Текст книги "Вокруг света с Кларксоном. Особенности национальной езды"

Автор книги: Джереми Кларксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Куба

Карибы: бриллиантовое ожерелье в море драгоценных камней. Пальмы, пляжи с белоснежным песком, раскаленное солнце. Вечерняя выпивка под негромкую музыку Боба Марли в компании с людьми всех цветов кожи. Эта картина практически неизменна от Тринидада на юге до мексиканского Канкуна на севере. Одни из островов Карибского архипелага хранят отпечаток английской культуры, другие – голландской, испанской или французской.

Но есть еще и Куба, отпечаток на которую наложил Ленин. На Кубе колониальный лоск изрядно поистерся, а точнее, развеялся вместе с дымом горящих пассажирских самолетов, сбитых кубинскими ВВС. Куба могла бы стать одним из главных курортов мира, но благодаря Фиделю Кастро она стоит на 184-м месте сразу за Северным Йоркширом.

Чтобы вы поняли почему, я расскажу, в каком ресторане обедал в Гаване. Он назывался «1830 год» и был расположен в элегантном строении прямо на берегу океана. Как только вы входите, раритетного вида швейцар, в целости и сохранности дошедший до наших дней с 1955 года, щелкает пальцами, подавая знак, чтобы невидимый гарсон перед входом запарковал вашу машину.

Еще один щелчок – и еще один гарсон с густо накрахмаленным полотенцем на левой руке ведет вас в обеденный зал, из окна которого открывается изумительный вид на Мексиканский залив.

На столе белоснежная скатерть, на скатерти – старинный хрусталь, темный от свинца. Году в пятьдесят пятом это заведение наверняка было одним из самых известных в стране, и в его коридорах вы запросто могли столкнуться с Эрнестом Хемингуэем и Фрэнком Синатрой.

Сегодня этот ресторан по-прежнему остается одним из лучших в Гаване, однако эту фразу надо понимать в том смысле, в каком Mahindra Jeep есть один из лучших автомобилей в Индии.

Первый тревожный признак того, что не все так хорошо, как выглядит, явился, когда мы внимательнее осмотрели обстановку. Деревянная дверь была скреплена только червями-древоточцами, а все остальное выглядело так, словно в последний раз красилось и ремонтировалось в 1958 году. Скорее всего, так оно и было. Также оказалось, что хрустальная посуда выглядела потемневшей не из-за освинцованного стекла, а из-за толстого стоя грязи.

В меню значились разные диковинные блюда, ни одного из которых при заказе не оказывалось. Я выбрал спагетти под болонским соусом, жареную курицу и тушеные овощи.

Прошли пятнадцать минут, затем еще пятнадцать. Четверть часа спустя мы подождали еще пятнадцать минут, зато следующие пятнадцать минут пролетели совсем быстро, после чего, минут через пятнадцать, показался официант, толкающий к нашему столу тележку с едой.

Это были мои спагетти под болонским соусом и – надо же, какой сюрприз! – тушеные овощи, которые выглядели так, словно их положили на сковородку, еще когда я подавал заявление на кубинскую визу. «Нет-нет, – сказал я официанту, – я хотел не просто овощи, а овощи с курицей, понимаете?» – «Конечно, сэр», – ответил тот. Впрочем, эти слова он произнес не по-английски, так что на самом деле он мог сказать «Ты мерзкий, толстый капиталистический ублюдок, чтоб твой бумажник сгорел вместе с тобой!».

Бросив взгляд на спагетти, я сразу уловил, что с ними что-то не так. На соусе была видна застывшая корка, означавшая, что блюдо холодное, как камень. Вновь появился улыбчивый официант, который выслушал мой вопрос, засунул палец в соус и согласно кивнул. Да, сэр, оно холодное.

Блюдо укатили назад, и прошли новые пятнадцать минут, пока его разогревали. Что делать, микроволновок на Кубе не водится. Наконец блюдо прибыло: тертый сыр расплавился и смешался со спагетти, которые за пятнадцать минут на огне спеклись в ком. Но это все были мелочи в сравнении с тем, что на соусе красовался след на том месте, куда ткнул пальцем официант.

Мне не оставалось ничего другого, как отодвинуть тарелку в сторону и просто наслаждаться звуками, которые извлекала из своего инструмента местная пианистка. Играла она ужасно, пианино у нее было еще хуже, чем игра, но я моментально про это забыл, когда жалюзи на окнах качнулись от удара звуковой волны. Оказалось, это оркестр на веранде начал исполнять майкл-джексоновский Thriller с громкостью 400 тысяч децибел. Пианистка на эти звуки даже не обернулась. Она продолжила барабанить по клавишам, как ни в чем не бывало, исполняя свою версию какого-то шлягера пятидесятых, и мои самые мрачные догадки подтвердились. Она была глухая, как тетерка.

