, обнажённых, занимающихся любовью, показывающих при этом различные позы и действия. При помощи Фила, Джим получил разные фрагменты этого фильма и соединил их в рискованной последовательности, а в конце, в качестве звуковой дорожки, использовал “Болеро” Равеля. На просмотре студенты шумно забавлялись, а большинство инструкторов и профессоров были в ужасе. Джиму было сказано, что он заслужил наихудшую из всех оценок и что он отмечен как “неблагополучный”, в результате чего на следующий семестр его определили в специальную мастерскую “трудных студентов ”.

Студенческие просмотры устраивались два раза в год, в конце семестров на сессии мастерских. Более регулярно проводились другие просмотры, обычно вечерами по пятницам. Какой-нибудь из своих фильмов показывали приглашённые из ближайшей кинофабрики профессионалы, а часто они к тому же делились своими профессиональными тайнами – по крайней мере, они так думали – на дружеских вечерах вопросов и ответов. Программа вечера отменялась, когда студенты особенно доставали лекторов.

Зачинщиком этих просмотров – студенты считали его самым мрачным, самым шумным и самым циничным из всех – был ещё один из близких друзей Джима, четвёртый “шеф-повар” Золотого Века, разговорчивый светловолосый Мефистофель по имени Феликс Винэйбл. Любовь Феликса к выпивке, таблеткам и разговорам на всю ночь напоминала Джиму героя “На дороге” Дина Мориарти. Феликсу было 34 года, он был самым старшим студентом киношколы. Он пришел в УКЛА после тринадцати лет случайных работ, в том числе после длительной работы в качестве водителя автобуса, потом – кораблестроителя. Большей частью он работал в Сан -Франциско, где посещал Калифорнийский университет в Беркли с 1948-го по 1952-й год, но ему не удалось доучиться. Его охотно снова приняли в УКЛА в качестве студента выпускного курса, возможно, потому, что его оценки в Беркли – половина “А” и половина “F” – сами по себе могли стать занимательнымрекордом, а возможно – потому, что если человек в 34 года хочет получить диплом, то надо дать ему возможность это сделать.

Как и Джону ДеБелле, Феликсу нравилось говорить о себе, но его рассказы обычно бывали менее хвастливы и более смешны. Феликс не был таким интеллектуалом, как другие близкие друзья Джима по киношколе, но их дружба не была менее крепкой. Стэнтон Кэй, который снял Феликса в главной роли одного из своих фильмов, утверждал, что их отношения основывались на психологическом сходстве. “Я чувствовал, что Феликс стоял немного в стороне как человек, не имеющий какой-либо ясности и определённости, который к тому же был старше и потому гораздо сильнее ощущал на себе давление общества. Он был беспомощен почти до импотенции. Он постоянно пребывал в состоянии какого-то беспокойства. И, безусловно, таким же был Джим. Я видел этот глубокий нигилизм, чувство безысходности, которое было сильнее моего собственного. Может быть, это было раздражение, а может – то самое, из чего происходит отчаяние”.

“ Эротоман, – наспех записывал Джим в одном из своих блокнотов, – тёмный комедиант. Он отвратителен в своей мрачной анонимности, в своём тайном вторжении”. Он продолжал описывать угрозу и власть молчаливого партнёрства, вызванного неожиданностью (“по причине того, что о его присутствии не подозревают”).

Существуют сотни подобных записей. Некоторые из них спустя четыре года будут опубликованы, сначала в частном порядке, потом – в “Simon and Schuster” под заголовком “The Lords: Заметки видения”. Когда Джим учился в УКЛА, эти записи были сделаны как работа по киноэстетике. Он ещё не мог делать фильмы, но думал и писал о кино как об искусстве. “Привлекательность кино – в страхе смерти”. Страницы его записных книжек заполнены мыслями о кино, многие из которых он позаимствовал у Джона ДеБеллы.

На соседних страницах Джим добивался ясности. Образы чуда, неистовства секса и смерти тёмной рекой проходят сквозь его записные книжки. Кеннеди был убит “вредоносным наблюдением” снайпера, а Освальд нашёл убежище “и был уничтожен в тёплой, тёмной, молчаливой утробе материального театра”. Благодаря Эдипу появилось следующее: “Вы можете смотреть на вещи, но не пробовать их на вкус. Вы можете ласкать мать только глазами ”. Это, казалось, было больше того, что он видел, больше, чем он испытал, больше, чем написал, – но чем больше он писал, тем больше, казалось, он понимал.

