Текст книги "Звездный Портал"

Автор книги: Джек Макдевит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Жаль, что я не видела судна, когда вы извлекли его из земли, – проронила Эйприл. – Пока его не вымыли.

– А что? – поинтересовался Ласкер.

– Тогда мы могли бы сделать определенные выводы по возрасту глины. Впрочем, может, это и несущественно. – Она вытащила из кармана белый конверт.

– Это со швартовых, – пояснила Джинни мужу и Максу. – Мы нашли в них щепочки.

– А зачем это? – спросил Макс.

Эйприл наполнила бокал.

– Обычно я отношусь к подобным вещам довольно легкомысленно. Но сегодня я чувствую себя ответственной. – Она обернулась к Максу. – У обоих канатов с одного конца есть петля, а с другого – карабин. Кстати, карабины до сих пор работают. В яхтах я не разбираюсь, но тут вывод довольно очевиден. Причаливая, вы накидываете петлю на утку, а второй конец, с карабином, крепите к пирсу.

– И что нам это дает?

– Мы сможем выяснить, к чему ее привязывали. Не исключено, что это поможет нам узнать, где она была. – Спрятав конверт, она поглядела на Ласкера. – Том, когда вы нашли ее, яхта стояла вертикально?

– Нет, лежала на правом борту. Под углом.

– Под каким?

– Ну, не знаю... Градусов тридцать.

– Хорошо. – Эйприл выглядела довольной. – Склон гребня идет как раз под углом градусов тридцать.

– И что с того? – в который раз спросил Макс.

– Может, ничего. А может, она туда легла.

– Как это легла? – Ласкер никак не мог угнаться за рассуждениями. – Когда?

– Когда затонула.

6

Где та последняя гавань, из которой нам уже не суждено выйти?

Герман Мелвилл, «Моби Дик»

Эйприл едва не передумала лететь с Максом, когда он показал ей истребитель, на котором собирался подняться в воздух. Вообще-то в этом одноместном боевом самолете можно установить второе сиденье позади пилота. Многие самолеты, купленные после войны коллекционерами, были переделаны подобным образом, и «Белая молния» принадлежала к их числу.

Теперь же, на обратной дороге, Эйприл была настолько взволнована, что забралась в кабину, даже не пикнув. Макс вывел самолет на рулежку, беседуя с Джейком Торалдсоном – директором аэропорта Форт-Мокси и главным диспетчером в одном лице. Работал он всегда прямо из своего кабинета.

– Макс! – окликнула Эйприл.

– Да? – Он привел самолет к ветру.

– Я бы хотела взглянуть кое на что. Мы сможем пролететь над фермой Ласкеров?

– Разумеется. – Макс переговорил с Джейком. Воздушное пространство в том районе оказалось свободным. – И что же вы надеетесь увидеть?

– Сама толком не знаю.

Поднявшись до трех тысяч футов, Макс выровнял самолет и направился на запад. Небо начало затягивать тучами, дул крепкий встречный ветер, а прогноз погоды обещал под вечер дождь, возможно, даже со снегом. Наверное, дождь вдоль границы и снег на юге, если все пойдет, как обычно.

Внизу лежали унылые, выстуженные поля. Хозяева отдали их во власть зимы, а сами подались на дачи в более уютных широтах или прочие места, дающие им приют в межсезонье.

Определить, где именно начинаются владения Ласкера, было невозможно.

– Вся земля на несколько миль к северу от шоссе принадлежит ему, – пояснил Макс.

Обычно землевладельцы ставят дома приблизительно в центре своих обширных участков. Но когда отец Ласкера строил новый дом, он предпочел поставить его поближе к шоссе и под сенью гребня, чтобы загородить дом от ледяного ветра, насквозь продувающего бескрайние просторы прерии.

За гребнем еще на несколько миль тянулась равнина, но дальше земля резко вздымалась, образуя плоскогорье Пембина.

Плоскогорье состоит из цепи холмов, утесов и пиков. В отличие от окружающей равнины они почти не возделаны. Припорошенное снегом плоскогорье встало зубчатой стеной, кое-где перемежающейся с редкими домами и узкими проселками, связывающими дома между собой и с шоссе №32, проходящим вдоль восточной стороны подножия цепи.

