Текст книги "Чёрное Рождество (ЛП)"

Автор книги: Дж. С. Андрижески

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Дж. С. Андрижески
Чёрное Рождество
Тайна Квентина Блэка – 2,5

Информация о переводе:

Перевод: Rosland (https://vk.com/vmrosland)

Русификация обложки: Rosland

***

Я смотрела на воду, не замечая, что кусаю губу. Я забыла, что Энджел тоже сидела рядом со мной. Мой разум находился в совершенно другом месте, пока я наблюдала, как пеликаны ныряют с пирса за рыбой.

Энджел напомнила мне об обеих вещах, когда заговорила.

– Он звонил мне, знаешь ли, – сказала она.

Её голос звучал осторожным, почти разведывающим почву. Я повернулась в ответ на потайной смысл, вложенный в эти слова, ещё полностью их не осознав.

– Кто? – спросила я.

Я знала, кого она имела в виду. Может, я просто не могла в это поверить.

Может, я не хотела верить.

Надо отдать должное Энджел, она не потрудилась ответить. Она лишь приподняла одну ухоженную бровь, поджимая полные губы. Её светло-карие глаза сканировали моё лицо, изучая выражение.

Я не привыкла видеть её такой красивой и отдохнувшей, как сейчас. Это в какой-то мере обезоруживало меня, заставляя её выглядеть более мягкой, может, даже более открытой. Энджел была детективом отдела убийств. Большинство времени она была без макияжа, длинные черные волосы убраны в хвост, верхняя часть туловища скрывалась под темно-синей курткой Департамента Полиции Сан-Франциско. На ногах она обычно носила потрёпанные ботинки.

Сегодня она надела тонкую блузку цвета индиго, которая показывала все её изгибы, чёрную юбку-карандаш, золотые браслеты и серёжки, туфли на каблуках. Она выглядела так, будто потом собирается на свидание. Присмотревшись к ней, к её идеальному макияжу и темно-сливовой губной помаде, я поймала себя на мысли, что так и есть. У неё свидание.

– Ты опять встречаешься с Энтони? – спросила я.

Энджел закатила глаза.

– Хорошая попытка смены темы, док.

– С какого перепугу Блэк звонил тебе?

Энджел пожала плечами, одной рукой играя с чашкой кофе.

– Он сказал, что ты не захочешь с ним разговаривать, – она подняла голову, и её глаза смотрели пронзительным взглядом копа. – Он сказал, что беспокоится о тебе.

Я вернулась к покусыванию губы.

– Что там случилось, Мири? – спросила она. – Где Блэк?

Поставив свою чашку кофе на блюдечко, я опять выглянула из окна ресторана. Я смотрела, как пеликаны кружат в угасающем свете бухты Сан-Франциско.

– Я не знаю, – соврала я.

***

Прошло всего несколько дней после нашего возвращения в Сан-Франциско, когда он уехал.

Он не говорил мне до того дня. Серьёзно… он не говорил мне, пока не осталось несколько часов до полёта. Международный перелёт. А значит, ему нужно было покидать свою квартиру на Калифорния-стрит через несколько минут. Квартиру, которую мы делили с возвращения из Бангкока всего несколько дней назад.

Он собрал сумку. Он много смотрел на часы.

Он избегал смотреть на меня.

Думаю, по большей части я была сбита с толку.

Блэк почти не отходил от меня с тех пор, как мы вернулись из Бангкока. Он не хотел, чтобы я выходила из здания без него, и он сократил мои рабочие часы до абсолютного минимума, пока проверял весь свой персонал. Он сказал, что все равно проделывает такие вещи время от времени, в связи со спецификой работы и тем фактом, что его фирма частных расследований и охраны все ещё берет правительственные контракты… но я подозревала, что выбор времени проверки имел отношение к Бангкоку.

Затем, с бухты-барахты он говорит, что уезжает.

Что он хочет, чтобы я осталась.

Здесь, в Сан-Франциско. Без него.

– Мири, – сказал Блэк, когда ему написал ассистент, сообщая, что внизу его уже ждёт машина. – Мири, я вернусь так быстро, как только смогу. Клянусь богами, я так и сделаю.

Я лишь тупо кивнула.

В тот момент я не была уверена, что я чувствую.

Люди отправляются в поездки. Они все время отправляются в поездки. Бизнес-поездки. Визиты к семье, друзьям. Отпуска.

В чем же проблема?

Полагаю, я действительно не понимала.

Полагаю, мой мозг отключился.

И пока я не увидела, как за ним закрывается дверь, этого не произошло. Тогда в моей груди сжался кулак. Я осознала, что стою в его гостиной, неспособная дышать.

Я не могла дышать.

***

Ник был менее деликатным, чем Энджел.

Наоко «Ник» Танака, ещё один детектив отдела убийств, с которым я встретилась во время командировки на Ближний Восток и которого знала больше десяти лет – всегда был менее деликатным, чем Энджел.

– Бл*дь, что с тобой случилось, Мири? – спросил он.

Мы находились в клубе боевых искусств.

Его тёмные глаза прошлись по мне, критический взгляд копа сканировал детали, отмечая каждую. Вероятно, вешая на них маленькие ярлычки, выявляя их значение, выстраивая картину кирпичик за кирпичиком, как он оценивал место преступления.

Я все ещё хромала из-за случившегося с моей ступней и ногой.

Однако внимание Ника привлекли мои запястья.

Он остановился прямо перед тем, как мы должны были сойтись в спарринговом захвате. Я видела, как расширяются его тёмные глаза. Я видела, как бледнеет его красивое лицо, губы поджимаются в куда менее полицейском хмуром выражении. Он схватил меня за руку, уставившись на остатки глубоких ожогов от верёвок на обоих запястьях. Его глаза копа второй раз прошлись по мне, ненадолго задержавшись на ноге, которой я все ещё давала слабину, но все равно решила прийти в клуб.

Моего тренера это устраивало; он лишь пошутил, что какое-то время мне не стоит никого пинать этой ногой. Я попыталась улыбнуться этой шутке, но сомневалась, что мне это удалось.

– Иисусе, – во взгляде Ника злость сменилась шоком. Он задрал рукав моей кофты, увидел следы от игл, синяки. – Иисус бл*дский Христос… Мири.

Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.

– Что с тобой случилось? – он тяжело сглотнул. – Какого хера произошло?

Я отдёрнула руку, спуская рукав обратно.

– Кто-то тебя удерживал, – произнёс он все ещё шокированным голосом. – Кто, Мири? Кто тебя похитил?

Мои губы поджались.

По правде говоря, я не знала, как ему ответить. Я подумала о событиях в Бангкоке, обо всем произошедшем. С чего начать такую историю?

С чего начать ответ на такой вопрос?

– Тебя держали в заложниках, Мири? – спросил Ник тише, но жёстче.

Я посмотрела ему в глаза, все ещё стараясь что-то придумать.

И все же мы с Ником не врали друг другу.

Ну, обычно не врали.

– Да, – сказала я, пожимая плечами.

– Я убью этого мудака, – взорвался Ник. – В этот раз я действительно его убью.

Я покачала головой.

– Это была не вина Блэка.

– Черта с два не его! Из-за него тебя второй раз чуть не убили… меньше чем за шесть месяцев, ради всего святого… – Ник смерил меня взглядом с шоком в глазах. – Мири… Боже мой. Что случилось? – кажется, увидев что-то на моем лице, он содрогнулся и сдал назад. – Ты встречаешься с кем-нибудь?

Я тупо уставилась на него.

– Встречаюсь с кем-нибудь? – по какой-то причине я не могла понять, что он имеет в виду. На секунду я подумала, что он спрашивает, есть ли у меня молодой человек.

– Консультирование из-за травм, – сказал он. – Иисусе, Мири. Ты ж грёбаный психолог. Ты как никто другой должна знать, что после таких вещей тебе нужно с кем-то поговорить…

Но я уже качала головой, как только осознала. Я заговорила ещё до того, как осознала, что собираюсь сказать.

– Нет, нет… нет, – сказала я, все ещё качая головой. Я обхватила себя руками и продолжала отрицательно мотать головой. – Нет, я так не думаю, Ник. Я поговорю. Но не сейчас.

– Не сейчас? – он шагнул ближе ко мне, и я попятилась, почти прежде, чем осознала это. Я видела, что это тоже повлияло на Ника, и прикусила губу. Он понизил голос, разговаривая со мной нежнее, чем когда-либо.

Почему-то от этого стало только хуже.

– Мири, – сказал он, поднимая руку. – Мири… это серьёзно. Это действительно серьёзно. Это не маленькая ерунда. Тебе нужно с кем-то поговорить.

Я сглотнула, избегая его взгляда. Я знала, что Ник понимает, о чем говорит. Пока мы были в Афганистане, его один раз взяли в плен. Я кое-что знала о том, что случилось с ним там, что они с ним делали. Я не была его мозгоправом, конечно же – мы оба знали, что это, возможно, не лучшая идея просто потому, что мы так долго дружили. И все же мы говорили. Много.

В основном за алкоголем.

– Пожалуйста, Мири, – произнёс он с серьёзным взглядом. – Пожалуйста. Как твой друг, который тебя любит… – он остановился на этом слове, как будто оно его шокировало. – Пожалуйста, ладно? Я назначу для тебя встречу. Я подвезу тебя туда… подожду тебя. Если у тебя никого нет на примете, у нас есть отличный парень. Он занимается критическими случаями… не только с копами. Он говорил с некоторыми жертвами похищений… включая ветеранов.

Я кивнула. Однако я не была уверена, что по-настоящему его слушаю.

– Ладно, – сказала я. – Хорошо.

– Ты это сделаешь?

Я почти не колебалась, кивнув.

– Ладно. Конечно.

Думаю, я просто хотела убрать этот взгляд из глаз Ника.

Я смотрела, как он сходит с мата, на ходу разматывая повязки на костяшках пальцев. Я видела недоуменный взгляд нашего тренера, который переводил взгляд между нами, но в то же время я ощутила, что он интуитивно решил не вмешиваться. Когда я подумала об этом, он вернулся к раздаче указаний другим парам бойцов, занимавшихся спаррингом на других матах, и притворился, будто не заметил, что мы с Ником не делаем упражнения с остальными.

Я также чувствовала, куда направлялся Ник.

Экстрасенсорные способности иногда давали мне информацию, которой я не искала и не хотела знать.

Он собирался взять телефон. Он собирался сейчас же назначить для меня встречу, даже если это означало позвонить в приватную резиденцию этого «парня» и угрожать ему телесной расправой, чтобы тот освободил окно в своём расписании следующим же утром.

Ник был парнем, работающим по принципу «сделай и все». Так он справлялся.

Я знала это.

Обычно меня это устраивало, но сейчас мне хотелось бы, чтобы он был менее активным. Менее типом А[1]1
  Личность типа А – личность, для которой характерно соревновательное поведение во всех аспектах жизни (работа, дружба, отдых и любовь), тенденция к агрессии в случае фрустрации.


[Закрыть], возможно. Менее боящимся за меня.

Все случившееся в Бангкоке ощущалось слишком свежим, слишком новым… слишком острым. И в то же время, парадоксально, это ощущалось очень давним. Я хотела, чтобы это просто ушло. Я не хотела говорить об этом с парнем Ника, как бы хорош он ни был. Я не хотела говорить об этом ни с кем.

«Но это тоже не совсем правда, да, Мириам…?» – прошептал голос.

Это был мой голос, не Блэка.

Слова все равно сдавили моё сердце.

Я прикусила губу, глядя как Ник разговаривает по телефону. Я видела, как он хмурится, расхаживая туда-сюда по устланной коврами зоне наблюдения со складными стульчиками, которые смотрели на зону с матами для спарринга.

Конечно, Ник был прав.

Мой мозг «мозгоправа» знал, что он прав. Хоть дни с тех пор размылись как один, сбивая меня с толку, я вернулась из Бангкока всего неделю назад. Десять дней, максимум.

Это было совсем недавно.

По правде говоря, я хотела Блэка.

Какая-то часть меня ненавидела тот факт, что я его хотела, но я ничего не могла поделать. Я никогда не зависела ни от кого таким образом. Я никогда не была таким человеком.

Но я хотела Блэка.

А Блэк уехал.

***

Он звонил каждой ночью.

В течение дня он тоже звонил.

Он звонил мне через работу, пытаясь дозвониться в мой кабинет в здании на Калифорния Стрит. Он пытался связаться со мной через его ассистента, которая перенаправляла звонки через систему интеркома в квартире, пока я все ещё спала в его кровати. Я пока не сумела заставить себя уйти с работы, даже если не считать шестимесячного контракта, который я подписала с «Охраной и расследованиями Блэка», так что технически я все ещё работала на него.

Я все равно отклоняла его звонки.

Когда я работала в старом офисе на Филмор, они перенаправляли его звонки туда. Я тоже на них не отвечала.

Когда прошла ещё одна неделя, он начал ещё и посылать мне вещи.

Я их не открывала.

Когда я съехала из его квартиры, Блэк узнал. По крайней мере, кто-то из его команды узнал, потому что посылки вместо этого начали появляться у моей старой квартиры в Ричмонде.

Думаю, примерно на пятой полученной посылке я начала относить их в здание на Калифорния Стрит. Я оставляла их в его квартире, а не в офисе, расставляя их в ровную линию на гладкой столешнице бара из вулканического камня в его кухне.

Тот спец по травмам, очередной ветеран по имени «Роджер», сделавшийся мозгоправом (хотя он был лет на двадцать старше меня) спросил, почему я не открываю коробки. Это была наша четвертая или пятая встреча, думаю. К тому времени, я сказала ему, что не виню Блэка за случившееся со мной в Бангкоке. Я сказала ему, что понимаю – Блэку нужно было уехать, и знаю, что это не связано со мной, что у него наверняка есть весомые причины не сообщать мне своё местонахождение.

Роджер спросил – так почему тогда не открыть посылки?

Я не знала, как ответить.

Я не знала, как сказать ему, что я даже не хочу их касаться, потому что каждая из них каким-то образом ощущалась как он сам.

Какой бы ответ я ни дала, я понимала, что он не удовлетворил Роджера.

Я гадала, говорил ли он с Ником обо мне.

В любом случае, Ник приходил часто.

Он не звонил предварительно – вероятно, потому что знал, что я скажу ему не приходить. Обычно он приносил вино. Несколько раз он приносил вещи покрепче.

В одну из таких ночей я поцеловала его.

Думаю, это скорее сбило его с толку, хотя он ответил на поцелуй. После тех нескольких неловких первых секунд он крепче поцеловал меня в ответ… а затем с достаточным энтузиазмом, чтобы застать меня врасплох. Я обвила руками его шею, когда он прижал меня к себе. Мой разум сделался блаженно пустым, и я потерялась в его губах и языке.

Однако что-то заставило меня отстраниться вскоре после того, как он начал меня раздевать.

Ник к тому времени был уже твёрд, достаточно возбуждён, так что мы оба с трудом мыслили связно. Возможно, я ожидала, что это он скажет «нет». Возможно, я ждала, что он это сделает, и в результате позволила этому зайти слишком далеко. Как бы то ни было, в итоге я ощутила вину и как будто не смогла это сделать. Я не могла сделать это с Ником – и дело не только в том, насколько странно соблазнять одного из моих самых давних друзей, когда он мне сочувствовал, и мы оба были пьяны.

Я не хотела думать о том, что ещё заставило меня отстраниться.

Ник вскоре ушёл.

Я чувствовала в нем вину, какое-то ощущение, что он тоже позволил всему зайти слишком далеко.

Однако Ник не позволил этому остановить себя, и продолжал приходить и силой вытаскивать меня из пещеры изоляции. Он появился буквально следующим вечером с очередной бутылкой в руке и фирменной улыбкой, играющей на губах. Он протолкнулся через мою входную дверь прежде, чем я решила, пускать его или нет, а потом устроился на моем диване с пультом, листая каналы и бормоча что-то о платных комедиях.

Он также сказал мне, что пригласил Энджел.

Она пришла примерно через час с тремя пакетами китайской еды и выглядела так, будто только что вырвалась с работы.

Я заметила, что после этого Ник стал чаще приглашать Энджел.

Изменилось ещё кое-что.

В тот самый день телефонные звонки от Блэка наконец-то прекратились.

***

В Сан-Франциско снега не было. Ну, может, он шёл пару раз за всю мою жизнь.

