355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дженнифер Робсон » Где-то во Франции » Текст книги (страница 2)
Где-то во Франции
  • Текст добавлен: 10 декабря 2021, 11:05

Текст книги "Где-то во Франции"


Автор книги: Дженнифер Робсон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– 3 –

5 октября 1914 года

Моя дорогая Лилли,

да, это письмо я пишу все еще из восхитительных окрестностей Барроу-ин-Фернесс [3]3
  Портовый город на западном побережье Англии.


[Закрыть]
. Что может быть очаровательнее промозглого, холодного и весьма пахучего военного городка, наполненного людьми, которые доведены до исступления бессмысленной муштрой, муштрой и еще раз муштрой? Все мы пребываем в нетерпении, жаждем как можно скорее покончить с этим. Мы знаем, что долго это не продлится – не может продлиться с учетом обстановки во Франции и Бельгии. Но мы все еще продолжаем ждать приказа собрать вещи и подняться на борт корабля, который отправится во Францию, а это совершенно бесконечное ожидание.

Меня повысили в звании до капитана, но я понятия не имею, почему это произошло. Вероятно, они решили, что лейтенантов слишком много, а потому нужно проредить их ряды. Я надеюсь только на то, что они не собираются усадить меня за стол в каком-нибудь штабе вдали от передовой. Я, конечно, допускаю, что тут не обошлось без вмешательства мамы, но я буду бороться с таким назначением до последнего дыхания. Я должен находиться рядом с моими подчиненными, и она должна это знать.

Спасибо тебе, моя дорогая, за посылку с книгами, журналами и печеньем с тмином от кухарки. Я пишу тебе это письмо, а у меня на шее шарф, связанный твоими руками. Я помню, ты говорила, что не ахти какая вязальщица, но мне он кажется идеальным, несмотря на спущенные петли и все остальное.

Если будешь говорить с Еленой, пожалуйста, передай ей мои извинения – я так еще и не ответил на ее письма. Хотя скука здесь страшная, я тем не менее очень занят, и у меня не хватает времени на письма, которые хочется написать.

Чуть не забыл – ты спрашивала про Робби. Счастливчик – он уже во Франции, работает в одном из госпиталей в Версале (но не в самом дворце!).

Я не сомневаюсь: он будет рад твоему письму. Вот его адрес: Капитан Роберт Фрейзер, МСВСВ [4]4
  Медицинская служба Вооруженных сил Великобритании.


[Закрыть]
, № 4, Госпиталь общего назначения, 1 бульвар де-ла-Рен, Версаль, Франция.

Заканчиваю – когда поступит приказ отправляться, немедленно сообщу тебе.

Привет всем домашним.

Эдвард

Трудно было поверить, что со времени объявления войны прошло всего чуть более двух месяцев. Когда отец Лилли принес эту новость в дом, а случилось это за завтраком в то августовское утро, ее охватил ужас. Она плохо себе представляла, что такое война, у нее не осталось никаких воспоминаний, потому что она была совсем маленькой, когда шли бои в Южной Африке. Но она не сомневалась: начало войны – не повод для радости, хотя ее родители с удовлетворением приняли это известие.

Конечно, объявление войны стало облегчением после нескольких месяцев напряженного ожидания и вопросов. И трудно было удержаться и не сочувствовать тому подъему, которым страна ответила на наступление войны. Радостные толпы, марширующие оркестры и даже поэты выражали свое восхищение войной, а кто такая была Лилли с ее сомнениями?

Не прошло и недели, как Эдвард поступил в армию. Он остался глух к протестам родителей, которые говорили, что он может безопасно переждать войну, он получил лейтенантское звание в Камберлендском батальоне Пограничного полка и был отправлен в Барроу на подготовку. Мама после прощания с ним два дня не вставала с кровати.

Лилли тоже охватил страх, но она, прощаясь с Эдвардом, изо всех сил прятала это чувство. Он и все его друзья, казалось, относились к войне как к замечательному приключению. Им она давала великолепный шанс проявить себя, действовать, закалиться в ее суровых испытаниях, стать лучше. Лилли не сомневалась, что все эти представления имеют мало отношения к действительности – впрочем, она понимала их первопричины. Чего все они успели к этому времени добиться? Они не сделали ничего, а богатства и привилегии свалились на них по праву рождения.

