Текст книги "Бомба для Гейдриха"

Автор книги: Душан Гамшик

Соавторы: Иржи Пражак
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Д. Гамшик, И. Пражак. БОМБА ДЛЯ ГЕЙДРИХА.

От авторов.

События, которые предшествовали взрыву бомбы, убившей Гейдриха, и те, которые последовали за ним, привлекали и будут привлекать внимание не только политиков и историков. Их по сей день стремятся осмыслить также и поэты, и прозаики, и общем, все те, кто хочет постичь волнующую атмосферу того времени, видя в этом отправную точку для понимания событий грядущего.

Перед нами открывалась возможность писать, подобно другим литераторам, взволнованные страницы о героизме и предательстве, о мрачных злодеяниях и светлом и чистом патриотизме, о трагедиях и о человеческом мужестве, но мы отдали предпочтение строгой разработке фактов, близкой репортажу. Мы руководствовались при этом советами Эгона Эрвина Киша: «Никогда не составить из собственных впечатлений, полученных на месте действия, из собранных показаний участников или свидетелей, из высказанных предположений полного, не имеющего пробелов представления о том или ином событии. Репортер должен сам создать модель этого события, должен сам навести мосты от одного его этапа к другому и заботиться лишь о том, чтобы линия его домысла исходила только из фактов, которые ему хорошо известны».

Мы ничего не прибавляли, мы только отбирали, объясняли и заостряли факты. Если что-либо было нам недостаточно ясно, мы искали новые факты, документы, свидетельства. Мы заботились о том, чтоб нигде не нарушить границ достоверности.

Разве этого мало?

Ведь документальная правда, которая послужила нам исходной позицией, выглядит порой фантастичнее самого фантастического вымысла, и читателям предоставляются две возможности: либо верить рассказанному, либо нет. Мы всегда отдавали предпочтение языку документа, пусть сухому, шершавому, и делали это только для того, чтобы постараться избежать второй возможности.

* * *

В работе использованы материалы из архивных фондов Министерства внутренних дел и Министерства юстиции ЧССР, Военно-исторического института в Праге и воспоминания участников описываемых событий, а также некоторые литературные источники.

От морского кадета до имперского протектора.

Задолго до того как Адольф Эйхман – один из крупнейших преступников третьего рейха – был похищен при весьма романтических обстоятельствах группой израильских офицеров-разведчиков и предстал перед иерусалимским судом, на его вилле в предместье аргентинской столицы Буэнос-Айрес побывали два человека: бывший сотрудник гитлеровской разведки австриец д-р Лангер и голландский журналист А. Сассен, в прошлом доброволец СС. Много часов и дней провели они здесь, беседуя с Эйхманом, который, никем не опознанный, тихо и скромно жил в своем уютном убежище. Хозяин виллы говорил тогда отнюдь не так, как позднее перед судом, где он всячески пытался отвертеться, свалить ответственность за совершенное им на других либо сделать вид, что ничего не помнит. В то время – это было в 1957 г. – он чувствовал себя среди своих и говорил обо всем откровенно. Запись этих бесед, сделанная Лангером и Сассеном, знакомит нас с некоторыми откровенными признаниями Эйхмана. Вот что он ответил после довольно долгого раздумья на такой вопрос:

«Лангер. Если бы вы ныне участвовали в судебном процессе, предметом разбирательства которого были бы занимающие нас проблемы, и если бы на этом процессе вы выступали как обвинитель, кого бы вы привлекли к ответственности за содеянное и в каком порядке?

Эйхман.

1. Адольфа Гитлера.

2. Рейхсфюрера Гиммлера.

3. Начальника полиции безопасности и службы безопасности...»

Заметим: под номером третьим Эйхман назвал лишь должность, но не имя.

