Текст книги "Берег бесконечности"

Автор книги: Джек Макдевит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

9

Приди со мной к туманной пелене

У полосы заката, западней Сент-Джонса…

Крес Виллард, «К западу от Сент-Джонса», 487 г.

Одной из главных задач Института было как можно более полное использование интереса к проекту «Маяк». Мэтт уже организовал интервью с членами экипажа «Трента». Это было не очень удобно, потому что сигналы гиперсвязи походили с запаздыванием. Журналистам приходилось подать вопросы письменно и приходить за ответами на следующий день. О непринужденности или о том, чтобы из ответа сразу возникал следующий вопрос, говорить не приходилось. А потому никому особенно не хотелось беседовать с экипажем «Трента». Журналистов в экспедиции не было, потому что время полета было дорого, а репортажи не стали бы хитами. Слишком все это было далеко. А возможность существования иного разума никто уже не принимал всерьез. Интерес возбуждала не цель эксперимента, а сама возможность взорвать звезду.

Поэтому информационная служба Института решила сделать упор на этом аспекте и на тех выгодах для человечества, которые открывает такая возможность. К сожалению, никто не мог сказать, что же это за выгоды. Разве что улучшение конструкций магнитных бутылок. Улучшение контейнеров антиматерии. Может быть, системы отклонения гравитации, которые позволят электронным устройствам работать в еще более сильных гравитационных полях.

Крей Эллиот, младший специалист-пиарщик, кивал и записывал. Ким не скрывала своего неудовольствия.

– Мы все время пытаемся продавать науку под тем соусом, что кто-нибудь сможет купить себе зубную щетку получше, – ворчала она. – Куда девалось бескорыстное любопытство?

– Надо быть практичными, – отвечал Крей. Он был талантлив, кипел энтузиазмом и жизнерадостностью. Жизнерадостность ее больше всего и раздражала.

Но он был прав – надо было подчеркивать практический аспект: увеличение эффективности дальних межзвездных полетов, элементы, дающие горючее для отопления и освещения целых городов, и с повышенной безопасностью.

Ким возражала:

– Межзвездные полеты сокращаются, энергии у нас и без того больше, чем мы можем использовать, и пока еще не было ни одной аварии с топливными элементами – по крайней мере известных мне. Ни разу.

Если не считать, возможно, пика Надежды.

– Не важно, – отвечал Мэтт. – Это все детали. А на детали никто не обращает внимания.

Может быть, он и был прав. Не впервые им делать небольшие натяжки. Два года назад Институт не стал опровергать слухи о неизбежном прорыве в работе над антигравитацией. Хотя такая работа не велась и все физики, которых знала Ким, считали антигравитацию невозможной. Слухам верили поскольку люди считали, что если можно вызывать гравитацию искусственно, то можно и нейтрализовать ее действие. Хотя это было совсем другое дело. Чтобы вызвать гравитацию не надо изгибать время и пространство, достаточно создать магнитные поля, позволяющие людям ходить внутри звездолета.

Ким подозревала, что слухи могли быть пущены самими пиаровцами. Когда она заговорила об этом с Мэттом, он с благородным негодованием такие предположения отверг. Благородное негодование – это всегда был верный признак, что Мэтт врет.

Сейчас, слушая его инструкции, Ким сама удивлялась, что просто не встанет и не выйдет. Деньги здесь платили хорошие, Институт занимался достойным делом, но на самом деле ей доставляло удовольствие делать то, в чем она была так талантлива. Да, но пока она здесь, карьера, которой она желала, о которой мечтала, к которой готовилась, даже не начнется.

Она вспомнила, как говорила Шейелу, будто оправдываясь: «Не та область деятельности, которую я бы выбрала».

И ему стало неловко за нее. «Никогда не знаешь, как сложатся обстоятельства».

И так было всегда. Она была из тех, кто никогда не ходит на встречи выпускников.

Вернувшись в кабинет, она нашла сообщение от Шепарда.

«Это ответ на твое письмо на Сент-Джонс», – сказал он.

– Пожалуйста, выведи его на экран, Шеп.

«Сейчас, Ким. Пожалуйста, обрати внимание, что я все даты дал по центральному времени Гринуэя».