Конец 1964-го года. После исторического плавания в Индийском океане с целью демонстрации силы и участия в инциденте в Тонкинском заливе во Вьетнаме, капитан Моррисон прошёл своё последнее офицерское боевое учение на “Bon Homme Richard” (он всегда выигрывал сражения), передал авианосец другому капитану и стал готовиться к очередному переезду, на сей раз в Лондон, где он должен был служить во флоте Американских военно-морских сил в Европе. Но сначала он должен был съездить на Западное побережье, чтобы провести короткий отпуск с семьёй. Джим провёл дома Рождество, а затем его семья отправилась к родственникам во Флориду. Это был последний раз, когда Джим видел своих родителей.

Январские дожди пошли на убыль, и студенты киношколы начали собираться в ”Gypsy Wagon”* [*"Цыганский вагон"] – маленькой закусочной на колёсах неподалеку от одноэтажных домиков киношколы. Там, смешиваясь со студентами-музыкантами и художниками, Джим и многие из его однокурсников показывали то, что один из них стал называть “нищетой и блеском киношколы” – обучаясь в школе, они прилагали максимум усилий, скрывая свою бездеятельность под маской развязности и хвастовства. По пути в класс Джим прогуливался вдоль забора с истошными криками и воплями и покрывал стены мужской уборной едкими надписями, по проходам театра, где проходили просмотры, он катал пустые винные бутылки. Затем начались классические истории, в фокусе которых чаще всего находились наркотики, нагота или безрассудство. Сложение всех этих трёх составляющих привело Джима к тому, что однажды он напился пьяным и в полночь взобрался на одну из университетских башен, чтобы раздеться и сбросить вниз одежду.

“ Образу, – писал он в своей записной книжке, – никогда не сопутствует опасность”.

Некоторые преподаватели высоко ценили Джима, принимая во внимание и то, что один из них назвал “дилетантизмом”, и сам Джим любил некоторых из инструкторов. Самым любимым был Эд Брокау, который иногда рассказывал в классе жуткие небылицы, чтобы выяснить, слушает ли его кто-нибудь. Особенно Джиму нравилось то, что Брокау иногда исчезал на несколько дней – как будет исчезать и Джим в последующие годы. “Брокау тянулся к разрушительности Джима, – говорит Колин Янг, руководитель киноотделения. – Он чувствовал её и грел руки у этого огня, в зависимости от того, как часто эта разрушительность соединялась с реальным талантом”. Брокау был консультантом на факультете Джима, и именно к нему Джим пришёл, чтобы сообщить, что бросает университет. Затем он пошёл к Колин Янг и сказал то же самое.

Решение Джима бросить учёбу возникло всего за неделю-другую до окончания занятий, во время двухдневного просмотра студенческих фильмов. Этот просмотр был главным событием учебного года, близким к последним экзаменам, и главным из того, что давала киношкола. Хотя её окончание не зависело от того, будет ли студенческий фильм отобран для дальнейшего показа на публике в Royce Hall УКЛА, соревнование за такое “признание” было грандиозным.

Большинство из сорока (или около того) фильмов, показывавшихся в том мае, были сделаны в мастерских “Projekt 170”, в которых создавались короткие немые фильмы с “голосом за кадром” или со “звуковой дорожкой за кадром”. Съёмки обычно проходили по субботам, и каждый из студентов должен был попробовать себя во всех ролях – в качестве оператора на одной неделе, актёра на следующей, звукорежиссёра на третьей и, таким образом, принять участие в разных составных частях своего собственного фильма.

Джим не написал сценарий для своего фильма, говоря Джону ДеБелле, приглашённому оператором: “Я покажу, как мы это делаем”. Джим имел в виду, как и изобразил это потом, “ фильм, который ставит вопрос о самом процессе его создания… фильм о фильме”. У него не было названия, он был построен каккалейдоскоп, или быстрая последовательность абстрактных и вольно соединённых событий – то, что ДеБелла иногда называл “расплывчатой смесью образов создателя фильма и его взгляда ”. Он начинался с того, что Джим делал гигантскую затяжку из трубки с травой иоткидывал назад голову. Затем камера переходила на покачивающиеся испытательные образцы, использовавшиеся в качестве титров телешоу “Outer Limits”. Затем шла сцена с женщиной (немкой, подругой ДеБеллы), одетой лишь в бюстгальтер, панталоны и пояс-подвязку, а камера медленно двигалась от её лица к острым коленям, танцующим на верхней крышке телевизора, по которому в это время показывали марширующих на параде фашистских солдат. Затем была сцена в доме (у Джима), стены которого были оклеены картинками обнажённых фигур из “Плейбоя”, использовавшихся в качестве мишеней для метания стрел. Несколько человек, застыв, смотрели холостяцкое кино, но фильм прекратился, и люди, вскочив, начали изображать пальцами тени против белого света на экране. Потом следовал крупный план девушки, лижущей глазное яблоко ДеБеллы (очищая его от грязи, собранной со всех виденных им образов). Последний кадр выключающийся телевизор с картинкой, сливающейся в белую линию, затем в точку и, наконец, в темноту.