Быть может, по многолетней привычке? Ведь шефа полиции безопасности и службы безопасности, начальника секретных и «невидимых» организаций, действующих тайно, предпочитали никогда не называть (это правило соблюдали даже высшие должностные лица при общении друг с другом). А может, Эйхман, один из его подчиненных, припомнил те минуты, когда стоял перед своим высоким начальством и вынужден был отвечать на очень неприятные для него вопросы?

Имя этого военного преступника № три ныне известно всему миру. Это Рейнгард Гейдрих.

Американский журналист и публицист Джон Гантер, собиравший в 1934 г. в Германии материал для своей книги «Европа как она есть», проявил исключительную наблюдательность, заметив находившеюся в то время на заднем плане таинственную личность шефа особой секретной службы нацистской партии, который как раз в это время делал первые шаги своей головокружительной карьеры. «За Гиммлером стоит фигура еще более мрачная, – писал Гантер, – бывший морской офицер, группенфюрер СС Гейдрих. Иногда говорят, что Гиммлер – только «ширма» для этого во многом более жестокого и опасного человека».

Бывший руководитель иностранного отдела осведомительной службы Вальтер Шелленберг, много лет находившийся в подчинении у Гейдриха, а позднее возглавивший гитлеровскую службу шпионажа, характеризовал Гейдриха как скрытую ось, вокруг которой вращался нацистский режим. Шелленберг подчеркивал, что Гейдрих высоко вознесся над своими политическими коллегами и контролировал их так же, как разветвленную сеть разведывательной и полицейской службы третьего рейха. «Это был один из лучших национал-социалистов, один из убежденнейших поборников германской имперской идеи, гроза всех врагов нашей империи», – говорил в 1942 г. Адольф Гитлер.

Подобные суждения могут показаться пристрастными и преувеличенными. Но в таком случае нельзя не заинтересоваться вопросом: как случилось, что этот совершенно заурядный человек, не выделявшийся ни своими способностями, ни образованием, мог стать одной из самых всесильных личностей одного из самых могущественных государств нашего времени? Как случилось, что ему было дано право вершить судьбами и жизнью людей, которые во всех отношениях стояли значительно выше его, вершить судьбами и жизнью целых народов?

Казалось, ничто не предвещало Гейдриху особых успехов на его жизненном пути. Начало этого пути в общем было обычным, ничем не примечательным, и если бы Гейдрих мог тогда разглядеть его финал, он был бы крайне удивлен. Он родился в 1904 г. в Галле на Заале, то есть на Лужицкой земле [1]1
  Лужицкая земля – территория вдоль среднего течения реки Шпрее, коренным населением которой было славянское племя лужичан.


[Закрыть]Германии. Многие его предки, очевидно, тоже были лужицкого происхождения, и где-то среди ветвей его родословного древа мелькнул даже далекий предок-еврей – обстоятельство, безусловно, совершенно второстепенное, однако в пору фанатического разгула расизма и антисемитизма переросшее в зловещий фактор. А вдруг это тщательно скрываемое Гейдрихом обстоятельство кто-то обнаружит, а вдруг этот «кто-то» окажется как раз его главным конкурентом и соперником, против которого уже нельзя будет действовать с привычной беспощадностью?

Семья Гейдриха жила вполне устроенно. Юный Рейнгард, слишком юный для того, чтобы отправиться на поля сражений первой мировой войны, закончил гимназию. Единственное, чем выделялась эта семья, было ее традиционное увлечение музыкой. Гейдрихи устраивали популярные тогда в провинции музыкальные «полудни» и «вечера»; их ветхозаветную скуку можно сейчас испытать разве что только в Вене.

Юный Рейнгард восторженно предавался музыке. Он играл на фортепьяно, пел, но больше всего увлекался скрипкой. Это увлечение, хотя и в несколько измененном виде, он сохранил и в более поздние годы, что делало его личность в глазах многих еще более непонятной и загадочной.

Как сложилась бы судьба Гейдриха, если б она в определенный момент не переплелась с судьбой безудержных честолюбцев, влияние которых возрастало под действием непостижимых силовых полей в тогдашнем немецком обществе? Может, он стал бы известным скрипачом? Может, был бы музыкантом средней руки и играл в каком-нибудь камерном ансамбле? А может, всю жизнь просидел бы за пюпитром в яме оркестра, скрытый от глаз публики?

Впрочем, заниматься музыкой в доказательство своих возвышенных чувств – пожалуйста! Но стать скрипачом, избрать себе профессию, от которой отдает чем-то комедиантским, с этим немецкие мелкие буржуа согласиться не могли. Они мечтали об офицерских погонах, воинской славе и геройских подвигах.

Подобные мечты, вероятно, и привели Гейдриха в 1922 г. в военно-морской флот. Будучи кадетом, он проходил службу на крейсере «Берлин». В положенное время был произведен в лейтенанты, а затем в старшие лейтенанты. Крейсером тогда командовал будущий адмирал Канарис. Он определенно нравился молодому офицеру своим показным благородством. Конечно, Гейдрих тогда еще и не подозревал, что Канарис, в то время уже вступивший на шпионскую стезю, в 1935 г. станет начальником абвера – военно-осведомительной и контрразведывательной службы, той самой, которая много лет буквально будет сидеть у Гейдриха в печенках.

Но пока Гейдрих – еще совсем молодой морской офицер, а Канарис – его «благородный» и «справедливый» начальник. Старший лейтенант Рейнгард Гейдрих – это звучит вполне сносно. Стройный, высокого роста офицер занимается спортом, увлечен новомодным пятиборьем, и особенно отличается в фехтовании. На вечеринках в офицерском казино он нередко вынимает из футляра свою скрипку и, к великому удовольствию подвыпившей компании, играет что-нибудь шаловливо-резвое, что должно расшевелить господ офицеров. Но еще охотнее исполняет Гейдрих что-нибудь чувствительное, что-нибудь сентиментальное, такое, от чего по иссеченным ветрами лицам морских волков текут слезы, а в огрубевших ладонях лопаются бокалы, и вино смешивается с кровью. Те же, кто еще держится на ногах, выбираются на улицу в поисках дам.

До капитана Гейдрих так и не дотянул. Наоборот, он стал человеком без звания, без мундира, ничего не стоящим «шпаком». Тот, кто знает, что значил тогда в Германии мундир – ведь без него многие казались не только ничтожными, но словно бы нагими, – тот может представить, какое страшное это было падение.

Причины и обстоятельства этого падения не вполне ясны. Известно, что в 1931 г. Гейдрих предстал перед судом чести имперского флота. Результатом судебного разбирательства было его разжалование и увольнение. Нацисты в панегирических биографиях Гейдриха называли это «уходом». Мы вполне согласны: слово «уволен» не украшает панегирическую биографию. Гейдриху удалось полностью скрыть свое тогдашнее прегрешение, о характере которого не знали даже самые доверенные его сотрудники. Правда, в некоторых источниках высказывались предположения, что начало карьеры будущего шефа нацистской службы безопасности ознаменовалось преступлением уголовного порядка. Однако это соблазнительное объяснение трудно отстаивать, – не забывайте, что дело его разбирал суд чести. Ближе к истине будут, вероятно, намеки кое-кого из ближайшего окружения Гейдриха. По их мнению, дело касалось какой-то истории с женщиной. Не то чтобы господа офицеры вели пуританский образ жизни и от них требовали соблюдения нравственности на грани самоотречения, нет, этого вовсе не было. С женщинами простого происхождения и невысокого положения они могли обращаться, как им заблагорассудится. Но к супругам себе равных и тем более высших чинов, к женщинам из высокопоставленного общества, к аристократкам они обязаны были относиться с рыцарской галантностью и исключительной учтивостью. Любовные интрижки и похождения были, разумеется, вполне обычны, но внешне все должно было создавать впечатление абсолютной безупречности. Нарушение этих правил грозило публичным скандалом, и каждому уличенному в такой провинности грозили тяжелые последствия, из которых самым тяжким было увольнение со службы.

То обстоятельство, что суд чести, не колеблясь, вынес преуспевающему офицеру свой самый суровый приговор, дает основание предполагать, как высоко, по-видимому, метил Гейдрих, как скандальны были его действия и какую немилость и гнев начальства он на себя навлек.

Изгнание из флота задело Гейдриха за живое, вызвало новый приступ честолюбия. Даже спустя много лет, когда он уже был генералом и всесильным начальником, который мог по собственному произволу согнуть в бараний рог не только лейтенанта, но и человека более высокого звания, он не терпел ни малейшего намека на любой проступок против офицерской чести.

Вынужденный конец офицерской карьеры Гейдриха знаменовал переломный момент в его жизни. Как это ни парадоксально, но глубокое падение было началом его головокружительного взлета. Гейдрих, лишенный средств к существованию, опозоренный и деклассированный, соединяет свою судьбу с другими подобными ему личностями, которые вынырнули со дна тогдашнего общества, выброшенные болезненными судорогами социальных противоречий. Так возникает в высшей степени странный заговор неполноценных, уволенных, недовольных, деклассированных.

Вот как выглядел сей перелом в жизни Гейдриха в передаче одного из самых компетентных лиц третьего рейха – Генриха Гиммлера.

«Я узнал о Гейдрихе от одного из его приятелей, тогдашнего оберфюрера СС Эберштейна, и пригласил его в июле того же года (то есть 1931 г., когда он был уволен из морского флота. – Прим. авт.) вступить в охранный отряд (СС). Бывший старший лейтенант Гейдрих вступил тогда на правах рядового члена в небольшой гамбургский отряд СС и служил там вместе со всеми теми храбрыми, в большинстве безработными парнями, которые прошли в этих отрядах азы своей охранной и пропагандистской службы на собраниях в многочисленных красных предместьях этого города. Вскоре я вызвал его в Мюнхен и доверил ему в имперском руководстве, тогда еще совсем узком, новые обязанности».

С бесповоротной решимостью соединил Рейнгард Гейдрих свою судьбу с нацистским движением и с его вооруженной гвардией – СС.

Было ему тогда 27 лет. Ничего собой не представляя, ничего не умея, он с трудом сводил концы с концами. Ему пришлось бы начинать все сызнова, с самого начала: кормиться трудом своих рук, да и то после мучительных поисков работы; он должен был бы учиться, получить образование, попытаться сколотить состояние. Что и говорить, задача не из легких. И вдруг – такая возможность, такая вдохновляющая и многообещающая! К тому же черная форма СС со скрещенными костями и черепом на рукаве весьма привлекательна и элегантна.

Гейдрих, подобно многим другим, был одновременно и порождением и жертвой нацизма, но, будучи его порождением, он вместе с тем впоследствии стал, так сказать, и его «производителем». Он чутьем угадал новые возможности и, подталкиваемый уязвленным, а следовательно, жгучим честолюбием, ухватился за них со всем пылом, упорством и неистощимой энергией.

В остальном же с гитлеровским нацистским движением Гейдриха сближал только великогерманский национализм, усиленный чувством национальной ущемленности после «несправедливо» проигранной войны. Национализм, раздутый до чудовищных размеров; вера в превосходство и избранность германской нации, превозносимые до небес, требовали не только отомстить за прошлые обиды, но и навязать свое господство другим.

К прочим идеологическим догмам нацизма Гейдрих оставался полностью безучастным и знаком Пыл с ними весьма поверхностно. Сомневаемся, прочитал ли он вообще когда-либо всю «Майн кампф» Гитлера – эту библию нацизма. Его, человека действия, она должна была утомить своей растянутостью, многословием и непрерывным разжевыванием многократно повторяемых мыслей. Выступления Гейдриха, поскольку они вообще касались вопросов нацистской идеологии, отличались туманностью и тусклостью.

