Текст книги "Труллион (Аластор 2262)"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Когда Глиннес, наконец, забрался в лодку, давно уже сгустились сумерки. Наступала безоблачная ночь – мириады пылающих звезд, увеличенные линзой атмосферы, теснились в небе, как огни фантастического города. Воодушевленный вином, свежим воздухом, развернутыми лордом Дженсифером блестящими перспективами, и беззвучным фейерверком звездных отражений в черной воде, Глиннес заставил лодку стремительно лететь по Флехарийскому плесу и свернуть в протоку Сельмы. Под торжественными ночными небесами Труллиона все затруднения казались преувеличенными, несущественными. Глэй и фаншерада? Поветрие, каприз, мелочь. Маруча и ее глупые претензии? Пусть забавляется – чем ей еще заниматься? Дженсифер с его хитроумными небылицами? Все может быть – даже надежды лорда могут сбыться. Но подумать только – какая нелепость! Вместо того, чтобы занять девять тысяч озолей, он чуть было не расстался с последними тремя! По мнению Глиннеса, Дженсифер явно испытывал нужду в дополнительных средствах и пытался раздобыть их всеми возможными способами. Несмотря на его дружелюбие и показную откровенность, с аристократом на мели следовало держать ухо востро!

Вверх по узкой протоке Сельмы скользила легкая лодка, мимо зарослей воздушных корней молчеягодника и похожих на шалаши грибниц мягко-белых волокон лантинга, потом по Амбальскому плесу, где легкий ветерок превратил отражения звезд в переливчатый дрожащий ковер. Справа темнел остров Амбаль с купами-метелками фанзанилей, торчащими на фоне звезд подобно потекам пролитых чернил. Наконец, впереди – остров Рэйбендери, родной дом, знакомый причал. В окнах темно. Все уехали? Где Маруча? Наверное, ушла повидаться с друзьями.

Лодка прикоснулась к причалу. Глиннес выбрался на старые стонущие доски, привязал швартов и стал подниматься по тропе.

Скрип кожи, шаркающие шаги. Двигались тени – темные силуэты заслонили звезды. Что-то тяжелое обрушилось на голову, на шею, на плечи – снова и снова, заставляя стучать зубы и сотрясая позвонки частыми глухими ударами. Ноздри сдавило нашатырным смрадом – Глиннес упал на землю. Тяжелые пинки с размаху – по ребрам, по голове – гремели пушечными выстрелами, звенели колокольным звоном, заполняли пространство, весь мир. Глиннес пытался откатиться, свернуться клубком – но потерял способность что-либо ощущать.

Пинки прекратились – Глиннес расслабленно парил в облаке бесчувствия. Откуда-то извне, как посторонний, он наблюдал за тем, как по его телу шарили торопливые руки. Громкий шепот отозвался болью в мозгу: «Нож, не забудь нож!» Еще прикосновения, новая лавина пинков. Глиннесу почудилось, что где-то страшно далеко прозвучал отголосок беззаботного девичьего смеха. Сознание растекалось каплями ртути. Глиннес заснул сном небытия.

Шло время, звездный ковер медленно кружился в ночном небе. Постепенно, мало-помалу со всех сторон начали стекаться ручейки возвращающегося сознания.

Что-то сильное и холодное схватило Глиннеса за щиколотку и потащило к воде, вниз по тропе. Глиннес застонал и вцепился пальцами в сырую землю, но пальцы скользили. Он изо всех сил брыкнул ногой, попал пяткой в что-то упруго-мясистое. Холодная хватка ослабла. Глиннес с болезненным усилием приподнялся на локтях и коленях, пополз вверх по тропе. Мерлинг не отставал и опять схватился за щиколотку. Глиннес яростно лягнул его каблуком. Мерлинг огорченно квакнул.

Глиннес устало перевалился на спину, опираясь локтями на склон. Под пылающим звездным небом Труллиона человек и мерлинг сидели лицом к лицу. Глиннес принялся отползать на ягодицах, отжимаясь руками и после каждого толчка перемещаясь назад сантиметров на тридцать. Мерлинг подскакивал все ближе. Глиннес ударился спиной о ступени, ведущие на веранду. Под ступенями валялись старые колья для ограды, вырезанные из терновника. Глиннес повернулся и уже нащупал ладонью шиповатый кол, но мерлинг вовремя спохватился, рванул его за ноги и снова потащил к воде. Глиннес бился, как рыба, выброшенная на берег, высвободился и опять взобрался к веранде. Мерлинг разразился возмущенным кваканьем, грузно шлепая вдогонку. Вытащив кол из-под ступени, Глиннес ткнул тянувшегося к нему мерлинга острием в брюхо – тот опустился на корточки и попятился. Переползая вверх со ступени на ступень в сидячем положении, Глиннес держал наготове кол – мерлинг больше не решался приблизиться.