Просмотр был таким же хаотичным, как и фильм. Сначала разошлись склейки, и фильм не шёл через проектор. Джима попросили переклеить его заново, чтобы в тот же вечер его показать. Когда это было сделано, мнения о фильме разошлись – от замешательства до восхищения и до недовольства. Некоторым из студентов показалось, что Джим сводит их с ума, а некоторые даже пытались это комментировать, хотя большинство ревело лишь от удовольствия увидеть подругу ДеБеллы в нижнем белье. Даже Эд Брокау, которому обычно был интересен ход мыслей Джима, говорил теперь, будто бы подбрасывая пальцами несуществующий баскетбольный мяч и ударяя левой рукой по правой: “Джим… Я ужасно разочарован”. Фильм не включили в программу показа в Royce Hall, а Джим получил “почетную D”.

Джима задело это непризнание. Кто-то говорил, что он вышел и заплакал. Было это правдой или нет, но он был явно раздражён. Сначала он пытался защищаться, потом обиделся и в конце концов объявил о своём немедленном уходе из УКЛА. Колин Янг пыталась отговорить его, но в июне, когда Джим должен был получать диплом, он гулял по Венецинанскому пляжу, покуривая траву.

К этому времени Джим и Мэри решили разойтись. Она попрежнему настаивала на том, что будет звездой – этому её убеждению Джим сначала потакал, а потом пытался разубедить её. Потом она сказала, что прошла просмотр в качестве танцовщицы в “Whiskey a Go Go”, клубе, открывшемся в январе на Сансет Стрип. Джим говорил ей, что не хотел бы видеть её в короткой юбке с бахромой, вращающую задницей перед пьяницами средних лет, в стеклянной “клетке”. Ещё раз они поругались, когда она познакомилась с новым агентом, и тот посоветовал ей не сниматься в фильме, который хотел делать Джим, потому что появление в студенческом фильме могло угрожать её карьере. Они поругались в третий раз, когда Мэри неожиданно явилась домой к Джиму и застала его с другой. Джим тогда заявил Мэри, что она не имеет права появляться в его доме без приглашения. Кроме того, вежливыми, но раздражающими были напоминания Мэри о том, что, по её мнению, он употреблял слишком много наркотиков.

Джим увидел Рэя Манзарека, идущего по территории студенческого городка. Рэй был другом Джона ДеБеллы. Джим восхищался Рэем и тайно рукоплескал тому, что тот отказался редактировать в своём фильме снятую им сцену со своей обнажённой подругой. Джима, кроме того, притягивала музыка Рэя, и он слушал его и его группу “Rick and the Ravens” в “Turkey Joint West” в Санта-Монике, неподалёку от пляжа. Однажды Рэй пригласил Джима на сцену вместе с некоторыми другими студентами киношколы, и каждый из них, напившись пива, с треском падал в припеве “Луи, Луи”. Теперь, в июне, команду Рэя пригласили сыграть вместе с “Sonny and Cher” на выпускном балу в средней школе. Но когда один из участников группы отказался от этого и Рэй позвонил в школу, чтобы сказать, что будет пять музыкантов вместо шести, ему ответили, что, если не будет шести музыкантов, как в контракте, им не заплатят.

Эй, парень, – сказал Рэй, увидев Джима, – хочешь поиграть с нами?

Я никогда ничего не играл, Рэй.

Это ничего, всё, что тебе нужно будет делать, это стоять на сцене и держать электрогитару. Мы обмотаем шнур за один из усилителей. Мы даже не подключим её.

Джим потом говорил, что это были самые лёгкие деньги, которые он когда-либо зарабатывал.