Затем появился улыбчивый официант и вновь прикатил на тележке тарелку с тушеными овощами, которые провели еще полчаса на сковородке и теперь стали больше похожи на суп, и с жареной курицей (или тем, что выглядело как курица).

Видимо, эти люди так захотели получить для своего ресторана «мишленовскую» звезду, что начали готовить еду из кусочков мишленовских шин. Однако вставшая передо мной задача разжевать и проглотить их оказалась совершенно мне не по зубам, поэтому я опять отодвинул тарелку и перешел к напиткам.

Которых не было. Персонал так старался походить на официантов первоклассных ресторанов, что мой стакан исчезал, как только я ставил его на стол, будь он пустой или еще нет. В итоге, если верить счету, я выпил восемнадцать бокалов дайкири, хотя, если судить по состоянию головы на следующее утро, я не выпил ни одного.

В конце нам принесли счет на 25 фунтов, и нам моментально стало ясно, почему в тот вечер мы были единственными посетителями. Двадцать пять фунтов – это зарплата среднего кубинца за пять месяцев.

В общем, если не слишком церемониться со словами, Куба находится в глубокой заднице. Когда в 1991 году Россия накрылась медным тазом, ее помощь бывшим карибским друзьям прекратилась. Цены на бензин моментально взлетели до двух с половиной фунтов за галлон, и у Кастро перестали покупать не только никель, но даже сигары и сахар. Единственной авиакомпанией, самолеты которой до сих пор летают из Европы в Гавану, остается Iberia, так что если вы захотите попасть на Кубу, вам придется проявить недюжинную настойчивость.

А по прилете вам придется как следует поискать, где остановиться. Простым кубинцам запрещено казать нос даже в фойе огромных гаванских отелей, и правительство устанавливает такие цены за номера, какие захочет. А захочет оно столько, сколько не захотим платить мы с вами. Проживание в такой гостинице обойдется в целое состояние, даже несмотря на то, что сантехника и все остальные коммунальные системы, будучи сделаны русскими, вышли из строя много лет назад и починке не поддаются, так как запчастей нет.

На этом фоне можно было бы ожидать, что никаких автомобилей на улицах Гаваны не будет. Все оказалось совершенно не так. Гаванские улицы битком набиты машинами – преимущественно американскими, выпуска 1940-1950-х годов.

Хотя Америка уже тридцать лет соблюдает торговое эмбарго с Кубой, благодаря находчивости местного населения эти доисторические авто по сию пору на ходу… в некоторой степени.

Представим себе на миг, что в Британию вдруг перестали импортировать новые автомобили. В такой ситуации отправите ли вы свой Chevrolet Cavalier на свалку только потому, что у него соскочил один из «дворников»? Думаю, вы не сдались бы, даже исчезни из страны все магазины запчастей, и наверняка придумали бы какую-нибудь временную замену соскочившего «дворника», очищающую стекло, когда идет дождь. Именно так и поступают кубинцы.

И в этом направлении они продвинулись очень далеко. Кубинцы не в состоянии купить банку тормозной жидкости, даже если бы она и продавалась где-то, зато они обнаружили, что ее вполне можно заменить смесью спирта, сахара и шампуня для волос.

Но двигатель? Если, скажем, он ломается и запчастей для ремонта нет, то это, получается, конец? Как бы не так. В этом случае можно достать двигатель из советских «жигулей», которых осталось много еще с тех времен, когда на Кубе были русские, и поставить вместо сломавшегося.

Сегодня внутри большинства старинных машин, ездящих по Гаване, стоят жигулевские двигатели. Нам довелось встретить одного кубинца на Aston Martin DB4, который истово верил, что, когда Кастро свалит, он продаст свою машину за сто тысяч долларов. Как знать, может быть, у него это получится, если отвлечься от полностью облезшей краски, совершенно отсутствующей внутренней отделки, двигателя от «жигулей» и коробки передач от «москвича».

Бесчисленные Mercedes-Benz, Chevrolet Impala, Cadillac Coupe de Ville и прочие раритетные авто тарахтят по гаванским улицам, приводимые в движение жигулевскими моторами. И на каждом углу можно видеть, как кто-нибудь с ведром воды забрасывает проволоку на уличные провода, чтобы зарядить 40-летний аккумулятор своего ископаемого рыдвана.