Зато ему, разумеется, пришелся по душе «фюрерпринцип» – принцип вождизма, который особенно превозносился уставом и практикой СС.

«Ein Volk, ein Reich, ein Führer!» – «Нация, империя, вождь!»

«Der Führer macht es!» – «Вождь действует!»

«Der Führer schafft es!» – «Вождь творит!»

«Der Führer denkt für uns alle!» – «Вождь думает за всех нас!»

Принцип вождизма был крайне необходим нацистам. Он был рассчитан на тот тип людей, которые охотно и беспрекословно готовы выполнять любые приказы свыше. Самостоятельному мышлению отводились свои, точно определенные границы: как лучше выполнять то, что приказывает фюрер.

В организации СС «фюрерпринцип» был возведен в непреложный закон. Требовалось абсолютное повиновение – мгновенное и без размышлений. Это считалось наивысшей добродетелью.

Руководителем, душой и главным создателем СС был Генрих Гиммлер. Этот бывший школьный учитель стоял у колыбели СС еще тогда, когда СС – «шутц штаффель» – выполняла роль личной охраны Гитлера. Позже организация эта разрослась и стала отборной гитлеровской гвардией. Интересно отметить, что Гиммлер строил эту организацию по образцу иезуитского ордена; вся структура ее управления была сходна с церковной иерархией, а титул самого Гиммлера – рейхсфюрер СС – должен был соответствовать иезуитскому «генералу ордена». Видимо по тем же соображениям, Гиммлер облек руководящее положение вождя в мистическую оболочку, надеясь придать ему тем самым исключительную духовную власть. Да и высших руководителей СС он заставлял перед ответственными решениями выполнять особые ритуальные церемонии, цель которых якобы сводилась к абсолютному сосредоточению духа. Кстати, склонность Гиммлера к мистицизму проявлялась и в его поведении. (Он, например, любил говорить, что сам он перевоплощение императора Генриха II.)

Гейдрих был безусловно чужд какого бы то ни было мистицизма. Он понял «фюрерпринцип» по-своему и вполне прямолинейно. Этот принцип помог ему найти путь вперед и вверх. «Фюрерпринцип» распространялся не только на одного вождя, он действовал сверху донизу, на всех ступенях системы: каждому вождю подчинялся следующий вождь, на ранг ниже. А для Гейдриха все дело было во власти, она была для него превыше всего. Абсолютная преданность и повиновение вышестоящим давали ему возможность требовать того же от подчиненных и властвовать круто, беспощадно, неограниченно распоряжаться судьбами людей, их жизнью и смертью.

В то время Гиммлер был полицей-президентом Мюнхена – штаб-квартиры нацистской партии и подыскивал подходящую кандидатуру на пост начальника тайной полиции, которую он собирался создать. Узнав от Эберштейна, ходатайствовавшего за Гейдриха, что Гейдрих бывший офицер службы связи имперского флота, Гиммлер, отождествив в своем представлении службу связи с осведомительной службой, счел его подходящей фигурой для осуществления своих планов. Речь шла о создании особой службы безопасности СС, которая получила название «Зихерхайтсдинст» (СД). Если позднее организация СС считалась элитой нацистской партии, то СД была элитой СС.

Гиммлеровский проект создания СД, одобренный Гитлером, поначалу готовил Гейдрих. Он придал ему практический вид, разработав в целом и в деталях так, что СД со временем стала безотказным орудием господства Гитлера.