Она не удивилась, узнав, что Робби поступил в армию и теперь использует свои немалые таланты там. Если и существовал один-единственный человек, который знал, что делать со своей жизнью, так это был Робби. И она не встревожилась, узнав, что он во Франции – ведь он будет не сражаться на передовой, а работать в госпитале, где ему будут грозить только те опасности, которые грозят любому человеку в воюющей стране.

С ее стороны было бы безрассудством написать Робби. Ее родителей, если бы они узнали, привела бы в ужас подобная наглость с ее стороны. Робби сейчас наверняка так занят работой в госпитале, что вряд ли ему до писем от человека, которого он едва знает.

Кроме того, ей не давал покоя щепетильный вопрос: а о чем они вообще могли бы переписываться? Описание работы машинки для скатывания бинтов и ситуации неожиданного дефицита бензина вряд ли можно было назвать захватывающими темами.

Она едва знала его. Он был другом Эдварда, а не ее. Она так мало для него значила, что он в день большого приема ушел, даже не попрощавшись.

Но он был так добр с ней. В тот давнишний пасхальный уик-энд он обращался с ней не только как с умным человеком, но еще и как с равным себе, хотя это немало удивляло ее. Его слова, его уверенность в ее способностях вдохновили ее.

С помощью мисс Браун, гувернантки, найденной для нее Эдвардом, и при ее моральной поддержке Лилли посвятила себя занятиям. Она читала подряд все, что могла найти в скудной родительской библиотеке или приобрести за свои еще более скудные карманные деньги. Когда отец начал пресекать ее неподобающий интерес к его ежедневным газетам, она убедила мистера Максвелла спасать их от мусорного бачка. Уединившись в своей комнате, она читала «Таймс» и «Дейли мейл» и мечтала о путешествиях в далекие, экзотические места, описываемые на их страницах.

Ни одна из ее фантазий не сбылась. Она не отправилась в путешествие по миру. Она не поступила в университет. Она пока еще и домашние задания-то честно не выполняла, а потому перспектива поступления становилась, вероятно, совсем призрачной. Если Робби и вспоминал о ней, то, вероятно, как о неудачнице. Она от рождения получила все возможные блага и социальные преимущества, и как же она воспользовалась всем этим? Никак. Совсем никак.

И все же… он, казалось, обрадовался, увидев ее. Он приветствовал ее вопросы и ее интерес к его жизни. Определенно никакого вреда от короткого письма, в котором она спросит о его здоровье, его работе, не будет. Много времени на чтение письма у него не уйдет, и может быть, всего лишь может быть, ее письмо принесет ему капельку радости в конце долгого дня.

31, Белгравия-сквер

Лондон Ю-З1

7 октября 1914

Дорогой капитан Фрейзер,

я только что получила письмо от Эдварда с Вашим адресом во Франции, и, поскольку он предположил, что Вы будете рады получить одну-две весточки из дома, я подумала, может быть, мое письмо доставит Вам несколько приятных минут. Я, конечно, понимаю, что Вы ужасно заняты – Вы лечите раненых и времени на себя Вам не хватает, но все же я надеюсь, Вам известно, как все мы здесь гордимся Вами и Вашими коллегами.

Жизнь здесь течет почти без изменений, хотя на улице много людей в форме, а цены на бензин, сахар и мясо выросли невообразимо. И все же я полагаю, это цена, которую мы должны заплатить, чтобы наши войска имели всю необходимую им еду и снаряжение.

Эдвард полон энтузиазма после отправки во Францию, как, вероятно, и вообще все военные. Газеты все еще, кажется, уверены, что война вскоре закончится, но, на мой взгляд, это предсказание вряд ли сбудется, хотя я и мало понимаю в таких вещах. Если война заканчивается, то должно произойти одно из двух событий: обе стороны должны прийти к обоюдному пониманию, что война должна закончиться (а это, я думаю, невозможно по причине высокого уровня ненависти), или же одна сторона должна убедительно преобладать на поле боя. Не нужно быть отмеченным наградами генералом, чтобы знать: этого пока не произошло и не произойдет в обозримом будущем.

Очень надеюсь, Вы в добром здравии и не слишком вымотаны работой. Не нужны ли Вам какие-нибудь книги? Я недавно послала Эдварду посылочку с книгами и журналами, буду рада отправить ее и вам.