От: Начальника департамента архивов.

Кому: Д-ру Кимберли Брэндивайн.

Дата: Понедельник, 15 января 600 г.

Тема: План полета «Охотника».

В ответ на Ваш запрос сообщается следующая информация:

Ответ: План полета «Охотника» ЭМК 4471886, зарегистрирован 11 февраля 573 г.

Отлет с Сент-Джонса 12 февраля 573 г. 03:58.

Прибытие в QCY4149187 17 апреля 573 г., начало наблюдения за Золотой Чашей.

Об отбытии от Золотой Чаши должно было быть сообщено, когда это станет известно, но ожидалось, что это будет приблизительно 1 июня 574 г.

Дж. Б. Стэнли, Начальник департамента архивов.

* * *

На всю экспедицию отводилось пятнадцать месяцев. Ким нажала клавишу вызова Солли.

– Привет, Ким! – просияло его изображение на экране. – Как прошло собрание?

– Как всегда. К тебе есть вопрос.

– Давай.

– Надо было сразу его задать. Когда «Охотник» улетал с Сент-Джонса, там проверили прыжковые двигатели?

– Ты имеешь в виду на станции?

– Да.

– Только если об этом просили. Двигатели должны были быть проверены сотрудниками самого Фонда перед отбытием корабля из Небесной Гавани. Если ты спрашиваешь, вероятна ли поломка на таком раннем этапе полета, направлявшегося далеко в глубину, я бы сказал, что нет. Но такое случалось. И если честно сказать, прыжковые двигатели – головная боль. Очень нетрудно просмотреть то, что вызовет неполадки.

– А что бывает, если прыжковые двигатели сдыхают в гиперпространстве?

– Прощай, любимая, – ответил он. – Разве что их удается починить.

– А связь?

– Связи не будет. Чтобы можно было с кем-нибудь связаться, корабль должен сначала прыгнуть в обычное пространство.

– Не слишком оптимистичная перспектива.

Солли пожал плечами:

– Реальность, диктуемая физическими законами, моя милая.

– А такое случалось?

– Не знаю. Иногда корабли пропадают. – Он подождал ее реакции, но Ким никак не реагировала. – А что? Ты что-то нашла?

– Ничего, – ответила она.

Ким вывела на экран запланированный маршрут, провела линию между Сент-Джонсом и намеченной звездой 187. Где-то на этом пути двигатели замолчали, корабль вышел из гиперпространства, люди сделали временный ремонт и вернулись на Гринуэй. Значит, они даже близко не подошли к Золотой Чаше. На самом деле обратный путь из ближайшей точки траектории до Небесной Гавани требовал сорока дней пути, и потому корабль не мог пролететь больше недели пути от Сент-Джонса, когда возникла неполадка.

Неделя.

И все равно это большое расстояние. Звездолет может за неделю пройти около 270 световых лет.

Ким отметила траекторию в этой точке. Где-то между отметкой и Сент-Джонсом двигатели вывели корабль из гипера.

– И что из этого? – спросил Солли, будто читая ее мысли. – Я в том смысле, что мы с самого начала знали о поломке. Какая разница, где она случилась?

– Вернемся в квадрат-один, – сказала Ким.

– Какой еще квадрат-один?

– «Мы нашли золото». Шейел уверен, что это означает какой-то вид контакта. Допустим, что он прав. Что «Охотник» что-то там нашел. И тогда возникает вопрос: где они были когда это случилось?

– И ты можешь сказать, где они были?

– Возле звезды.

– Откуда ты знаешь? – спросил Солли.

– Иначе не складывается. Если контакт был установлен с какими-то обитателями планеты или с орбитальной установкой, это означает близость звезды. Если контакт был с кораблем, то спросим себя: был этот корабль вблизи звезды или в пустоте. Если в пустоте, что он мог там делать?

– Чинить двигатели? – спросил Солли, поняв, к чему она ведет.

– Именно. Каковы шансы, что на двух кораблях одновременно выходят из строя двигатели и что они оба выныривают в пустом пространстве? Нет, что бы там ни случилось, оно случилось возле звезды.

