Текст книги "Змея и мумия"

Автор книги: Дуглас Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Сделаешь, как я говорю. Возьми змею с изумрудным глазом, пусть она три дня пьет молоко с кровью, а на четвертый день пусть трижды ужалит в грудь непокорную рабыню. Это убьет любовь в ее сердце, и она станет послушной…

Татхэб повалился лицом в пыль.

– О, владыка владык! Что мне сделать во имя твое?

Громовой голос рассмеялся в ответ. Жуткий хохот сотрясал тело жрицы, а потом вдруг умолк. Жрица обмякла, кровь хлынула из ее рта. Татхэб решил, что это хороший знак.

* * *

– Что ты знаешь о Стигии? – спросил Конан.

– Ничего, – ответил Басра.

– Где ты жил раньше?

– В Ианте.

– Так ты из Офира? Ни за что бы не подумал, – ухмыльнулся варвар.

– Почему?

– Хотя бы потому, что ты – черный,

– Там много черных рабов, – Басра неожиданно для себя оскорбился.

– Ладно. А откуда твои родители? Из Зембабве? А может, из Кешана?

– Насколько я знаю, они тоже жили в Ианте.

– А их родители?

– Мне это неведомо.

Киммериец сердито сверкнул глазами.

– Кром крепкорукий! Как же ты можешь жить, не зная о своих предках? Даже бесчувственный и глупый сорняк умирает, оторванный от корней!

– А к чему мне знать лишнее? – удивился Басра, на всякий случай отодвигаясь подальше от своего нового знакомого.

Конан даже зарычал от негодования.

– Тебе не приходило в голову, что ты можешь оказаться потомком царей, и твои славные пращуры плачут от стыда в загробном мире, глядя на то, как их жалкий потомок…

– Не приходило, – перебил его Басра, дивясь собственной храбрости. – И, если честно, плевать я хотел на давно истлевших мертвецов. Почему я должен стыдиться? Разве у меня нет других печалей? Моя шкура и мое брюхо принадлежат тому, кто меня купил. Но ведь больно не ему, а мне, когда по этой шкуре гуляет плетка. И урчание брюха ему не слышно… Вот что должно заботить человека, разве нет? Да и ты, бесноватый верзила, стал бы возиться со мною, если бы тебе не нужна была моя помощь? Причем здесь мои предки?

– Пока ты рассуждаешь, как раб, тебе не стать свободным, – произнес варвар сурово.

Все это басни, – в тон ему возразил Басра. – Нет никаких свободных людей. Надсмотрщик, которого я обворовал, – разве он свободен? У него есть невольники, и если рабы разбегутся, начальники измочалят его палками. А команда этой лодки? Лодка – их господин. А мой прежний владелец? Он был рабом лекарей и собственных слуг… Даже ты не свободен, северянин. Ты – раб своего слова, которое дал другу неизвестно для чего. Его дочь, скорее всего, уже мертва. Кстати, как мы ее найдем? Ты знаешь хотя бы, как она выглядит?

– Почему это тебя интересует? – Конан неожиданно хитро улыбнулся. – Ты ведь только что уверял меня, что тебя ничего не заботит, кроме собственной персоны? А? Отвечай.

Басра смутился и задвигал руками, словно пытался нащупать нужное слово в пространстве вокруг себя.

– Мне ее жалко… немного, – наконец признался он. – Жила в богатом доме, была дочерью вельможи и вдруг…

– Тебе ее жалко, – киммериец кивнул. – Что ж, вот ты и сделал второй шаг к свободе. Не так уж и плохо для потомственного раба!

И Конан на некоторое время потерял вкус к беседе. Он, молча, созерцал берега Стикса. Половодье давно сошло, и в долине, удобренной жирным илом, трудились крестьяне. Ветер шевелил рисовые метелки у самой кромки воды. Над ними плясали крупные стрекозы – иногда солнце вспыхивало сапфиром на их крыльях.

Крокодилов здесь было меньше, но время от времени поверхность воды вдруг шла волнистой рябью, и вытянутая зубастая пасть хищника показывалась то здесь, то там. А еще тут водились кумуди – огромные водяные змеи, способные проглотить целого быка.

Одна из этих тварей вытянулась поперек ленивого течения. Впередсмотрящий принял ее за бревно, поросшее мохнатой водорослью. Он издал предостерегающий крик, и один из членов команды свесился с носа лодки, чтобы оттолкнуть багром неожиданное препятствие. Но едва багор коснулся «бревна», вода вскипела. Несчастный закричал от страха, и в следующее мгновение перед ним оказалась огромная змеиная голова.