Искренне Ваша

Лилли
– 4 –

– Капитан Фрейзер?

– Да, капрал?

– Вам пришли письма из дома, сэр. Я положил их поверх других бумаг на вашем столе.

Еще одна кипа писем, помоги ему Господь. Он находился здесь всего шесть недель, а письма из дома шли нескончаемым потоком. Все доброжелательные, все блаженно несведущие о том, что на самом деле происходит во Франции и Бельгии, но ему все равно приходилось отвечать на них, пусть и через силу.

Спустя какое-то время он стал отправлять всем практически одно и то же письмо. Спасибо за добрые пожелания. Да, я довольно сильно занят, но госпиталь, в котором я работаю, превосходен и отлично оснащен. Еще раз спасибо, что не забываете меня, искренне ваш и т. д., и т. п.

Поступая в армию, он знал, что ничего хорошего не предвидится – он прочитал достаточно об оружии, применявшемся на недавних войнах, а потому ожидал только худшего. Проблема состояла в его ожиданиях и в том, как они искажались реальностью, которую он каждый день видел в палатах.

В роли военврача он знал, как исправить поврежденное, как вылечить рану, как вернуть цельность разломанному на части, даже если травмы на первый взгляд кажутся неизлечимыми. Но как он мог сражаться с невидимым врагом?

Кто-то называл этого врага газовой гангреной. Кто-то – брюшным тифом. Как бы их ни называли, эти болезни были его врагами, убивавшими пациентов одного за другим, как бы долго и тщательно ни залечивал он их раны.

После проведенных им операций нередко проходили день, неделя, две, и тут начинался жар – даже при самом незначительном ранении. Роковая и безжалостная инфекция мучительно убивала его пациентов, миллиметр за миллиметром отравляла их тела.

Чего только они не делали, чтобы избежать заражения! Они каждый день отмывали палаты от пола до потолка, сжигали полевые формы, в которых поступали к ним раненые, промывали их кожу карболовым раствором перед операцией. Они даже оборудовали специальные изоляторы для раненых с признаками жара. И все тщетно.

Он сел за стол, взял пачку писем. Одно от матери, два от коллег в Лондоне, а четвертое… почерк был незнакомый. Женский, почти каллиграфический. Он перевернул конверт и увидел адрес, вытесненный на обороте: Эшфорд-Хаус, Белгравия-сквер, Лондон.

Вот уж чего он никак не ожидал. Письмо от Лилли.

Он вскрыл конверт и быстро, слишком быстро прочитал письмо. Почему она написала ему? Из чувства долга? Или Эдвард попросил ее об этом? Или она написала ему по собственному желанию, чтобы установить с ним какую-то связь?

Он еще раз прочел письмо. Ни слова о ее женихе.

Какова бы ни была причина, она написала ему и, кажется, написала искренне, а потому он вполне может ответить ей.

Госпиталь общего назначения № 4

Где-то во Франции

16 октября 1914 года

Дорогая леди Элизабет,

благодарю Вас за письмо. Я и в самом деле пребываю в добром здравии и не особенно устал, хотя сейчас переживаю не лучшие времена ввиду трудностей, с которыми мы сталкиваемся в постоперационном периоде наших раненых.

Я во Франции чуть больше месяца, меня переправили сюда через Гавр после трехнедельной офицерской подготовки. Муштра, бесконечные правила и инструкции, которые нужно знать назубок, а хуже всего учебная стрельба – в ней я показал плохие результаты, чем очень горжусь. Когда нас переправили во Францию, я запер свой служебный пистолет в шкафчик и искренне надеюсь, что он останется там до конца войны.

Когда выдавалось свободное время, мы проводили медицинское обследование рекрутов – отправке во Францию подлежат только абсолютно здоровые солдаты. Армия его величества на данный момент может позволить себе быть разборчивой, но настанут времена, когда она будет принимать всех без разбору в возрасте от шестнадцати до шестидесяти, невзирая на рост, здоровье и навыки. Помяните мои слова.