Ким поглядела на траекторию «Охотника».

– Вблизи их курса я насчитала семь звезд. Если они кого-то встретили, это было в окрестности одной из них.

Солли покачал головой.

– Ладно, допустим, ты права. Допустим, была какая-то встреча. Но это было двадцать семь лет тому назад. Ты думаешь, эти небожители до сих пор ошиваются поблизости?

– Это не обязательно должен был быть другой корабль. Они могли найти планету с жизнью.

Он сел на край стола и прикинул этот шанс.

– Да, это могло быть.

– Там всего семь звезд, – сказала она. – Семь.

– Надеюсь, ты не станешь мне говорить, что хочешь организовать экспедицию.

– Нет.

– Это хорошо.

– Мэтт подумал бы, что я хватила через край.

– Именно так он и подумал бы и был бы не так уж не прав. Послушай, Ким, это все догадки. Все, что у тебя есть реального, – это туфля да загадочное сообщение, посланное домой одним из членов экипажа, и оно может вообще ничего не значить. Кстати, его могли неправильно понять. Тебе не приходило в голову, что Йоши могла так назвать Золотую Чашу?

– Они не дошли до Золотой Чаши, Солли. Даже близко не подошли.

– Да ладно. – Он пожал плечами. – Я хочу сказать, если они нашли там дерево или город, почему не сказать прямо? Зачем такая таинственность?

На это у нее ответа не было. Он посмотрел на время.

– Мне пора. Надо сдать пару рапортов.

Она заметила, что Солли сказал это с облегчением. Он боялся, что она станет напирать и поставит себя в дурацкое положение, пытаясь убедить Мэтта, что Институт должен послать поисковую группу.

– Солли, – спросила она, – когда бортовой журнал корабля попадает в Архивы, его там кто-нибудь смотрит?

– В обычных обстоятельствах я себе не могу представить, зачем это было бы нужно. Но если ты спрашиваешь, видел ли кто-нибудь бортовой журнал «Охотника» за рейс к Золотой Чаше, я почти наверняка скажу «да».

– Из-за исчезновений?

– Да. Полиция должна была искать любые признаки чего-нибудь необычного, случившегося за время экспедиции. И то, что это не имело последствий и никто не обыскивал дом Трипли, убеждает, что они ничего не нашли.

– От полиции могли откупиться.

– Возможно. – Потянулось длинное молчание. – Ким, – произнес наконец Солли. – Мэтт прав. Почему ты не оставишь это дело как есть?

Она бы и сама хотела. Ким абсолютно не вдохновляла перспектива идти против начальства, ссориться с Трипли, создавать у Солли впечатление о своей навязчивой идее. Но где-то там пропала Эмили, и все это казалось с ней связанным.

– Не могу я просто так это бросить. Я хочу знать, что там случилось. И мне плевать, кто на меня обидится или на кого подадут иск.

Солли поглядел на нее долгим взглядом и кивнул:

– Если я чем-нибудь смогу помочь, дай мне знать.

– Можешь. Как нам увидеть этот бортжурнал?

Он судорожно вздохнул:

– Надо кого-нибудь подкупить.

Подкупить?

–  А без нарушения закона никак нельзя?

– Я не знаю способа. И дело обстоит так: ты должна решить, насколько ты серьезна. Если да… – Он пожал плечами.

Ким никогда сознательно не нарушала закон.

– Этого мы сделать не можем.

– Я так и думал. – Солли посмотрел с экрана, пытаясь внушить ей, что все будет хорошо. – Ладно, мне пора.

Экран опустел. Ким продолжала смотреть на него, откинувшись в кресле, потом снова включила экран и вывела «Осень». Эмили глядела на нее задумчивыми глазами.

Где ты, Эмили?

Ей вспомнились страшные первые дни после того, как Эмили пропала, когда они ждали известий. Родители пытались ее защитить, уверить, что Эмили возвращается домой, что она куда-то поехала и скоро объявится. Но Ким видела пустоту у них в глазах, слышала, как напряженно звучали их голоса. Они знали.