Кумуди не стала пожирать этого человека – вероятно, была сыта. Она просто ухватила его зубами за плечо, выдернула из лодки, тряхнула в воздухе и отбросила далеко назад. Должно быть, змея сломала ему хребет – тот камнем пошел ко дну, не издав больше ни звука.

– Почему они не сражаются с ней? – взвизгнул Басра, глядя, как остальная команда пала на колени перед кумуди.

– Потому что змея для них – воплощение божества. Они позволят ей убить их, всех до единого, но не притронутся к оружию, – ответил варвар.

Тем временем кумуди, рассерженная тычком багра, хлестнула в борт лодки своим тяжелым хвостом. Басра едва не улетел в воду – Конан вовремя ухватил его за короткие курчавые волосы на затылке. Остальные рабы ударились в панику. Сначала они бестолково бегали и кричали на нескольких языках сразу, а потом принялись сыпаться за борт, как спелые плоды с дерева. Надсмотрщик не препятствовал им – он спрыгнул в воду первым. С проворством, почти невообразимым для его жирной туши, он поплыл к берегу, когда челюсти крокодила сомкнулись над его ногами, подобно капкану.

Хвост змеи продолжал молотить по бортам лодки. В считанные мгновения кумуди прикончила еще двоих – она сдавливала их кольцами своего тела, пока кости несчастных не превратились в мочало.

– Она уничтожит лодку! – орал Басра, посерев от ужаса. – Что нам делать, о боги!

Вместо ответа Конан подбежал к носу лодки и подхватил упавший багор. Когда кумуди, вставшая над водой в половину своей чудовищной длины, ринулась вниз, варвар размахнулся посильнее и ударил ее по носу. Змея опешила.

Она никак не ожидала отпора. Ведь люди, плывущие на лодках, были ее законной добычей. И вдруг добыча взбунтовалась!

Она зашипела от ярости, отравляя воздух своим зловонным дыханием. Но нахальное маленькое существо на носу лодки ответило громким воинственным криком. Снова кумуди атаковала, и снова сильный удар по голове заставил ее отступить. На этот раз железный крюк багра повредил ей глаз. Боль вынудила змею прибегнуть к другой тактике. Она нырнула.

Варвар ликующе хохотал, глядя, как исчезает в глубине длинное, сверкающее чешуей тело. Казалось, змее не будет конца.

– Глупый водяной червяк! – кричал Конан. – Трусливая болотная жаба! Покажись, я укорочу тебе хвост!

– Сет покарает нас! Мы погибли! – возопили стигийцы. – Что ты натворил, невольник? Кто просил тебя нарушать волю Сета?

– Давайте схватим его и отдадим кумуди, – предложил старший из них. – Возможно, тогда Сет сжалится над нами!

Матросы вскочили и попытались окружить Конана, Их было четверо, но клинки их ножей оказались слишком коротки. Варвар вращал в воздухе багром с такой легкостью, будто в руках у него была полая тростина. Старшине команды он проломил голову, двоих свалил за борт сильными ударами. Последний, истошно завопив, метнул в Конана свой нож. Киммериец молниеносно взмахнул багром, и нож вонзился в его древко, не причинив варвару никакого вреда. Подвывая от страха, стигиец прыгнул за борт. Дальнейшая его судьба доподлинно не известна, но наверняка печальна.

Курчавые волосы Басры встали дыбом. Могучая фигура Конана в действии испугала его сильнее, чем кумуди. «Таких людей не бывает, – думал он. – Это демон. Теперь я знаю точно».

Однако вместе со страхом Басра испытывал невероятный прилив сил и странное опьянение. Его грудь распирал восторг. Сердце стучало, словно боевой барабан.

– Как жаль, что врагов оказалось мало! – крикнул он. – Нет ничего приятнее, чем видеть их поражение!

Киммериец глянул на него и кивнул, одобрительно улыбаясь. Радость битвы еще переполняла его. Но внезапно он округлил глаза и издал предостерегающий возглас. Басра в недоумении оглянулся через плечо и застыл. Страшная голова кумуди, окровавленная, с выбитым глазом, висела прямо перед ним. Басра набрал полные легкие воздуха, чтобы закричать, но вопль застыл в его глотке. Он попробовал отбежать, но ноги приросли к плетеному настилу. Собственное тело отказалось служить негру.

Змея метнулась к нему, обхватила его туловище своей гибкой, холодной шеей и подняла в воздух. Одна рука Басры осталась свободной, вторую прижало к боку.

Боль в стиснутых ребрах неожиданно отрезвила его. Тупой, парализующий страх сменился острым желанием жить. И свободная рука сама собой потянулась к ножу, спрятанному в складках набедренной повязки. Змеиное горло пульсировало прямо над ним, и Басре захотелось впиться в него зубами. Ладонь нащупала рукоятку ножа и словно срослась с нею. Помедлив долю мгновения – она растянулась бесконечно долго, – Басра отдался во власть наитию, с удивлением обнаружив, что его тело знает, что делать. Точно отмеренным движением он вонзил нож прямо в пульсирующее горло под нижней челюстью.

И тотчас змеиные кольца разжались, и Басра упал обратно в лодку, ударившись головой о борт. Кумуди застыла, как столб, и вдруг змеиное тело выгнулось дугой. Она принялась колотить головой о воду, поднимая тучи брызг. Волны, вздыбленные чудовищной агонией, толкали лодку в корму, и она удалялась все дальше и дальше от издыхающей твари.

– Ты сделал третий шаг к своей совбоде, – сказал Конан, когда Басра пришел в себя после падения. – Ты убил врага. Сам, своими руками. Дальше

пойдет проще, поверь мне.

Басра пощупал пальцами шишку на гудящей голове, тихонько повыл, а после сказал деланно-равнодушным тоном:

– Жалко ножа. Хороший был нож, красивый.

* * *

– Где же я найду тебе змею с изумрудным глазом? – язвительно спросил старый заклинатель, когда Татхэб пришел к нему на постоялый двор. Впрочем, заведение это больше походило на ночлежку для бродяг. В праздники здесь останавливались те самые нищие из паломников. Бывший учитель Татхэба жил тут по двум причинам: во-первых, на постоялом дворе в изобилии водились крысы, потребные для кормежки его питомцев, а во-вторых, за хорошую плату здесь поселили бы не только змей, но и морских холодных спрутов.

Хутту – так звали заклинателя – к жизненным удобствам относился пренебрежительно. Седмицами он не совершал омовений и нисколько не устрадал из-за этого. Блохи и клопы никогда его не кусали. Единственным, к чему он относился почти благоговейно, являлась его лысина. Раз в седмицу он скреб ее пемзой, а по прочим дням заботливо смазывал сандаловым маслом.

Татхэб пришел в тот момент, когда Хутту завершал эту процедуру. Масло было дешевым, самого низкого качества. Запах от него в тесной комнатенке стоял такой, что жрец даже прослезился.

– Змея с изумрудным глазом – огромная редкость, – скрипучим голосом начал Хутту свое поучение. – Раз в пятнадцать зим владыка владык рождается на земле в виде меднобокого змея и осчастливливает своим семенем обыкновенных земных гадюк. В положенное время гадюки, обычно живородящие, откладывают яйца. Внутри этих яиц – не змеиные зародыши, а крупные изумруды. Во всех, кроме одного. Из него выводится та самая змейка, чаще всего левый ее глаз – ярко-зеленого цвета, а правый – обыкновенного, желтовато-серого, с черным зрачком. Объясни мне, о непутевейший из учеников, для чего тебе такая змея? Ты хочешь вспомнить ремесло, которому я тебя обучал?

– Теперь я укрощаю людей, о учитель, – усмехнулся Татхэб, потупив глаза. – Люди опаснее змей. – Согласен с тобой, – заклинатель в последний раз промокнул лысршу намасленной губкой и несколько раз щелкнул языком. Из-под тюфяка, шурша, чешуеей, вытекла огромная черная кобра. Она подползла к Хутту, застыла на мгновение, приподняв голову, затем, с шипением атаковала губку. Впилась в нее зубами, обвилась вокруг и, вращая длинным телом, точно штопором, потащила губку в угол. Там она опустила ее в горшок, в котором, судя по тихому плеску, содержалось масло. Проделав свой трюк, кобра скользнула обратно под тюфяк.

– Согласен, – повторил заклинатель, обнажая в усмешке подгнившие зубы. – Но это еще не делает их интересныхми. Они же скучны, мой мальчик.

– Не все, – возразил жрец.

– Неужели ты нашел любопытный экземпляр?

– Похоже, что так.

– А кто она? – Хутту ухмыльнулся еще шире, от чего его физиономия стала похожа на змеиную морду. Если бы он вдруг высунул наружу кончик раздвоенного языка, Татхэб закричал бы от испуга.

