Текст книги "Мартин Борман"

Автор книги: Джемс Макговерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Геринг набрал вес в 240 фунтов. Он также не прекратил употреблять наркотики. Ни для кого не было тайной, что он ежедневно употреблял около сотни таблеток паракодеина, легкой вытяжки морфина: он бросал таблетки в рот и жевал их как жевательную резинку даже во время важных совещаний. На эти эксцентричные выходки смотрели сквозь пальцы, однако они притупляли природные способности назначенного Гитлером преемника и делали его уязвимым для нападок со стороны его врагов. Наиболее сильным из них был Мартин Борман.

Другим нацистским лидером, стоявшим между Гитлером и Борманом, был Йозеф Геббельс. Идея подписания условий перемирия 1940 года в том же самом железнодорожном вагоне, в котором французы диктовали условия капитуляции в 1918 году, исходила от Геббельса, министра пропаганды и народного просвещения, отстраненного от призыва на военную службу из-за физического недостатка в первую мировую войну. Перенесенный в детстве паралич оставил Геббельсу в наследство сильно покатые плечи, хрупкое, как у гнома, телосложение и левую ногу, которая была короче правой и вынуждала ходить его с заметной хромотой. Ростом он был чуть выше полутора метров, весил немногим более ста фунтов, и его черные волосы и темно-карие глаза ставили его смуглую внешность в заметный контраст с идеалом светловолосого и светлокожего «арийца», тем идеалом, который так энергично поддерживала его пропаганда.

Геббельс, сын набожных родителей-католиков, простых тружеников из Рейнской области, несмотря на горькую, бедную юность, тем не менее ухитрился с помощью ссуд и стипендий посещать несколько университетов в Германии, где имел только отличные оценки, и получил степень доктора философии в Гейдельбергском университете. Он был единственным интеллектуалом при дворе Гитлера. Потерпев неудачу на литературном поприще со своими романами и пьесами, он показал себя гениальным пропагандистом после вступления в партию нацистов в 1925 году. Геббельс стал первым человеком в двадцатом столетии, поняв, как можно влиять на сознание масс с помощью инструментов современной массовой пропаганды – радио, фильмов, популярной прессы, пластинок, громкоговорителей, плакатов и массовых демонстраций. Его тайна пропагандистских технологий и личные способности оратора сыграли решающую роль в приведении Гитлера к власти в 1933 году и в обмане немецкого народа.

Как один из главных вождей фашизма и абсолютный диктатор всей информации в третьем рейхе, Геббельс обладал огромным влиянием. И все же, подобно Герингу, личные недостатки сделали его уязвимым для тех, кто хотел лишить его благосклонности Гитлера.

Циничный ум Геббельса в сочетании с нескрываемым язвительным остроумием делали его непопулярным в партии и вынуждали Гитлера обращаться с ним с недоверием и прохладой, особенно после того, как нацисты укрепили свой контроль над государством. Более серьезными были скандалы, вызванные любовными похождениями Геббельса. Женатый отец шестерых детей, он заводил бесчисленные романы с молодыми актрисами и секретаршами, материальное положение которых зависело от работы в министерстве пропаганды. Один из романов с известной чешской актрисой Лидой Бааровой вынудил жену Геббельса требовать развода. Гитлер, который довольно терпимо относился к личным делам своих ближайших соратников, пока они не компрометировали его режим, лично приказал Геббельсу разорвать отношения с Лидой Бааровой. Такие трещины в броне всесильного главы пропаганды должным образом и вовремя были взяты на заметку терпеливым Мартином Борманом.

Однако третий человек, которому предстояло стать врагом Бормана, Генрих Гиммлер, в 1940 году не был ни таким всесильным, ни таким знаменитым, какими были Геринг и Геббельс. Его отец был учителем в Мюнхене и личным домашним учителем принца Генриха Баварского. Как и Борман, Генрих Гиммлер служил в армии в последние месяцы первой мировой войны, но не участвовал в боевых действиях. Затем он изучал сельское хозяйство в Мюнхенском университете. Окончив учебу в 1922 году, заинтересовался движением нацистов и сыграл небольшую роль в пивном путче 1923 года.