Я хочу сказать, что без сильной любви к покупкам или к времяпровождению в центре города легко забыть, когда приближается Рождество. Обычно я замечала это скорее по декорациям в магазинах и торговых центрах, а иногда – по домам друзей и соседей.

В этом году я делала меньше всего этого.

Меньше ходила по магазинам. Меньше ходила в гости к друзьям. На вечеринки.

Я всего делала меньше, на самом деле, да и прежде никогда не была большим фанатом праздников.

Тяжело сталкиваться с праздниками, когда ты потеряла большую часть своей семьи. Мы с моей сестрой потеряли родителей, когда были ещё детьми. Я потеряла Зои незадолго до того, как мне исполнилось восемнадцать.

Однако по какой-то причине я не хотела оставаться дома на праздники одна.

В результате всего этого, со времён нашей встречи в Афганистане, Рождество стало праздником, который я проводила в доме Ника. Там, в окружении его безумной семьи и обычно части семьи Энджел, поскольку они выросли в одном районе, и их семьи все ещё были близки… легко было расслабиться в чьей-то идее нормальности.

Ник был первым поколением американцев в японской семье, но его родители любили американские праздники.

Они также прожили в Соединённых Штатах достаточно долго, чтобы с распростёртыми объятиями принять американский стиль Рождества. Я почти уверена, что мама Ника, которая в данный момент даже плохо говорила по-японски, хотя её родители едва говорили по-английски, переехала в Соединённые Штаты, когда ей было четыре или пять лет. Так что называть её иммигрантом было лишь слегка верно, по крайней мере, в плане культуры.

В культурном плане Юми Танака была американкой до мозга костей.

Какая бы неразбериха ни творилась в прошлом их семьи и философских взглядах на саму американскую культуру, в вопросе Рождества они все пришли к идеальному согласию.

То есть, они пускались во все тяжкие.

Их Рождество начиналось строго в десять утра в канун Рождества.

Оно практически представляло собой двухдневное мероприятие, включая ночёвку для всех, кто принимал непосредственное участие – и это ещё не считая все украшения, охоту за ёлкой и сборы, покупку подарков, покупку алкоголя, готовку, покупку одежды и другие предрождественские занятия, которые занимали недели перед этим событием.

В доме Танака были большие ёлки, всюду огоньки, подарки для племянников и племянниц Ника, которые часто оказывались в их полный рост, носки на камине, рождественские хоралы, тарелки с печеньем для Санты и морковкой для оленей… пугающе огромная коллекция рождественских декораций на газоне и разноцветные огоньки на карнизах.

Кое-что из этого могло быть вызвано изменением доходов, поскольку одна из старших сестёр Ника сделала карьеру как корпоративный адвокат и инвестиционный банкир.

Примерно десять лет назад она переселила родителей в дом на Потреро Хилл, что дало им свободу вывести свой рождественский фетиш на новый уровень. Их старый район в Хантерс Пойнт, где выросли Ник и Энджел, был куда менее «праздничным». В Хантерс Пойнт рождественские декорации скорее вырывались из газонов и сдирались с крыш… или наматывались на передний бампер машины какого-то парня, который развернулся на вашем газоне.

Их новый дом в Потреро Хилл был куда более добрососедским.

Потреро Хилл означал долгие прогулки и разглядывание других домов на улице, где все деревья светились, а соседские инсталляции к Рождеству требовали денег. Потреро Хилл означал поездки на автобусе на Жирарделли-сквер, чтобы купить шоколад и посмотреть на проезжающие мимо освещённые вагончики. Потреро Хилл также означал более крупные ёлки с ёлочных ферм возле Биг Бейсин, больше песен, больше подарков, больше походов за покупками… больше светящихся оленей на газонах и больше нелепых надувных Санта-Клаусов, уродливых снеговиков и огромных венков.

Ник не принял бы отказа в этом году.

Поверьте мне, я пыталась.

Я даже попыталась симулировать болезнь, но он на это не повёлся.

