Текст книги "Хроники Севера"
Автор книги: Дж. А. Линс
Жанр:
Историческое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
…Я вошел в дом и отряхнулся у порога. У меня онемело лицо, шею холодил колючий снег. Щеки почти ничего не чувствовали, но лицо точно обволок теплый воздух светлой хижины. Навстречу вышел мужчина лет 65, высокий, широкоплечий, с улыбкой, пробивающейся сквозь завесу светлой бороды. На нем был теплый зеленый свитер с каким-то рисунком, который меня, признаюсь честно, мало интересовал. В руках мужчина держал алюминиевый чайник, старый, как сама жизнь.
– Привет, полярник! – воскликнул незнакомец, и улыбка расползлась еще шире. Голос у него был низкий, бархатистый, будто кто-то крошечный у него в животе изо всех сил кричал в рупор, и этот звук, отскакивая от стенок брюха, искаженным и ненатурально спокойным выходил на свободу.
– Проходи, как раз чайник ставлю, – сказал он и суетящейся походкой, совсем не соответствующей его крепкому телосложению, просеменил на кухню, спеша заварить чай.
Я сел в кресло рядом с зажженным камином, не раздеваясь. Хижина была слишком идеалистической, и меня она с первого взгляда начала раздражать, как и этот безжизненный снег за ледяным окном.
А из другой комнаты слышался голос старика, слишком довольный, чтобы убедить меня в его искренней радости.
"Глупый старикан", – усмехнулся я про себя. Он все болтал, говорил, кажется, о своей здесь жизни (хотя какая может быть жизнь в заснеженной пустыне, которую природа клюшкой для гольфа запулила в самый дальний и недружелюбный угол планеты), наверное, даже назвал свое имя:
– Я, кстати, М… – но дальше я пропустил, потому что слушать его болтовню больше не мог, это было невыносимо.
Я закрыл глаза. Тепло одинокой хижины убаюкивало, наталкивало на приятные воспоминания, когда меня еще не засунули в эту клоаку. Там у меня была жизнь. Непыльная работа, друзья, а эти дурацкие исследования вышибли меня из обычного течения моих беззаботных дней, моего серого города, купающегося в теплоте дымов, моего окружения (хотя я был счастлив, что с некоторыми людьми не придется поддерживать контакт, потому что один их вид вызывал у меня нервный тик). И вот, я на Севере. Ну, точнее на юге, конечно.
Я знал, что снаружи холодно, нет, не холодно в привычном понимании этого слова, а по-настоящему холодно, как во рту у бога ветров, чертовски холодно, как в венах у костлявой смерти.
Я чувствовал, что сон уводит меня за руку в место получше, чем это, и что тяжелая легкость дремоты вуалью накрывает мое отогревшееся лицо. Я видел дымкой, как на картинах Рублева, проступающее сновидение, отраженное от яркого света дома. В ушах зазвенела тишина, и даже безостановочная болтовня старика больше не тормошила слух.
Вдруг в нос ударил резкий запах, и я очнулся, как очухиваются от потери сознания, когда им в лицо тычут баночкой с нашатырем.
– Чай будешь? – спросил бородач, все еще улыбаясь и протягивая мне кружку дымящейся жидкости с дурным запахом.
– Пахнет как не-чай, – скривился я, – Вы его из чего делаете?
– Ну, всего понемногу, имбирь там, лимон… Вкус необычный, зато бодрит и отогревает.
Я поставил чашку, все-таки всунутую мне стариком, на столик рядом с креслом. Мужчина отпил из своей кружки и уставился на меня голубыми, будто вода подо льдом, глазами, испещренными белыми зигзагами снега. Смотрел он долго, сверкая желтоватыми зубами… В комнате повисло неловкое молчание, во всяком случае, мне было неловко.
– Вы что, никогда людей не видели? – прервал я тишину, глотающим звуки вакуумом заполонившую воздух.
– Давно… никого не встречал, – протянул старик, опустив глаза, – Не часто, знаешь ли, сюда соседи заглядывают.
– Где остальные?
– На станции, работают. Станция далеко…
Мы снова замолчали. Я не знал, о чем с ним говорить, а он, кажется, уже наговорился.
– Откуда будешь? – неисчерпаемый источник слов! – Занесла нелегкая, а, молодец?
Он, кажется, мне подмигнул. Хотя я старался не смотреть в его лицо, вдруг поймет, что разговор не клеится, и отстанет.
– Я вот уж и не помню! – не унимался старик. – Ну, нет, родину-то я, конечно, помню, а вот свою жизнь без Севера – нет…
Он вновь засуетился, заходил по комнате, этот великан с подозрительно добрыми глазами.
– Как тебе здесь? Нравится? – вдруг спросил он, остановившись.
– Если только снег и холод могут нравиться, – фыркнул я.
– Зря ты так, Север любить надо. Иначе он проглотит тебя, заметет снежной бурей. И даже Гесна тебя не спасет.
– Гесна? Что за имя такое, Гесна? С чего бы ей меня спасать?
– Ты что, никогда не слышал легенду о детях Севера?
Я покачал головой. Кажется, я сам давал старику повод поболтать, но мне все-таки стало интересно. Я всегда любил сказки и легенды.
– Гесна, да… Царевна Гесна. Я расскажу тебе эту историю.
* * *
Когда-то, давным-давно, на Севере было государство, сильное и процветающее. Название его уж века как утеряно, да все и называли его просто Север. Северяне были народ свободный, как ветер, и такой же могучий. А царем Севера был Мороз, грозный, но справедливый государь. У него было немного детей: двое сыновей, Солнце и Буран, и средняя дочь, которую звали Гесна. Она была прекрасна, как луна, освещающая застывшее в темноте небо, как холодный снегопад, стеной вырастающий в воздухе. Волосы царевны сверкали золотом солнца, отражающимся от серебряных снежинок. Ее бездонные голубые, как у всей семьи, глаза часто заволакивались дымкой, когда она размышляла о чем-то своем, читая книгу…
Гесна знала, как вести себя с гостями, всегда находила верное решение. Все те, кто останавливался во дворце, были восхищены ее необыкновенной красотой. Девушка была высока и стройна. Молодая царевна носила белые платья, легкие, как хлопья снега на ветру. Ее грация была подобна самой природе: спокойная и такая же естественная. Гесна редко смеялась, поражая своей серьезностью и начитанностью ученых мужей со всего света. Однако же у нее была прекрасная улыбка – искренняя и нежная, как сердце матери.
Девушка хорошо играла на пианино – ей всегда нравились его звуки, его сонные ледяные мелодии и веселые ручейковые трели. Гесна великолепно танцевала, кружась в северном ветре ледяных вершин, поднимающихся до самого неба, в стеклянных торнадо бурана, холодного и нежного.
Танцевать Гесну научила мать… Женщина из племени Ветров. Никого на свете царь не любил так сильно, как ее… Никто на всем Севере не мог сравниться с царицей статью и умом. Да только вот женщина эта была из племени Ветров. От нее Гесна унаследовала смелость и милосердие, Солнце – вольность и доброту, а Буран – жестокость, самую сильную, что течет в жилах лишь воинов, и самое преданное сердце. А потом царица растаяла в воздухе, словно ее никогда и не было, потому что Ветер всегда гуляет сам по себе.
О, как любила Гесна Солнце – он был ей лучшим другом. Юноша был высокого роста, очень худой и бледный, а на лице, которое обрамляла светлая копна ржаных волос, постоянно сияла улыбка. Но это был очень болезненный мальчик. С Юга его мать принесла ему страдание – он мучился от холода. Север, его дом, был Солнцу ядом. Царевич любил поэзию и часто, так часто, в своих собственных стихах воспевал те дальние края, где нашел бы он свое место. Всегда светел, терпелив, он был любимцем народа, его путеводной звездой. И народ бы пошел за ним, но старшим в роду был Буран, и царем должен был стать он.
Старший сын часто был при Морозе, царе Севера. Он учился управлять государством мудро, жестко, справедливо. Именно такой правитель нужен был этому суровому, монотонному краю. С ранних лет Буран обучался военному искусству, хоть это было и необязательно будущему царю. Буран сам хотел уметь держать оружие: ему нравился холод его стали, звон его металла, сталкивающегося с собратом. Что же до северян, они редко видели старшего царевича – он часто находился в замке, нелюдимый, задумчивый. Его прекрасные голубые глаза на худом лице смотрели куда-то вдаль, когда он оставался один, в темноте. Он не боялся тьмы: она пропитала его волосы, черные, как ночь, она была подвластна ему. Не тьма зла, а тьма Севера, его боль и злость, смертельный металлический холод его одиночества. Буран был высок, доставал порою до самого неба, если поднимал руку со сверкающим в лунном свете мечом. А когда кончик клинка дотрагивался до маленькой льдинки звезды, его неестественно красный рот изгибался в улыбке, то ли грустной, то ли зловещей.
* * *
– Ох, как-то мы засиделись! – воскликнул старик, посмотрев на часы. – Поздно уже. Знаешь, что за звезды здесь! Выйди и…
– По правилам я не могу без надобности выходить на такой холод, да к тому же один, – прервал его я, не желая вставать с места.
– А ты забудь о правилах на сегодня и посмотри на звезды, что сияют в ночи. Я обещаю, ты вернешься целым и невредимым, – старик снова мне подмигнул, улыбаясь, но на его ресницах я заметил хрустальную капельку слезы. Хотя… Наверное, он просто зевнул.
Мужчина поднялся с кресла и отяжелевшей походкой поплелся вон из комнаты.
– Эй, дед, погоди. А мне где спать-то?
Старик обернулся и указал мне на дверь в мою комнату, а потом заговорщицки прошептал: «Сегодня на небе звезды, которые принес буран». Наверное, дед совсем спятил от одиночества. Честно, я начал уже сомневаться, что мои будущие коллеги знают, где я. Что это вообще за дом, стоящий посреди снежной равнины? Хотя ладно, отсюда до «веселенькой» станции я все равно пешком не доберусь.
Я поднялся и направился к предназначенной мне спальне. Открыв деревянную дверь, я увидел маленькую комнату, обставленную довольно скромно. Посреди стояла кровать (уже хорошо) с аккуратно сложенным сиреневым покрывалом, рядом – тумбочка, на ней – ваза с настоящей лавандой, от которой исходил слабый запах удушливого, бархатного юга.
Через несколько минут я уже был в постели. Оказалось, я очень устал и буквально валился с ног. И только я положил голову на подушку, как меня унесло в неведомый мир грез, из которого возвращаешься порой другим человеком, но который никогда тебе не запомнится надолго.
Мне снился сон. В голове возникали бессвязные образы, расплывчатые картины. Девушка в платье из ветра, тихо танцующая босиком на тонком льду… Мужчина, восседающий на троне из огромного бриллианта, сделанного из слез, падающих с ресниц. Два похожих лица, но совершенно разных в то же время… И голоса, голоса, так много голосов, все они кричат, воюют, звон железа, завывание вьюги! Волосы, отражающие свет, поглощающие тьму, синие глаза, смотрящие из-под кровати… А потом я оказался в снегу, мне протягивал руку какой-то силуэт. Мне так хотелось прикоснуться к тем пальцам, но я ужасно боялся зыбучего снега…
Я проснулся. Стало жарко, меня качало. Я подошел к окну, машинально открыл его и только потом вспомнил, где нахожусь. Однако с улицы на меня подул морозный, но не смертельно холодный ветер, а потом все замерло, будто звуки накрыла прозрачным куполом безмолвная ночь. Мне сильно захотелось на воздух, так сильно, что я почти физически ощущал эту растущую в свободе потребность. Я быстро оделся в три слоя и вышел из комнаты.
В гостиной было тихо. Электронные часы, стоявшие на столике, показывали 2:36. Я открыл входную дверь, переступил порог и будто оказался в другом мире. Тишина. Морозец остудил мое разгоряченное лицо, снег скрипел под ногами. Вокруг белизной сияла бескрайняя равнина, уходящая к далекому горизонту, но никогда не догонявшая его. Я поднял глаза к небу и увидел звезды. Они сверкали в безоблачном, бесконечном черном небе, поглощающем любой свет, притягивающем взгляд. Они плясали под северную музыку ночной тишины холода, кружились в шелковом вальсе серебра. Никогда еще мне не было так спокойно. Я улегся на колючее покрывало снега и, свернувшись калачиком, уснул, освещаемый светом звезд, которых принес буран…
Я проснулся от стука в дверь, с трудом разлепил глаза. Комната ярко освещалась лучами зимнего полуденного солнца, зажигающими частички бескрайнего снега. Я чувствовал себя таким разбитым, словно не спал уж тысячу лет. За дверью кто-то ходил, гремя алюминием сковородок. Стук раздался вновь, на этот раз звучал он дольше и радостней, наигрывая какой-то ритм. Это немного разозлило меня, потому что щенячий восторг старика никак не вязался с моим недовольством сегодняшним утром. Я наскоро оделся, умылся и вышел на маленькую кухню. Полкомнаты занимала старинная печка, облепленная черной сажей. У стены стоял крошечный столик, на нем дымилась овсяная каша в сверкающих мисках. Никогда не любил овсянку. В детстве меня пичкали ею на убой, потому что «это полезно, я вырасту сильным, как отец». Да, но с силой воли-то у него было не так хорошо… Иначе он не бросил бы нас с мамой, когда мне было восемь. Короче, каша – это не мое любимое блюдо.
– Доброе утро, – сказал я напевающему что-то старику.
– Доброе, – ответил он, словно довольный кот, – Никогда не знал, что это за мелодия, но она трогает мое сердце… Я называю ее «Танец на паутинке».
– Занятно, – протянул я, ковыряя кашу.
– Ты видел северные звезды ночью?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