Наверное, они с самого начала полагали, что ее не найдут живой. Убийства в Экватории случались крайне редко, в год их набиралось не больше полудюжины при населении в шесть миллионов. Обычно это бывали бытовые убийства, и только иногда – какой-нибудь маньяк. Убийца Святой Лука, названный так, потому что к телам своих жертв прикалывал стихи из Библии, бушевал на западном побережье два года и убил за это время семь человек. За последние десятки лет это был самый страшный случай.

И что больше всего должно было поразить родственников Эмили, это то, что загадку так и не решили. Тело найдено не было.

Так что по сравнению с этим могла значить небольшая взятка?

Ким набрала код Солли, и он появился на экране – вопреки ожиданию не очень удивленный.

– Можем ли мы это устроить? – спросила она.

Он поглядел на нее неодобрительно:

– Моя прекрасная подруга входит в штопор?

– Да, – ответила она. – Если это требуется. Можно это устроить?

– Я кое-кого знаю, – сказал он.

– И сколько это будет стоить?

– Не знаю. Может быть, пару сотен. Я позвоню тут разным людям, а потом свяжусь с тобой.

Ким собиралась позавтракать с представителем Теософского общества братом Кендриком. Ее целью было не просить пожертвований, а убедить Общество, что никаких пагубных долгосрочных эффектов от проекта «Маяк» не будет. А это, как она надеялась, приведет к тому, что Общество перестанет выступать молчаливой оппозицией Института.

Они завтракали в «Кашмире», где специализировались на кухне архипелага Себастьян. Брат Кендрик выразил озабоченность Общества по поводу того, что серия новых звезд может сделать необитаемым пространство объемом в восемь миллионов кубических световых лет.

Ким указала, что никаких человеческих поселений нет вблизи зоны, которую техники называли целевой.

– А не человеческих? – спросил он.

Этот вопрос застал Ким врасплох.

Брат Кендрик, как почти все обитатели Гринуэя, был человеком неопределимого возраста, но предпочитал проповедовать, а не разговаривать. Его манера выдавала лишь слегка скрытую покровительственность, взгляд не отрывался от глаз Ким, и было очевидно, что он говорит, преодолевая тщательно контролируемую злость. У него была аккуратно подстриженная черная борода и длинные волосы. Теософы не были рабами моды.

– В этой зоне их нет, – сказала Ким. – Мы специально провели обширные наблюдения, чтобы убедиться…

– А сколько звездных систем находятся в поражаемой зоне? – спросил брат Кендрик.

– Несколько сотен.

– Несколько сотен. – Он произнес это так, будто подобное число граничило со святотатством. – И вы проверили каждую планету всех этих систем?

– Не всех, – признала Ким. – Почти все системы представляют собой множественные звезды, которые не могут удерживать планеты на стабильных орбитах. У других нет миров в биозоне…

– Доктор Брэндивайн! – Он выпрямился, весь – борода, глаза и прямой позвоночник. – Истина такова, что мы до сих пор мало что знаем о происхождении жизни, и потому мне кажется несколько самоуверенным заявление, будто мы умеем определять хоть сколько-нибудь достоверно, каковы необходимые для нее условия. Единственное, в чем мы можем быть уверены, это в том, что несколько сот звездных систем в ближайшее столетие получат мощную лучевую ванну. И мы можем уничтожить как раз то, что мы ищем.

Появился официант. Ким заказала салат. Подобные споры не вызывали у нее аппетита. Ее собеседник заказал блюдо из вареного риса и угрей.

– Брат Кендрик, – сказала она, – мы с самого начала осознавали эту опасность и за четырнадцать лет провели большую работу, чтобы удостовериться: никто не пострадает.

Он заговорил менее враждебно:

– Я знаю, что вы хотели поступить правильно, доктор Брэндивайн. Но нам кажется, что мы слишком бесцеремонно взялись за такое дело.

Официант принес вино, и Ким предложила тост за Теософское общество. Брат Кендрик заколебался:

– В этой ситуации, боюсь, это может быть неуместно. Давайте лучше выпьем за ваше здоровье, доктор Брэндивайн.

Вино было безвкусным.

– Я вас могу заверить, что мы сделали все, что было в пределах разумного.

– Кроме одного: не отменили программу.

Кендрик был одет в белую рубашку с серой лентой и серый пиджак. Глаза у него были того же оттенка, и была в нем какая-то общая серость, наводящая на мысль, что он изжил в себе человеческую природу и его ничем не проймешь. Ким ощущала всю тяжесть его моральной правоты.

– Когда испытывали первую водородную бомбу, – сказал он, – существовали определенные опасения, что взрыв вызовет цепную реакцию. Взорвет всю планету. Ученые интуитивно понимали, что шанс на это очень мал, и потому рискнули. Рискнули всем, чем мы были тогда и чем могли стать потом. – Кендрик посмотрел на бокал и осушил его залпом. – Доктор Брэндивайн, чем отличается их поступок от того, что сделал Институт?

– В этой зоне не было никого, – повторила она. – Никому не мог быть причинен вред.

На его медальные черты упала полоска солнца.

– Будем надеяться, что вы правы.

Ким была рада вернуться к себе в кабинет. Когда Мэтт спросил, как прошел завтрак, она пожаловалась, что брата Кендрика не удалось сдвинуть с места. Никакие аргументы об условиях, которые должны создаться, чтобы появились органические молекулы, на Кендрика не действуют.

– Он считает, что любые меры, кроме непосредственного осмотра, неадекватны.

– Жаль, – сказал Мэтт. – Но мы должны были попытаться.

– В следующий раз говори с ним сам.

– Я говорил с ним в прошлый раз. – Мэтт постукивал пальцами по столу. – Я надеялся, что он восприимчив к женскому обаянию.

– Ты у меня в долгу, – сказала Ким.

Он кивнул.

– За мной завтрашний ланч. Кстати, тебя искал Солли.

Солли в данный момент находился на семинаре, и ей пришлось ждать до конца дня, чтобы с ним поговорить. Его изображение появилось у нее на экране, когда она уже собиралась домой.

– Не выходит, – сказал он.

– С Архивами? Я думала, у тебя там есть концы.

– У них сейчас большая чистка. Очевидно, поймали одного из своих сотрудников, когда тот средства Архивов переводил на собственный счет. – Солли пожал плечами. – Так что извини.

В этот вечер Ким ужинала на острове Калико с молодым человеком, знакомым по «Рыцарям моря». Он был из тех, кто не делает изо всех сил карьеру, но и не отдается целиком неразбавленной лени. По этому среднему пути сейчас шли многие, держась подальше от всего, что рутинно требовало бы их времени, а вместо этого следовали различным академическим или другим интересам. Они посвящали жизнь любительским спектаклям, или шахматам, или уоллболу. Разъезжали по пляжам планеты, если позволяли средства. Жизнь коротка, утверждал сегодняшний кавалер Ким, хотя теперь жизнь была длиннее, чем во все прошлые времена. Он посвящал свое время поискам «Марморы» – магнитно-левитационного брига, исчезнувшего где-то в средних северных широтах другого полушария.

– Найду «Мармору», – говорил он, – и тогда моя жизнь будет прожита не зря.

Он говорил, как Кайл Трипли.

Как Эмили.

Может быть, как она сама.

10

Люди настолько слабы умом и так легко поддаются мгновенным желаниям, что тот, кто пожелает обманывать, всегда найдет добровольных жертв.

Никколо Макиавелли, «Монарх», ч. 2, 1513 г. н.э.

Capa Трипли Бейнс, мать Кайла, вдова, жила теперь в Орлином Гнезде, где жила и во время происшествия. Поиск дал несколько строчек сведений и пару картинок. Женщина любила официальную одежду и была очень эффектна, даже несмотря на возраст. По ее поведению было ясно, что она полностью осознает свой шарм.

Сара была президентом архитектурного клуба, ежегодно присуждавшего премию за лучший проект общественного здания. Она входила в совет директоров Университета Тулпы и оставалась активной участницей гимнастических соревнований. Ким видела по ВР ее выступление перед публикой, которую Сара хотела убедить поддержать один строительный проект. Выступление было чуть тяжеловесным, но потрясающе искренним.