Бог знает, по какому принципу это работает, однако вырывающиеся из ведра искры и фонтаны пара свидетельствуют, что в нем происходит некая интересная реакция. Такая же интересная реакция наверняка происходит и на электроподстанции, которая в сельской местности подает электричество лишь часа по четыре в день.

Очевидно, что ни о каком автомобильном спорте на Кубе не может быть и речи не только потому, что Че Гевара считал его занятием для декадентской буржуазии. Несмотря на это, находятся бесстрашные энтузиасты, которые по выходным выкатывают свои жигулизированные танки-янки на старую автомобильную трассу под Гаваной и устраивают некое подобие гонок от одного моста к другому.

Разумеется, о больших скоростях здесь говорить не приходится. В самом деле, большинство машин-участников (особенно одна из них, которая заводилась на бензине, а когда двигатель нагревался, переключалась на более дешевый керосин) не могло бы угнаться даже за современной гоночной «дайхатсу».

Эти же энтузиасты устраивают и некое подобие автомобильного сумо: две машины упираются передними бамперами друг в друга и стараются вытолкнуть противника за черту, проведенную мелом на асфальте. Зрелище захватывающим не назовешь.

Зато захватывающими оказались поиски личного автомобиля Че Гевары. Двенадцать лет эта машина стояла в гараже, обрастая паутиной, и когда мы выкатили ее на свет божий, никто во всем городе так и не смог сказать, «Шевроле» какой модели был этот реликт. Поскольку в американских автомобилях 1960-х годов я разбираюсь не лучше, чем в антикварных часах, то не скажу вам ничего более информативного, кроме того, что этот экземпляр был ободран как липка.

В нем не работало буквально ничего. Поскольку автомобиль в глазах кубинцев считался «символом революции», ни у кого не поднялась рука заменить восьмицилиндровый мотор на жигулевский и залить вместо тормозной жидкости шампунь Wash’n’Go.

Мы наняли девять кубинцев, которые за 50 пенсов в день должны были вернуть это авто к жизни, а покамест они работали, мы нашли на свою голову новое развлечение.

В последние несколько лет я всерьез увлекся нырянием с аквалангом, и поэтому, используя служебное положение, хитроумно вставил в сценарий съемок фрагмент, где появляюсь перед камерой с аквалангом на спине, желательно где-нибудь в районе кораллового рифа с песчаным пляжем на дальнем фоне.

У южного берега Кубы мы отыскали крошечный островок, который идеально отвечал нашим критериям. На этом острове даже имелось оборудование для дайвинга.

Это место нам порекомендовали два голландских туриста, которые собирались купить там домик с видом на океан. «О да, это фантастическое место, но туда нужно сначала добраться», – сказали они и удалились, недобро посмеиваясь.

На следующее утро до нас дошло, что они имели в виду. На остров надо было лететь на маленьком двухмоторном самолете, который издали выглядел как сельскохозяйственное животное. При ближайшем рассмотрении оказалось, что коричневым он был не от краски, а от ржавчины.

Шины на его колесах давно сдулись, а устройство двигателей вызывало немое изумление. Если бы Карл Бенц предложил в 1880-х годах такой вариант двигателя внутреннего сгорания, ему пришлось бы все бросить и торговать фруктами.

Внутри у самолета было еще хуже, чем снаружи. Намного хуже. Иллюминаторы отсутствовали, а пассажирские сиденья были прикреплены к полу за одну ножку. Про отсутствие ремней безопасности не буду даже упоминать.

Каким-то чудом двигатели завелись, и самолетику удалось оторваться от земли, но без иллюминаторов судить об этом наверняка было невозможно. Я просто прикинул, что через пять минут гудения мы бы уже врезались во что-нибудь, если бы все еще были на земле, и догадался, что все в порядке – мы летим.

Однако «все в порядке» быстро кончилось, когда салон стал быстро наполняться дымом. Кроме шуток, мне пришлось провести целых полчаса, будучи не в состоянии видеть даже то, что у самолета нет иллюминаторов. Все, что я мог в этом дыму разглядеть, – смеющиеся рожи тех двух голландцев.

Когда мы приземлились и вышли наружу, то увидели, что попали в рай. В густых кронах деревьев необычные птицы выводили причудливые трели. Море было аквамариновым, а песок на пляжах – белым, как кокаин.

