Текст книги "Отец мой"
Автор книги: Дж. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
– Я могу попытаться, – сказал он, вдруг поняв, что, если она снова скажет что-то подобным тоном, он съест собственную ногу только для того, чтобы угодить ей.
Он взглянул на мужа.
– Не могли бы вы снять водолазку и забраться на стол?
Жена сжала его большую руку в своей.
– Все нормально.
Его лицо с провалившимися щеками и суровой линией подбородка обратилось к ней – казалось, он черпает из ее глаз осязаемую силу. Через мгновение он подошел к столу, забросил свое огромное тело наверх и снял водолазку.
Т.У. встал со стула и обошел стол...
Он застыл. Спина мужчины была покрыта шрамами. Шрамами... они выглядели так, словно остались после хлыста.
За всю свою медицинскую практику он не видел ничего подобного, и понял, что это, должно быть, было следствием какой-то пытки.
– Мои тату, док, – резко произнес муж. – Ты должен поедать глазами мои тату, буду за это тебе очень благодарен.
В ответ Т.У. лишь моргнул, и муж покачал головой.
– Ничего не получится...
Его жена подалась вперед.
– Нет, получится. Все...
– Давай найдем кого-то другого.
Т.У. обошел мужчину и, глядя тому в лицо, загородил проход к двери. Он медленно достал левую руку из кармана. Черный взгляд потяжелел, сосредоточившись на покрытой пятнами коже и изуродованном мизинце.
Пациент удивленно посмотрел на его; глаза сузились, словно он гадал: как далеко распространился ожог?
– По всей руке до плеча и на спине, – сказал Т.У. – Дом загорелся. Мне было десять. Был закрыт в своей комнате. Пока горел, был в сознании... все время. Потом провел восемь недель в больнице. Перенес семнадцать операций.
Последовала секунда тишины, словно муж выстраивал цепочку умозаключений в своей голове: если ты был в сознании, ты чувствовал запах поджаривающейся кожи и чувствовал каждую вспышку боли. И в больнице... операции...
Внезапно все тело мужчины расслабилось, напряжение вытекало из него, словно вода из открытого крана.
Т.У. часто видел подобное у своих ожоговых больных. Если ваш доктор знал, что это значит: быть там, где были вы, – и знал не потому, что его научили этому в медицинской школе, а потому, что сам пережил это, с ним вы чувствовали себя в безопасности – вы оба были членами одного эксклюзивного клуба жестокости.
– Так ты можешь сделать что-то с этими штуковинами, док? – спросил мужчина, положив предплечья на бедра.
– Я могу прикоснуться к вам?
Изуродованная губа мужчины слегка приподнялась, словно Т.У. только что получил очередное очко в свою пользу.
– Ага.
Т.У. намеренно работал обеими руками: так пациент мог довольно долго разглядывать его шрамы и сильнее расслабляться.
Закончив, он отступил назад.
– Ну, я не уверен, что получится, но давайте попробуем...
Т.У. поднял глаза и застыл. Радужки мужчины... теперь были желтыми. Ни следа черного цвета.
– Не обращай внимания на мои глаза, док.
Из ниоткуда в его мозгу появилось мысль о том, что нет ничего плохого в том, что он только что увидел. Правильно. Ничего. Особенного.
– На чем я остановился?.. О, да. Давайте дадим лазеру шанс. – Он повернулся к жене. – Вероятно, вы захотите поставить кресло поближе и держать его за руку? Думаю, так ему будет лучше. Я начну с запястья – посмотрим, как пойдет.
– Мне нужно лечь? – мрачно спросил пациент. – Потому что я не думаю, что... да, мне это может не понравиться.
– Да нет, необязательно. Вы можете сидеть, даже, когда будем обрабатывать шею, тогда я дам вам зеркало, чтобы вы видели, что я делаю. Я все время буду объяснять свои движения, говорить, что вы, скорее всего, почувствуйте. Мы можем остановиться в любой момент. Ваше слово – и все закончится. Контроль в ваших руках. Хорошо?
В повисшей тишине они оба уставились на него. А потом неровным голосом жена сказала:
– Вы, доктор Франклин, просто лапочка.