– Десять тысяч лет назад, – сказала Эйприл, – мы летели бы над озером Агассис.

Следуя ее указаниям. Макс сделал вираж и направил самолет вдоль цепи холмов на юг. Эйприл вертела головой, попеременно разглядывая то складчатый ландшафт плоскогорья, то плоскую как блин равнину, раскинувшуюся до самого горизонта.

– А где был другой край? – поинтересовался Макс. – Восточный берег?

– Ближе к озеру Вудс. Очень далеко.

Макс попытался вообразить, как этот пейзаж выглядел в те дни. Наверное, здесь было царство непуганой дичи. Канадских гусей.

– Оно просуществовало всего десять тысяч лет, – продолжала Эйприл. – В геологических масштабах – всего лишь мгновение. Вот почему Тому удается выращивать здесь лучшую на свете пшеницу.

– А что с ним случилось потом?

– Ледники, породившие его, отступили и разрушили северные берега. – Она развела руками. – Вода просто-напросто вытекла.

В воздухе висела мелкая изморось.

– Часть озера уцелела по сей день, – снова повела разговор Эйприл. – К примеру, озеро Вудс. А также озера Виннипег и Манитоба. И множество миннесотских озер.

Перед мысленным взором Макса раскинулась бескрайняя водная гладь, поглотившая прерию, Форт-Мокси и Нойес на севере, Холлок на шоссе №75, а на юге – Гранд-Форкс, Чиф-Ривер-Фоллз и Фарго.

– Если поискать, в земле можно найти множество доказательств. Остатки раковин, планктон и всякое такое. – Мысленно Эйприл пребывала где-то далеко. – Кстати, если уж на то пошло, оно еще может вернуться. Во время следующего оледенения.

И тут до Макса дошло, куда она клонит.

– Так вы хотите сказать, что яхта имеет какое-то отношение к озеру, верно?

Но Эйприл промолчала.

* * *

В институт она приехала уже под вечер. Под проливным дождем. У дверей ей встретилась целая гурьба работников института, направляющихся к выходу.

– Пошли. – Джек Смит взял ее под руку и развернул на сто восемьдесят градусов. – Тебя подвезти?

Куда подвезти? Лишь через пару секунд Эйприл сообразила: ах да, на вечеринку в честь ухода Харви Кека на пенсию.

Несмотря на симпатию к Харви, ехать ей не хотелось – сейчас мысли Эйприл занимали лишь привезенные образцы. Конечно, можно сослаться на срочный заказ, отставание от графика. На головную боль в конце концов. Но Харви она обязана очень многим.

Проклятие!

Убрав образцы в сейф, она утешила себя мыслью, что займется ими утром, на свежую голову, и спустилась к своей машине. Сорок минут спустя она въехала на стоянку «Бокала».

Совместные праздники в институте поощрялись. Праздники устраивались в ознаменование крупных контрактов, в честь работников, заслуживших серьезные награды, и даже по случаю рационализаторских идей сотрудников. И «Бокал» – семейный ресторан с умеренными ценами и хорошим баром – стал более или менее традиционным заведением для подобных мероприятий. Между собой они даже звали его «Колсоновский рай» и ради каждого события развешивали по залу Дельта фирменные эмблемы и флаги. Ради сегодняшнего события позади трибуны повесили лозунг с изложением Кековской философии руководства: заботиться не только о клиентах, но и о коллегах. Кроме того, переднюю часть комнаты украшало его каучуковое деревце в кадке и вешалка с потрепанным стетсоном, который он проносил почти три десятка лет.

Когда Эйприл приехала, большинство сотрудников собрались в ресторане, и многие были уже изрядно навеселе.

Взяв ром с кокой, она подсела к друзьям. Но обычная болтовня о недоразумениях с детьми, перемывание косточек начальству, жалобы на проблемы с отчетами, приходящими от субподрядчиков, казались ей сегодня невероятно скучными. Столкнувшись с настоящей загадкой, Эйприл не могла дождаться момента, когда можно будет подойти к ней вплотную.