Ярко раскрашенный автобус, выглядевший так, словно на нем ездил сам Сталин, добросил нас до стоявшего прямо на берегу отеля. Все изумительно, кроме… кроме…

В железобетонном здании отеля из каждого кондиционера хлестал фонтан воды, зато бассейн был сухим. И это правильно, потому что в грязи, присохшей к его стенкам и дну, я нашел неизвестные науке виды живности, про которые можно было снять целую передачу «В мире животных».

Большинство постояльцев торчало на пляже, там же находился и бар под соломенной крышей, источавший покой и умиротворение. Причина, по которой он выглядел столь мирно, была простой: никаких напитков в наличии не имелось – ни пива, ни рома, ни колы. Ничего вообще.

В ресторане отеля наблюдалась та же картина, но там хотя бы можно было посмеяться над парой несчастных молодоженов откуда-то из Европы, которые сидели и тщетно пытались разгрызть поданные им вареные яйца.

Стоило бросить взгляд на жениха, как становилось понятно, какая цепочка рассуждений промелькнула в его мозгах перед тем, как бедолага отверг Мальдивы, Маврикий и Антигуа. Он подумал так: «Я свожу ее в какое-нибудь экзотическое местечко, в котором еще не был никто из ее подружек. О, я знаю – мы едем на Кубу!» Бедные, глупые молодожены…

У них даже поплавать не получилось, потому что единственный катер и оба имевшихся акваланга забрали мы.

Оказалось, что наш телеоператор плавуч, как пробка, и даже нацепив на себя тяжеленный жилет с грузилами, способный потопить небольшого кита, он никак не мог нырнуть под воду, а камера для подводных съемок все время норовила всплыть, как поплавок.

У меня возникли свои проблемы. Спасательный пояс был дырявым, как решето, и поэтому действовал как портативный реактивный двигатель. Воздух выходил из него с такой силой, что меня носило вокруг рифа, как человека-амфибию, и коралловые рыбы бросались от меня врассыпную.

Зрелище получилось уморительное. У съемочной группы самой известной телерадиокомпании мира оказался телеоператор, который никак не мог погрузиться в воду, ведущий, который разгоняется под водой до двух скоростей звука, и директор, не умеющий плавать и поэтому оставшийся у поверхности с маской и трубкой.

Капитан нашего катера так ухахатывался над нами, что с ним чуть не приключился сердечный припадок.

В общем, съемки открывающих кадров программы заняли два дня, а затем пришло время лететь обратно. Мы очень нервничали по этому поводу, поскольку лететь предстояло на другом самолете, иллюминаторы у которого имелись.

Но кроме них, ничего больше у самолета на было. Его сделали в России вскоре после Второй мировой войны, а последнее техобслуживание он проходил в 1953 году. Надо было видеть, какой дым повалил из его двигателей, когда мы разогнались по взлетной полосе, удачно оторвались от преследовавших самолет собак и взлетели.

Мы взяли курс на Гавану, и я, успокоившись, стал созерцать великолепные виды за бортом. Стоял чудесный летный день, но на Кубе такая погода означала одну-единственную вещь – тропический шторм с грозой.

Сказать по правде, в прошлом я иногда любил преувеличивать и делать из мухи слона. Однако спросите людей, летевших со мной, каково им было этот шторм пережить, и они побледнеют от ужасных воспоминаний. Эти полчаса стали самыми кошмарными в моей жизни. Самолет сгибало, скручивало, переворачивало вверх тормашками и швыряло вниз.

Меня постоянно подбрасывало вверх, и это не могло не беспокоить, так как вверху, в нескольких сантиметрах от моей прически, вращались лопасти пропеллера. Я живо представлял себе, что будет, когда пропеллер снесет мне голову.

Я готовился к смерти на полном серьезе, но при этом, однако, на моих губах блуждала улыбка, так как я думал о дочери. У нее имелись шансы стать единственной девочкой в школе, папа которой погиб при крушении русского самолета над Кубой во время шторма. А что, не самый плохой способ отдать концы.

Мы вынырнули из густых облаков и полетели, едва не касаясь верхушек деревьев, до самой Гаваны, а молнии каждые несколько секунд освещали крылья мертвенно-синим светом. И наконец приземлились.

После полета нам срочно потребовалось промочить горло, что означало отправиться в ночной клуб. Люди часто думают, что работа тележурналиста состоит в поиске интересных сюжетов для съемок. Но это далеко не все. Тележурналист, куда бы он ни приехал, всегда ищет для себя лучшие отели и рестораны. В этом деле наш оператор Энди превзошел самого себя.