***
«У пациента невероятная терпимость к боли», – час спустя подумал Т.У., постукивая ногой по деревянной половице, направляя красный луч лазера на чернила, пропитавшие кожу мощного запястья. Просто невероятнейшая терпимость к боли. Каждое прикосновение было равносильно удару резиновым ремешком, что, конечно, было не так страшно, если приходилось вытерпеть один или два раза. Но большинству пациентов нужен был перерыв после нескольких минут работы. Этот парень? Даже ни разу не вздрогнул. Так что Т.У. продолжал и продолжал.
Конечно, проколотые соски, туннель в ухе и все эти шрамы явно демонстрировали его близкое знакомство с болью, как по собственному желанию, так и без него.
К сожалению, его татуировки лазеру совершенно не поддавались.
Выругавшись, Т.У. тяжело вздохнул и встряхнул правой рукой – она начала уставать.
– Все хорошо, док, – мягко сказал пациент. – Ты сделал все, что мог.
– Я просто не понимаю. – Он снял защитные очки и посмотрел на машину. На мгновение в его голову даже закралась мысль о том, что оборудование работает неправильно. Но он видел лазерный луч. – Цвет вообще не изменился.
– Док, на самом деле, все о'кей. – Пациент снял свои очки и слегка улыбнулся. – Я очень признателен тебе, что ты воспринял это так серьезно.
– Проклятье.
Т.У. чуть откинулся на табуретке и взглянул на чернила.
Непонятно откуда взявшиеся слова сорвались с его губ. Он ничего не мог поделать, хотя и понимал, что это, вероятно, далеко от профессионализма.
– Вы ведь не добровольно их получили, так ведь?
Жена заерзала на кресле, словно возможный ответ тревожил ее. Но муж просто покачал головой.
– Да, док. Не добровольно.
– Проклятье. – Он скрестил руки на груди и обратился к энциклопедическим знаниям о человеческой коже. – Я просто не понимаю, почему… И пытаюсь обдумать какие-то другие варианты. Не думаю, что химическое удаление даст больше эффекта. В смысле, вы взяли от лазера все по максимуму.
Удивительно изящные пальцы мужа пробежали по запястью.
– А мы можем просто вырезать их?
Жена покачала головой.
– Не думаю, что это удачная мысль.
– Она права, – прошептал Т.У., наклоняясь и прикасаясь к коже. – Ваша кожа обладает отличной эластичностью, но вам ведь еще нет тридцать, так что это вполне объяснимо. Придется вырезать полосками, потом зашивать. Останутся шрамы. А вокруг шеи я бы не рекомендовал это делать. Слишком рискованно из-за артерий.
– Что, если шрамы не проблема?
Он не собирался обсуждать этот вопрос. Учитывая спину этого мужчины, шрамы были очень спорным вопросом.
– Я бы не советовал.
Повисла тишина, в которой он продолжал обдумывать альтернативы, а они молчали, стараясь не мешать ему. Так ничего и не придумав, он просто уставился на них. Роскошная жена сидела рядом со своим устрашающим мужем. Одной ладонью она сжимала его руку, другой поглаживала по изуродованной спине.
Очевидно, шрамы не снижали его ценности в ее глазах. Для нее весь он был прекрасен, несмотря на состояние его кожи.
Т.У. подумал о собственной жене. Она была точно такой же.
– Идеи кончились, док? – спросил муж.
– Мне очень жаль. – Он огляделся вокруг, ненавидя ощущение подобной беспомощности. Как врача его учили делать что-то. Как человеку с сердцем ему было необходимо делать что-то. – Мне очень-очень жаль.
На лице мужа снова появилась эта слабая улыбка.
– Ты лечишь много людей с ожогами, так ведь?
– Это моя специализация. В основном детей. Ну, знаете, из-за…
– Да, понимаю. Спорю, ты хорошо с ними обращаешься.
– Как можно иначе?
Пациент наклонился вперед и положил свою громадную руку на плечо Т.У.
– Мы сейчас уйдем, док. Но моя шеллан оставит оплату там, на столе.
Т.У. бросил взгляд на жену, склонившуюся над чековой книжкой, и покачал головой.
– Почему бы нам не разойтись просто так. Я ничем вам не помог.