Забравшись на четвереньках в дом, Глиннес заставил себя встать и распрямиться. Опираясь на стену, он нашел выключатель – дом озарился светом. В голове стучало, в глазах все расплывалось. Каждый вздох разрывал грудь – по-видимому, несколько ребер были сломаны. Внутренние части бедер болели и кровоточили там, где грабители ожесточенно пинали его, целясь в пах, но плохо попадая в темноте. Укол острее боли пронзил Глиннеса: он схватился за карман – кошелек пропал. Опустив голову, он увидел пустые ножны – чудесного ножа из протеума тоже не было.

Глиннес яростно, часто дышал. Кто это сделал? Он подозревал Дроссетов. Вспомнив звонкий, веселый девичий смех, он утвердился в своем подозрении.

Глава 8

К утру Маруча еще не вернулась. Глиннес предполагал, что она провела ночь с любовником. В любом случае, он был рад отсутствию матери – та не преминула бы проанализировать каждый мельчайший аспект его «непутевости», а он не был в настроении выслушивать попреки.

Глиннес лежал на кушетке – у него все болело, он вспотел от ненависти к Дроссетам. Проковыляв в ванную, он изучил в зеркале лиловое от синяков лицо. Порывшись в шкафчике на стене, Глиннес нашел болеутоляющую микстуру, выпил лошадиную дозу и еле добрался до кушетки.

Мгновенно забывшись, он проспал все утро. В полдень позвонил телефон. Шатаясь в полусне, Глиннес прошел в другой конец комнаты и, не показываясь на экране, наклонился к переговорной сетке: «Кто вызывает?»

«Маруча! – послышался отчетливый голос матери. – Глиннес, ты дома?»

«Да, я здесь».

«А почему ты не показываешься? Ты же знаешь, я не люблю говорить, когда не вижу собеседника».

Глиннес пошарил рукой около кнопки включения видеопередачи, но нажимать не стал: «Что-то заело. Теперь ты меня видишь?»

«Нет, ничего не вижу. Ладно, все равно. Глиннес, я приняла решение. Акадий давно хотел, чтобы я разделила с ним холостяцкий дом, и теперь, раз ты вернулся и наверняка скоро приведешь какую-нибудь женщину, я согласилась переехать к Акадию».

Глиннес печально усмехнулся – он представил себе гневный рев Джута Хульдена: «Желаю тебе всего наилучшего, передай поздравления Акадию».

На загоревшемся экране появилось лицо Маручи: «Глиннес! Ты как-то странно говоришь. С тобой все в порядке?»

«Все в порядке – я просто немножко охрип. Когда ты устроишься, я приеду тебя навестить».

«Ну хорошо, Глиннес. Не делай глупостей и, пожалуйста, не будь так суров к Дроссетам. Если они хотят остаться на острове, что в этом плохого?»

«Непременно учту твой совет».

«Будь здоров!» – экран погас.

Глиннес глубоко вздохнул и поморщился – боль отзывалась в ребрах. Сколько их ему переломали? Ощупывая самые болезненные участки, он никак не мог определить масштабы повреждений.

Глиннес вынес на веранду миску с холодной кашей и заставил себя есть. Дроссеты, разумеется, убрались, оставив после себя разбросанный мусор, ворох сухих листьев и убогое отхожее место, сооруженное из древесных и пальмовых ветвей. За одну ночь они заработали три тысячи четыреста озолей, и к тому же имели удовольствие наказать своего гонителя. Сегодня у Дроссетов был праздник.

Подойдя к телефону, Глиннес вызвал Эгона Римбольда, зауркашского лекаря. После того, как Глиннес частично описал свое состояние, тот согласился нанести визит.