Госпиталь, где я работаю, расположен в отеле, который на время войны используется для нужд британской армии. Это здание своим величием намного превосходит все, где я когда-либо жил или работал, оно, конечно, не может сравниться с домом Вашего отца, но в тысячу раз лучше, чем моя маленькая квартирка в Уайтчепеле или древние больничные палаты в Лондоне. И уж конечно, подача горячей воды в ванные здесь гораздо более устойчивая.

Прежде чем мы разместились здесь, отсюда вывезли всю мебель и предметы искусства, но здание само по себе прекрасно – здесь высокие потолки и громадные окна (хорошо задраенные на случай шального вражеского снаряда), а сады тянутся, насколько видит глаз.

Живу я в маленькой комнатушке на одном из верхних этажей, из окна открывается превосходный вид, которым хотелось бы восхищаться побольше, чем это позволяет моя занятость. Я делю комнатушку с другим военврачом, он хороший парень, но разговаривает во сне, а храпит так, что может и мертвого разбудить. К счастью, я обычно настолько устаю, что засыпаю без проблем.

Еда здесь хорошая, к сожалению, ее готовят повара из военно-медицинского колледжа, а не французский персонал, но еды хватает, и всегда можно что-то перехватить, когда нам до ночи приходится задерживаться на работе.

На этом я с Вами пока прощаюсь. Скоро вновь привезут раненых, а я еще должен успеть проделать кое-какую бумажную работу, прежде чем возвращаться в операционную.

Повторю: я очень рад Вашему письму и надеюсь на нашу дальнейшую переписку.

Искренне Ваш

Р. Фрейзер

31, Белгравия-сквер

Лондон Ю-З1

27 октября 1914 года

Дорогой капитан Фрейзер,

я была очень рада Вашему письму, рада вдвойне, потому что мы только что вернулись из Портсмута, где вчера прощались с Эдвардом. Нам удалось побыть с ним всего несколько минут, и в порту была ужасная толкучка, но я была рада возможности увидеть его, услышать его голос перед отправкой во Францию. Он сказал нам, что его батальон прикреплен к одной из индийских бригад – несколько таких бригад были недавно отозваны в Европу, но кроме этого он ничего не знает о своем дальнейшем месте пребывания. Просто «где-то во Франции»[5]5
  Фраза «где-то во Франции» вошла в песню (американского композитора и автора стихов Роберта Кинга, который для этой песни взял псевдоним Мэри Эрл), впервые исполненную в 1917 году и начинавшуюся словами «Мой милый далеко за океаном, / Мой милый где-то во Франции».


[Закрыть]
, как в поговорке.

Прощаться с ним было тяжело, но, поскольку Эдвард ненавидит слезы и всякие такие нежности, я старалась держать себя в руках. Но я знала, чтó ему предстоит в ближайшие месяцы, с какими опасностями он встретится, какие увидит ужасы, и все это тяжелым грузом лежало на моих плечах, когда я прощалась с ним.

Мои тревоги, конечно, не идут ни в какое сравнения с теми, что выпали на Вашу долю. Вы упомянули трудности, связанные с уходом за вашими пациентами. У Вас есть все необходимое оборудование и медикаменты? Хватает ли докторов и медсестер для лечения раненых? Мне так хочется, чтобы и для меня нашлось какое-то дело, чтобы и я нашла какой-то способ помочь. Даже если бы это было просто мое присутствие, возможность видеть все невзгоды, которые Вы преодолеваете.

У меня есть кое-какие новости – я вчера получила письмо от мисс Браун, моей прежней гувернантки и моего драгоценного и многолетнего друга. Она весной, перед началом войны, когда впервые заговорили о необходимости волонтерского движения, поступила в ВДП [6]6
  Вспомогательное добровольческое подразделение.


[Закрыть]
, но недавно решила, что должна сделать что-то большее. Она предупредила о своем желании уволиться мисс Ратбон (члена Ливерпульского муниципалитета, у которой она работала, после того как закончила мое обучение) и с благословения этой дамы поступила на обучение профессии медсестры в Большую центральную больницу Северного Лондона на Холлоуэй-роуд. Для Шарлотты покинуть надежное (и оплачиваемое) место и поступить на работу без оплаты в качестве медсестры-волонтера – настоящий подвиг. Но она надеется на оплачиваемое место, когда получит диплом.