Ким запросила ее номер в справочнике, взяла виртуальный проектор Института и пошла в переговорную кабину, чтобы никто не подсоединился к разговору. Для проектора она выбрала в качестве модели высокую, рыжеволосую аристократичную женщину, ввела номер Сары, запросив только звуковую связь, – правила хорошего тона при звонке незнакомому человеку.

Ответил домашний ИР.

– Здравствуйте, – сказала Ким. – Вас беспокоит Кей Брэддок. Могу ли я говорить с Сарой Бейнс?

«Вы позволите узнать, какое у вас дело к миссис Бейнс?» Ким замялась.

– Я работаю над книгой о долине Северина, – сказала она. – Насколько я понимаю, миссис Бейнс была очевидицей события на пике Надежды, и я хотела бы знать, не уделит ли она мне несколько минут, чтобы сообщить некоторые детали.

ИР попросил подождать, и Ким поежилась. Взятка, а теперь еще вот это. А потом что? Взлом? Раздался голос Сары:

– Кей Брэддок? – Дикция у нее была великолепная. – Боюсь, я о вас не слышала.

– Наверное, я не слишком известна, – сказала Ким. – Спасибо, миссис Бейнс, что согласились со мной говорить.

На пульте Ким зажегся сигнал видео, и перед Сарой появился рыжеволосый образ.

– Почему вы обратились именно ко мне?

– Я видела ваше прошлогоднее выступление перед выпускниками Тулпы насчет проекта расширения. Мне показалось, что вы очень наблюдательны и очень внимательно относитесь к благосостоянию и истории общества.

– Спасибо, вы очень любезны, – раздался голос, и Сара появилась на экране. Она сидела в сером полинексовом кресле, на коленях у нее свернулся черный кот. Женщина была высокая, ясноглазая, серьезная, привыкшая руководить, но ей явно была приятна возможность появиться в книге. – Что за книгу вы пишете? Трудно представить себе, что еще можно добавить к материалам, уже собранным по пику Надежды.

– Я пишу с точки зрения женщины. Меня интересуют долговременные эффекты, проявляющиеся у членов семей жертвы катастрофы.

– Ага, – сказала она, и в ее голосе зазвучал живой интерес, который никак не успокоил поднимающееся в душе Ким чувство вины. – Насчет этого я вам много могу рассказать.

Она предупредила Ким, что не была очевидицей, что прилетела сразу после катастрофы, когда еще пылали пожары. Она описала в общих чертах эти первые часы, страдания, которым была свидетельницей, тела, истерики, пустой взгляд людей, пораженных шоком. Она не стала описывать изменения своих чувств по мере того, как все яснее становилось, что ее сын погиб.

– Да, – сказала она, – я знала, что Кайл вернулся. Он мне позвонил из дому. Обычно он после рейса задерживался дня на два в Терминале, чтобы разобрать результаты полета с людьми из Фонда. И отметить успех, наверное. Это было в его манере: он любил людей и друзей у него было много. Жаль, что в тот раз он этого не сделал. Тогда бы его не было там, когда взорвалась гора.

– Вы прежде всего направились в дом сына? – спросила Ким.

– Конечно.

– Он был поврежден?

– От воды. Пожарные поливали все. Но других повреждений не было, катастрофу вилла пережила невредимой.

– Но там никого не было?

– О да! – Голос Сары упал до шепота. – И его не было. Бедняга Кайл. Его так никогда и не нашли. – Глаза женщины затуманились. – И его флаера тоже не было. Наверное, он был в воздухе, поблизости от взрыва. Он часто любил полетать в горах для отдыха.

– Примите мои соболезнования, миссис Бейнс.

Сара осмотрела блузку, ища, чего поправить. Блузка была зеленой, вышитой белым узором в форме нот. Очень красивая вещица.

– Ничего, это было уже давно. – Она коснулась пальцами глаз.

Впервые в жизни Ким поймала себя на жестокости. Но все равно повела дальше.

– Я хотела спросить, не расскажете ли вы мне, о чем вы подумали и что почувствовали, когда вошли на виллу.

– Это вы сами можете угадать, миз Брэддок.

– Вас мучил страх.

– Конечно.

– Вы ничего не нашли, что могло бы подсказать, куда он улетел?

– Нет.