Харви любили все. Похоже, проводить его пришел весь персонал. Он уходил с поста заместителя директора, и у Эйприл открывались вполне приличные виды на эту должность, хотя и не сразу. Новым заместителем будет временно назначен Берт Кода, которому тоже пора на пенсию. При нынешнем положении дел Эйприл двинется вверх, как только Кода отойдет от дел. Если она займет этот пост, то получит прибавку в двадцать пять тысяч и будет еще достаточно молода, чтобы стремиться взойти на самый верх служебной лестницы – не так уж скверно для девочки, начавшей карьеру посудомойкой.

Но сегодня вечером ей было на все наплевать. По сравнению с тем, что лежит в ее сейфе, пост директора – сущий пустяк. Она едва сдерживалась, чтобы не вскочить на трибуну и не провозгласить о своем открытии. «Эй, послушайте! Нас навещали инопланетяне. У меня есть доказательства!»

Впервые оказавшись в этих краях в качестве первокурсницы университета Северной Дакоты, Эйприл попыталась совершить в выходные автомобильный тур по окрестностям, включив в маршрут Черные холмы. Но западные штаты, как правило, куда просторнее восточных, и скоро ее вывела из себя бесконечная смена шоссе. Развернувшись, она поехала обратно и наткнулась на резервацию сиу на южном берегу Дьявольского озера. (На северном берегу располагается процветающий степной поселок, названный в честь озера.)

В результате она заинтересовалась этим племенем, завела там друзей, а со временем выработала подход к жизни, который привыкла приписывать на счет философии сиу: «Буду жить под открытым небом, где нет стен, где Дух бродит по земле».

Одной из ее подруг стала Андреа Ястребица, специалистка по шоу-бизнесу в резервации Дьявольского озера, выразившая для нее ощущение народа, оставшегося в стороне от хода истории. Эйприл была огорчена бедностью резервации и разочарованием Андреа.

– Мы живем в основном за счет великодушия бледнолицых, – говорила Андреа. – Мы забыли, каково полагаться только на себя.

Она отметила, что индейские мужчины зачастую умирают молодыми от наркотиков, болезней и кровавых стычек, что наиболее респектабельно в большинстве резерваций выглядят кладбища.

В собственной жизни Эйприл со всех сторон натыкалась на стены. Замужество ее кончилось неудачно: она не хотела отказываться ни от семьи, ни от карьеры, но никак не могла добиться равновесия между потребностями мужа и необходимостью подолгу задерживаться на работе. Теперь ей уже за тридцать, и эта суета не доставляет ей ни малейшего удовлетворения. Были, конечно, и достижения, но если она вдруг умрет сегодня вечером, то не оставит после себя ничего. Выходит, что и жила зря.

По крайней мере так Эйприл казалось, пока она не провела исследования куска ткани, принесенного Максом Коллингвудом. Самое смешное, что она почти не замечала собственной неудовлетворенности жизнью, пока не увидела результаты исследований и не поняла, с чем столкнулась.

Сотрудники говорили о Харви с большим теплом, описывая, как наслаждались они работой под его началом, как он вдохновлял их, каким он был хорошим начальником. Двое прежних колсоновских работников, пошедшие гораздо дальше, относили свой успех на счет того, что Харви воодушевлял их.

– Главный его принцип: «Поступай по совести, какие бы последствия это ни сулило» – поддерживал меня в самые темные дни, – сказала Мэри Эмбри, ставшая директором-распорядителем в химической компании Доу. – Этот принцип не всегда способствует повышению по службе, но зато он заставил меня понять, что можно не терять самоуважения даже тогда, когда другие от тебя отворачиваются. – Она тепло улыбнулась смущенному Харви.

Директор добавил свою долю похвал:

– Сорок лет – срок немалый. Харви всегда говорил, что думал. Порой мне не хотелось этого слышать. – Взрыв смеха. – Порой мне совершенно не хотелось этого слышать. – Смех громче. – Но ты никогда не увиливал от ответственности, Харв, и я благодарен тебе за это. – Аплодисменты. – Хочу посоветовать всем присутствующим в этом зале, собирающимся пойти на руководящие должности: берите в свою команду людей, подобных Харви, чтобы они говорили вам то, что вам непременно следует услышать. Хольте их и лелейте. Пусть они будут вашей совестью.

Тут начались овации, Харви встал, и Эйприл увидела на глазах окружающих искренние слезы. Харви сиял от нахлынувших чувств. Когда публика утихла, он демонстративно отодвинул трибуну в сторону. (Его нежелание пользоваться трибунами вошло в легенду.) Поблагодарив по своему обычаю коллег за доброту, он обратился к ним:

– В каком-то смысле сегодня – чудеснейший день в моей жизни. Хотелось бы думать, что Колсоновский институт стал более солидным учреждением, нежели до моего прихода, а также что его работники и клиенты более преуспевают. Если это действительно так, если в этом есть хотя бы частичка и моих заслуг, то эти годы прожиты мной не зря.

Эйприл еще ни разу не видела его таким счастливым за все двенадцать лет своей работы в институте. И от этого ей стало очень грустно.

Заместитель директора посвятил свою жизнь процветанию компании и ее работников. Он не успокаивался, пока не добивался совершенства во всем. И теперь, обращаясь к коллегам, он еще раз повторил:

– Никогда не путайте результат с идеалом. Не совершают ошибок лишь те, кто не делает ровным счетом ничего.

Подчиненные обожали его.

И вот теперь он превозносил рядовых сотрудников, благодарил их, уходя во тьму. Назавтра он вернется в свой кабинет, проработает до конца недели, и на этом все кончится.

«В каком-то смысле сегодня – чудеснейший день в моей жизни».

Боже, неужели ради этого и стоило жить? Чтобы пара-тройка дюжин гостей за праздничным столом растроганно прослезилась, а после разошлась по домам, оставив Харви Кека наедине со всеми его грядущими проблемами?

Эйприл украдкой утерла глаза.

Нет, с ней ничего подобного не случится. Уж она-то позаботится, чтобы ее жизнь была посвящена высокому предназначению, а не потугам быть любезным начальником. И загадочная яхта Тома Ласкера станет ее золотым ключиком.

7

Дальний рокот времен отшумевших...

Уолтер Асквит, «Древние берега»

Ласкер все утро копался в моторе трактора, заменяя изношенный цилиндр и приводной ремень. Он только-только вернулся в дом и как раз собирался пойти в душ, когда раздался звонок в дверь. Пришли Чарли Линдквист и Флойд Рикетт.

Чарли – дружелюбный здоровяк весом в три сотни фунтов и ростом в шесть футов три дюйма – считал, что можно покорить весь мир, если только правильно отгадывать, что люди хотят услышать, и говорить им это. В принципе эта философия служила ему не так уж плохо: за свою жизнь он сумел организовать в Форт-Мокси полдюжины предприятий, стал владельцем «Городского видео», «Мороженых деликатесов» (разумеется, сейчас закрытых на зиму) и четырех домов рядом с библиотекой, заодно занимая посты директора Рекламной ассоциации Форт-Мокси и председателя городского совета.

Флойд – высокий, седой, остроносый и остроглазый – принадлежал к числу таких же уважаемых лиц. Будучи почтовым служащим, он обладал несгибаемыми принципами и сильным чувством важности собственного времени. «Давай по сути!» – любил говаривать он, пронзая воздух тремя пальцами. Вообще говоря, он всю жизнь действовал, как ледокол: вклинивался в разговоры, громил политических противников на совете и разрубал гордиевы узлы всяческого рода. «Жизнь коротка, нечего тратить время попусту, вперед во весь опор!» На почте Флойд специализировался в разрешении проблем, создаваемых бестолковой публикой, и весьма неодобрительно относился к неряшливой обертке, неразборчивому почерку и неумению правильно написать почтовый индекс.

Так что ничуть не удивительно, что Чарли и Флойд не могли поладить между собой.

Они обменялись с Ласкером рукопожатиями, причем Чарли – сердечно, а Флойд – с некоторой осторожностью.

– Народ все подваливает поглядеть на яхту, как я погляжу, – заметил Чарли, стараясь произнести это как можно небрежнее. Сам он всегда считал себя весьма деликатным человеком.

– Сегодня народу маловато. Это по погоде. – Ласкер ввел их в гостиную, где все трое уселись вокруг кофейного столика. – По-моему, эта новость уже устаревает.