Проковыляв на веранду, Глиннес опустился в старое плетеное кресло. С веранды, как всегда, открывался безмятежный вид. Жемчужная дымка затуманивала дали, остров Амбаль казался плывущим в воздухе волшебным кораблем. Мысли Глиннеса блуждали... Маруча, внешне выражая презрение к аристократическим церемониям, стала принцессой хуссейда, рискуя пережить мучительный позор (или торжество?) публичного обнажения в надежде выйти замуж за аристократа. Скрепя сердце она согласилась стать женой Джута Хульдена, сквайра Рэйбендерийского. Возможно, в глубине души ее манила усадьба Амбальского острова, куда Джут ни за что не желал переезжать... Джут умер, Амбаль продали, и теперь Маручу ничто не удерживало на Рэйбендери.

Для того, чтобы сохранить Амбаль, Глиннес должен был вернуть Касагейву двенадцать тысяч озолей и расторгнуть договор или доказать, что Шайра погиб, тем самым подтвердив незаконность сделки своего брата. Двенадцать тысяч – крупная сумма, а от человека, попавшего на ужин к мерлингам, не остается почти никаких следов... Глиннес привстал, чтобы посмотреть вниз на тропу, ведущую к причалу. Вот за тем кустом терновника прятались Дроссеты. Здесь, на тропе, на него напали. Вот следы, оставленные его пальцами, царапавшими землю. В двух шагах чуть плескалась мутная вода Фарванского рукава.

Эгон Римбольд прибыл на узкой черной моторной лодке. «Я думал, ты свое отвоевал, – пошутил врач. – Судя по твоей физиономии, однако, война продолжается».

«Меня избили и ограбили», – сообщил Глиннес.

Римбольд взглянул на луг: «Что-то треваньев больше не видно».

«Они уехали, оставив незабываемое впечатление».

«Что ж, посмотрим, что я смогу для тебя сделать».

Пользуясь эффективными средствами аласторской фармацевтики и заживляющим пластырем, лекарь сумел добиться значительного улучшения – Глиннес почувствовал себя почти здоровым.

Упаковывая медицинские принадлежности, Римбольд спросил: «Полагаю, ты сообщил о нападении в полицию?»

Глиннес моргнул: «Честно говоря, мне это даже не пришло в голову».

«Не стал бы откладывать в долгий ящик. Дроссеты – опасная компания. Причем девчонка не лучше остальных».

«Я ими займусь, девчонкой тоже, – пообещал Глиннес. – Не знаю, когда именно и как, но они от меня не уйдут».

Римбольд жестом порекомендовал умеренность или по меньшей мере осторожность – и уехал.

Глиннес снова изучил отражение в зеркале и с мрачным удовлетворением отметил явное улучшение внешности. Вернувшись на веранду и осторожно усевшись в кресло, он погрузился в размышления, стараясь придумать наилучший способ отомстить Дроссетам. Угрозы могли дать кратковременное удовлетворение, но, учитывая все обстоятельства дела, в конечном счете не приносили никакой пользы.

Глиннес потерял покой. Ковыляя туда-сюда вокруг дома, он неприятно поражался его запущенному состоянию. Даже по представлениям нетребовательных триллей собственность сквайра Рэйбендерийского оставляла желать много лучшего. Глиннес снова разозлился на Глэя и Маручу. Как они могли не испытывать никаких теплых чувств к старому дому? Неважно – он наведет порядок, и Рэйбендери станет таким, каким он его помнил с детства.

Сегодня он был еще слишком слаб, чтобы начать работу. Не зная, чем заняться, Глиннес осторожно спустился в лодку и направил ее по Фарванскому рукаву к реке Заур, а потом, обогнув оконечность Рэйбендери, к острову Гильвег, где в старой доброй усадьбе вели веселую беспорядочную жизнь его старые добрые знакомые, Гильвеги. Оставшуюся часть дня он бездельничал, предаваясь тем самым традиционным увеселениям триллей, которые фаншеры осуждали как проявления бестолковости, неопрятности и распущенности. Глиннес, изрядно навеселе, пел рыбацкие песни под аккомпанемент гармоники и гитары, повесничал с дочерьми Гильвегов и вообще настолько пришелся всем по душе, что Гильвеги пообещали завтра же прибыть на Рэйбендери в полном составе и помочь ему уничтожить следы стойбища треваньев.

Разговор зашел о хуссейде. Глиннес упомянул лорда Дженсифера и «Флехарийских горгон»: «Пока что команда существует только на бумаге. И все-таки – вдруг ему удастся уговорить каждого, кто значится в списке? Случались и не такие вещи. Меня он хочет поставить форвардом, и я не прочь попробовать – хотя бы ради денег».

«Болтовня все это! – поставил диагноз Карбо Гильвег. – В том, что касается хуссейда, Дженсифер шерли от мерлинга не отличит. И откуда у него возьмутся озоли? Он едва сводит концы с концами, это всем известно».

«Как сказать! – возразил Глиннес. – Я с ним обедал и могу поручиться, что он себе мало в чем отказывает».

«Так-то оно так, но содержать хорошую команду – это не лакея за выпивкой гонять. Нужны не только формы и шлемы, но и казна, вызывающая интерес у противника – не меньше пяти тысяч. Сомневаюсь, чтобы из лордовых разговоров что-нибудь вышло. Кто у него капитан?»

Глиннес задумался: «Капитана он, кажется, так и не назвал».

«А от этого все зависит. Если он найдет именитого капитана, к нему игроки стекутся со всех сторон, даже я приду».

«Я тоже не лыком шит. Ничего ему не обещал, только любопытствовал».

«Лучше попытай счастья со старыми добрыми «Зауркашскими танчинарами»!» – посоветовал Ао Гильвег.

«И правда, нам пригодилась бы пара хороших нападающих, – подтвердил Карбо. – Защита у нас не хуже любой другой, но через ров перепрыгнуть умельцев не хватает. Становись танчинаром! Очистим префектуру Джолани до нитки!»

«А в казне-то у вас сколько?»

«Больше тысячи что-то никак не соберем, – признал Карбо. – То выиграем, то продуемся. Честно говоря, неровный у нас состав. Старикан Нероневи не вдохновляет – от державы не отходит, тактика у него азбучная. Я мог бы долго перечислять наши беды, да что толку?»

«Ты меня убедил – пойду играть за «Горгон»! – заявил Глиннес. – Нероневи уже десять лет тому назад еле ноги волочил. Вы бы еще Акадия капитаном выбрали!»

«Никому нет дела, всем все равно, – вздохнул Ао Гильвег. – Нужна встряска».

«Симпатичной шерли у нас уже два года не было, – пожаловался Карбо. – Дженлис Уэйд – глупее дохлого кавута. Когда с нее сорвали хламиду, она даже не поняла, что случилось. Барсилья Клофорет – длинная и тощая, как голодная выпь. На нее, голую, никто и смотреть-то не стал. Ушла с поля бледная от злости, не сказав ни слова».

«Тут у нас водятся симпатичные шерли, – Ао Гильвег указал большим пальцем за плечо, на своих дочерей Роланду и Беринду. – Неувязка только в том, что они норовят развлекаться не хуссейдом, а другими играми. Следовательно, потеряли квалификацию».

Вечер сменился авнессом, авнесс – сумерками, сумерки – темнотой, и Глиннеса уговорили переночевать в гостях.

Утром он вернулся на Рэйбендери и начал расчищать остатки стойбища треваньев. Любопытная деталь заставила его задуматься. Там, где горел костер, в земле осталось отверстие полуметровой глубины, похожее на яму из-под выкопанного столба. Только никакого столба там не могло быть – отверстие находилось точно посередине выжженного кострища. Глиннес не мог найти этому разумного объяснения.

В полдень прибыли Гильвеги, и через два часа на острове не осталось никаких следов пребывания Дроссетов.

Пока мужчины работали, женщины приготовили все, что можно было состряпать из продуктов, хранившихся в доме – о скудной кладовой Маручи они отозвались с пренебрежением. Вообще, Маруча не вызывала у Гильвегов особой симпатии – слишком много о себе думала.

Теперь Гильвеги были посвящены во все подробности постигших Глиннеса невзгод. Все они горячо ему сочувствовали, но советы давали самые противоречивые. Глава семьи, Ао Гильвег, пару раз встречался и говорил с Лютом Касагейвом: «Осторожный, лукавый тип, явно что-то замышляет. На Амбальский остров он переехал не в поисках деревенской тишины, помяните мое слово!»

«Все они одинаковы, хлопотуны инопланетные! – заявила его жена Клара. – Вечно у них уйма всяких дел, вечно беспокоятся, суетятся, все им не нравится, все хотят переделать по-своему. Не умеют жить по-человечески».

«Касагейв чего-то стыдится или рассеян до слепоты, – вставил Карбо. – Проезжаешь мимо на лодке, а он даже голову не повернет».

«Это от того, что он у нас большой аристократ, – фыркнула Клара. – Ему до простых смертных дела нет. Никого не пригласит, кувшин вина ни с кем не разопьет, это уж точно!»

Сестра Клары, Керранца, спросила: «А вышибалу ты его видела? Вот чудище, во сне не приснится! По-моему, он наполовину полгонийский чимпутан или еще какая помесь. Я такого бы на порог не пустила!»

«И то правда! – горячо подтвердила Клара. – Вылитый громила. При том не забывайте: с кем поведешься, от того и наберешься. Лют Касагейв не лучше своего слуги, вот увидите!»

Ао Гильвег с упреком воздел руки: «Полно, будет вам! Расшумелись! Подумайте головой-то, а не другим местом! Нет никаких доказательств того, что эти двое в чем-то замешаны – их даже ни в чем не обвиняют».

«Он мошенник! Хульденов надул и занял Амбаль. Этого тебе мало?»

«Может, его самого надули, откуда ты знаешь? Ни в чем не повинный человек тоже не прочь выгодно вложить деньги».

«Ни в чем не повинный человек вернул бы незаконно присвоенную землю!»

«Несомненно! Вдруг Касагейв так и сделает? – Ао повернулся к Глиннесу. – Ты с ним самим обсуждал этот вопрос? Нет? Я так и думал».

Глиннес с подозрением смотрел в сторону Амбальского острова: «Пожалуй, следовало бы с ним поговорить. В одном сомневаться не приходится: даже ни в чем не повинный человек потребует назад свои двенадцать тысяч озолей, а у меня их нет».

«Он заплатил их Глэю, пусть к нему и обращается, – посоветовал Карбо. – Прежде чем заключать сделку, нужно было убедиться в том, что недвижимость принадлежит продавцу».

«Странно это с его стороны, очень странно... Если он не знал наверняка, что Шайра мертв... а тогда напрашиваются гораздо худшие подозрения».

«Ну, вот еще! – огорчился Ао Гильвег. – Возьми быка за рога, поезжай, поговори с ним. Скажи, чтобы он освободил остров и забрал свои деньги у того, кто их получил – то есть у Глэя».

«Клянусь пятнадцатью дьяволами, ты прав! – провозгласил Глиннес. – Все ясно и понятно – даже придраться не к чему! Завтра же с ним объяснюсь».

«Не забудь про Шайру, – напомнил Карбо Гильвег. – Касагейв может вести себя несдержанно».

«Лучше взять оружие, – согласился Ао Гильвег. – Ничто так не учит хорошим манерам, как направленный на тебя восьмиствольный бластер».

«Где я возьму оружие? – вздохнул Глиннес. – Треваньи обчистили меня, как жукоед коробку с наживкой. Разбойники! Не думаю, однако, что оружие понадобится – надеюсь, Касагейв достаточно цивилизован и поймет мое положение».

От Рэйбендерийского причала остров Амбаль отделяли лишь несколько сот метров спокойной воды – Глиннес пересекал этот плес несчетное число раз. Никогда еще путь не казался ему таким долгим.

На Амбальском берегу никого не было – присутствие Касагейва выдавал только небольшой серый катер. Глиннес пришвартовался и вспрыгнул на причал с резвостью, болезненно отозвавшейся в заживающих ребрах. Как того требовал этикет, он прикоснулся к кнопке звонка прежде, чем подняться по дорожке.

Амбальская усадьба, высокое белое сооружение экстравагантной планировки, во многом походила на усадьбу лорда Дженсифера. Из стен выступали застекленные выступы-фонари, крыша – четыре купола молочно-белого стекла и центральный золоченый шпиль – опиралась на каннелированные пилястры. Трубы не дымились, из дома не доносилось ни звука. Глиннес нажал кнопку дверного звонка.

Прошла минута. За окнами фонаря-вестибюля что-то промелькнуло. Дверь открылась, из нее выглянул Лют Касагейв – субъект значительно старше Глиннеса, тонконогий, сутулый, в свободном сером габардиновом костюме инопланетного покроя. Блеклые серебристые волосы обрамляли продолговатое землистое лицо – длинный костлявый нос, впалые щеки и светло-серые глаза, тусклым блеском напоминавшие кремни. Умное, суровое и настороженное, лицо это не свидетельствовало о способности пожертвовать двенадцать тысяч озолей во имя абстрактной справедливости.

Касагейв никак не приветствовал Глиннеса, но молча уставился на незваного гостя, ожидая разъяснений.

Глиннес начал вежливо: «Боюсь, у меня для вас плохие новости, Лют Касагейв...»

«Обращайтесь ко мне как положено: лорд Амбаль!»

«Лорд Амбаль?» – Глиннес растерялся.

«Предпочитаю представляться именно так».

Глиннес с сомнением покачал головой: «Все это замечательно – пусть ваша кровь голубее любой другой на Труллионе. Но лордом Амбалем вы быть не можете, потому что остров Амбаль вам не принадлежит. В этом и заключаются плохие новости».

«Вы кто такой?»

«Глиннес Хульден, сквайр Рэйбендерийский – Амбаль принадлежит мне. Вы вручили моему брату деньги в обмен на землю, но Глэй не позаботился вам сообщить, что это не его земля. Возникла неприятная ситуация. Само собой, я не собираюсь брать с вас деньги за аренду усадьбы, но, боюсь, вам придется переселиться в другое место».

Брови Касагейва сдвинулись, глаза превратились в щелки: «Вздор! Я прямой потомок лорда Амбаля, пытавшегося незаконно ликвидировать наследственные владения. Первоначальный договор о передаче собственности недействителен – Хульдены никогда не имели прав на этот остров. Скажите спасибо, что получили двенадцать тысяч – я ничего не должен был платить».

«Постойте, как же так! – возмутился Глиннес. – Остров купил мой прадед, сделка зарегистрирована вельгенским архивариусом и расторжению не подлежит!»

«Не могу разделить вашу уверенность, – Касагейв строго приподнял голову. – Глиннес Хульден? Ваше имя мне ничего не говорит. Я приобрел остров у Шайры Хульдена, причем ваш брат, Глэй, выступал в роли посредника».

«Шайра погиб, – стоял на своем Глиннес. – Вы стали жертвой мошенничества. Рекомендую вам потребовать от Глэя возвращения переданной ему суммы».

«Откуда вам известно, что Шайры нет в живых?»

«Он мертв – скорее всего, убит и выброшен в воду на поживу мерлингам».

«Скорее всего? В юридической практике нет места таким понятиям. Остров Амбаль продан. Договор о продаже остается в силе, пока вы не сможете доказать обратное – или пока вы не умрете, в каковом случае вопрос отпадает сам собой».

«Я не собираюсь умирать!» – заявил Глиннес.

«Никто не собирается умирать. Тем не менее, так или иначе это происходит со всеми».

«Как это понимать? Вы мне угрожаете?»

Касагейв ответил сухим смешком: «Находясь на моей земле, вы нарушаете закон. Даю десять секунд на то, чтобы вы удалились без принуждения».

Голос Глиннеса задрожал от ярости: «Условия буду ставить я! Даю вам три дня на выселение – ни минуты больше!»

«Пройдет три дня – и что дальше?» – язвительно поинтересовался Лют Касагейв.

«Увидите! Убирайтесь с Амбаля, чтобы духу вашего здесь не было!»

Касагейв пронзительно засвистел. Послышались поспешные тяжелые шаги – за спиной Глиннеса вырос двухметровый верзила, весивший, наверное, килограммов сто пятьдесят, с кожей цвета мореного дуба и шапкой плотных, как шерсть, черных волос. Касагейв указал большим пальцем на причал: «В лодку или в воду!»

У Глиннеса все болело от недавнего избиения – он не хотел рисковать еще одним. Повернувшись на каблуках, он гневными шагами спустился по дорожке. Лорд Амбаль? Курам на смех! Вот зачем, оказывается, Касагейв занимался генеалогией.

Вернувшись в лодку, Глиннес медленно проплыл вокруг Амбальского острова, любовно приглядываясь к берегам – никогда еще они не были так дороги его сердцу. Касагейв, несомненно, проигнорирует угрозу и через три дня положение не изменится. Что тогда? Глиннес устало опустил голову. Попытка выставить самозванца силой приведет к столкновению с местной полицией – если не удастся доказать, что Шайра мертв.