Секретная осведомительная служба, возглавляемая Гейдрихом, имела свои местные организации по всей Германии. А те в свою очередь насаждали своих так называемых «почетных агентов» во всех важнейших институтах – в партийном аппарате, в государственных органах, в промышленности, полиции, школах, театрах, газетах – словом, повсюду. Гейдрих очень заботился о том, чтобы у «почетных агентов» не создавалось впечатления, что они обычные доносчики; он не требовал от них примитивных доносов по методу гашековского Бретшнейдера. Гейдрих нуждался лишь в информации о том, что связано с их сферой деятельности. «Почетными агентами» сплошь и рядом были специалисты и руководящие работники. Они давали квалифицированные сведения об общественном мнении, о реакции отдельных слоев на правительственные декреты и распоряжения, о росте или падении популярности руководящих деятелей режима, об откликах на международные события и так далее. Информаторы, как правило, не сообщали об этом письменно; все, что они видели и слышали, «почетные агенты» рассказывали сотрудникам СД, которые, разумеется, имели обо всем более общее представление, им была известна взаимосвязь событий, и поэтому получали они от таких бесед гораздо больше, чем это казалось информаторам. Нетрудно себе представить, что именно таким методом Гейдрих и добывал не только для своего начальства, но и для себя самые полные сведения об образе мыслей, способностях и честолюбивых замыслах всех руководящих лиц, от которых зависел.

Из отдельных сведений в Центральном управлении СД составлялись регулярные еженедельные и ежемесячные докладные для Гиммлера и Гитлера. Мы прочитали десятки таких докладных СД и можем представить, какую они имели ценность. Кто помнит нацистскую пропаганду, тот может подтвердить, что никакая ложь не была для нее чрезмерной, она умела лихо искажать действительность, утаивать правду, либо выворачивать ее наизнанку. Ничего подобного мы не найдем в этих докладных СД, сделанных для чисто внутреннего пользования. В них не прикрашивается положение вещей, как в пропаганде, оценка действительности объективна, они прослеживают основные проблемы, предупреждают о таких явлениях, которые необходимо устранить.

Не было такой области общественной жизни, куда бы не проникала СД. Понимая важность результатов ее деятельности, ее незаменимость, Гитлер и Гиммлер со временем позволили этой незримой осведомительной службе стать не только над государством, но и над нацистской партией. СД имела право допрашивать и привлекать к следствию деятелей государственного и партийного аппарата. Всюду перед ней со страхом открывались двери, она видела все. Это была элита элиты.

СД, разумеется, прежде всего выслеживала и вынюхивала все, что было хотя бы малейшим проявлением или намеком на оппозицию, недовольство и сопротивление. Гейдрих, с самого начала отличившийся на «охранной и пропагандистской службе на собраниях во многих красных предместьях» Гамбурга, продолжал и теперь действовать на этом же поприще, хотя и несколько в ином плане. Подавление коммунистического движения было предпосылкой захвата власти нацистами, и оно постоянно оставалось их первейшей заботой. Само собой разумеется, что служба безопасности, во главе которой стоял Гейдрих, видела в этом одну из главных своих задач. Во всех его донесениях отводилось очень много места коммунистическому движению. Деятельность коммунистов, с точки зрения Гейдриха, представляет главную опасность. Он требует самым серьезным образом следить за всеми симпатизирующими им лицами, за их вспомогательными организациями. Каждое действие, направленное против коммунистов, он учитывает до мелочей и отмечает как особо ценное достижение. Но Гейдрих занимался и другими делами.

Когда Гитлер 30 июня 1934 г. расправился со своими недавними ближайшими помощниками, Гейдрих, несомненно, принадлежал к наиболее жестоким у частникам этой кровавой мистерии нацистов, получившей название «Ночь длинных ножей». Среди сотен убитых был и Эрнст Рем, начальник штаба СА («штурм абтайлунг» – штурмовые отряды) – главная жертва этой ночи. Вместе с ним погибли и все руководящие деятели этой организации.

Вряд ли можно было ждать от Гитлера иного приговора, но все же Рем был долгие годы его самым близким другом. Гитлер был обязан ему многим, почти всем. Рем создал организацию СА еще в начале борьбы Гитлера за власть, а без этой организации он бы не захватил власти. Рем – единственный человек в Германии, который был с Гитлером на «ты».