– А заодно холодает, – подхватил Флойд, для большей выразительности рубанув воздух ребром ладони.

– Мы это заметили еще в городе. Народу поменьше, чем прежде. – Чарли покачал головой. – Жаль, что это не случилось весной.

– Какая разница? – отозвался Ласкер. – Мы все равно уже сыты по горло этой обезьяньей работой. Мне надоело каждый день возить ее из амбара и в амбар. Запру ее, и дело с концом.

– А не стоило бы, Том. – В небрежном тоне Чарли сквозил намек, что подобный поступок был бы весьма эгоистичен и неблагоразумен.

– Это плохо скажется на бизнесе, – кивнул Флойд. – Очень многие из тех, что сюда приезжают, едят в городе. И ходят по магазинам. А некоторые даже остаются на ночлег. – Откинувшись на спинку стула, он заложил ногу на ногу. – Фактически говоря, было бы недурно, если бы у нас нашлось побольше подобных завлекаловок.

– Ты должен понять, – продолжал Чарли, – что от тебя зависят очень многие в городе.

– Чарли, это же всего-навсего яхта! – возразил Ласкер.

– А вот тут ты ошибаешься, – встрял Флойд. – Это новость в масштабах всей страны! И прямо у нас, в Форт-Мокси.

– Да в каких там масштабах! – махнул рукой Ласкер. – Нас показали по телевизору один-единственный раз. И потом, большинство посетителей считают, что я зарыл ее сам. Думают, будто все это липа.

Флойда эта мысль потрясла.

– Но ведь это не так, а, Том?

Ласкер одарил его таким взглядом, что Флойд съежился.

– Слушайте. – Чарли так и лучился великодушием. – Все это к делу не относится. На этом можно сделать большие деньги, и до нас дошло, что ты просто не получаешь своей доли от прибыли, Том. Вот мы и предлагаем поставить это на более деловую основу.

– В каком это смысле?

– Для начала, – снова встрял Флойд, – надо снять достопримечательность с прицепа. То есть, ты только не обижайся, но сейчас это больше смахивает на распродажу подержанных автомобилей. Ничего удивительного, что люди не воспринимают ее всерьез.

– Достопримечательность? – недоверчиво переспросил Ласкер. – Так она теперь еще и достопримечательность?

– Том, ты не обижайся. – Чарли заерзал, усаживаясь поудобнее, и стул со скрипом осел на сторону. – Мы просто подумали, что было бы неплохо поставить ее на помост.

– Помост вызвался построить Эд, – подхватил Флойд, подразумевая Эда Гранжа, обычно распоряжающегося парадами и прочими церемониями. – Не волнуйся, он все сделает как надо.

– И поставим над ней шатер с обогревом, – продолжал Чарли.

– Не нужен мне никакой шатер перед домом! – скривился Ласкер.

– Мы понимаем. – Добросердечная улыбка Чарли означала, что все учтено. – Мы же не изверги, чтобы так обойтись с тобой, Том. Тем более, как нам кажется, она будет лучше смотреться там, где ты ее откопал. – Взгляд его внезапно омрачился. – Ты, случаем, не засыпал яму, а?

– Засыпал, а то как же. В тот же день, когда мы извлекли эту чертовщину из земли.

– Скверно, – протянул Флойд. – Не следовало тебе так поступать.

– С чего бы это? Яма была тридцать футов глубиной. Если бы туда кто-нибудь свалился, мог бы порядком расшибиться.

– Ладно уж, чего теперь-то руками разводить. Жаль, что мы сразу не додумались. – Чарли побарабанил пальцами по столу. – Делать укрытие надо так и так. Мы знаем, где раздобыть цирковой шатер. Старый, но в отличном состоянии. Да ты не волнуйся, это только на время.

– Что значит «на время»?

– Суть в том, – сказал Флойд, – что, если правильно разыграть карты, мы сможем привлечь постоянный поток туристов. Надо поразмыслить о музее.

У Ласкера голова пошла кругом.

– Ну, не так сразу, – заметил Чарли. – Слушай, мы собираемся раскрутить рекламную кампанию. Начнем брать плату за вход. Естественно, ты будешь получать свой процент. Посмотрим, как оно пойдет.