– Не, мы потратили твое время. Мы заплатим.
Т.У. пару раз тихо выругался. А потом просто выпалил:
– Черт возьми.
– Док? Посмотри на меня.
Т.У. поднял глаза на парня. Черт, это желтый взгляд был совершенно гипнотическим.
– Уау. У вас невероятные глаза.
Улыбка пациента стала шире, показавшиеся зубы… не были нормальными.
– Спасибо тебе док. Теперь послушай. Тебе, вероятно, будут сниться сны об этом, и я хочу, чтобы ты запомнил, что я в порядке.
Т.У. нахмурился.
– Почему мне должны сниться…
– Просто помни: все, что случилось – нормально, я в порядке. Зная тебя, уверен, что именно это будет тебя беспокоить.
– Я все равно не понимаю, почему у меня будут…
***
Т.У. моргнул и оглядел приемную. Он сидел на маленькой табуретке на колесиках, которую использовал при работе с пациентами, к смотровому столу было подвинуто кресло, а в руках он держал очки, защищающие от лазера… но кроме него в комнате никого не было.
Странно. Он мог бы поклясться, что только что разговаривал с самыми поразительными…
Он потер внезапно заболевшие виски и вдруг почувствовал ужасную усталость… усталость и непонятное огорчение: словно он провалил то, что было для него очень важным.
И беспокойство. Беспокойство о му…
Головная боль усилилась, и он встал и подошел к столу. На нем лежал конверт, простой белый конверт, на котором аккуратным почерком было написано: «В благодарность Т.У. Франклину, доктору медицины, в помощь его усилиям по обеспечению прекрасной работы отделения».
Он перевернул его, оторвал загнутый край и достал чек.
У него отвисла челюсть.
Сто тысяч долларов. Для дерматологического отделения больницы Святого Франциска.
В чеке было указано имя Фритца Перлмуттера, но ничего похожего на адрес, лишь краткое указание: «Национальный Банк Колдвелла, частная клиентская группа».
Сто тысяч долларов.
Воспоминание об изуродованном шрамами муже и прекрасной жене мелькнули в его сознании, но были похоронены под новой волной головной боли.
Т.У. взял чек и просунул его в карман своей рубашки, потом выключил лазер, компьютер и отправился к черному выходу из клиники, по пути он тушил свет.
По дороге домой он вдруг понял, что все время думает о своей жене, о том, какой она была, когда впервые увидела его после пожара столько лет назад. Ей было одиннадцать, и она пришла проведать его вместе с родителями. Он чуть не умер в тот момент, когда она вошла в дверь, потому что, уже тогда влюбленный в нее, лежал прикованным к больничной койке наполовину обернутый бинтами.
Она улыбнулась, взяла его здоровую ладонь и сказала, что, как бы ни выглядела его рука, она все равно хочет быть его другом.
Она сказала это на полном серьезе. И доказала это. Не однажды.
Даже полюбила его больше, чем просто друга.
Иногда Т.У. казалось, что, когда тот, кто важен для тебя, не обращает внимания на огрехи твоей внешности, ты истинно исцеляешься.
По дороге он проехал мимо ювелирного магазина, наглухо закрытого на ночь, а потом мимо цветочного, и мимо антикварного, который так любила его жена.
Она подарила ему троих детей. Почти двадцать лет брака. И время, и пространство, чтобы делать карьеру.
Он одарил ее кучей одиноких ночей. Ужинами только с детьми. Однодневными или двухдневными каникулами, привязанными с дерматологическими конференциями.
И Вольво.
Т.У. потребовалось двадцать минут, чтобы добраться до Ханнафорд, который был открыт всю ночь. Он бросился в супермаркет бегом, хотя никаких временных ограничений на работу тот не предполагал.
Отдел, где продавались цветы, располагался слева от автоматических дверец, через которые он вошел внутрь. Увидев розы, хризантемы и лилии, он подумал о том, чтобы подогнать задом к магазину свой Лексус и завалить багажник цветами. И заднее сидение тоже.
Впрочем, в конце концов, он выбрал один единственный цветок и по пути домой с превеликой осторожностью держал его, зажав между указательным и большим пальцем.
Он заехал в гараж, но не стал входить через кухню. Вместо этого он прошел к парадной двери и позвонил.