Он не только отрыл на Кубе несметное количество историй, для которых эпитет «потрясающие» был бы слишком слабым, но и узнал, куда сводить нас после всего, что было только что пережито на десятиметровой высоте.

Под дверями ночного клуба во все дни недели слонялись сотни девушек. «Ага, – сказал я, – они просто ждут, чтобы какая-нибудь машина с государственными номерами подбросила их домой».

«Нет, – отвечал Энди, – здесь они ждут совсем другого».

Заинтересовавшись, я вышел из «дайхатсу», и буквально через десять секунд меня облепил добрый десяток едва достигших половой зрелости девушек, одетых в тонкие, как зубная нить, мини-юбки.

Я было решил, что на девушек столь возбуждающе подействовал «дайхатсу», но оказалось, что я попал пальцем в небо. Девушек больше всего на свете интересовал мой бумажник, который открыл бы для них двери самого крутого в городе ночного клуба.

А за 10 долларов я мог получить любую из них в свое полное распоряжение на неделю. Боже мой…

Мне рассказывали, что однажды какой-то чувак подрулил к клубу на Lamborghini Diablo. Этот жест был явно чрезмерным. Чтобы переспать с любой из тех девушек, достаточно иметь десять баксов, не говоря уже о машине за 150 000 фунтов.

Позже я убедился, что получаю от гаванских девушек недвусмысленные предложения даже тогда, когда еду на мопеде с двигателем от садового насоса. Дело было не в мопеде и не в развевающихся по ветру кудрях. Им нужна была моя кредитка, а еще мой паспорт, чтобы смотаться с Кубы.

Эти девушки не были проститутками в строгом смысле слова. Они готовы пойти с вами за сущие гроши, и этот факт свидетельствует лучше, чем что угодно еще, насколько погано обстоят дела на самом большом из Карибских островов.

Когда я прогуливался по залам Музея кубинской революции, в голове вертелся один-единственный вопрос: предполагали ли Кастро и Че Гевара, что однажды кубинское правительство попросит своих граждан перейти на подножный корм? Музей представлял собой совершенно напрасную трату денег для страны, у которой денег не было вообще. Внутри огромного стеклянного куба был выставлен катер, на котором повстанцы приплыли на Кубу, а во дворе музея демонстрировались прочие механические реликвии, долженствовавшие навечно остаться в памяти народной.

Среди них были «лэндровер» Фиделя Кастро и самолет-истребитель «Спитфайр». Если судить по этим экспонатам, Британия тоже должна нести ответственность за то, что случилось с Кубой. Кроме них, у стен музея были выставлены бульдозер, переделанный в танк, и множество грузовиков, на которых повстанцы штурмовали президентский дворец.

Однако эти реликвии бледнели рядом с Арнолем Родригесом – живым и здравствующим реликтом тех далеких революционных дней.

В 1958 году, за день до проведения кубинского «Гран-при», он с восемью другими боевиками выкрал автогонщика Хуана-Мануэля Фанхио, который в то время считался Михаэлем Шумахером, Аланом Простом и Айртоном Сенной в одном лице.

В отеле «Линкольн» они наставили на него пистолет, связали, погрузили в машину и вывезли на окраину Гаваны в неприметный двухэтажный домишко. Жившие там мать с двумя дочерьми, революционерки до мозга костей, провели Хуана наверх и угостили стейком с салатом.

Автомобильные гонки прошли без участия Фанхио, а новость о его похищении не сходила с первых полос газет даже после того, как некие безумцы разлили на гоночной трассе масло, одна машина перевернулась, врезалась в толпу и унесла жизни шестерых зрителей.

Куба, про которую европейцы не знали почти ничего и считали, что это своего рода Монако для американцев, вмиг попала на первые страницы мировой прессы.

К Арнолю и его развеселой шайке пришла всемирная известность, но самое приятное ждало его впереди. Когда Фанхио освободили, он сообщил репортерам, что с ним обращались хорошо и что он симпатизирует мотивам повстанцев.

Поразительный факт: великий автогонщик сохранял контакты с Арнолем до самой своей смерти. Похищенный и похититель стали закадычными друзьями – ну не странно ли? Во всяком случае, меня преследовало очень странное чувство, когда я сидел в комнате, где похитители держали Фанхио, разговаривал с Арнолем и при этом знал, что этот человек впоследствии стал заместителем министра иностранных дел Кубы. Хотел бы я представить, что чувствовал бы Терри Уэйт, [1]1
  Тэрри Уэйт – британский священник, который в январе 1987 года отправился в Бейрут на переговоры с исламскими террористами об освобождении заложников, но был захвачен в заложники сам. Освобожден через 1760 дней в ноябре 1991 года. – Прим. пер.


[Закрыть]если бы каждый вечер по ящику видел своих похитителей в компании с мировыми лидерами типа Клинтона и Ширака.

Впрочем, не могу сказать, что меня сильно беспокоил этот вопрос, поскольку моя голова в это время была занята обдумыванием кое-какого плана. Дело в том, что всякий раз, когда я где-нибудь бываю, я привожу домой сувенир. Но в Гаване с этой традицией ничего не получалось.

В магазинах не было практически ничего, кроме сигар, которые я не курю, и дешевеньких маек с Че Геварой. Мне, впрочем, удалось купить ксерокс письма Че Гевары к Кастро, в котором он сообщал об уходе в отставку, и кубинскую банкноту за 1960 год с подписью самого бородача.

Мне, однако, не терпелось привезти домой что-нибудь побольше, посущественней… что-нибудь типа автомобиля.

Улицы Гаваны битком набиты антикварным автопромом, отдельные экземпляры которого при грамотном подходе можно было бы продать за бешеные деньги в стране, где смотрят MTV.

Знающие люди мне подсказали, что в нынешней ситуации вывести автомобиль из страны адски сложно, но не невозможно, и это внушало определенный оптимизм, особенно после того, как на улице мимо меня проехал настоящий Aston Martin DB4 и я страстно захотел его заиметь.

И еще вот тот «кадиллак», и «мерседес» с крылом «чайка» вон в том сарае, и вон тот спортивный «порше». Достаточно было осмотреться по сторонам, чтобы отыскать множество привлекательных объектов.

Еще я нашел изумительный «мазерати»: по словам его владельца, таких автомобилей было выпущено всего две штуки. Он, правда, не знал, что это за модель, но поскольку неумолимое время ободрало с машины все улики, я не мог поручиться, что человек не выдумывает.

Автомобиль представлял из себя один металлический кузов без мотора, без внутренней отделки, без сидений и фар. Это обстоятельство не помешало хозяину заломить за машину 50 000 долларов, поскольку, по его словам, некогда на этом автомобиле ездила жена Батисты – бывшего президента Кубы.

Эту была уже третья, но далеко не последняя виденная мною в тот день машина, на которой успела поездить жена Батисты. Еще мне показали четыре «ягуара», некогда принадлежавших Фрэнку Синатре, и бесчисленное множество ржавых рыдванов, лично заблеванных старым пьяницей Эрнестом Хемингуэем.

Да, синьор, я знаю, что мою тачку даже на металлолом не примут, но когда-то на ней ездила киноактриса Джинджер Роджерс, поэтому цена ей 100 000 долларов.

Кубинцы так просто скидок не делают, и с этих цен торг только начинается. Позже, когда западный турист потеряет терпение и скажет им валить куда подальше, они назначат вменяемую цену, но только не сейчас.

С автомобилем Че Гевары все получилось по-другому. Это была машина, на которой совершенно точно ездил кто-то знаменитый. Девять дней нанятые нами механики колдовали над ней в старом сарае, и наконец она выкатилась на свет божий – впервые за двадцать лет.

Но через секунду из-под ее капота вырвались языки пламени. На такого рода ситуацию каждый человек реагирует по-своему. Я, например, рванул со своего места и преодолел сто метров за восемь секунд, чтобы успеть притащить оператора и заснять это знаменательное событие для памяти потомства.

Но Энди повел себя совершенно по-другому. Сообразив, во сколько это нам обойдется, если проклятая таратайка сгорит дотла, он бросился в близлежащий магазинчик, в котором – о чудо! – нашлась бутылка минералки в холодильнике. Он схватил бутылку, подбежал к машине и залил двигатель водой. Изумленный хозяин магазина получил за бутылку пять баксов – гораздо больше, чем стоил сам автомобиль, на взгляд любого кубинца.

Все получилось как нельзя лучше. Мы успели кое-что заснять, а огонь, вовремя потушенный Энди, не успел причинить машине большого вреда. Беда была лишь в том, что моя единственная поездка в автомобиле Че Гевары представляла собой скатывание с горки к берегу океана.

Эту машину погубил коммунизм. Этот же самый коммунизм погубил и Кубу, но нам повезло хотя бы в том, что он не успел погубить всю планету.