– Погодите-ка, разве можно брать за это плату?

– А почему нет? – Чарли уже почуял запах наживы. – Если хочешь, чтобы люди воспринимали что-то всерьез, надо заставить их платить – немного, но все-таки. Держу пари, что в первую же неделю наплыв любопытных удвоится. Мы думали дать тебе тридцать процентов, остальное пойдет в бюджет города. Годится? Для тебя это обернется чистой прибылью. Не будет стоить тебе ни цента. – Он кивнул Флойду, и Флойд кивнул ему в ответ. – За все будет платить город. Вот, у нас тут есть несколько рисунков на футболки. Позволь, покажу...

Он глазами сделал знак Флойду, и тот протянул папку. Чарли открыл ее и извлек оттуда несколько эскизов. На всех была изображена яхта в нескольких ракурсах, но надписи различались. «Дьявольская шхуна», – гласила одна. «Мои предки посетили Форт-Мокси, Северная Дакота, и мне досталась эта фиговая майка», – сообщала другая. На третьей была карта верховьев Ред-Ривер с отмеченным местом находки «дьявольской шхуны».

– Что за бред про дьявола? – удивился Ласкер.

– Это идея Мардж, – объяснил Чарли. То есть Мардж Питерсон, секретаря городского совета. – Это подстегнет интерес публики.

– По-моему, хватили через край.

– Слушай, народ любит подобную дребедень. К тому же от этой находки попахивает «Сумеречной зоной»[4]4
  сериал фильмов ужасов, построенных на ощущении недосказанности и неопределенности, где источник ужаса по большей части остается «за кадром»


[Закрыть]. – Правда?

– Она светится, разве нет? – добавил Флойд. – Ты уже нашел источник питания?

Ласкер покачал головой.

– Чудненько. Неизвестный источник тока. Надо сделать упор на этом, Чарли. И на литерах. Литеры хороши.

– Ага. – Чарли взялся за пальто. – Слушай, рад был потолковать с тобой, Том. Машина уже раскручена, так что парочка ребят заглянет к тебе завтра, чтобы дать ей ход. Ты главное не дергайся. Тебе останется лишь поплевывать в потолок да загребать денежки.

Они уже направлялись к двери, когда Чарли внезапно остановился, и Флойд едва не налетел на него.

– Да, еще одно! Туалет. Нужен туалет.

– Нет, – отрезал Ласкер.

– Ничего, сделаем что-нибудь снаружи. За деревьями, подальше от глаз.

Они пожали Ласкеру руку, открыли дверь и огляделись. На улице уже было человек двадцать да приближались еще два автомобиля.

– Понял, о чем я? – сказал Чарли.

* * *

Эйприл подняла пакет так, чтобы он был виден на просвет.

– Здесь вы видите несколько волокон, застрявших в швартовых. Это волокна древесины. Древесины ели.

Она передала пакет Максу. Тот прищурился, разглядывая образец:

– И о чем же это нам говорит? Поблизости ни одной елки.

– Сейчас – да. Но раньше были. Одно время они были здесь весьма распространены.

– Когда?

– Когда здесь было озеро.

Они сидели в ресторане, и Макс вполуха слушал ропот голосов и позвякивание вилок.

– Вы уверены?

– Уверена.

У Макса вдруг засосало под ложечкой. Тут подошла официантка, и вместо запланированного клубного сандвича он заказал салат Цезаря.

– Вы что, хотите сказать, что той посудине десять тысяч лет?

– Я бы не стала делать поспешные выводы, Макс, – смутилась Эйприл. – Будем пока что строго придерживаться фактов. Во-первых, судно не гниет, не ржавеет и не разлагается на протяжении исключительно долгих отрезков времени. Во-вторых, тросы, лежащие в амбаре Ласкера, некогда были привязаны к еловому бревну. Волокна дерева, пошедшего на изготовление бревна, были живыми десять тысяч лет назад.

– Но судного новехонькое! – не удержался Макс.

– Макс, это судно будет всегда выглядеть новым. Его можно зарыть обратно в землю и откопать лет через пятьдесят, и оно будет выглядеть точь-в-точь так же, как сегодня.