Гиммлер оставался лояльным, мелким нацистом до 1929 года. Когда он занимался небольшой птицеводческой фермой недалеко от Мюнхена, Гитлер назначил его рейхсфюрером СС, вспомогательного отделения СА численностью около 200 человек. После того как штурмовики были уничтожены в «ночь длинных ножей», Гиммлеру было поручено заняться организацией войск СС. В итоге он руководил своей собственной личной армией в полмиллиона человек, вооруженными отрядами СС, а также тайной государственной полицией (гестапо), криминальной полицией, службой безопасности (СД), разведкой и другими организациями СС, концентрационными лагерями и лагерями смертников. В конце концов «дядя Генрих» и «дядя Мартин» должны были вступить в конфликт; только один из них мог бы быть вторым по силе и влиянию человеком в нацистской Германии.

Но в 1940 году Борман мог относиться к Гиммлеру более терпимо, чем к Герингу или Геббельсу. Возможно, он понимал, что рейхсфюрер СС фактически был человеком с довольно ограниченным умом, пользующимся советами астрологов и проводившим большую часть своего времени в попытках организовать СС по романтическому образу рыцарского ордена средних веков.

Для Альберта Шпеера, министра вооружений и военного производства, Гиммлер был «наполовину школьным учителем, наполовину чудаком». Человек, ответственный за воплощение в жизнь расовых идей Гитлера в отношении евреев и славян, мог спросить у одного из адъютантов, страстного охотника на оленей: «Как вы можете находить удовольствие, стреляя из укрытия в бедные создания, пасущиеся на опушке леса… Хорошенько рассудить, так это же просто убийство».

Гиммлер, будучи довольно нерешительным и непрактичным, к тому же не отличался и крепким здоровьем, как Борман. Рейхсфюрер СС нанял Феликса Керстена, финского массажиста, чтобы с помощью массажа избавиться от болезненных постоянных спазмов в желудке. Керстен считал своего хозяина «узкогрудым, с безвольным подбородком, человеком в очках с неблагодарной улыбкой».

Другие члены нацистской иерархии, занимавшие более высокое место, чем Борман, также имели личные недостатки, делавшие их уязвимыми для честолюбивого человека, который мог использовать их в своих целях. Йоахим фон Риббентроп, бывший торговец вином, ставший министром иностранных дел, был охарактеризован своим итальянским коллегой, графом Галеаццо Кьяно как «тщеславный, легкомысленный и болтливый». Кьяно добавляет в своем дневнике: «Дуче говорит, что вам достаточно лишь взглянуть на его голову, чтобы понять, что у него немного мозгов».

Роберт Лей, химик по профессии и руководитель Рабочего фронта, был пьяницей. Альфред Розенберг – скучным, тупым и бесплодным трутнем, и его основная книга, напичканная полуиспеченными идеями о превосходстве нордической расы, была настолько запугана, что Гитлер признавался: он никогда не был способен прочитать ее до конца.

Никто из генералов не оказывал никакого реального влияния на Гитлера. Бывший австрийский капрал не доверял аристократическому прусскому офицерскому корпусу – оплоту консерватизма, и просто использовал профессиональный опыт его членов в своих целях. Лишь два генерала остались с Гитлером от начала до конца войны: фельдмаршал Вильгельм Кейтель, главнокомандующий вооруженными силами, и генерал Альфред Йодль, начальник оперативного штаба верховного командования. Оба были не пруссами. Оба оставались на своих местах, никогда не переходя дорогу Гитлеру.