Я не думаю, что Вы знакомы с мисс Браун, но уверена, она бы Вам очень понравилась. Она, кажется, Ваша и Эдварда ровесница, очень начитанная и осведомленная во всех областях. Но при этом она вовсе не стала занудной или педантичной, напротив, она очень общительна и внимательна к людям, с которыми встречается. Где бы она ни оказывалась, у нее повсюду появляются новые друзья – стоит кому-нибудь сесть рядом с ней, как через пять минут она уже знает жизненную историю этого человека. Надеюсь, это ее свойство хорошо ей послужит, когда она станет медсестрой.

Мой собственный вклад в военные нужды весьма скромен. Мама и папа не позволят мне поступить в какое-нибудь агентство по оказанию помощи пострадавшим, хотя обе мои сестры поступили в ВДП. Раз в неделю мне позволяют посещать собрание важных персон, мы там собираем посылки для Британского экспедиционного корпуса, скатываем бинты или распускаем старые джемпера на нити для вязки. Я почти закончила вязать мой третий шарф – все более сложное, например, носки или варежки, как это ни прискорбно, за пределами моих скромных навыков.

Хотела послать Вам шарф, но Ваша мама, наверное, обеспечивает вас такими вещами в достаточной мере. Вместо шарфа я посылаю Вам баночку сливового джема. Я помогала (очень немного), когда кухарка готовила его на прошлой неделе, надеюсь, Вам понравится. Сливы пришли с еженедельной посылкой из Камбермир-холла, они были такие сладкие, хоть сразу ешь.

А пока я с Вами прощаюсь. Пожалуйста, сообщите мне, что еще я могла бы Вам прислать, чтобы помогло Вам или Вашим коллегам и пациентам.

Искренне Ваша

Лилли

(очень надеюсь, что мне удастся убедить Вас так и обращаться ко мне в будущем)

Госпиталь общего назначения

Где-то во Франции

2 ноября, 1914

Дорогая Лилли,

Когда я пишу это, здесь почти полночь, и я только что увидел Ваше письмо – оно ждало меня, пока я делал последний обход на сегодня. Завтра встану ни свет ни заря, а потому решил ответить Вам немедленно.

Огромное спасибо Вам за сливовое варенье. Чувствую невероятное искушение открыть баночку и попробовать, но, подумав, решил оставить на завтрак.

День сегодня был бесконечно долгим и крайне обескураживающим. Отвечаю на Ваш вопрос о трудностях, о которых я писал в моем прошлом письме: нет, к сожалению, Вы ничего не можете прислать или сделать, чтобы помочь. Но я благодарю Вас за вопрос.

Трудности вызваны тем, что мы здесь называем эпидемической горячкой или брюшным тифом, хотя я не думаю, что эти болезни вписываются в такую квалификацию. Но как бы она ни называлась, это ужасная болезнь, это горячка и инфекция, убивающая людей, которые должны жить, людей, чьи ранения не настолько серьезны, чтобы стать причиной их смерти. Но тем не менее они умирают.

Я считаю (как и большинство других; я ведь не фантазер), что эта болезнь – следствие воздействия мельчайших организмов, бацилл, которые живут в земле. Когда люди получают ранение, на их раны попадает земля, и тут вступают в действие бациллы, которые сводят на нет все лечебные действия докторов. Боюсь, что все именно так просто. У нас нет ни вакцины, ни лекарства, ни методов лечения, которые могли бы справиться с этой болезнью, когда она начинает поедать человека.

Я сегодня в одиннадцать часов утра видел одного пациента – он по всем показателям шел на поправку после операции, сделанной два дня назад. К часу дня у него появились симптомы инфекции. А в полночь он уже умер.

Лилли, я чувствую себя абсолютно беспомощным и подавленным, и простите, что нагружаю Вас этой информацией. Надеюсь, вы еще напишете мне. Если напишете, обещаю ответить что-нибудь более приятное.

Давайте лучше поговорим о Вашей работе. Вы сказали, что Ваша мама не позволяет вам стать полноправным членом какой-либо из служб, что, конечно, печально, но, может быть, вы смогли бы рассмотреть другие варианты? Например, когда мисс Браун обоснуется в Лондоне, вы могли бы спросить ее, есть ли потребность в волонтерах, которые читают раненым или помогают им писать письма домой. Дни пациентов в палатах для выздоравливающих тянутся медленно, в особенности тех, чьи семьи находятся далеко и не в состоянии посетить их.