– Не верится как-то.

– Вполне понимаю. Видите ли, это выходит за рамки наших представлений, но отнюдь не противоречит законам природы. – Эйприл понизила голос. – Уж и не знаю, какая альтернативная схема способна истолковать эти факты. Возраст древесных волокон не подлежит сомнению. Равно как и состав первоначальных образцов. Я полагаю, здесь кто-то побывал. В давние-предавние времена некие представители высокоразвитой цивилизации катались под парусами по озеру Агассис. И по крайней мере один раз привязывали судно к дереву или бревну.

– И кто же это был? Мы что, говорим об НЛО? Или как?

– Не знаю. Но вопрос достойный.

Принесли диетическую кока-колу. Макс отхлебнул из бокала, пытаясь привести мысли в порядок:

– Ерунда какая-то получается. Допустим на минуточку, что вы правы. И что это нам дает? Умозаключение, что некто прилетел сюда с другой планеты для того, чтобы покататься на яхте? Неужели вы это серьезно?

– Это отнюдь не противоречит здравому смыслу. Попытайтесь взглянуть на картину пошире, причем пошире в самом всеобъемлющем смысле. Сколько может быть больших озер в радиусе, скажем, двадцати световых лет? Агассис могло казаться орде туристов вполне привлекательным. – Она улыбнулась. – Знаете, давайте оставим бездоказательные рассуждения и сосредоточимся на том, что мы знаем наверняка. А мы знаем, что располагаем совершенно уникальным искусственным химическим элементом.

– А откуда мы это знаем? – поинтересовался Макс.

– Я это гарантирую.

– Значит, вы гарантируете... Эйприл, мне очень не хотелось бы говорить, но всего пару дней назад я даже не знал, что вы есть на белом свете. Не обижайтесь, но вы можете заблуждаться.

– Могу. Но тем временем, Макс, подумайте вот о чем: если я все-таки знаю, о чем толкую, то эта яхта бесценна в самом буквальном смысле. – Эйприл поймала себя на том, что говорит чересчур громко, склонилась к Максу и вполголоса продолжала: – Послушайте меня. Вам хотелось бы получить подтверждение. Я знаю, что оно нам не требуется. Попробуйте получить подтверждение – и вместе с ним получите второго химика. Я же хотела бы сузить круг допущенных насколько возможно. Мы держим в руках фундаментальное открытие и с ним попадем на обложку «Тайма» – вы, я, Ласкеры... – Ее черные глаза заблестели от волнения. – Но есть и еще одна причина, почему стоит пока придержать это в секрете.

– А именно?

– Там может оказаться что-нибудь еще.

* * *

Лайза Ярборо начала свою профессиональную карьеру в роли учителя физики в частной школе в Александрии, штат Вирджиния. Но она была (и осталась) необыкновенно привлекательной женщиной, от всей души обожавшей секс. При свете дня она рассказывала с кафедры об энергии и сопротивлении, а после сумерек демонстрировала массу первой и полное отсутствие второго.

С самого начала Лайза обнаружила, что ее хобби может быть весьма прибыльным. Не то чтобы она опустилась до установки тарифов, но мужчины по собственному почину проявляли изрядную щедрость. Кроме того, смышленая, обеспеченная молодая женщина, не сдерживаемая ни ханжескими принципами, ни ложными представлениями о долге, способна извлечь из подобных увлечений кое-какую пользу. Она покинула александрийскую школу посреди второго учебного года под громкий гомон молвы, чтобы занять выгодную должность в фирме, работающей на Пентагон; в новой компании считали, что она может оказать влияние на военпредов. Лайза оправдывала возложенное на нее доверие, не брезгуя средствами, и быстро продвигалась по служебной лестнице. Быть может, ее путь на вершину и в самом деле лежал через постель, но она все-таки воздерживалась от романов с мужчинами, непосредственно связанными с ней по службе, и таким образом поддерживала самоуважение.

Мало-помалу она приобрела интерес к политике и стала работать административным помощником одного сенатора со Среднего Запада, два раза безуспешно баллотировавшегося от своей партии в кандидаты на пост президента. Она занялась лоббированием и неплохо содействовала табачной промышленности и Национальной образовательной ассоциации. Для адвокатской фирмы «Барлоу и Биггс» она исполняла роль канала связи не с одним десятком конгрессменов. Получив политическую должность, она какое-то время послужила заместителем начальника заместителя департамента сельского хозяйства. И со временем стала руководителем мозгового центра консерваторов.

И как раз в этой-то роли Лайза обнаружила в себе дар писателя. С двенадцати лет она вела подробнейшие дневники; привычка эта восходила к тому моменту, когда она впервые уединилась на заднем сиденье отцовского «бьюика» с Джимми Проктором. С Джимми у нее была, так сказать, первая настоящая связь, и этот опыт пришелся Лайзе настолько по душе, что она чуть не лопалась от желания рассказать о нем. Но подруги в средней школе Честер Артур для этого не годились. А родители были баптистами.

По идее Лайзе и самой следовало быть баптисткой, судя по ее бурной духовной активности: она посещала юношеские вечера по вторникам и четвергам, а также проповеди по средам и воскресеньям. Но к окончанию школы она успела переспать с половиной хора.

Пока мозговой трест помогал обставить Дукакиса в гонке с призом в виде Белого дома, Лайза решила, что может написать автобиографию по своим дневникам. Обещание посмаковать аппетитные подробности взаимоотношений с целым рядом известных лиц из правительства и средств массовой информации привело к семизначному авансу. Из мозгового треста ее тут же вышвырнули, поскольку ограничиваться известными демократами она была не намерена.

К ней началось паломничество прежних возлюбленных и одноразовых кавалеров, моливших о выборочной амнезии. Когда же уговоры и подкуп не срабатывали, они ударялись в слезы или прибегали к угрозам, но Лайза стояла на своем. «Что обо мне подумают люди, если я отклонюсь от правды?» – сказала она телеведущему.

Книга под названием «Капитолий любви» стала бестселлером, а затем и телефильмом, и Лайза купила сеть магазинов автозапчастей. А остальное, как говорится, ушло в историю.

С Эйприл Кэннон Лайза впервые повстречалась во время работы в департаменте сельского хозяйства, на обеде, устроенном группой «зеленых». Ее кавалер был одним из спикеров – высокий живчик, пышущий энтузиазмом и отягощенный убеждением, что искоренение лесов уже зашло за грань, откуда нет возврата. А еще он был убежден, что женщины вообще и Лайза в частности не способны противостоять его чарам. И тут вдруг Лайза, собиравшаяся завершить вечер в своем обычном стиле, разговорилась с новой знакомой и решила для разнообразия оставить кавалера с носом. На Эйприл ее кавалер тоже не произвел впечатления, и они вдвоем улизнули в ночной Вашингтон.

И с той поры стали близкими подругами.

Так что Лайза ничуть не удивилась, когда Эйприл позвонила и попросила о встрече. Когда же подруга отказалась назвать причину встречи, это только подстегнуло интерес Лайзы, и она дала согласие.

На следующий день после звонка Эйприл приехала, таща за собой какого-то невзрачного типа.

– Лайза, это Макс Коллингвуд.

Женщины знали друг друга слишком хорошо, чтобы предаваться праздной болтовне. Эйприл спокойно рассказала о случившемся на ферме Тома Ласкера. Когда она закончила, Лайза с ответом не торопилась.

– А ты уверена? Это, часом, не жульничество?

– Ошибки тут нет, а жульничество просто невозможно. – Эйприл положила на стол конверт из плотной бумаги, вскрыла его и вытащила стопку фотографий. Яхта снаружи. Изнутри. Паруса. Крупно перила и балясины. И надпись.

– Действительно, странная, – согласилась Лайза. – Неужели ни один язык не подходит?

– Ни один из тех, что мы могли найти.

Лайза продолжала разглядывать фотографии, но мысленно переключилась на Эйприл. Информация настолько сенсационна, что Лайза еще раз решила взглянуть на все это со стороны. Она не могла не задаться вопросом, не пытаются ли ее надуть. Эйприл на подобное не пойдет, в этом нет сомнений. А вот как насчет этого Коллингвуда?..