Тонкогубый, высокий и молчаливый Кейтель был суровым, педангично мыслящим солдатом, главной целью в жизни которого было стать фермером и управлять семейным Имением в Брунсвике. Он верил, что был связан жесткими узами чести служить и подчиняться главе государства. Поэтому он старательно выполнял приказы фюрера, не задумываясь о том, насколько безумными или преступными они были.

Альфред Йодль был более способным и менее угодливым, чем Кейтель, которого за глаза называли «маленьким лакеем» Гитлера. Но хотя он и Кейтель почти ежедневно общались с Гитлером, ни один из них не был способен маневрировать в политических джунглях, которые так буйно разрослись внутри нацистской иерархии. Таким образом, никто из них не представлял серьезного препятствия для любого честолюбца стать правой рукой Гитлера.

Наиболее причудливым членом двора Гитлера продолжал оставаться Рудольф Гесс. Не было большой необходимости активно подрывать положение Гесса, чтобы отправить его на запасной путь. Борман просто продолжал работать в своей обычной манере, завоевывая доверие фюрера, позволяя собственному несуразному поведению Гесса подрывать то влияние, которое он когда-то имел. Вальтер Шелленберг, глава гиммлеровского Отдела иностранной разведки, наблюдал за заместителем фюрера, и позднее написал: «Было удивительным, как Гесс, с полной уверенностью фанатика или сумасшедшего, верил в древние предсказания и фантастические откровения. Он мог цитировать целые отрывки из книг пророков, таких как Нострадамус и других, которых я не могу вспомнить… Временами наблюдались признаки неуверенности в его поведении, которые должны были означать переход к состоянию депрессии. Все это он неоднократно, самым детальным образом, растолковывал своей жене».

Однако Гитлер избегал официально понизить положение Гесса. Это могло бы повредить общественному имиджу нацистского режима. Но тогда, в 1940 году, Гитлер мог позволить себе быть терпимым. До этого он не сделал никаких больших ошибок. Он действительно, казалось, не нуждался в деятельном заместителе. Даже такая лояльная, бывшая всегда под рукой, рабочая лошадка, как Борман, не был незаменимым. Казалось, фюрер может справляться со всем сам. «Он возвышался над нами, – как позднее сообщал Борман своей жене, – подобно горе Эверест».

Летняя победа Гитлера была подпорчена лишь неудачей уничтожить британские экспедиционные войска под Дюнкерком и отказом от морской операции в Лионе, представлявшую собой плохо спланированное вторжение в Англию через пролив Ла-Манш. Более серьезной неудачей осенью и зимой была попытка люфтваффе вывести Англию из войны воздушными ударами. Это было первое поражение для рейхсмаршала Геринга, и с этого времени и далее его влияние на Гитлера начало уменьшаться.

Весной 1941 года Гитлер принял решение больше не беспокоить Англию. Он чувствовал, что время уходило. Операция «Барбаросса», давно спланированное вторжение в Советскую Россию, главная цель политики нацистов и событие, которое, говоря словами Гитлера, должно было «заставить мир затаить дыхание», не могла больше откладываться. Однако в мае произошло событие, которое заставило Гитлера самого затаить дыхание. Борману же оно предоставило именно тот счастливый случай, который он так терпеливо ожидал.

Глава 6
СЧАСТЛИВЫМ СЛУЧАИ

Вторая весна войны ознаменовалась для нацистов еще большими успехами. Если Гитлер думал, что он непобедим и неспособен совершать ошибки, если Борман также верил в это, то и факты подтверждали эти убеждения.

К середине апреля 1941 года Роммель и Африканский корпус захватили Тобрук и на участке в несколько миль атаковали границу Египта, угрожая Британии лишить ее контроля над Суэцким каналом. 17 апреля югославская армия сдалась вторгшимся войскам Германии. Спустя десять дней танки нацистов вошли в Афины.

4 мая фюрер представил свой доклад о Балканской кампании ликующему рейхстагу. Затем он возвратился в Бергхоф, чтобы поработать над завершением планирования нападения на Россию. Первоначальная дата вторжения – 15 мая – была отложена только потому, чтобы Гитлер смог выплеснуть свою ярость на Югославию, где несколько военных офицеров осмелились сместить дружественный нацистской Германии режим. Теперь фюрер назначил новую дату начала плану «Барбаросса». Эта операция должна была начаться ровно через год с того дня, когда французы капитулировали в Компьене: 22 июня 1941 года.

То, что план «Барбаросса» был значительно больше, чем просто военная операция, отражено в особой секретной директиве от 19 марта, подготовленной фельдмаршалом Кейтелем для высшего офицерского состава армии. Она предусматривала, что «в зоне проведения боевых действий, рейхсфюреру СС поручено от имени фюрера осуществлять особые задачи для подготовки политического управления, задачи, вытекающие из неизбежной борьбы между двумя противоборствующими политическими системами. В пределах этих задач рейхсфюрер СС будет действовать независимо и под свою личную ответственность».

В скором времени Кейтель издал еще две директивы. Одна приказывала, чтобы все инциденты, совершенные германскими войсками против гражданского населения на восточных территориях, не передавались, как принято, на рассмотрение в военно-полевые суды. Другая предписывала, чтобы политработники, комиссары-коммунисты отделялись от основной массы русских военнопленных и расстреливались.

Все эти директивы произвели переворот в общепринятом, традиционном порядке ведения войны. Многие высшие армейские генералы противились им, но на деле ничего не делали для их отмены. Фельдмаршал Кейтель признавал, что они были «в высшей степени спорными» нововведениями. Но Гитлер хотел ввести их, и главнокомандующий вооруженными силами считал, что он связан честью и верностью выполнять любое желание фюрера.

«Особые задачи», возложенные на Гиммлера, включали в себя использование Айнзатцгруппен, сформированных на базе службы безопасности СС. Эти «боевые отряды» должны были двигаться в тылу победоносной регулярной армии и заниматься евреями, цыганами, советскими комиссарами и прочими расовыми и идеологическими врагами. Другими словами, боевые отряды СС должны были убивать столько людей, сколько они смогли бы отыскать, и армия не должна была им мешать.

Для руководства гражданскими учреждениями, ответственными за управление теми русскими, которые не были мишенью боевых отрядов, Гитлер назначил Альфреда Розенберга рейхсминистром оккупированных восточных территорий. Это был логичный выбор. Сын немецкого сапожника, Розенберг родился в одном из прибалтийских городков, который впоследствии стал частью Российской империи. Хотя и воспитанный в немецком духе, он также знал русскую культуру и обычаи. Розенберг получил диплом архитектора, закончив в 1917 году Московский университет, пережил большевистскую революцию и вернулся в рейх только в 1918 году. Здесь, в Мюнхене, он вступил в партию нацистов и по времени вступления был одним из ее самых первых членов.

Будучи единственным из нацистских вождей, кто хорошо знал Россию, Розенберг в то же время не был политиком-практиком. И он должен был соревноваться за власть и влияние не только с армией и СС; Мартин Борман решил отстоять свое право на решающий голос в ведении дел в оккупированной России от имени нацистской партии.

Рудольф Гесс к этому времени имел все, однако совершенно перестал появляться на внутренних совещаниях третьего рейха. В частности, его не привлекали к разработке плана «Барбаросса». Бывший пилот первой мировой войны большую часть своего времени проводил, занимаясь вполне безобидным хобби – летая на самолете, предоставленным в его распоряжение компанией «Мессершмитт» из Аугсбурга. Его начальник штаба, Борман, проложил дорогу к доверию фюрера и теперь руководил делами нацистской партии почти единолично. У Гесса был хороший повод поразмыслить и почувствовать себя отвергнутым. Гитлер не смещал его, но также и не уделял ему больше своего времени. «Барбаросса», действительно рискованное предприятие, полностью заняло мысли фюрера.

Еще будучи неудачливым баварским политиком и заключенным Ландсбергской тюрьмы в 1924 году, Гитлер продиктовал своему верному секретарю Рудольфу Гессу такие слова для книги «Майн Кампф»:

«Мы (нацисты-социалисты) поднимаемся там, где потерпели неудачу шесть столетий назад. Мы остановим бесконечное перемещение немцев к югу и на запад и обратим наш пристальный взгляд на земли востока. В конце концов мы положим конец колониальной торговой политике предвоенных дней и займемся территориальной политикой будущего. Но когда мы говорим о новой территории в Европе сегодня, мы обязательно должны подумать о России и ее сопредельных вассальных государствах. Сама судьба, кажется, желает указать нам путь туда… Огромная империя на востоке созрела для разрушения, и конец господства евреев в России должен стать также и концом России как государства».

И вот теперь время воплотить эти идеи в жизнь наступило. Трехмиллионная армия немцев продвигалась на восток, и Гитлер должен был хранить в тайне свои намерения от русских, которые были его союзниками в течение двадцати одного месяца после подписания германо-советского пакта. Он и его министры занимались лживыми дипломатическими маневрами и с другими главными союзниками Германии. Итальянцам официально сообщили о плане «Барбаросса» лишь накануне его введения в действие. Японцы также были в полном неведении, пока их не убедили напасть на Сингапур, чтобы, таким образом, разрушить господство Великобритании на Дальнем Востоке.

Полностью погруженный в продумывание всех многочисленных деталей плана «Барбаросса», Гитлер по-прежнему был вынужден бороться с теми, кто советовал отказаться от проведения этой операции. Вспоминая ошибки первой мировой войны сражаться сразу на два фронта, некоторые немецкие генералы и дипломаты противились вторжению в Россию, пока на западе продолжала оказывать сопротивление Британия. Гитлер и прежде сталкивался с противодействием своим целям, однако всегда его игнорировал. Его решения доказали свою правоту. Теперь он решил назначить 22 июня началом операции «Барбаросса», чтобы бы там ни произошло с Британией.

В мае 1941 года Гитлер считал, что Британию следует разбить в практических целях – изолированный остров, не имеющий точки опоры на континенте. После завершения грандиозного плана «Барбаросса» будет достаточно времени для победы над ней. Гитлер был более чем уверен, что для разгрома России потребуется не более трех месяцев; более длительная по времени компания не рассматривалась и не планировалась – боевые войска Германии не были обеспечены зимним обмундированием. Предполагалось, что со своими задачами армия отлично справится до наступления русской зимы. После этого Россией должен будет заняться Гиммлер, СС и Восточное министерство Альфреда Розенберга.

Однако Британия по-прежнему представляла для Гитлера большое неудобство. Все, чего он хотел, так это иметь свободные руки на западе, чтобы заняться только Востоком. Для этого он разрешил определенным сочувствующим нейтральным источникам прозондировать почву в Британии для заключения предварительного перемирия и был удивлен, когда на это предложение не последовало никакого ответа. Воздушная война, таким образом, продолжалась. Ночью 10 мая на Британию было совершено два самых больших воздушных налета, превративших в развалины сотни акров Лондона с помощью бомб, сброшенных тридцатью немецкими бомбардировщиками.

В эту же ночь, когда Гитлер в Бергхофе был полностью погружен в составление плана проведения операции «Барбаросса», одинокий самолет, вылетев из Аугсбурга, что недалеко от Мюнхена, пробился сквозь туманы над Северным морем и взял курс, но не на Лондон, а к побережью Шотландии. Служащие королевского наблюдательного корпуса определили марку самолета – «Мессершмитт-110», когда он пересек береговую линию и полетел на запад. Служащие станции слежения были в недоумении. Не было никакой логической причины для одинокого немецкого самолета лететь на запад Шотландии, кроме того, было известно, что самолет такого типа имел ограниченное количества топлива, недостаточное, чтобы вернуться обратно на континент.

«Спитфайр» из состава сил береговой охраны начал преследование, но был не так быстр, чтобы настичь и сбить «мессершмитт». В десяти милях к западу от Глазго над Дангейвел Хаус пилот покинул самолет, его парашют раскрылся, «мессершмитт» упал и загорелся на поле неподалеку от огромного каменного особняка, принадлежащего премьер-герцогу Шотландии Гамильтону.

Дэвид Маклин, старший пахарь из Флурсфарм, фермы, находившейся рядом с Дангейвел Хаус, услышал грохот, когда готовился лечь спать. Он выглянул из окна своего фермерского дома и увидел белое облако спускающегося парашюта. Маклин бросился туда, где, по его предположению, должен был приземлиться парашютист, и вскоре обнаружил пилота, пытавшегося сбросить с себя парашют. Затем пилот поднялся, осторожно ступая, так как вывихнул правую лодыжку при приземлении.

В серебристом лунном свете Маклин разглядел хорошо сложенного мужчину, за сорок, смуглого, с густыми бровями, одетого в серую полевую униформу из дорогого материала и отличные летные сапоги. По его возрасту, дорогой одежде и явному отсутствию всякого сопротивления, фермер понял, что парашютист был не простым летчиком люфтваффе. Когда Маклин спросил его, немецкий ли он летчик, он медленно, по-английски, ответил: «Да. Я немец. Меня зовут капитан Альфред Хорн. Я хочу пройти в Дангейвел Хаус. У меня есть важное сообщение для герцога Гамильтона».

Когда капитан Хорн был доставлен к герцогу и была установлена его подлинная личность, об этом сразу же известили Уинстона Черчилля. «Я думал, это выдумка», – писал позднее премьер-министр.

Парашютистом средних лет оказался рейхсминистр без портфеля, член совета министров по обороне рейха, член тайного совета и заместитель фюрера третьего рейха Рудольф Гесс. Он прилетел из Германии предложить Великобритании мир, совершив миссию, охарактеризованную Черчиллем как «совершенно преданный и неистовый подвиг сумасшедшей благосклонности».

Новость о том, что сделал заместитель фюрера, как написал доктор Пауль Шмидт, переводчик Гитлера, «произвела в Бергхофе впечатление разорвавшейся бомбы». Вначале фюреру сообщили о ней в той манере, которая соответствовала причудливому характеру всего эпизода.

Незадолго до своего отлета из Аугсбурга приблизительно в шесть часов пополудни, в субботу 10 мая, Гесс написал письмо и передал его одному из своих адъютантов, капитану Карлгейнцу Пинчу. Пинч, следуя инструкция Гесса, должен был выехать из Аугсбурга в Бергхоф на его личном поезде и вручить письмо фюреру лично, что Пинч и сделал на следующий день.

Подождав, пока фюрер закончит несколько назначенных встреч, Пинч был принят Гитлером в его кабинете, большой, отделанной светлым деревом, комнате с полом из красного мрамора и большими окнами, из которых открывался захватывающий вид на покрытые снегом вершины гор. Мирная атмосфера кабинета нарушилась, когда Гитлер прочитал письмо, в котором излагался длинный, бессвязный отчет о целях полета Гесса в Англию. Потрясенный, фюрер немедленно послал за Герингом, фон Риббентропом, Борманом и Кейтелем, чтобы выяснить, как такое могло случиться и что теперь делать.

«Гитлер вместе со мной ходил взад и вперед по своему огромному кабинету, – вспоминал позднее Кейтель, – и говорил, хватаясь рукой за голову: «У Гесса психическое расстройство. У него некая разновидность умственного расстройства, это я могу видеть из письма, которое он написал мне». Гитлер также сказал: «Из того, что он написал мне в письме, я не могу узнать Гесса. Это другой человек. С ним точно что-то произошло»».