Поскольку я вот уже в течение нескольких недель почти не выхожу из госпиталя, никаких сувениров для вас у меня нет. Но я подумал, вам понравятся молодые листики с лип, которые растут в саду при отеле. Цветения в эту пору года нет, так что нет и никаких запахов, но сами деревья прекрасны.

Искренне Ваш

Робби

(давайте дальше без «капитанов», я вас умоляю)

– 5 –

Северный Лондон

Ноябрь 1914

Лилли обвела глазами остатки их с Шарлоттой легкой послеполуденной трапезы. От башни сэндвичей с ветчиной и говяжьим языком на одной тарелке и небольшой горки кексов с изюмом и цукатами на другой остались только крошки. Но в чайнике все еще было немало чая.

Шарлотта, как всегда, выглядела прекрасно, хотя ее наряды и отставали от моды не менее чем на год и были гораздо проще всего, что выбрала бы для себя Лилли. Ее простая белая блузка с длинными рукавами и отложным воротником не имела никаких украшений, как и юбка в обтяжку до колен. Но шерстяная шляпка с фетром была достаточно вычурна, широкие загнутые вверх поля отделаны рубчатым плисом цвета морской волны, а пальто пошито на элегантный военный покрой.

Они встретились впервые после приезда Шарлотты в Лондон двумя неделями ранее. Поначалу ее еженедельные неполные рабочие дни были заняты поиском жилья и обустройством, но, благополучно покончив с этим, она написала Лилли и предложила встретиться в следующую среду в кондитерской Эй-би-си на Холлоуэй-роуд близ больницы.

Мать Лилли не очень возражала против поездки дочери через весь Лондон, чтобы посидеть в кондитерской, хотя и настояла, чтобы Лилли взяла с собой одну из горничных. Придя в себя от возбуждения после поездки в такси, Сара Джейн устроилась за столиком неподалеку и с удовольствием приняла предложенные Лилли чай и ломтик кекса с тмином.

– Хотите еще что-нибудь, Шарлотта? Булочку с кремом?

– Нет, я не должна есть булочки с кремом. Иначе старшая медсестра найдет меня в конце дня спящей в кладовке для белья. Хотя с утра я была свободна от работы.

– Она такая свирепая?

– Ничуть. С виду, конечно, суровая, иначе ей всех нас не удержать в рамках. За это ее нужно уважать. Я думаю, она очень справедливая, в особенности по отношению к тем девушкам, которые не жалеют себя на работе.

– Я не могу себе представить, как можно быть медсестрой и жалеть себя на работе.

– Некоторые пытаются, но долго они не выдерживают. Стоит им раз посмотреть на тяжелую травму или на грязищу, которую им нужно убирать, как они либо падают замертво, либо бросаются к выходу.

– Я полагаю, вам без них только лучше.

– Я тоже так думаю, – согласилась Шарлотта, наливая им обеим по еще одной кружке чая.

– Как далеко отсюда до вашего жилья?

– Не очень далеко. Я нашла комнату в небольшом доме в Камден-Тауне, в двух милях отсюда по дороге. Чистенько и не очень дорого. И домохозяйка – женщина с характером. Одна из таких доброжелательных дамочек, которые суют нос в чужие дела. Вы таких наверняка знаете.

– Родители вам пишут?

– Как заведенные. Я им отвечаю раз в несколько дней, главным образом, чтобы успокоить их, убедить, что моя новая профессия меня не испортила и я не стала жертвой какой-нибудь венерической болезни. Это тот минимум, который я могу себе позволить с учетом того, что они мне помогают. Меня гнетет, что я в мои годы живу на деньги родителей, но это ради большего блага.

– И всего лишь на короткое время, как вы сказали. Пока не станете дипломированной медсестрой. А тогда вы сможете рассчитывать на хорошее место.

– Да. Хотя никаких гарантий нет.

– Я так вами горжусь. Бросить все – должность, друзей – и приехать сюда на такую тяжелую работу.

– Спасибо, но в этом нет ничего героического. Тысячи других женщин делают то же самое. – Она посмотрела на Лилли проницательным взглядом карих глаз, который за очками казался еще проницательнее. – А это наводит нас на вопрос о том, чем собираетесь заниматься вы. Вы столько говорили о работе в помощь армии, столько повторяли, что хотели бы внести свой вклад, но так и не сделали ни одного шага в этом направлении. По крайней мере, насколько это известно мне.