Прекрасное, такое знакомое лицо его жены показалось в длинном узком окне, пара которых украшала фасад, выполненный в колониальном стиле. Она была в замешательстве, открывая дверь.
– Ты забыл свои…
Т.У. вытянул вперед обожженную руку с цветком.
Это была одинокая маленькая маргаритка. Точна такая же, как те, что она приносила ему раз в неделю в больницу. Два месяца подряд.
– Я не достаточно отблагодарил тебя за все, – прошептал Т.У. – И не достаточно часто говорил, что люблю тебя. Или что я думаю, что ты такая же красивая, какой была в тот день, что я женился на тебе.
Дрожащими руками его жена взяла цветок.
– Т.У.… ты в порядке?
– Боже… одно то, что тебе приходится спрашивать об этом только потому, что я принес цветок… – Он покачал головой и притянул ее в объятия, сжимая изо всех сил. – Прости меня.
Их дочь-подросток, проходившая мимо, закатила глаза, направляясь к лестнице.
– Снимите номер.
Т.У. отклонился назад и заправил чуть тронутые сединой волосы жены ей за уши.
– Думаю, нам стоит последовать ее совету, что скажешь? И кстати, мы поедем куда-нибудь на нашу годовщину, и это не будет связано с конференциями.
Его жена улыбнулась и совершенно просияла.
– Что с тобой случилось?
– Сегодня у меня был этот пациент с женой… – Он вздрогнул и потер виски. – То есть… о чем это я?
– Как насчет ужина? – Спросила его жена, обнимая его сбоку. – А потом обсудим номер.
Закрывая дверь, Т.У. наклонился к ней. Пока они, обнявшись, шли по коридору на кухню, он поцеловал ее.
– Звучит прекрасно. Просто прекрасно.
Глава 10
А в особняке Братства Зед стоял у одного из окон их с Бэллой спальни и смотрел вниз на террасу и сады позади. Запястья жгло в тех местах, где поработал лазер, но боль была несильной.
– Все оказалось не таким уж неожиданным, – сказал он. – Кроме того, что док мне понравился.
Бэлла подошла сзади и обняла его за талию.
– Он хороший парень, правда?
Они стояли вместе, а огромное множество «что дальше?» витало в воздухе. К несчастью, у него не было ответов. Он полагался на удаление меток, словно это каким-то образом изменило бы все к лучшему.
Хотя на его лице в любом случае остался бы шрам.
В детской Налла что-то пробормотала, а потом раздалась икота. И плач.
– Я только что покормила ее и сменила пеленки, – отодвинувшись, произнесла Бэлла. – Даже не знаю, из-за чего это…
– Позволь мне проверить ее, – напряженно прошептал он. – Посмотрим, может я…
Бэлла приподняла брови, и потом кивнула.
– Хорошо, я побуду здесь.
– Я не уроню ее. Обещаю.
– Я знаю. Просто убедись, что поддерживаешь головку.
– Хорошо. Понял.
Заходя в детскую, Зед ощущал себя так, будто выходит невооруженным к толпе лессеров.
Словно почувствовав его, Налла издала свист.
– Это твой отец. Папа. Папочка.
Как она будет его называть?
Он подошел ближе и посмотрел на свою дочь. На ней была пижамка «Рэд Сокс», несомненно, подарок Вишеса или Бутча, а нижняя губа дрожала, словно хотела спрыгнуть с подбородка, но боялась падения.
– Почему ты плачешь, малышка? – мягко спросил он.
Она потянулась к нему ручками, и он посмотрел в сторону двери. Обрадовался, что Бэллы там не было.
Он не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как неуклюже он потянулся к кроватке и…
Налла идеально расположилась в его руках, попка – в одной его, головка бережно лежала в другой. Когда он, выпрямившись, поднял ее, она оказалась на удивление крепенькой, и теплой, и…
Она ухватилась за его воротничок и потянулась, требуя близости… и подчиниться ей оказалось невероятно легко. Когда он прижал ее к своей груди, она мгновенно успокоилась, сливаясь своей плотью с его телом.
Держать ее в своих руках было так естественно. Он подошел к креслу-качалке и сел в него, отталкиваясь одной ногой, раскачивая их вперед-назад.