Так как из Британии не было никаких известий о пребывании там Гесса, Гитлер, по словам Кейтеля, постоянно спрашивал Геринга: «Он мог долететь туда? Хватило ли ему бензина преодолеть расстояние между континентом и Англией? Геринг, как там это дело? Мог ли он проделать это на самолете такого типа?» Главнокомандующий люфтваффе, уже знающий о том, что Гесс поставил на свой «Мессершмитт-110» два дополнительных топливных бака, убеждал, что заместитель фюрера не мог добраться до Шотландии, и вероятно, потерпел аварию над Северным морем.

Гитлер распорядился, чтобы Гесса застрелили или поместили в клинику для душевнобольных, если он возвратится в Германию. Когда началось интенсивное расследование по делу перелета Гесса, Мартин Борман приказал двум капитанам личной охраны Гитлера взять под арест несчастного капитана Карлгейнца Пинча.

Было установлено, что Гесс проделал около тридцати тренировочных полетов из Аугсбурга. В двух случаях он фактически попытался полететь в Шотландию, но был вынужден возвратиться, один раз по технической причине из возникшей неисправности в самолете, в другой раз из-за плохой погоды. Возник вопрос, как он смог добыть сведения по управлению специально оснащенным «ME-110» у его разработчика, доктора Мессершмитта, и изготовить хитроумные устройства, чтобы вылететь с аэродрома Мессершмитта, не обнаружив своих настоящих намерений.

«Я помню, это был вопрос, который сразу же захватил Гитлера, – свидетельствовал позднее фельдмаршал Кейтель, – и я был совершенно уверен, что Гитлер сразу же отдал приказ взять профессора Мессершмитта под арест. С другой стороны, Гесс имел свободный доступ на все авиазаводы, экспериментальные и тренировочные аэродромы; да и сам он был опытным летчиком, и мне точно известно, мог абсолютно свободно ходить повсюду. Мессершмитт никоим образом не мог знать и даже предполагать о намерениях Гесса. Было совершенно точно установлено, что и его жена, госпожа Гесс, тоже ничего не знала».

Мышление Гесса, без сомнения, находилось под влиянием астрологов, с которыми он часто советовался, и его старого учителя, директора Геополитического института в Мюнхене, доктора Карла Хаусхофера, считавшего британцев и немцев представителями нордических наций, которым следовало жить в мире, а не враждовать. Однако расследование, проведенное немцами, установило, что Гесс лично спланировал свой переплет.

В течение двух дней после отлета Гесса из Аугсбурга англичане хранили молчание о том, что он был у них и содержался под стражей. Поэтому 13 мая все немецкие газеты опубликовали такой репортаж:

«Член партии Гесс по причине обострения давнего хронического заболевания, и которому было запрещено фюрером совершать какие бы то ни было полеты на самолете, нарушил этот приказ и в субботу 10 мая раздобыл самолет. В 6.00 он вылетел из Аугсбурга и с тех пор о нем ничего неизвестно. Оставленное им письмо по своему спутанному, беспорядочному содержанию свидетельствует, к сожалению, о проявлениях душевного расстройства; есть опасения, что член партии Гесс принес себя в жертву некой идее фикс. Предполагается, что на каком-то отрезке полета он потерпел аварию и, вероятно, погиб. Фюрер отдал приказ о немедленном аресте адъютантов Гесса, которые знали о полете и о том, что такие полеты были запрещены фюрером».

Англичане ответили в своем первом сообщении о том, что заместитель фюрера в их руках. Прежде чем англичане смогли бы получить от него наносящие ущерб откровения или использовать их в целях пропаганды, нацисты были вынуждены издать другое и более суровое заявление:

«Судя по документам, оставшимся после члена партии Гесса, создается впечатление, что он жил в мире галлюцинаций потому, что считал, что смог бы наладить взаимоотношения между Англией и Германией. Является фактом, что Гесс, согласно сообщению из Лондона, выпрыгнул из своего самолета вблизи городка, до которого он пытался добраться, и был найден там раненым. Национал-социалистическая партия сожалеет, что этот идеалист пал жертвой своих галлюцинаций. Это, однако, никоим образом не повлияет на продолжение войны, которую навязали Германии».