– Я хочу, очень хочу, но…

– Но?

– Мама и слушать ни о чем таком не желает. Стоит мне два слова сказать на эту тему, как она готова разорвать меня в клочья. И у меня нет никаких навыков, никакого своего умения я не могу предложить. Да и что бы я смогла делать? Я никогда не сумела бы стать медсестрой, как вы. Я знаю, они бы меня никогда не приняли.

– Откуда вы знаете? Вы спрашивали у них?

– Если честно, нет, – начала Лилли, чувствуя себя загнанной в угол.

– Так спросите. Я говорю это вам не для того, чтобы досадить или как-то вас пристыдить. Я прекрасно знаю, какой непререкаемой бывает ваша мать. Но если вы этого хотите, хотите по-настоящему, то вы должны действовать.

– Вы правы. Конечно, вы правы.

Шарлотта сделала несколько глотков чая, прежде чем заговорить снова.

– А что говорит капитан Фрейзер?

– У него были какие-то предложения. Он полагает, я могу читать раненым. Или помогать им писать письма.

– Отличная идея. Но для начала вам нужно поступить в ВДП.

– Мама возражает против этого. Я не понимаю почему – ведь обе мои сестры уже там.

– Они замужем и предположительно отвечают перед своими мужьями. Так что она ничего не могла им запретить.

– Пожалуй.

– Может быть, вам стоит найти себе мужа. Это легкое решение. И ваша мать будет только рада.

– Шарлотта! От вас я никак этого не ожидала…

– Почему не ожидали? Я никогда не говорила, что не хочу выйти замуж.

– Но я думала…

– Вы и все остальные так думали. Включая моих родителей. Я ничуть не против замужества, хочу, чтобы вы об этом знали. Проблема только в том, что я никогда не встречала никого, за кого я бы хотела выйти.

– Никогда?

Шарлотта отвернулась, посмотрела в окно на шумную дорогу за стеклом.

– Никого, за кого я бы могла выйти. А это, как я знаю, дело другое.

– Я могла бы выйти за капитана Фрейзера, – выпалила Лилли. – То есть я хочу сказать, если я когда-нибудь и выйду замуж, то он – именно такой мужчина, какой мне нужен. Я не говорю, что интересую его, потому что я его ничуть не интересую. Но если бы он…

Шарлотта перестала разглядывать автомобили на Холлоуэй-роуд.

– И он во всех этих своих письмах ничего такого не говорил? Не делал никаких намеков?

– Мы не больше чем друзья. Не стоило мне сейчас об этом говорить. Как глупо с моей стороны.

– Вовсе нет. И мне, хотя я его никогда не видела, кажется, что он именно тот мужчина, который вам нужен. Если вы когда-нибудь надумаете выйти замуж.

– Он так не похож на других мужчин, которых я знаю. Мои родители считают его вульгарным из-за его простонародного происхождения, но он ничуточки не вульгарен. Он смелый и ужасно умный… И он ничему не позволил удержать его здесь, дома.

– Именно. Точно так же и вы должны поступить.

– Знаете, он кое-что сказал мне вечером в день обручения Эдварда и Елены. Он сказал, что идет двадцатый век, и женщины могут и должны делать все, что они хотят делать. Я этих слов никогда не забываю.

– И все же вы их забыли. Поэтому вы до сих пор под каблуком у вашей мамаши и все еще сидите дома и жалеете себя вместо того, чтобы сделать то, что считаете правильным.

– Вы правы.

– Конечно, права. Так что вы будете делать?

– Я… я не уверена.

Шарлотта смерила Лилли пристальным, недоумевающим взглядом из-под очков, – так она порой смотрела, когда еще была гувернанткой, а Лилли – ученицей, и ученица давала неубедительный и непродуманный ответ на поставленный перед ней вопрос.

– Но я подумаю об этом, обещаю. Возможно, для начала обращусь в ВДП, возможно, в ТДЧПП[7]7
  Территориальная добровольческая часть первой помощи.


[Закрыть]
.

– Отлично. А если их ответ вас разочарует?

– Тогда я придумаю что-нибудь другое.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю