Текст книги "Юная звезда. Часть 1 (ЛП)"

Автор книги: Дж. МакЭвой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Задницей, – закончил он за меня.

У меня отвисла челюсть от такого заявления, но он все ждал.

– Ладно. Приношу свои извинения за то, что была задницей.

– Извинение принято. Я – Лео, – он протянул руку, а я попыталась вспомнить последний раз, когда мне приходилось представляться.

– Амелия, – я пожала его руку. Его ладонь была твердой, и я заметила следы краски и графита на ней. Не слишком далеко от окон лежал альбом для зарисовок. – Ты художник, Лео?

– Что меня выдало? А что ты делаешь в картинной галерее, если тебе не нравится искусство, Амелия? – спросил он, отходя забрать свою сумку и материалы для работы.

– Что заставляет тебя думать, что мне не нравится искусство?

Он приподнял бровь.

– Я бы не сказала, что мне не нравится искусство. Просто я никогда его не понимала. Я больше предпочитаю выражаться словами.

– Ты не думаешь, что в этой картине имеются слова? – он нахмурился, снова поднимаясь. Он встал передо мной, положив руки мне на плечи.

– Что ты…

Он повернул меня лицом к картине. – Что ты видишь?

– Мужчину, держащего гитару.

– Ладно, а что ты чувствуешь, когда видишь это?

– Я…

– Тсс! – прервал он меня.

– Ты только что…

– Тсс,– утихомирил он меня во второй раз, но уже смеясь. – Просто взгляни на нее. Представь, что это тот, кого ты любишь, и ты подошла к нему такому. Вы не проронили ни единого слова. А просто застыли в такой позе.

Наклонив голову в сторону, я сделала так, как он просил, пытаясь разглядеть кого-нибудь в изображении, но человек, которого я увидела, слишком сильно тревожил меня, чтобы продолжать смотреть.

– Что ты спросила бы? – тихо поинтересовался он.

– Почему ты такой голубой? – пошутила я.

– Верно, – ответил он со всей серьезностью. – Почему. Такой. Голубой? Из всех цветов, почему Пикассо выбрал голубой?

– Полагаю, ты знаешь причину.

– Да. Она была нарисована во времена его «голубого периода».

– Ты издеваешься надо мной, – засмеялась я.

– Нет, – сказал он, и я заметила, что он не отошел. Хотя я нисколько не возражаю. – В то время он боролся с депрессией. Некоторые источники говорят, что он даже подумывал бросить живопись. Ничего, что он создавал, не казалось ему достаточно хорошим. Под этой самой живописью есть три других образа. Мне всегда было любопытно, каково это быть одним из величайших и самых влиятельных художников двадцатого века и идти в свою студию не единожды и не дважды, а трижды, и так безумно ненавидеть творение, созданное своими руками, что ты вынужден замазать все.

– Амелия? – мы повернулись в сторону входа, где стоял Ноа, безразлично уставившийся на нас. – Все тебя ждут.

– Черт возьми! Правда? – я помчалась к нему, но остановилась на полпути. – Было приятно с тобой познакомиться, Лео, и спасибо.

– За что? – спросил он.

– За то, что перечил мне.

– В любое время, – ответил он с ухмылкой на губах.

– Да, я нашел ее. Мы уже идем обратно, – сказал Ноа по телефону, все еще ожидая меня. Помахав еще раз Лео, я последовала за Ноа из галереи. – Ты не должна ходить одна.

– Почему? Потому что какой-нибудь сумасшедший фанат запрыгнет на меня в музее? Здесь меня никто не знает, – в течение нескольких минут я была просто Амелией, и мне понравилось это.

– Лишь потому, что кто-то говорит тебе, что не знает тебя, вовсе не означает, что так и есть. Ты должна нанять телохранителя.

– Я в порядке, папочка, спасибо, – пробормотала я шепотом. Мы повернули за угол, и я увидела, как вся съемочная команда стоит без дела. Хуже всего, режиссер был в бешенстве. Проверив телефон, я заметила, что прошел почти час с тех пор, как он сказал мне взять небольшой перерыв.

– Ты действительно пытаешься доказать всем свою правоту, да? – сказал Ноа, оставив меня одну перед ними.

– Амелия, вот, ты где, – голос Олли повысился на две октавы.

Черт возьми.

Что, черт возьми, произошло?