Он послал Энджел и её кузин забрать меня утром в канун Рождества – что они и сделали, окутав меня тёплыми телами в куртках, болтовнёй и громкими голосами, когда мы забрались в полночно-синий с белыми гоночными полосками Плимут Хеми Барракуда 1970 года, находившийся в идеальном состоянии и принадлежавший Энджел. Это был автомобиль, о котором я часто забывала, поскольку на работу она приезжала только на мотоцикле и в основном держала машину надёжно закрытой в гараже, где она, вероятно, протирала её масляной тряпочкой раз в неделю.

Автомобиль был набит под завязку, вместив нас пятерых на заднем сиденье и ещё двоих вперёд с Энджел, которая стиснула руль с таким видом, будто в любой момент ожидала нарваться на бомбу.

Эта машина была её деткой.

Она починила её с отцом до его смерти.

Она выводила её из гаража всего несколько раз в год, обычно для путешествий. Возить женскую половину своей обширной семьи посреди крупного города, чтобы купить алкоголь, кофе, пончики на утро и ещё больше кукурузных хлопьев для кузенов Ника перед тем, как вернуться в дом Танака – все это, вероятно, довело её кровяное давление до предела.

Семья Энджел, Деверо, были такими же повёрнутыми на Рождестве, как и Танака, так что когда я впихнулась на это заднее сиденье между четырьмя её кузинами, настроение уже было на высоте. Я почти ничего не могла слышать из-за смеха и шуток вокруг меня, и по крайней мере одна из них определённо пахла мятным шнапсом.

Несколько раз Энджел ловила мой взгляд в зеркале заднего вида и хихикала, что говорило мне о том, что меня вовсе не случайно запихнули назад с её говорливыми кузинами.

Тяжело было скрывать в окружении всего этого тепла.

Когда мы добрались до дома родителей Ника, стало лишь тяжелее.

Я очутилась на заднем дворе с Ником и пятью его племянницами, четырьмя племянниками, тремя младшими кузинами Энджел и самой Энджел, играя в футбол с самыми странными правилами в моей жизни – правилами, которые менялись каждые три или четыре минуты.

Большинство взрослых предпочли посидеть в сторонке, хотя некоторые присоединялись время от времени, затем возвращались на заднюю террасу, где они сидели, сплетничали и пили пиво, дожидаясь курицы и рёбрышек, готовящихся на мангале.

Я испытывала некоторые муки на тот счёт, что должна бы помогать его матери на кухне, но Ник лишь закатил глаза, когда я об этом сказала.

– Готовка – не твой дар, док, – поддразнил он меня.

– Я могу кое-что приготовить, – возмущённо сказала я.

– Серьёзно? – парировал он. – Когда ты в последний раз делала кайсэки-рёри[2]2
  Кайсэки-рёри или кайсэки – традиционная японская трапеза со сменой блюд.


[Закрыть]? Или роллы, если на то пошло?

– Она готовит это?

– Она делает их каждый год.

Вспомнив, что он прав, я кивнула.

– Ей все равно нравится готовить, – тише добавил Ник. – И она замучает тебя расспросами, если ты туда зайдёшь. Она захочет знать все о Йене, и почему вы двое расстались, и с кем я встречаюсь, и все остальное, – слегка покраснев, возможно, потому что только что проследил свои слова до той ночи в моей квартире, он пожал плечами. – Она хочет как лучше… но она деликатна как пьяный носорог, ты же знаешь. И с первой нашей встречи она надеется, что мы будем вместе.

– Серьёзно? – поражённо переспросила я. – С тех пор?

Он снова закатил глаза, в этот раз недоверчиво фыркая.

– Да всегда, – сказал он. – Она ничего не говорила, пока ты была с Йеном, конечно. Она не настолько лишена такта.

Должно быть, я все ещё выглядела потрясённой, потому что он снова фыркнул.

– Иисусе, Мири… она же не деликатничает. И ты ей нравишься, так что все элементарно. Она терпеть не может большинство женщин, которых я привожу домой.

Почему-то, в свете нашей прерванной сессии с поцелуями той ночью, я восприняла этот разговор иначе, не как сделала бы это несколько недель назад. Я даже немного насторожилась из-за того, почему он поднял эту тему. Впервые я поймала себя на мысли, что Ник может действительно испытывать меня, пытаясь вызвать реакцию.

Как только эта мысль пришла мне в голову, я осознала, что иначе смотрю на него. Я наблюдала, как Ник пытается скрыть смущение, когда заметил, как я тоже смотрю на него.

Что касается готовки, я знала, что он прав, но в то же время ощущала себя странно виноватой, так легко отделавшись. В предыдущие годы я хотя бы помогала украсить ёлку, а также помогала отцу Ника развесить рождественские гирлянды и при этом не убиться самому. Я также много помогала с накрыванием стола, уборкой, мытьём посуды и так далее, и обычно я помогала приготовить свободные комнаты.

В этом году никто ни о чем меня не просил, что заставило меня гадать, что именно им сказал Ник.

И все же было намного легче избегать пытливых разговоров с взрослыми, будучи окружённой детьми, которые только и хотели, чтобы я пинала им мячик или время от времени кружила их за руки.

Когда все мы набили животы едой, а я выпила достаточно пива, чтобы позволить уговорить себя сыграть в покер – игру, которая становилась довольно грубой и включала Ника, Энджел, отца Ника, сестёр Ника, Майю и Наоми, двух его дядюшек и трёх кузин Энджел, которые утверждали, что сожрут нас на завтрак – этакие крутые акулы карт из Луизианы – тогда мама Ника заявила, что все мы пойдём на прогулку, смотреть на огоньки и «выпустить немного пара», как она выразилась.

Она не совсем ошибалась.

Это случилось, пока я шла по тротуару, улыбаясь племянникам и племянницам Ника, которые бегали по улице, указывая на светящихся персонажей мультфильмов и животных – тогда я впервые ощутила его.

Я закоченела, прикусив губу ещё до того, как он заговорил.

«Мири… – его голос звучал мягко, почти ласково. – Мири… пожалуйста, поговори со мной… пожалуйста…»

Я ощутила, как стискиваю зубы, хотя и не могла вычленить конкретную эмоцию. Дело было не в холоде, особенно потому, что последние сорок минут мы то забирались, то спускались с холмов, время от времени останавливаясь, чтобы перевести дух на тротуаре. И все же я крепче запахнула пальто, глубже засовывая руки в карманы.

«Мири, пожалуйста… пожалуйста, поговори со мной… я сделаю что угодно…»

Я ощутила, как в груди зарождается та боль – та же самая, от которой я не могла дышать в день, когда он уехал.

«Мири, я не хотел уезжать. Я не хотел».

«Но ты уехал», – послала я прежде, чем осознала своё намерение.

«Я все объясню, когда вернусь. У меня не было выбора. Ты должна мне поверить…»

Я покачала головой, но я сама не могла решить, что имею в виду. Дело не в том, что я ему не верила – не совсем. Возможно, какая-то часть меня просто говорила ему уходить.

«Я скучаю по тебе, – послал он мягче. – Я так по тебе скучаю».

Я тяжело сглотнула, глядя туда, где стоял Ник с племянниками, разглядывая дом с таким количеством светящихся декораций, что он напоминал сцену из фильма.

«В последнее время ты не очень-то по мне скучал», – сухо послала я.

Молчание. В этот раз я буквально ощутила его интенсивность.

Осознав, что я нарочно бью по нему, я вздохнула.

«Счастливого Рождества, Блэк», – послала я более мягко.

«Ты можешь… уйти от него? – его голос звучал более раздражённо даже в моем сознании. – Мы можем немного побыть наедине, Мири? Пожалуйста? Боги, мне нужно побыть наедине с тобой…»

«Зачем? – послала я. – Ты не здесь. У нас все равно не получится по-настоящему побыть наедине».

Раздражение, которое я в нем ощущала, сделалось ещё интенсивнее.

Я чувствовала, как Блэк пытается сдержать его, равно как он делал все, что в его силах, чтобы не спросить меня о Нике.

«Я не сплю с Ником, Блэк», – наконец послала я.

Он не ответил. Однако я ощутила настолько интенсивный жар, что стало тяжело думать. Злость – неподходящее слово. Страх – тоже… и даже ревность. Покачав головой и чувствуя, как он сдерживается, чтобы не ответить, я выдохнула.

«Ты ведёшь себя нелепо», – сказала я ему.