Но что когда-то было достоинством, то потом, с приходом к власти, стало недостатком. Прежде всего сами штурмовые отряды, насчитывавшие тогда два с половиной миллиона человек (охранные же отряды (СС) имели в ту пору 300 тысяч человек), стали в НОВОЙ ситуации балластом. Гитлер уже не нуждался в одичалых подростках и буянах, героях кулачных расправ, ему нужны были теперь точно действующий исполнительный аппарат и выдрессированная армия. В штурмовых отрядах, для которых уже не было прежнего применения, тлели к тому же очажки недовольства. Рем был единственным человеком, который своим влиянием и своей популярностью мог соперничать с Гитлером. Штурмовики поддерживали Гитлера, но считали своим вождем Рема и шли за ним. А тот увлекся планом объединения штурмовых отрядов с рейхсвером – хорошо организованной, в духе прусских традиций отлично обученной армией – и строил честолюбивые планы взять на себя руководство этими мощными силами.

Уничтожение руководителей штурмовых отрядов и других своих возможных конкурентов Гитлер целиком доверил эсэсовцам. Гейдрих совместно со своим штабом до мельчайших подробностей разработал практический план действий и составил списки намеченных жертв. Ночью отборные отряды эсэсовцев, черные мундиры которых сливались с мраком ночи, нагрянули по точно указанным адресам. Лишь у отдельных участников возникала догадка, что происходит нечто очень важное, но что именно, они узнали только на месте или даже после завершения операции, которую сами осуществляли. Удар был нанесен так неожиданно, что большинство намеченных жертв было захвачено в постели – о какой-либо мобилизации штурмовиков и их отпоре намного уступавшим им численно эсэсовцам не могло быть и речи. Гейдрих, окруженный отборными стрелками, вполголоса отдавал приказания, выяснял обстановку, требовал донесений, а когда выезжал на места действия в своем бронированном автомобиле, к нему немедленно подводили все радиотелефонные нервы операции. К утру, пока никто толком ничего еще не понял, все было закончено. Гейдрих этой ночью действовал так жестоко, что даже многие видавшие виды ветераны нацизма стали сто бояться.

30 июня знаменовало значительное усиление СС внутри нацистской машины, что в свою очередь означало заметный рост влияния Гиммлера и Гейдриха. Это немаловажное обстоятельство свидетельствует о том, что Гиммлер и Гейдрих были не только исполнителями воли Гитлера, но чем-то гораздо большим – они были вдохновителями и закулисными зачинщиками кровавой расправы. Особенно Гейдрих, который всегда поставлял Гитлеру заслуживающие доверия донесения.

Имя Гейдриха было неизвестно широкой публике, но те, кому оно было знакомо, стали произносить его шепотом.

Очень трудно добыть фотографию Гейдриха тех лет – шеф секретной службы тщательно оберегал свое инкогнито. Многие из тех, кто с ним сталкивался, совершенно не представляли, с кем они имеют честь говорить. Если Гейдрих появлялся где-нибудь со свитой своих сотрудников, никому с первого взгляда, не приходило в голову, что главный среди этих людей – стройный, высокий блондин с асимметричным лицом и заметно косо посаженными глазами, державшийся очень и очень скромно. Некоторые даже принимали его за хорошо вышколенного адъютанта. Гейдрих был молод, пожалуй, моложе всех своих сотрудников – ему было тогда едва за тридцать!

Швейцарский историк Карл Буркхардт так описывает свою встречу с Гейдрихом на вечере в одном княжеском салоне. Как всегда, Гейдрих держался в стороне, вел себя сдержанно. Создавалось впечатление, что он, беседуя, все время думает о чем-то еще. Его холеные руки типичного белоручки лежали покойно, без единого движения. Он молча слушал собеседника и при этом внимательно вглядывался в него. Если же глаза их должны были встретиться, Гейдрих переводил взгляд куда-то под лацкан пиджака; возникало впечатление, что он исследует содержимое находящегося там бумажника.

Когда Гейдрих произносил первые слова, каждого поражал его высокий глуховатый голос со странным произношением: он проглатывал гласные. Речь этого человека ни с какой стороны не соответствовала его фигуре и облику. Он редко говорил связно, чаще всего задавал короткие, конкретные вопросы. Задавал он их, казалось, без всякой логики, рассеянно, перескакивал с одной темы на другую, вплетая в разговор имена незнакомых людей. Даже тот, кто это приметил, лишь потом понимал, что за всей хаотичностью скрывается удивительное по своей архитектуре построение, определенный замысел, разделенный на несколько самостоятельных течений, взаимосвязь которых обнаруживается не сразу. В каждом случае Гейдрих достигал того, что сам он говорил мало, но задавал тон и определял содержание беседы, вызывал у партнера ощущение его второсортности, подчиненности. Несомненно, что и свое поведение и манеру держаться Гейдрих заранее тщательно продумывал, как продумывал все, что он делал. Впрочем, не все, ибо бывали и такие минуты, когда он вел себя неровно и чувствовалась его уязвимость.

Самым важным для Гейдриха – и на этом основывалась и укреплялась его власть – было: всегда знать обо всем больше, чем остальные, и о каждом знать больше, чем о нем кому бы то ни было известно. Гейдрих обдуманно использовал возможности, которые ему предоставляла его служба безопасности. Он приложил немало усилий и времени к тому, чтобы узнать о различных лицах, которые играли или могли играть определенную роль, нечто такое, что ими скрывалось. Ему было безразлично, касалось ли это политических дел, общественной деятельности или самой интимной частной жизни. Он действовал настойчиво до тех пор, пока не добивался своего. Тайком от всех Гейдрих собирал всякого рода материалы даже о Геббельсе, Геринге, Розенберге, Гессе, Гиммлере и о самом Гитлере. Шеф СД был терпелив, мог годами ждать подходящего момента, чтобы дать понять тому или другому лицу, что располагает о нем кое-какими сведениями и может, если понадобится, вынуть из своего сейфа компрометирующий документ. Точно так же поступал Гейдрих и со своими сотрудниками, и с действительными и возможными соперниками. В запутанном лабиринте нацистской верхушки, полной интриг, соперничества и взаимоскрещивающихся амбиций, глава секретной службы безопасности завоевал себе репутацию опасного человека, с которым лучше не связываться.

Как далеко в своих интригах заходил шеф службы безопасности, показывает нам история с Вальтером Шелленбергом, одним из руководящих деятелей этой службы, в то время подчиненным Гейдриха. Шелленбергу постоянно сопутствовал успех в работе, и Гейдрих тщетно искал какую-нибудь зацепку в его прошлом. Ни мелкие ловушки, ни повседневные интриги не могли заставить Шелленберга почувствовать себя слабым, допустить ошибку, которой мог бы воспользоваться его шеф. Следует сказать, что Гейдрих вовсе не собирался уничтожить Шелленберга, отнюдь нет – речь шла лишь о том, чтобы подчинить его себе.

Человек образованный, с широким кругозором, Шелленберг импонировал госпоже Гейдрих. Будучи честолюбивой женщиной, она не могла простить своему мужу его недостаточную культурность и постоянно заставляла его посещать театры, литературные вечера и тому подобное. Но у Гейдриха для этого было слишком мало времени и желания. Госпожа Гейдрих и в самом деле тосковала по светской жизни, придворному блеску: где, как не там, можно было продемонстрировать новые туалеты, поболтать. Бесплодные упражнения в остроумии были для нее не просто забавой от скуки. Они ей казались светской обязанностью, хорошим тоном. И не случайно ее выбор пал на Шелленберга. Она устраивала так, что его часто приглашали к ним в дом, он сопровождал ее во время визитов, был ее спутником на вечерах. Взаимные симпатии госпожи Гейдрих и господина Шелленберга не вызывали сомнений.