Я не уверен, но у меня такое чувство, что виной тому тот парень – Лео, кажется, так она назвала его. Стоит оставить ее на несколько минут, и она привлекает чье-то внимание, как и всегда. Интересно, каково это – находиться в полном неведении об опасностях наших жизней. В любом случае человек, которым она была этим утром и та, кто она сейчас, совершенно разные люди. Поэтому что, черт возьми, произошло?

– Снято. Потрясающе, Амелия. Давай сразу перейдем к следующей сцене в хранилище, ладно? – режиссер вскочил со своего места. Все разбежались, как жуки, спешащие получить то, что им нужно. Они двигались очень быстро, скорее всего переживали по поводу того, что вдохновение, преобладающее в последнем выступление, испарится.

– Отлично. Не возражаешь, если я хотя бы часть трюка выполню сама? – спросила она с широкой улыбкой на лице, опустив бутылку воды и последовав за ними.

– Да. Я имею в виду «нет». Конечно, но твой контракт…

– Я хочу, чтобы все выглядело максимально реалистично. Клянусь, что буду осторожна, чтобы не запороть все, что делаю, – заверила она.

Что? Я в полном замешательстве.

– Что ты сказал ей в этот раз? – прошептал Остин около меня, отчего я еще больше стал обескуражен.

Сжав челюсть, я занял свое место рядом с ней. Она не смотрела на меня. Вместо этого она просто сделала глубокий вдох, прошептала что-то себе под нос и сосредоточилась на камере перед нашими лицами.

– И… Мотор!

Обреченный.

– «Дэймон, у нас есть две минуты и сорок девять секунд, прежде чем сработает сигнализация», – она заглянула за угол, а затем вновь посмотрела на свои часы.

– «Более чем достаточно времени», – ответил я, медленно поворачивая замок.

– «Именно это ты говорил в прошлый раз».

– «Эй! Мы достигли своей цели, не так ли?»

– «Как скажешь».

Когда я сгримасничал ей, а она повернулась, то заметил, что режиссер улыбается.

Бип.

– «Дэймон…»

– «Шшш…»

– «Только попробуй шикнуть на меня снова».

Встав, я посмотрел на нее. – «Клянусь Богом, Блэр».

Она не отступала. – «Две минуты двадцать семь секунд. Мне сделать это, милый?»

Подняв руки к ее лицу, я сжал их в кулаки, словно хотел задушить ее, а затем повернулся и принялся за дело.

– «Так я и думала», – сказала она, хотя этого не было в сценарии.

Ох, мы сейчас импровизируем?

– «Продолжай трепаться, детка. Я припомню тебе это, когда ты будешь стоять на четвереньках и умолять меня трахать тебя сильнее».

Она разинула рот. Ухмыляясь, я подмигнул ей.

– «Две минуты…»

Щелк.

– «Я же говорил, что времени более чем достаточно», – я открыл хранилище. – «Теперь ты успеешь выполнить свою работу вовремя?».

Сняв туфли на каблуках, она стала ниже на пятнадцать сантиметров. Вытащив перчатки из сумочки, она вручила ее мне.

– «Не пялься на мою задницу».

– «Когда ты говоришь «не», ты же в действительности подразумеваешь все наоборот, да?» – спросил я, протянув ей фальшивую скрученную картину.

Ухмыльнувшись, она взяла картину у меня из рук, а затем медленно нагнулась.

– «Как же сильно я наслаждаюсь видом, Блэр…»

– «Тсс… это часть моего процесса».

Я взглянул на ее задницу снова, а затем обратно в камеру и подмигнул.

– «Дерьмо!»

– «Что?»

– «Каждый раздел имеет разный датчик давления», – ответила она. Она присела, поглядывая на двери хранилища.

– «Блэр, у нас лишь один шанс».

– «Знаю. Мне просто нужно подумать…» – схватив ее за руку, я поставил ее на ноги, вынудив посмотреть мне прямо в глаза. Мои губы обрушились на ее, а руки схватили ее за задницу и притянули ко мне ближе, наши языки сплелись в танце.

– «Выясни это. У нас есть чуть больше минуты».

– «Знаешь, когда ты так меня целуешь, я могу сделать что-нибудь…» – ее большой палец скользнул по моим губам.

– «Ладно. Теперь поторопись».

– И снято! Прекрасно! – режиссер захлопал, и многие другие тоже. Однако даже я заметил взгляды, которыми одаривали Амелию.