Уставившись на ее реснички, пухлые щечки и мертвую хватку на воротничке, он осознал, насколько сильно она нуждалась в нем – и не просто потому, что он защищал ее. Она нуждалась и в его любви.
– Похоже, вы поладили, – тихо произнесла Бэлла, стоя в дверях.
Он поднял глаза.
– Кажется, я ей нравлюсь.
– Разве могло быть иначе?
Снова посмотрев на дочь, он сказал:
– Было бы здорово, если бы их удалили. Татуировки. Но она в любом случае, спросит о шраме.
– Она все равно будет любить тебя. Уже любит.
Он пробежался указательным пальцем по ее ручке, поглаживая, и она еще сильнее прижалась к его сердцу и поиграла в ладушки с его свободной рукой.
Внезапно, он сказал:
– Ты мало рассказывала мне о своем похищении.
– Я… не хотела тебя расстраивать.
– Ты считаешь, меня стоит защищать от вещей, способных огорчить?
– Нет.
– Уверена в этом?
– Зейдист, я так делаю только потому, что думаю…
– Какой из меня мужчина, раз я даже не был рядом, когда был тебе нужен?
– Ты всегда рядом со мной. И мы уже об этом говорили.
– Говорили.
Боже, он чувствовал себя таким дерьмом – ей столько всего приходилось делать одной из-за его добаных мозгов.
И все же ее голос звучал твердо и уверенно, когда она произнесла:
– Если говорить о похищении… я не хочу, чтобы ты хоть что-то знал. Не потому, что ты не сможешь с этим справиться, а потому, что я не хочу давать этому ублюдку шанс еще хоть как-то влиять на мою жизнь. – Она покачала головой. – Я не стану давать ему возможность разозлить тебя, если того можно избежать. Ни в коем случае – вот в чем правда, и неважно, пережил ли ты что-нибудь травмирующее или нет.
Пробурчав что-то, Зед дал знать, что услышал ее, но не согласился. Он хотел дать ей все, в чем она нуждалась. Она не заслужила меньшего. Но прошлое мучило его. До сих пор. Боже, то, как он вел себя с Наллой…
– Можно я скажу кое-что по секрету?
– Конечно.
– Мэри хочет ребенка.
Глаза Зеда распахнулись.
– Правда? Это отличная…
– Биологического.
– О.
– Да. Она не может иметь своего, и значит, Рейджу придется переспать с Избранной.
Зед покачал головой.
– Он никогда этого не сделает. Он не будет ни с кем кроме Мэри.
– Она тоже так говорит. Но если он не сделает, то Мэри не сможет держать на руках его частичку.
Да, потому что искусственное оплодотворение не действует на вампиров.
– Она еще не говорила с Рейджем на эту тему, потому что хочет сперва разобраться в себе. Она рассказала обо всем, что переживает сейчас, мне, вместо того, чтобы выжимать все соки из него. Порой она так сильно хочет ребенка, что думает, что сможет вынести это. Но потом все меняется, и она не может допустить даже мысли об этом и подумывает об усыновлении. Я к тому, что ты не можешь решить абсолютно все со своим партнером. И не должен. И, тем не менее, ты был рядом тогда. Ты рядом со мной сейчас. Я не сомневаюсь в этом. Но это не значит, что я должна вытягивать из тебя правду. Исцеление зависит от множества факторов.
Он попытался представить, как рассказывает Бэлле во всех подробностях о насилии, которому подвергался… Нет… он ни за что на свете не разобьет ее сердце гребаным кошмаром, через который прошел.
– Ты обсуждала это с кем-нибудь? – спросил Зед.
– Да, у Хэйверса. И говорила с Мэри. – Последовала пауза. – И я отправилась… туда, где меня держали.
Его глаза взметнулись и уставились на нее.
– Да?
Она кивнула.
– Должна была.
– Ты не говорила мне.
Твою мать, она была там? Без него?
– Мне нужно было. Ради себя. Нужно было пойти одной, и я не хотела спорить. Лишь убедилась, что Роф знает о моем уходе, и сообщила ему сразу, как вернулась.
– Черт… я должен был знать. Чувствую себя дерьмовым хеллреном.
– Кто угодно, только не ты. Особенно сейчас, когда так держишь свою дочку.
Последовала длинная пауза.
– Слушай, – сказала она, – если это поможет, то могу сказать, что никогда не чувствовала, будто не могу с тобой чем-то поделиться. Я никогда не сомневалась в том, что ты поможешь и поддержишь меня. Но просто потому, что мы женаты, еще не значит, что я больше не принадлежу самой себе.
– Я знаю… – Он подумал минутку. – Я не хотел возвращаться туда, где… В этот замок. Если бы она не держала в плену еще одного мужчину в том подвале… я никогда бы не вернулся.
И сейчас он не мог. То место, в Старом Свете, где его удерживали, давным-давно продали людям – сейчас там располагается Национальный трест[24]24
Национальный трест – организация по охране исторических памятников, достопримечательностей и живописных мест; финансируется за счёт частных пожертвований и небольших государственных ассигнований.
[Закрыть].
– Ты почувствовала себя лучше? – неожиданно спросил он. – После того, как побывала в том месте?
– Да, потому что Вишес сжег его дотла. Исцеление стало более полным.
Зед рассеянно потер кругленький животик Наллы, пристально смотря на свою шеллан.
– Странно, что мы раньше не говорили об этом.
Бэлла улыбнулась и кивнула на малышку.
– Нужно было сосредоточить внимание на кое-чем другом.
– Могу я быть честным? Кретину, живущему во мне, нужно удостовериться, что ты знаешь: если бы ты захотела, чтобы я поехал с тобой в это место, я бы сделал это и был бы рядом.
– Безусловно знаю. Но все равно, я хотела поехать одна. Не могу объяснить… я просто должна была это сделать. Вопрос мужества.
Налла, посмотрев в сторону мамы, изогнулась и забормотала, требуя чего-то.
– Думаю, она хочет того, что только ты можешь дать ей, – улыбаясь, произнес Зед, поднявшись с кресла.
С Бэллой они встретились на середине комнаты. Передавая ребенка, он поцеловал шеллан и немного задержался, не отпуская ребенка.
– Мне нужно уйти, хорошо? – сказал он. – Ненадолго.
– Будь осторожен.
– Обещаю. Я же должен заботиться о своих девочках.
***
Зейдист вооружился и дематериализовался на запад города, где обширный лес протянулся в самой гуще сельской местности.
Впереди, в пятидесяти футах, предстал открытый участок земли, прямо у ручья, но вместо находившегося там пустого пространства между соснами, он представил однокомнатный домик, отделанный фанерой, с жестяной крышей.
Пришедшее ему в голову, было также реально, как и деревья вокруг и звезды в ночном небе: здание было построено на скорую руку Обществом Лессенинг для временного пользования. Но происходящее внутри носило постоянный характер.
Он прошел к пустоши. Ветки лесного настила хрустели под ботинками, напоминая спокойное пламя в камине.
Но мысли его были далеки от спокойствия и дружелюбия.
Пройдя через дверь этого строения, можно было увидеть душевую кабинку и бадью из гипсокартона с туалетным сиденьем сверху. В течение шести недель Бэлла мылась в кабинке четыре на четыре фута и, он знал наверняка, не в одиночестве. Этот ублюдочный лессер наблюдал за ней. Возможно, помогал.
Черт, одна мысль о чем-то подобном снова пробуждала желание поймать подонка. Но Бэлла позаботилась о его смерти, так ведь? Именно она выстрелила ему в голову, пока ублюдок стоял перед ней, плененный своей извращенной любовью…
Черт.
Встряхнувшись, Зед представил, что снова стоит в комнате здания. Слева, на стеллаже, на непрочных деревянных полках, удерживаемых хлипкими кронштейнами, лежали пыточные инструменты. Зубила, ножи, ножовки… он помнил, какими отполированными они были.
Огнеупорный стенной шкаф, с которого он сорвал двери.
И стол для вскрытия из нержавеющей стали, весь покрытый свежей кровью.
Его он отшвырнул в угол, словно кусок мусора.
Он хорошо помнил, как они ворвались в строение. Он искал Бэллу несколько недель, после того, как лессер вломился в дом и похитил ее. Все думали, что она мертва, но он отказывался в это верить. Его мучила необходимость вызволить ее… необходимость, которую он не понимал, но не мог отрицать.
Переломный момент наступил, когда гражданский вампир спасся из центра убеждения, как его называло Общество Лессенинг, и вычислил местоположение, дематериализуясь через каждые сто ярдов от места и оставляя метки. С помощью карты, которую он нарисовал Братству, Зед пришел сюда за своей женщиной.
Сперва он обнаружил выжженный круг на земле прямо за дверью. Он решил, что это была Бэлла, погибшая на солнце. Он рухнул на колени и дотронулся рукой до круга из пепла, его зрение стало расплывчатым, он не знал почему.
Слезы. В глазах стояли слезы. А он так давно не плакал, что даже не понял, что это.
Вернувшись к реальности, Зед собрался с духом и шагнул вперед, ступая ботинками по короткой, заросшей сорняками траве. Как правило, когда Вишес использовал свою руку, не оставалось ничего, кроме пепла и мелких металлических частиц – это же случилось и здесь. Но из-за подбирающегося все ближе подлеска пустошь должна была вскоре зарасти.
Однако три трубы, врытые в землю, остались. И будут существовать, сколько бы сосен не выросло рядом.
Опустившись на колени, он вытащил свой Маглайт и направил луч в дыру, где держали Бэллу. Отверстие было наполнено сосновыми иголками и водой.
Он нашел ее в этой дыре в декабре и мог только представить окружавший ее холод… Холод, темноту и давление рифленого металла.
Он почти упустил эти подземные темницы. Бросив стол через комнату, он услышал поскуливание – именно оно и привело его сюда, к этим трем трубам. Откинув крышку клетки, откуда раздавался звук, он понял, что нашел ее.
Однако это была не она. Когда он потянул одну из веревок, ведущих в дыру, появился гражданский мужчина, дрожавший словно ребенок.
Бэлла лежала без сознания в одной из других труб.
Пытаясь вытащить ее, Зед получил пулевое ранение в ногу – спасибо охранной системе, которую Рейдж обезвредил лишь частично. Даже с попавшей в ногу пулей, он ничего не почувствовал, когда, опустившись на колени, медленно потянул за веревку. Сначала он увидел красно-коричневые волосы любимой, и головокружительное облегчение окутало его теплым облаком. Но потом стало видно ее лицо.
Ее глаза были зашиты. Зед поднялся на ноги, тело восстало против воспоминания: живот скрутило, а горло сжалось.
Он ухаживал за ней после. Купал ее. Позволил ей пить из него, хотя одна мысль о проржавевшем дерьме в венах выкидывала его на грань истерики.
Он обслужил ее во время жажды. Вследствие чего появилась Налла.
Взамен? Бэлла вернула ему жизнь.
Зед в последний раз оглянулся, видя не пейзаж, но правду. Бэлла могла быть меньше его и на сто фунтов[25]25
100 фунтов = 45,36 килограмм.
[Закрыть] легче, могла быть необучена боевым искусствам и не знать, как стрелять… но она была сильнее его.
Она преодолела то, что с ней сделали.
Он задумался, оглядывая пустошь. Могло ли прошлое быть лишь строением в твоих мыслях, которое можно сжечь и освободиться?
Он прошелся взад-вперед по своим следам на лесной подстилке. Сорняки торчали из земного покрова, словно зеленые усы, распространяясь именно там, где было больше солнечного света.
Новая жизнь возрождалась из пепла.
Зед достал телефон и набрал текст, который никогда бы раньше не набрал.
Потребовалось четыре попытки, чтобы напечатать верно. И нажав отправку, он каким-то образом почувствовал, что изменил направление своей жизни.
«Я могу это сделать, так ведь?» – подумал он, убирая Рэйзер назад в карман.
Ты можешь выбирать одни дорожки, а не другие. Не всегда, конечно. Порой судьба просто ведет тебя к пункту назначения, высаживает там, и ничего с этим не поделаешь.
Но иногда ты сам выбираешь адрес. И если у тебя есть хоть немного мозгов, как бы ни было трудно или странно, ты зайдешь в дом.
И обретешь себя.