– И ничего вообще необычного?

Сара бросила на Ким подозрительный взгляд.

– Нет. Учитывая, что творилось снаружи, на вилле все было вполне нормально. Только мой сын пропал.

– И через какое это было время после взрыва?

– Кажется, через два часа. Не больше. Еще не все аварийные службы прибыли. – Она помолчала, качнула головой. – Бывают в жизни несчастья. Он был хорошим сыном. Открытая и богатая душа.

– Миссис Бейнс, вы не заметили, не оставил ли он записок или материалов о своей экспедиции? Все это могло бы помочь… – Ким запнулась, не зная, что сказать дальше.

Лицо Сары закаменело.

– Я все эти слухи знаю, миз Брэддок. И заверяю вас, что, если бы там случилось что-нибудь необычное, я бы знала об этом первой. В доме ничего, связанного с экспедицией, не было. По крайней мере из того, что я видела. Ни записей, ни видео. Ничего.

– Понимаю.

– Рада, что понимаете. – Она разгадала тайные мотивы Ким, но не была оскорблена. – Когда все кончилось, я пыталась эту виллу продать. Но с самого начала запрашивала слишком много, и возможность от нее избавиться была упущена. Прошло время, и я уже не могла сбыть ее с рук. В конце концов я подарила ее какой-то религиозной секте. Насколько я знаю, они все еще ею владеют. Наверное, ждут, что долина восстановится.

– Наверняка вы сохранили его вещи.

– Его книги. И некоторые мелочи. Обстановку я бросила почти целиком. – Сара погрузилась в воспоминания. – Была там скульптура пары ястребов, которую, как я знала, хотела бы взять Мара…

– Мара?

– Мать Бентона. Себе я оставила лампу. Когда-то я подарила ее Кайлу на день рождения. А Бену отдала книгодержатель и модель корабля.

– «Доблестный».

– Да. Откуда вы знаете?

Ким улыбнулась, пораженная дикой мыслью. Кто и зачем мог бы сделать модель звездолета без ходовых труб? А не может быть, чтобы Трипли сделал набор визуальных изображений чужого звездолета? И по ним построил уменьшенную копию? Забавно, если Трипли-младший сидит у себя в кресле, а великая тайна стоит над ним на полке.

– У меня было мимолетное знакомство с Беном, – сказала она сочувственно. – Я знаю, что эта модель много для него значит.

– Да. – У Сары увлажнились глаза. – А больше ничего там и не было. Мало что осталось от целой жизни.

Ким хотела было спросить в лоб, не видела ли она там признаков пребывания Йоши, вообще указаний, что на вилле жила женщина. Но этот вопрос никак было не задать таким образом, который не вызвал бы враждебной реакции. Да и Сара все равно такой вещи не признала бы.

– Спасибо, миссис Бейнс, – сказала Ким после паузы.

– А какое будет заглавие?

– Заглавие чего?

– Вашей книги?

– А! – Ким подумала. – «Последствия».

– Но вы же пришлете мне экземпляр?

– Разумеется, – ответила Ким. – Почту за честь.

Национальные Архивы размещались в центре Кейдона в Салониках, столице Республики, в озерном краю в ста двадцати километрах к западу от Сибрайта. Салоники – это был город-музей, город воздушных тротуаров, фонтанов и мраморных памятников истории Гринуэя. Вот Джордж Паткин объявляет о рождении Республики. Вот Миллисент Ходж выпускает первую партию лосося в озеро, которое потом получило имя Макор. А в парке Либерти-Грин бывший астроном Шепард Попандопуло, в честь которого получил имя домашний ИР у Ким, запускает ракету на Генри Хокса, сына диктатора в битве у Близнецов.

Архивы находились в длинном двухэтажном здании, выходящем на торговые ряды и озерцо. Вокруг озера росли хвойные деревья. По ухоженным газонам шли тропинки, а к главному входу вели широкие мраморные ступени, охраняемые статуей Эрика Кейдона, первого премьера.

Ким вздохнула и еще раз посмотрела на портрет нужного человека. Манвиль Плимут, помощник комиссара отдела транспортных записей. Поскольку с Солли Плимут был знаком, грязная работа досталась Ким.

