Текст книги "Фантастика и Детективы, 2013 № 04"

Автор книги: Джек Финней

Соавторы: Рафаэль Лафферти,Роберт Силверберг,Петр Любестовский,Кирилл Берендеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

12

За окнами поезда проносились и уплывали вдаль вереницы телеграфных столбов, деревенские избы, опустевшие поля, тихие речушки с гроздьями алой калины над водой. Солнце золотом высвечивало не успевшие упасть листья берез. По земле плыла мягкая грусть поздней осени.

Лежа на вагонной полке, Езерский размышлял о том, что в эту прекрасную пору нет лучшего отдыха, как побродить с ружьишком по окрестным полям и перелескам. Свой отпуск он всегда планировал на осенние месяцы в надежде заготовить грибков, порыбачить, поохотиться. Но график, как правило, срывался. Вот и на этот раз предстоит иная охота…

Езерский отдавал себе отчет, что непросто будет отыскать людей, знавших Андрея Бруя. Белоруссия отдала войне каждого четвертого жителя, были сожжены тысячи хуторов и деревень.

Родственников Андрея Бруя, как, впрочем, и знакомых, отыскать не удалось – село, в котором он родился и вырос, было уничтожено фашистами. Но в районном центре сотрудник Комитета государственной безопасности майор Михнович, выслушав Езерского, сообщил, что из числа полицаев, сотрудничавших с немецкими оккупантами, не разысканы всего двое, и один из них – Андрей Бруй. Родом он из небольшой деревеньки, которую фашисты сожгли дотла. Перед войной был осужден. Наказание отбывал в Могилевской колонии. С приходом немцев стал им прислуживать.

– Как же ему удалось затеряться с такой биографией? – спросил Езерский.

– Ну, сразу-то его не искали, чем он и воспользовался. Потом, надо полагать, сменил фамилию, с прошлым порвал и отсиживается где-нибудь.

– Если бы порвал. А вдруг нет?

– Коль скоро им заинтересовался уголовный розыск, то уж точно нет, – констатировал майор.

Информация, полученная от сотрудника КГБ, не прояснила того, что волновало и не давало покоя Езерскому. Его растерянность не ускользнула от внимания майора Михновича. Прощаясь, он посоветовал:

– В областном управлении КГБ на Бруя имеется дело. Советую вам обратиться туда. Помнится, там были показания свидетелей, близко знавших его. Да и фотография его вам необходима…

В Могилевском управлении КГБ Езерскому выдали тоненькую папку с показаниями свидетелей о сотрудничестве Андрея Бруя с оккупантами на территории Белоруссии. Обязанности выполнял добросовестно, прислуживал охотно, но затем неожиданно исчез. По сведениям КГБ, он проник на территорию одной из соседних областей, где продолжил сотрудничество с оккупантами.

Имелись также сведения, что перед войной Андрей Бруй был осужден за кражу колхозного скота, но наказание полностью не отбыл: вступившие в Могилев немецкие части освободили его.

В фашистском досье, попавшем в руки советских воинов, имелась фотография и дактилоскопическая карта с отпечатками пальцев Бруя, изъятая немцами из канцелярии колонии. Полученные данные давали возможность не только разыскать предателя, но и опознать его.

И снова, в который раз за эти дни, Езерский подумал о том, как много предстоит еще поработать, чтобы разыскать и воздать по заслугам каждому отщепенцу, предавшему в годы войны свой народ, свою Родину.

Из печати он знал, что нет-нет да и происходят еще где-нибудь процессы над изменниками Родины. Пока жива человеческая память, люди не забудут и не простят их преступлений.

Прощаясь с гостеприимной Белорусской землей, капитан увозил в своем сердце и боль за неисчислимые страдания, выпавшие на ее долю, и восхищение несгибаемым мужеством ее народа.

13

Через сутки Езерский докладывал начальнику городского отделения уголовного розыска и следователю прокуратуры о результатах поездки. Выслушав доклад, Кирута удовлетворенно сообщил:

– У нас тут тоже есть интересные новости. Оказывается, за два дня до своей гибели Галина Лясникова возила скот на мясокомбинат в соседний район: выбракованных коров сдавала на бойню. В поездку напросилась сама – должна была ехать другая доярка. Это тем более странно, что раньше она всегда отказывалась сопровождать скот на бойню – жалела животных… Из беседы с водителем грузовика Сергеем Герасиным выяснилось, что там, на бойне, Галина встретила мужчину лет пятидесяти и о чем-то с ним недолго беседовала. А потом пришла сама не своя – взволнованная, растерянная, и всю обратную дорогу молчала да вздыхала. Если ты помнишь, – уточнил следователь, – дочь погибшей Тася Лясникова в своих показаниях упоминает, что отец Антона Коваля работает на мясокомбинате. Не с ним ли она встретилась там?

– Ну, хорошо, напросилась, встретилась и обговорили с ним некоторые вопросы относительно предстоящей свадьбы, а точнее то, что свадьбу следует отложить до окончания вуза. И что здесь особенного?

– Видишь ли, со слов водителя, Галина Лясникова вела себя на мясокомбинате несколько странно – никого ни о чем не спрашивала, и только пристально всматривалась в лица мужчин, работающих там, будто бы пыталась отыскать знакомого.

– Вполне возможно, что Тася показала матери фотографию отца своего друга, и она решила сама найти его, – предположил инспектор.

– В том-то и дело, что девушка это отрицает. Ее мать не была знакома даже, скажем так, с будущим зятем.

– Действительно странно… А может быть, она искала кого-то другого?

– Может быть. Водитель утверждает, что они сдали скот и уже хотели уезжать, когда Галина заметила знакомого мужчину. Попросила шофера подождать. Подошла к мужчине и о чем-то спросила его. А когда вернулась к машине, негромко произнесла: «Неужели я ошиблась?» И тут же твердо ответила себе: «Нет, это был он».

– И что из этого следует? – спросил Езерский.

– А вот что, – ответил Кирута. – Рискну предположить, что там, на бойне, Лясникова встретила своего убийцу…

Фотографию Андрея Бруя, не очень качественную, которую привез из Могилева Езерский, Кирута не просто рассматривал, а изучал, словно хотел убедиться, не доводилось ли ему когда-либо видеть этого человека. На следователя смотрел молодой человек в арестантской робе, с продолговатым лицом и глубоко посаженными глазами. Скулы были крепко сжаты, а взгляд выражал затаенную злобу.

Кирута поручил сыщику предъявить фотографию Анне Михайловне Велижской для опознания. Анна Михайловна, водрузив на глаза очки, сразу же узнала на снимке Умыча.

Это сообщение, похоже, не удивило Кируту.

– Олег Васильевич, завтра же отправляйся на мясокомбинат в соседний район и детально изучи в отделе кадров личные дела всех работников-мужчин, включая директора. Особое внимание обрати на личное дело Алексея Коваля. Меня интересует и фото, и почерк.

– Ты подозреваешь, что это и есть Андрей Бруй? – спросил инспектор.

– Есть у меня такая догадка. Водитель Герасин, который возил скот на бойню, подтвердил, что Лясникова разговаривала там с человеком, похожим на человека с нашей фотографии… Думаю, что мы вышли на Двуликого Януса. Не спугнуть бы только…

– Мир тесен! – воскликнул удивленный инспектор первое, что пришло в голову. – Страшно подумать, что внучка Таисии Ганиной могла выйти замуж за сына ее палача…

14

Утром Кирута пригласил Таисию Лясникову к себе, зная, что она приехала на выходной к Василевой. Попросил разрешения обращаться к ней на «ты». Девушка не возражала.

– На этот раз у меня к тебе всего два вопроса, – мягко сказал следователь. – Мама никогда не говорила тебе, были ли у твоей бабушки фамильные драгоценности?

– Мама рассказывала, что ее бабушка по матери когда-то служила гувернанткой у очень богатой московской графини. В благодарность за безупречную службу та подарила ей кольцо с драгоценным камнем из своей фамильной коллекции. Умирая, бабушка завещала его моей бабушке. Она берегла его как зеницу ока. Даже в оккупации, когда семья голодала, она не помышляла, чтобы расстаться с ним.

– Когда ты сказала, что Антон Коваль показал тебе кольцо с камнем, которое хранит для будущей помолвки, мать не высказала пожелание увидеть его?