Некоторые были обескуражены, другие впечатлены. Однако они были похожи на взгляды вожделения, что беспокоило меня больше всего, хотя я и не имел на это никакого права.

– На сегодня все. Завтра начало в шесть утра!

Она даже не взглянула на меня, а сразу небрежно направилась к Олли, бодро улыбаясь, словно хорошо сыграть в нескольких сценах, такое уж грандиозное событие.

– Что хочешь поесть? – спросил Остин, отправляя смс.

– Мисс Лондон? – звукорежиссер неловко обратился к ней. – Не возражаете, дать мне свой автограф? Я – поклонник.

– Он ведет себя абсолютно непрофессионально, – пожаловался я, в то время как она рассмеялась, подписывая его футболку.

– Что с тобой не так? Ты раздражен с тех пор, как вы оба вернулись. Что-то случилось?

– Нет. Пойду покурю, – сказал я, запустив руку в карман.

Что со мной не так? Я раздражен и возбужден от нашего с ней поцелуя, и вдобавок ко всему у меня ужасная головная боль, которая больше, чем сам штат Техас.

Прохладный воздух помог, когда я вышел на крыльцо перед музеем, но лишь на мгновение, поскольку я увидел его… парня с конским хвостом и рваными джинсами. Он разговаривал с каким-то пожилым мужчиной у крыльца.

– Ноа, у нас все готово, – Остин подошел ко мне и проследил за моим взглядом. – Ты знаешь Лео Лемье?

– Кого?

– Художника, на которого ты уставился, Лео Лемье. Он недавно вернулся из Монреаля. Я видел его работы. Его называют современным мастером обнаженной натуры.

– О, Боже, мои ноги болят, – послышался голос позади меня.

Мне не нужно оглядываться, чтобы узнать ее, это Амелия.

Как будто в мгновение ока все замедлилось, и я ясно представил, что произойдет, если я отойду с ее пути. Она увидит его, а он заметит ее, и…

– Эй, я его знаю, – она остановилась рядом со мной, подняла руку и окликнула его. – Лео?

Он огляделся, растерявшись.

– Лео! – она снова ему махнула, оставив всех нас… Олли, Остина и меня… и побежала к парню, которого никогда раньше не встречала.

Это был один из побочных эффектов юных звезд. Мы все лишены способности здраво мыслить и иногда вести себя как нормальные взрослые люди. В нашем окружении никогда не было много детей нашего возраста, только если мы не участвовали в съемках, и все всегда относились к нам хорошо, поскольку мы были знаменитостями. Мы могли делать все, что пожелаем, и разговаривать, с кем захотим, как будто мы знали их всю свою жизнь. Но хуже всего, большинство из нас стремилось познакомиться с новыми людьми… особенно Амелия.

– Эй, закончила слоняться по музею? – спросил он, помахав на прощание пожилому мужчине, с которым он был.

– «Слоняться» – грубое слово, ты так не считаешь? – спросила она.

Он пожал плечами, положив руки в карманы. – Я называю все так, как вижу. Так ты актриса?

– Как ты узнал?

Он, скорее всего, уже знал, как я, черт побери, и говорил. Уходи же, Амелия.

– Поскольку три человека пришли после того, как ты ушла, и спросили меня, откуда я знаю Амелию Лондон?

– Ты не собираешься остановить это? – спросил я. Оливер ухмыльнулся.

– Пока нет, все хорошо, – ответил Оливер.

Прекрасно. Как угодно.

– Я как раз собирался поужинать…

Спустившись по лестнице, я остановился прямо перед ними. – Амелия, мы идем перекусить…

– Ты здесь, чтобы снова ее украсть?

– Пойдем, – я проигнорировал его.

– Я в порядке, Ноа, спасибо. Мы не ели вместе в течение нескольких лет. Не понимаю, почему должны начать прямо сейчас, – сказала Амелия.

Сжав челюсть, мой пристальный взгляд переключился на него. – К сожалению, у нас съемка рано утром. Так что она примет твое приглашение как-нибудь в другой раз.

– Это так?

– Нет. Я имею в виду «да». Но это неважно, я привыкла к этому, – объяснила Амелия.

– Серьезно? Поскольку ты ужасно выглядела, когда выползла из моей постели этим утром, – сказал я, вытащив свой телефон и увидев, как Остин написал мне не однажды или дважды, а несколько раз, спрашивая, что, черт побери, я делаю. Хороший вопрос.