Она надела серебристый парик и контактные линзы, меняющие цвет глаз.

«К концу дня он всегда выходит из Зала Свободы», – сообщил ей Солли. Готовясь к операции, он морщился, несколько раз упомянул о навязчивой идее. Убеждал ее еще раз подумать, что она делает. Предлагал вспомнить о своей и ее карьере, которые обе подвергались риску. Даже пригрозил вообще все это бросить. Тогда у нее бы не осталось шансов на успех, и он это знал. Наконец, убедившись, что она в любом случае не отступит, он остался с ней.

Зал Свободы – это была центральная ротонда здания. Здесь хранились важнейшие документы Республики: Декларация прав личности, отвергавшая абсолютную власть Грегори Хокса, четвертого и последнего в династии диктаторов; Устав правления, определявший механизмы правления и оговаривающий права и обязанности граждан; Канберийское заявление Джозефа Олбрайта, которое в тяжелейшие для революции дни придало повстанцам новые силы.

Здесь хранилось множество разных журналов, писем, дневников и предметов, накопившихся за 327 лет истории Республики: приветствие Стэнифлда Бродеру, когда Земля сняла эмбарго, державшееся целый век; рукописные заметки Амаля, описывающие жертвоприношение врачей в Дюбуа; дневник капитана «Царственного», первого межзвездного корабля Республики.

Ким со скучающим видом обошла галерею, делая вид, что разглядывает экспонаты в витринах.

Солли говорил, что Зал – единственное место во всем здании где установлена серьезная система безопасности. Круглосуточное наблюдение. Но обычные, неправительственные записи хранились в восточном крыле. С ними никогда не было проблем, поэтому особо их и не охраняли. Но туда еще надо попасть. А для этого необходимо, чтобы сканер определил твою ДНК и дал допуск.

Вот тут и будет нужен Манвиль Плимут.

Ким подождала несколько минут, пока он вышел в Зал из восточного крыла. Плимут закрыл за собой дверь и быстро пошел через ротонду, не глядя по сторонам. Она снова сверилась с портретом и пристроилась сзади, следуя за ним на Авеню Республики.

Плимут был помешан на фитнессе. Он ежедневно, без выходных посещал спортивный центр под названием «Блокгауз».

Ким шла за ним под закатным солнцем. В этой части города стояли общественные здания: городская ратуша, суд, лицензионный комитет, торговая палата, Законодательное собрание, Национальная художественная галерея. Плимут шел быстро, отмеривая шаги длинными ногами. Ким приходилось почти бежать. По дороге она краем глаза увидела Солли, стоящего рядом с деревом.

Но Плимут шел не туда. Он направлялся на север, прочь от «Блокгауза», по улице, через парк, мимо фонтана. Наконец он свернул в магазин одежды. Через минуту он вышел оттуда с пластиковым пакетом и остановился еще что-то купить у электронного киоска.

Когда Плимут шел, мускулы его играли. Он был крупен, даже в мире крупных людей. Еще у него были неординарно широкие плечи и узкая талия. Однажды он оглянулся, и Ким притворилась, что смотрит на верхушки деревьев. Плимут снова пустился в путь, на этот раз к югу, мимо музея Клакнера, а там свернул на длинную пешеходную улицу, которая вела через небольшой лесок прямо к «Блокгаузу». Удостоверившись в этом, Ким отстала, чтобы не мозолить глаза.

«Блокгауз», вопреки своему названию, был не коробкой, а состоял из расширяющихся закруглений, три этажа по фасаду, сзади ниже, много темного стекла. К портику вели широкие ступени. Плимут взлетел по ним, перепрыгивая через две ступеньки сразу, и скрылся внутри.

Ким небрежно вошла вслед за ним. Он уже был в мужской раздевалке. Но было понятно, куда он направляется.

В женской раздевалке было около двадцати женщин; они переодевались и принимали душ. Ким заняла шкафчик, взяла полотенце, переоделась в тренировочный костюм и, следуя инструкциям Солли, вышла в зал общих тренировок. Здесь человек десять – двенадцать обоего пола работали на тренажеpax. Плимута среди них не было.