– Нет, но она очень заинтересовалась, когда я сказала, что это редкое кольцо с ярким голубым камнем. Мама подробно расспрашивала меня о нем, а потом об отце Антона: кто он, откуда родом, сколько ему лет, воевал или нет…

15

Образец почерка и фото Алексея Коваля, полученные Езерским, были сданы на экспертизу. Из заключения почерковедческой экспертизы явствовало, что копия заявления Андрея Бруя о поступлении на службу в полицию и копия заявления из личного дела Коваля, хранящегося на мясокомбинате, принадлежат одному и тому же лицу. Эксперты дали утвердительный ответ и на другой вопрос: одно ли то же лицо изображено на фотографиях, полученных из разных источников.

Алексей Коваль был арестован в тот же день. При обыске у него в доме был обнаружен тайник – небольшая шкатулка была тщательно замаскирована в стене. В ней хранились драгоценности: несколько золотых монет, брошь с изумрудами, два золотых перстня, колье и золотое кольцо с голубым сапфиром.

Драгоценности были изъяты и приобщены к уголовному делу. А само дело было передано по подследственности в областное управление КГБ.

16

Первый допрос Коваля-Бруя следователь КГБ майор Широков провел через сутки после его ареста. Арестованный держался уверенно, утверждал, что вышло какое-то недоразумение. Следователь предложил ему ознакомиться с предъявленными обвинениями: в измене Родине, в карательных экспедициях против населения, в умышленном убийстве Таисии и Оли Ганиных, Льва Маркина, а также Галины Лясниковой с целью скрыть другое преступление, и в незаконном присвоении чужого имени.

Бруй читал долго и сосредоточенно, видимо, обдумывая при этом тактику своих дальнейших действий. Затем ему были предъявлены результаты нескольких экспертиз. Он не выдержал, бросил документы на стол следователя и первым делом сделал попытку напрочь отмести обвинение в карательных действиях.

– Я вынужден был подчиниться немцам, когда меня освободили из колонии. В противном случае меня расстреляли бы, как это сделали с другими заключенными, которые отказались сотрудничать с ними. Я действовал под принуждением, а не по своей воле. Выполнял отельные поручения гитлеровцев, но ни в каких карательных действиях участия не принимал. Более того, я помогал партизанам…

– Вы расстреляли беженку из Москвы Таисию Ганину с малолетним ребенком и Льва Маркина.

– Лева Маркин и его подруга Таисия Ганина помогали оккупантам: Лева чинил им обувь, а Таисия обстирывала фашистов. Немцы приказали мне расстрелять Ганину, когда узнали, что ее муж комиссар Красной Армии…

– Не вы ли сообщили им об этом?

– Нет, у них своя разведка работала…

– Ну, а Леву Маркина за что?

– Подозревали, что Лева еврей…

– Ну что же, будем проверять ваши показания, – сказал следователь – Мы располагаем сведениями, что вы убили партизанского связного, когда тот раненый был окружен фашистами.

– Немцы меня самого за это едва не расстреляли – связной им был нужен живым. Это произошло случайно. Но если бы он оказался в лапах гестапо – мог бы выдать партизан и всех тех, кто им помогал, в том числе и меня.

Андрей Бруй попросил прервать допрос, сославшись на недомогание. Следователь удовлетворил его просьбу, видя, как он истекает потом и бледен, как полотно. А на следующий день рано утром допрос возобновился.

– За что вы убили Галину Лясникову? – спросил Широков.

– Мы встретились на бойне, где я работал. Она вышла из машины, неожиданно подошла ко мне и спросила: «Как вас зовут?» Я ответил: «Алексей Тимофеевич Коваль». «А мне вы напоминаете другого человека», – с явным недоверием сказала она. «Ну, что же, бывает», – насторожился я. А она вдруг задала новый вопрос: «Откуда у вас кольцо с голубым сапфиром?» Я невольно вздрогнул, но тут же взял себя в руки: «О каком кольце вы говорите? У меня нет никакого кольца». «О том, которое ваш сын Антон показывал моей дочери», – усмехнулась она. «Не знаю ни о каком кольце. Вы что-то путаете. И, вообще, кто вы такая, чтобы учинять мне допрос…» Конечно, я уже догадался, что передо мной дочь Таисии Ганиной – Галина, очень похожая на свою мать…

– Как это кольцо попало к вам?

– Когда Таисия упала, прижимая к груди ребенка, я заметил на ее руке кольцо. И тогда я снял его с руки убитой. Остальное вы знаете.