Таким образом, Гесс был смещен с должности как психически неуравновешенный человек. Министр иностранных дел фон Риббентроп дал более резкое объяснение происшедшему, когда летал в Рим сообщать о случившемся Муссолини. «Он сумасшедший», – сказал фон Риббентроп, по словам его переводчика, доктора Пауля Шмидта. По возвращении в Берлин один старик, охранявший сад доктора Шмидта, спросил его: «Вы уже слышали, что нами управляют сумасшедшие?»

Это было естественной реакцией. Ибо если Гесс был психически нездоров и тем не менее продолжал исполнять обязанности заместителя фюрера, то как отразилось бы такое положение дел на других нацистских лидерах и их режиме? Случай был крайне неприятным и затруднительным для Гитлера, усугублявшийся тем, что произошел, когда план «Барбаросса» был почти готов.

Были и такие, кто хотел бы знать, а не навредила ли фюреру публичная оценка своего заместителя как психически неуравновешенного, и не будет ли последующего ущерба от этой характеристики для престижа нацистской партии. Вальтер Шелленберг, глава гиммлеровского Отдела внешней разведки, рассказал рейхсфюреру СС о своих предположениях, что немцы более, чем следовало, осведомлены об истории психической болезни Гесса.

«Это сделано под влиянием Бормана», – быстро ответил Гиммлер. Он долго смотрел на Шелленберга, затем добавил: «Сейчас слишком поздно предпринимать что-либо против него».

Гиммлер не предположил ничего особенного. Способность Бормана оказывать влияние на Гитлера являлась теперь общепринятым фактом в высших кругах нацистов, но очень редко можно было точно сказать, что это сделал Борман. Он предпочитал не обнаруживать свои методы: тонкий намек, своевременная интрига, беседы с глазу на глаз.

Борман, однако, все же изложил свои мысли по поводу перелета Гесса в письме Гиммлеру: «Даже в самых первых утверждениях адъютантов Пинча и Лейтгена и генерала Хаусхофера есть возможное объяснение перелета – Р.Г. желал проявить себя, блеснуть, так как страдал от комплекса неполноценности. По мнению фюрера, это и есть настоящая причина поступка. Только сейчас стало известно, что Р.Г. постоянно лечился от импотенции, даже в то время, когда у него родился сын, названный Вузом. Р.Г. верил, что этим поступком он смог бы доказать свое мужество самому себе, своей жене, партии и народу…»

Англичане тем временем содержали под стражей своего необычного пленника сначала в военном госпитале вблизи Лох-Ломонда, затем в лондонском Тауэре, и наконец, в усиленно охраняемом загородном доме «Митчетт Плейс» под Адлерсхотом. Обломки «Me-110» Гесса были выставлены на Трафальгарской площади для оказания помощи в продаже облигаций военного займа.

Долгие допросы Гесса, учиненные англичанами, помогли установить, что хотя он и страдал некой формой душевного расстройства, тем не менее его мирная миссия была искренна. Он разыскал герцога Гамильтона, с которым имел краткую встречу на олимпийских играх 1936 года, поскольку чувствовал, что герцог мог свести его с влиятельными правительственными лицами, которые прислушались бы к его идеям. Заместитель фюрера рассказал герцогу, что он совершает «миссию гуманности», и уверен, что Гитлер мог бы разгромить Великобританию, но не хочет делать этого. Фюрер предпочитал добиться мирного урегулирования всех вопросов с Великобританией путем переговоров, это предоставило бы ему полную свободу действий в континентальной Европе.