– Это не… – начала Амелия.

– Не нужно ничего объяснять. Когда твоей сторожевой собаки не будет рядом, позвони мне. Мне бы хотелось еще немного поговорить с тобой, – сказал мужчина, вручив Амелии свою визитку и махнув на прощание, прежде чем подняться по лестнице. И как только он ушел, она шлепнула меня по руке со всей силой, на которую только способна. – Что с тобой не так? Ты можешь спать со всеми женщинами, которых пожелаешь, но стоит мне заговорить с одним парнем, и ты становишься мудаком?

– Ох,… ты хотела переспать с ним? – я съежился. – А я думал, ты хотела стать одной из его обнаженных моделей.

– Почему? Неужели это так невозможно, что кто-то еще хочет меня?

– Прости. В следующий раз я не стану лезть не в свое дело, – сказал я, подняв руки вверх в оборонительном жесте.

– Тьфу. Ты такой сукин сын! – она была так сердита, что выглядела так, будто снова хочет меня ударить, но вместо этого она зашагала к Оливеру, ожидающему ее около машины.

Когда Остин подошел ко мне, я почувствовал, что грядет нравоучительная лекция.

– Я знаю, что ты думаешь. Не говори ни слова.

Закрыв за собой дверь, я на цыпочках вышла на балкон, так как Олли спит на моем диване. Я достала визитку из заднего кармана, пытаясь решить, стоит ли ему звонить.

Лео Лемье.

После быстрого поиска в «Google» я увидела все его… искусство.

«Пофиг» подумала я, набирая номер.

– Bonjour, qui est-ce? – ответил он на французском. (Примеч. Bonjour, qui est-ce? – Здравствуйте. Кто это?).

– Привет, это Амелия из музея искусств, – великолепно. Просто прекрасно. Это лучшее, что я смогла ляпнуть?

– Амелия из музея искусств? Хм, простите. Это ни о чем мне не говорит.

– Не смешно, – сказала я, хотя сама улыбалась.

– Ох, Амелия Лондон. Прости. Не поверишь, сколько Амелий я случайно встречаю в музеях искусств.

– Ты художник или начинающий комик?

– Что могу сказать? Я – мужчина со многими талантами.

– Слишком поздно, чтобы принять твое приглашение на ужин?

Он замолкает, прежде чем снова заговорить. – А что насчет мужчины с неизменно хмурым выражением лица? Нет никакого смысла, если он опять появится из ниоткуда и украдет тебя, ведь так?

– Чтобы иметь право украсть меня, для начала им необходимо владеть мною. Он просто… старый друг.

– Ладно. Ты знаешь, где находится «Le Vieux Château Laurier»?

Нет, но я нисколько не возражаю, если он скажет это еще раз… еще множество раз. Его голос звучал так сексуально.

– Амелия?

– Да, я подъеду. Во сколько встретимся?

– Сейчас восемь, не против встретиться там через час?

– Хорошо. Тогда до скорой встречи. Au revoir, – это единственная фраза, которую я знаю на французском языке. (Примеч. Au revoir – До свидания).

– Не «Au revoir», а «à bientôt»… до скорой встречи, – ответил он, вешая трубку. (Примеч. à bientôt – до скорого)

Клянусь, что все звучит лучше на французском языке.

Олли лежит на диване в окружении разбросанных бумаг. Он вырубился, что мне только на руку, ведь я собираюсь ускользнуть. Я изо всех сил стараюсь уложиться в сорок пять минут, успев принять душ, причесаться и нанести макияж. К счастью, выбранный им ресторан располагается не слишком далеко от моего отеля. Сначала я потянулась за туфлями на каблуках, но вспомнив его ранее произнесенное замечание, все же предпочла туфли без каблуков. Взяв сумочку, я улизнула из номера. Мне двадцать пять лет. Я не обязана ни перед кем отчитываться о своих перемещениях, но не хочу ругаться с Олли по этому поводу сегодня. Несмотря ни на что, я буду поступать по-своему.

«Слава Богу» подумала я, закрыв дверь.

– Прекрасно выглядишь, – послышался голос позади меня.

– Боже мой! – напугавшись, я вздрогнула и, обернувшись, наткнулась на Остина, одетого – конечно же – в костюм и галстук. Не припомню, чтобы когда-либо видела этого мужчину отдыхающим.

– Куда-то идешь?

– Да. Но это не твое дело.

– Не на встречу же с канадским художником?

– И опять же, не твое дело. Спокойной ночи, Остин, – повторила я, достав свой телефон и направившись по коридору в сторону лифта.

– Ты даже не заметила его, – сказал Остин.

– Что?

– Каждую ночь Ноа сидит на балконе и курит. Конечно же, ты не знаешь этого, поскольку никогда не выходишь. По крайней мере, ты не делала этого до сегодняшнего вечера, но ты так была увлечена разговором по телефону, что даже не проверила, – сказал он, догнав меня у лифта.

– Ну и что? Я должна испытывать угрызения совести? Ноа и я всего лишь партнеры по фильму. Он ясно дал это понять, так почему мне стоит утруждать себя проверкой…

– Потому что он проверяет тебя, – прервал меня Остин, словно мои слова не имеют никакого значения, – он проверяет, стоишь ли ты на балконе, каждый раз, когда выходит туда. Если твои шторы даже просто пошевелятся, язык его тела моментально меняется. И теперь, чтобы не погнаться за тобой следом, он в ванной пичкает себя таблетками.

– Почему ты рассказываешь мне это?

– Потому что ты хочешь это знать! – рявкнул он. – Ты хочешь знать, почему у вас не складываются отношения с ним. Ты хочешь быть рядом с ним, но поскольку не можешь, отправляешься в другое место. Вы оба были детьми, вынужденными стать взрослыми, а теперь вы взрослые люди, а ведете себя, как дети. Он самоуничтожается, ты вконец запуталась, поскольку не хочешь любить его и поэтому пытаешься полюбить кого-то еще. Я видел этот фильм раньше. Мы. Все. Видели. Этот. Фильм. Раньше. Так что хватит с меня этого, Амелия, спроси себя, где ты на самом деле хочешь находиться прямо сейчас. Сделай выбор. И не оглядывайся. Останься там.

Как будто он подгадал время, поскольку двери лифта открылись, Остин шагнул внутрь и глубоко вздохнул.

– Я слишком стар, чтобы разбираться с этим дерьмом, – пробормотал он, и двери лифта закрылись, оставив меня в одиночестве посреди коридора.

Я должна сделать выбор. Номер Ноа или ресторан с Лео.

Я не знаю Лео так уж хорошо, чтобы выбирать. Но разве не в этом весь смысл? Я знаю Ноа, или, по крайней мере, знаю его достаточно хорошо, чтобы прекрасно понимать, что я не должна ни на секунду колебаться по поводу шанса попробовать что-то новое. Что угодно лучше, чем быть убитой горем из-за Ноа Слоана в очередной раз, ведь так?

«Я здесь», написал мне сообщение Лео.

Я уставилась на экран телефона, и казалось, что прошла целая вечность, прежде чем я отправила ответное сообщение. «À bientôt». (примеч. À bientôt – до скорого).

– Черт, – ерничал я. Мои руки так сильно дрожат, что я не могу открыть пузырек с таблетками. – Остин!

Никакого ответа.

– Остин… мне нужно… – крышка открылась, и таблетки рассыпались повсюду, но, явно не попав туда, куда требуется.

И именно сейчас Остин куда-то запропастился.

Рухнув на кафельный пол, я сжал пузырек в дрожащих руках, прижав ноги к груди.

Дыши.

Просто дыши.

Продолжай дышать. Ничто иное не имеет значение. Я просто должен продолжать дышать.

– Что произошло? – наконец-то Остин вернулся, но я не открыл глаза.

– Я промахнулся мимо рта.

– Не смешно, особенно учитывая, что мне пришлось сделать, чтобы заполучить эти таблетки, – пробормотал он, – я на самом деле думал, что она придет.

Это привлекло мое внимание. – Кто придет и куда?

– Я пытался помешать Амелии пойти…

– Зачем? Зачем ты так поступил?

– Поскольку ты все еще любишь ее, идиот, – он поднял две таблетки у столешницы и закинул их мне в рот. – И потому что знал, что это случится. Моя работа заключается в том, чтобы предоставлять тебе то, в чем ты нуждаешься, верно? Ну, ты нуждаешься в Амелии.

– Я в порядке.

– Ага, и прямо сейчас ты выглядишь именно так, – он помог мне встать с пола, и я облокотился на столешницу.

– Так значит, она пошла увидеться с ним, – сказал я. Мне была ненавистна сама даже мысль, что я переживал из-за этого так сильно, что спросил его об этом прямо сейчас.

– Да. Я застал ее опаздывающей, так что ей пришлось бежать…

– Простого «да» было бы вполне достаточно. Зачем она бежала? Она лишь выставит себя отчаявшейся. Боже мой, она актриса, получившая «Оскар». Если этот болван не дождался бы ее, то она не должна желать увидеться с ним.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил Остин.

– Я в порядке, – это было моим ответом на все вопросы, и прекрасно знаю, что это безумно его раздражает. Мои ноги стали ватными, и хотя я уже больше не дрожу, мои руки все еще ноют. Я хочу лишь поскорее лечь на кровать.

– Почему ты всегда говоришь, что в порядке, когда это не так? – послышался голос женщины.

Она здесь, сидит посреди кровати в ярко-желтом платье, ее туфли стоят сбоку, а в руке находится бутылка водки. Когда я повернулся к Остину, то увидел, что он ошеломленно уставился на нее, пребывая в том же шоке, что и я.

– Разве ты не должна быть на свидании? – спросил он ее.

– Да, – улыбнулась она, крутя бутылку за горлышко. – Самое забавное, он пришел вовремя с цветком для меня. Это мило. Нет, это романтично… или это было бы романтично, если бы я не наткнулась на твоего менеджера, промывшего мне мозги перед тем, как я отправилась к нему на свидание. Поэтому я задержалась в ресторане на минуту, купила бутылку водки и вернулась сюда… к тебе. Поскольку я гребаная идиотка. Итак, приступай.

Остин по-тихому попытался ускользнуть позади меня, думая, что я не замечу, но я позволил ему уйти. Я прислонился к стене напротив нее.

– Приступать к чему?

– К той части, где ты будешь издеваться надо мной. Где ты в одно мгновение добр ко мне, а уже в другое ведешь себя, как мудак, – она начала пить прямо из бутылки, ее воротило от запаха, а затем все ее тело встряхнулось, как у мокрой собаки, после чего она сосредоточила все свое внимание на мне. – К той части, где я влюбляюсь в тебя снова и снова, а ты отказываешься от меня. К этой части.

– Амелия, завтра будет…

– Остин сказал мне сделать выбор, и я выбрала. Я здесь. Я всегда здесь. Сколько лет прошло, Ноа? Как долго ты собираешься отталкивать меня? Я не могу ни с кем быть, пока не покончу с тобой. Поэтому ответь мне почему? Почему мы не вместе? Почему ты принимаешь таблетки? Прекрати быть сукиным сыном и уже наконец-то сделай выбор…

– Почему все так легко для тебя, будь то сказать или сделать что угодно, если ты этого хочешь? – я не хочу делать это прямо сейчас.

– Нет, ты не будешь упрекать меня в этом! – сказала она со слезами на глазах, сделав еще один глоток. – Я хочу знать. Ты… ты когда-нибудь любил меня?

– Амелия…

– Ответь на вопрос, Ноа.

– Амелия…

– Ответь на вопрос! – сказала она уже чуть громче.

– Я…

– Ответь…

– Да! – закричал я на нее. – Да, люблю, любил и всегда буду безумно влюблен в тебя. Мне всегда будет любопытно, чем ты занимаешься, и я буду ревновать к окружающим тебя мужчинам, поскольку ты единственная женщина, с которой я желаю быть, но никогда не смогу!

– Почему?

Я не ответил. Я не могу. Вместо этого я отвел взгляд в сторону, лишь бы не смотреть на нее. Однако она подошла ближе, обхватив руками мое лицо и заставив меня посмотреть ей прямо в глаза.

– Почему?

– Потому что я безнадежен, – прошептал я, не заботясь о том, что мои глаза жгло от того, как сильно я пытался сдержать слезы.

– Я тоже.

– Нет, – засмеялся я с горечью. – Ты глупая, неуклюжая, неуверенная, но ты не безнадежна. Ты никогда не была безнадежна. С самого начала это я тянул тебя на дно. Я настолько сломлен, что даже не знаю, с чего начать, чтобы собрать себя по кусочкам воедино. Так что, как я могу иметь отношения с тобой, не говоря уже о том, чтобы любить тебя, если не могу любить даже себя? Я ненавижу Ноа Слоана.

Говорят: «правда освободит тебя». Однако от этого признания я не стал чувствовать себя ни насколько лучше, чем держа все в себе.

Она сократила расстояние между нами, прикоснувшись губами к моим. Ее грудь прижалась к моей, а руки погрузились в мои волосы и потянули их. На вкус она похожа на ириску, и я приоткрыл губы, желая вкусить ее еще больше. Я провел руками по ее бедрам и обхватил ее задницу под платьем.

– Чувствуешь себя лучше? – прошептала она, когда мы оторвались друг от друга, чтобы сделать глубокий вдох. – Если нет, то трахай меня до тех пор, пока тебе не станет лучше.

Она же не серьезно.

Однако, словно прочитав мои мысли, она отстранилась и сделала шаг назад, расстегивая платье. Ее голубые глаза ни на секунду не разорвали контакт с моими. И, словно находясь под гипнозом, я встал, расстегнув рубашку. Я облизнул губы при мысли о целовании ее кожи. Платье упало на пол, как и мой ремень. Она стоит посреди моего номера лишь в красном кружевном лифчике и трусиках.

Мы не должны этого делать. Я мог бы привести дюжину причин, но прямо сейчас я не могу здраво мыслить. Не рядом с ней в таком виде.

– Остановись, – потребовал я, когда она завела руки за спину, чтобы расстегнуть лифчик, – я хочу сделать это сам.

– Как пожелаешь, – ухмыльнулась она, опустив руки.

Если это сон, я собираюсь насладиться им на всю катушку. Взяв ее за руку, я развернул ее, расстегнул лифчик и снял его с ее плеч. Когда я обхватил ее грудь руками, она дернулась, тяжело дыша. Она запустила руки в мои штаны, схватив член, и у меня перехватило дыхание. Я видел желание и похоть в ее глазах, что в точности отражалось и в моих. Схватив за бедра, я приподнял ее, она интуитивно обхватила меня ногами, и я переместил нас на кровать. Я поцеловал ее, но в этот раз не так нежно, как она целовала меня. Этот поцелуй непристойный, влажный, страстный. Наши языки игриво атакуют друг друга.

– Ах… – простонала она в мой рот, трясь об меня.

Мои губы пропутешествовали от ее губ к щекам и челюсти, и она выгнула шею для меня. Ухмыльнувшись от ее жаждущего нетерпения, я нежно прикусывал ее кожу, прокладывая дорожку из поцелуев к груди до тех пор, пока розовый затвердевший сосок не оказался между моими зубами. Я поцеловал его перед тем как перейти к другому.

– Ноа…

Я провел языком вниз по ее животу, отчего ее дыхание участилось. Все ее тело задрожало подо мной, что завело меня еще сильнее. Разведя ее бедра, я приподнялся, чтобы видеть ее лицо, скользнув двумя пальцами в ее влажную киску.

– Ммм… – простонала она, выгнув спину.

– Если бы я поведал тебе обо всем, что хочу сотворить с тобой… – прошептал я, мое сердце бешено колотится в груди.

– Черт… Ноа, – выкрикнула она, когда я лизнул ее клитор. Она схватила меня за волосы, а я вцепился в ее бедра, придвигая ближе к своему лицу.

Боже, она изумительна на вкус.

Мои пальцы толкаются в нее в сочетании с языком. Она покачивается на мой рот, крепче притягивая меня за волосы. Она влажная для меня, и мне не хотелось прекращать вкушать ее… но я так чертовски тверд, что не могу больше ждать. Облизав губы, я встал. На ее теле слегка выступил пот.

– Ноа, пожалуйста,… ты мне нужен.

– И я весь твой, – всегда был.

Разместившись между ее бедер, я пытаюсь…боже я пытаюсь… войти в нее медленно. Но ее киска чертовски восхитительна. Я не мог ничего поделать с собой и резко толкнулся в нее, злорадная ухмылка появилась на моих губах, поскольку я почувствовал, как ее тело отреагировало и выгнулось ко мне. Ее ногти впились в кожу на плечах, а груди резко покачивались, пока я трахал ее. Я выплеснул весь свой гнев и разочарование на ее бедную киску, так сильно вколачиваясь в нее, что кровать двигалась и стучала в стену. Я чувствовал лишь запах ирисок и слышал лишь звук удовольствия и слияния наших тел. Она двигалась в такт каждому моему движению.