– А другие драгоценности, которые хранились в шкатулке, как попали к вам? Они тоже сняты с расстрелянных вами людей?

– Нет, я больше никого не расстреливал. Все это я выменял на продукты питания.

– Зачем вы кинули в воду револьвер у дома Кускова? – задал новый вопрос майор Широков.

– Старший брат Кускова Степан был полицаем, и я решил, что в случае обнаружения оружия подозрение может пасть на него.

– Откуда у вас оружие?

– Этот револьвер я хранил с военной поры – мне подарил его офицер немецкой полевой жандармерии. Его звали Курт. Курт Вагнер. Но почему вы не спрашиваете меня о том, как я не раз выручал партизан? – возмутился Бруй. – Как, рискуя жизнью, был у них проводником, как собирал и передавал через связных ценную информацию? Вы видите, что я далеко не убежал, а фамилию сменил, чтобы смыть клеймо – полицай.

– А куда вам было бежать, разве что с немцами. Так вы им были не нужны. А на малой родине вам появляться было нельзя – не отбыли срок наказания, прислуживали фашистам. Вы знали, что вас будут искать и скрывались под чужим именем. И то, что вы помогали партизанам – делали это не из патриотических чувств – вы спасали свою шкуру, зная, что партизаны могут рассчитаться с немецким прислужником. У вас полное раздвоение личности. Жизнь, сплетенная из лицедейства…

– Неправда. Я хотел уйти в партизанский отряд, но мне дали понять, что я нужен здесь, в немецкой комендатуре, что принесу больше пользы.

– Вот вы и принесли ее. В святом писании сказано: никто не может служить двум господам, ибо одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а другому не радеть. Нельзя одновременно служить богу и мамоне, то есть богатству, – сказал Широков.

17

На судебном процессе, когда подсудимому предоставили последнее слово, Бруй встал и упавшим голосом сказал: «Я сам себя загнал в силки судьбы. И всю жизнь прожил в страхе. А Галину убил – хотел жить, но нам двоим места на земле уже не было…»

Он, сломленный судьбой, обессилено опустился на скамью, зажав голову руками. В зале стояла мертвая тишина. И вдруг среди этой тишины громко заплакала Тася…

Антон Коваль сидел, забившись в угол, низко опустив голову. Он не мог смотреть людям в глаза, не знал, как жить дальше среди людей…

18

После суда Езерский отвез Тасю в Красный Бор и вернулся в город.

Сыщик зашел в райотдел, открыл кабинет и расслабленно откинулся на спинку стула. Он договорился с Тасей встретиться через неделю, и теперь обдумывал, что скажет ей при встрече. «Вот как все обернулось, – подумал капитан. – Не случись эта трагедия – не видать бы мне этой замечательной девушки…»

Дверь открылась, вошел Кирута, и устало опустился рядом. Кажется, еще вчера он, выпускник юридического факультета, был начинающим следователем, и вот уже отдано следствию почти тридцать лет жизни. Тридцать лет ежедневных столкновений с людскими судьбами, характерами, поступками. Тридцать лет раздумий, мучений, чтобы не навредить, не допустить необоснованных обвинений… Но было всякое. Ведь не зря англичане говорят, что никто не может попробовать яблоко для вас. Только свой опыт, свои ошибки делают человека мудрее, обогащают его тем, что называется знанием жизни…

– Устал? – спросил Кирута.

– Устал, – честно ответил сыщик.

– Я давно хотел тебя спросить, как ты умудрялся выполнять в срок все то, что я тебе предписывал. Ведь в сутках всего лишь двадцать четыре часа?

– Во-первых, у меня хорошие учителя, – с теплотой в голосе сказал сыщик, взглянув на следователя. – Во-вторых, я не обременен семейными заботами…

– Пока не обременен, – лукаво улыбнулся следователь, – но, похоже, скоро все изменится. А в-третьих?

– В-третьих? – задумался Езерский. – Пифагор предписывал своим ученикам повторять каждый раз, входя в свой дом, вопросы: «Что я совершил? И в чем я согрешил? И чего я не исполнил?» Я придерживался этого правила – ставил вопросы и пытался объективно ответить на них. А каков результат – пусть судят другие…

(Продолжение в следующем номере)