В этот раз он тоже не ответил. Однако его присутствие хлынуло в меня, едва не заставив прямо на ходу потерять из виду улицу вокруг. Это сбивало меня с толку, вновь вернуло ту боль в груди, а затем и иррациональный приступ злости.

«Мы оба знаем, что твоя постель не совсем пустовала после отъезда, – парировала я, все ещё пытаясь вызвать у него реакцию. – Или ты собирался солгать мне и на этот счёт, Блэк?»

Тишина углубилась.

Затем он прозвучал открыто удивлённым. Возможно, даже оскорблённым.

«С чего вдруг ты говоришь мне такое, Мири?»

– А ты как думаешь, черт подери? – рявкнула я вслух.

Мать Ника повернулась, бросая на меня поражённый взгляд.

Я прикусила губу, засовывая руки глубже в карманы и прибавляя шагу.

Я не потрудилась ответить на её вопросительный взгляд.

И все же я почувствовала, как краснею – и не только потому, что вела себя как сумасшедшая посреди их праздничной прогулки меж рождественских огней и ухоженных газонов. Я не хотела говорить с Блэком, но в то же время, казалось, не могла заставить себя и захотеть вышвырнуть его.

Я не хотела, чтобы он видел, что я веду себя как сумасшедшая.

Я не хотела, чтобы мне приходилось объяснять, почему я не хочу говорить с ним, или почему я хочу говорить с ним, или почему мне не все равно, или почему я не могла подобрать связных слов, чтобы объяснить ему свои чувства, или почему сейчас мне так сильно хотелось на него наорать. Я не хотела говорить с ним о том, почему мой живот так сильно ныл просто от звуков его голоса, или почему я чувствовала себя такой, бл*дь, покинутой в тот день, когда он ушёл и повёл себя так, будто оставить меня – ничего страшного.

«Мири. – Его присутствие сделалось болезненно мягким. Тепло ударило мне в грудь, привязанность, вынудившая меня закрыть глаза и влекущая меня к себе. – Мири, боги, Мири. Я…»

Я чувствовала, что он собирался сказать, и покачала головой.

«Нет. Не говори этого, – я стиснула зубы. – Не говори мне этого, когда ты на расстоянии тысяч миль и шлёшь мне безделушки на свои бесконечные миллионы долларов, просто чтобы заткнуть меня…»

«Не для этого. Не для этого!»

«Тогда зачем? Чего ты от меня хочешь?» – чувствуя, как усиливается моя злость, я снова подумала о Нике, нарочно вспоминая тот поцелуй, думая о том, как хорошо он ощущался, и о том, что сегодня днём Ник демонстрировал ко мне нечто большее, чем просто пьяный поцелуй. Ощутив, как где-то на заднем фоне реакция Блэка усиливается, хоть он и пытался это скрыть, я осознала, что пытаюсь причинить ему боль, пытаюсь оттолкнуть его от себя.

Или, возможно, пытаюсь его вернуть.

«Мири, – начал он. – Боги, Мири. Бл*дь, ты сводишь меня с ума. Ты должна знать. Ты должна знать, что я к тебе чувствую. Как сильно я…»

Но я все ещё не могла это услышать.

«Уходи, Блэк», – холодно послала я.

Он замолчал. Я крепче стиснула зубы.

«Просто оставь меня в покое и уходи, – послала я. – Пожалуйста».

В этот раз, после очень долгой паузы…

Он ушёл.

***

Позднее я ужасно чувствовала себя из-за того, что сказала ему.

Я ужасно чувствовала себя, я видела, насколько безумно я действовала, насколько неразумно себя вела.

Так что когда они предложили мне место на диване, я сказала, что возьму такси до дома и вернусь утром.

Ник нахмурился. Судя по выражению его лица, возможно, он даже задавался вопросом, о чем я думаю.

Или, возможно… наверное… я просто прочла взгляд, которым он меня сверлил до смехотворной степени.

В любом случае, я настояла на уходе. Я пообещала им всем, что вернусь утром ещё до того, как они проснутся, и что я буду здесь, когда они спустятся, чтобы открыть подарки. Первым делом я обещала Нику и Энджел, но я не заметила, чтобы он расслабился, пока я не повторила это его маленьким племянницам.

Врать взрослым – одно дело, но Ник знал, что я никогда не совру этим детям.