– Да! – выкрикнула она, и я приподнял ее с кровати, поставив на колени и насаживая на свой член.

– Ахх… это… так… чертовски… приятно! – воскликнула она, покусывая губы и вцепившись в меня. Она заглянула в мои глаза, а затем… дала мне пощечину.

На мгновение я замер и изумленно посмотрел на нее. – Сделай это снова.

Она ухмыльнулась, ударив меня по другой щеке.

Боль ощущалась превосходно.

Выйдя из нее, мой член пульсировал и поддергивался от потребности. Но я должен исполнить другое свое желание.

– Встань на колени, – не промолвив ни слова, она встала на четвереньки, выставив гладкую округлую задницу мне на обозрение.

– Так? – соблазнительно спросила она, наклонившись для меня еще сильнее.

– Тебе нравится быть отшлепанной так же сильно, как и хлестать меня? – я нежно провел рукой по ее заднице.

– Почему бы тебе не выяснить самому?

Кто это? Амелию, которую я помню, была так застенчива, когда мы впервые занялись сексом… хотя тогда ей было всего шестнадцать лет.

ШЛЕПОК.

Ее руки сжали простыни, а тело задрожало.

– Похоже, я получил свой ответ, – прошептал я, перекинув волосы ей через плечо.

Она с трудом сглотнула, сделав глубокий вдох. – Так что ты собираешься делать теперь?

ШЛЕПОК.

ШЛЕПОК.

– Трахни меня, – выкрикнула она, опустив голову. Я выводил круги на теперь уже красной заднице.

– Мы дойдем до этого, но я хочу посмотреть, сколько ты сможешь выдержать.

ШЛЕПОК.

Ее ноги дрожат под ней.

ШЛЕПОК.

Она тяжело дышит, ее тело приподнимается и опускается с каждым глубоким вздохом.

ШЛЕПОК.

– Сильнее.

ШЛЕПОК.

Я уже ощущаю боль в руке. Но она до сих пор не сказала мне остановиться. Ее задница уже настолько красная, и я был уверен, что к этому времени она будет умолять меня остановиться. Вместо этого она прикусила губу и взглянула мне в глаза, подзадоривая сделать это снова.

– Еще.

ШЛЕПОК.

ШЛЕПОК.

– Ах! – выкрикнула она. – Пожалуйста… пожалуйста, трахни меня.

Ей не нужно просить дважды. Поцеловав оба ее красных полушария, я схватил ее за талию и толкнулся в нее, мои глаза закатились от удовольствия от того, насколько влажной и узкой она была для меня.

– Боже, ты потрясающая, – сказал я ей, толкаясь еще глубже и целуя ее спину.

– Так… хорошо, – сказала она, кончив для меня.

Все звуки исчезли, и я слышу лишь наши стоны и ворчанье.

Я не могу так больше.

Я тверд с тех пор, как она поцеловала меня. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы сдерживаться до сих пор.

– Охренеть, – проворчал я, толкнувшись в последний раз и наконец-то кончив.

Я рухнул на нее. Мы оба покрыты потом, а вокруг витает аромат нашего секса. Я не мог не задаться вопросом, что, черт возьми, я собираюсь теперь делать. Мне потребовалось почти десятилетие бессмысленного и беспорядочного секса, чтобы обуздать свое пристрастие к ней… и прямо сейчас я вернулся к самому началу.

Перекатившись на живот, я знала, что он не спит, хотя ни один из нас не промолвил ни слова за последний час. Мы все еще лежим голые в его постели. Хотя у нас и был секс, но это не решило ни одну из наших проблем. Я хочу спросить его, как все это отразится на нас теперь, но боюсь ответа. Поэтому я решила спросить совсем о другом.

– От чего эти таблетки?

Он молчит, но мне все равно. У меня есть время. Наконец, он сел и тяжело вздохнул. Я могла услышать, что он сел, но не повернулась к нему лицом.

– Мне поставили диагноз «паническое расстройство» несколько лет назад, – прошептал он в темноту.

– Вот, почему ты находился в клинике?

– Я самостоятельно пытался завязать с таблетками, и это обернулось приступом. Мы подумали, что в качестве прикрытия лучше использовать…

– Пусть люди думают, что ты подсел на кокаин или еще что-нибудь.