– Как ты догадался? – воскликнул он шепотом. – Ты умеешь читать мысли?

– Более скучного чтения нельзя и придумать. Людские мысли – вздор, и твои – не исключение. Зато твои чувства просто кричат, только на тайном языке, – произнес Хутту.

– В моей душе поселилась страсть, – признался Татхэб. – Предмет этой страсти – туранская девка. Забракованная рабыня, дерзкая, гордая…

– О, ты почти восхищаешься ею!

Именно над ней я хочу властвовать, так же, как ты властвуешь над своими кобрами. Хочу водить ее Садами Боли и ощущать ее трепет… Меня бросает то в жар, то в холод, когда я думаю об этом. Скоро… – Татхэб зашептал торопливо: – Скоро я стану главным жрецом, хозяином Верхнего храма. Мне при жизни построят великолепную гробницу. Я сказочно обогащусь, у меня будет целая армия рабов. Но счастье мое будет неполным без прекрасной Балзу…

– Попробуй ее высечь, – посоветовал заклинатель, – иногда это здорово действует.

– Нет, учитель! – резко возразил жрец. – Она будет сопротивляться даже под розгой, и это не принесет мне наслаждения. Вот когда она сама начнет искать муки…

– Мои уроки не прошли даром, – улыбнулся заклинатель. Его физиономия светилась, то ли от потеков масла, то ли от безграничного самодовольства. – Бедный мальчик! – продолжал он. – Ты опоздал родиться. Два века назад, когда сила змееголового была в самом расцвете, он лично помог бы тебе. Твои стремления – удел великого человека, а

не простого смертного. Что ж, придется мне поддержать тебя, Татхэб. У меня есть для тебя чудесный подарок!

Хутту закряхтел, поднялся с пола и устремился в противоположный угол комнатушки, заваленный ворохами грязного тряпья. Он принялся ворошить его, бормоча себе под нос. Едкое зловоние распространилось вокруг. Наконец с торжествующим криком заклинатель обернулся к ученику. В руках он бережно сжимал небольшую черную коробочку.

– Что это? – спросил Татхэб, недоумевая.

– Открой и посмотри.

Приняв подарок из холодных сморщенных рук, жрец открыл коробочку и скривился от разочарования. На дне ее, похожая на скрюченный засохший сучок, лежала крошечная змейка. Пасть ее была приоткрыта и издавала отвратительный запах. Правый глаз, блеклый и мертвый, походил на горошину черного перца, зато левый даже при свете чахлой лампы искрился зеленым.

– Она же дохлая! – брезгливо сморщившись, проговорил Татхэб.

– Глупец! – вскричал Хутту. – Это мумия!

– Ну и что с того?

– Одно заклинание и несколько капелек крови – и она оживет, – заклинатель заговорил спокойно и негромко. – Только кровь возьми у этой туранки. Ведь змея именно ее должна укусить?

– Тебе и это известно! – поразился жрец.

– Мне известно больше, чем ты можешь вообразить!

Сказав так, Хутту потер руки и рассмеялся.

* * *

– Ну, и что дальше? – спросил Басра.

– Дождемся темноты, – ответил Конан, убивая одним шлепком ладони полдюжины москитов на своем плече. Раны от стрел или доброй стали никогда не причиняли варвару столько неприятностей, сколько доставляли их эти мелкие, подлые твари. Укусы москитов выводили киммерийца из себя. Его глаза давно налились кровью, как у взбешенного носорога, и сила воли уходила вся без остатка на то, чтобы держать себя в руках.

Друзья ожидали сумерек в густых зарослях папируса. Неподалеку оказался лагерь солдат, встреча с которыми не входила в планы Конана. Хотя, с другой стороны, в лагере можно позаимствовать очень много полезных вещей. Например, оружие и одежду.

– И еду, – добавил Басра, поскольку уязвленный москитами варвар рассуждал вслух.

– Ты же ел сегодня утром! – сердито сказал Конан.

– У меня урчит в животе! – пожаловался Басра.

– Ты все еще раб. Невольник собственного брюха. Стыдись!

– И не подумаю. Разве ты не чуешь запах прекрасной рисовой каши с мясом? – Басра причмокнул. – Я могу назвать каждую приправу, которую солдатский повар положил в котел. А мясо? Это чудесная жирная баранина…

Конан зарычал. Есть ему хотелось не меньше, чем его товарищу. Возможно, даже и больше. В лодке оставался довольно солидный запас вяленой козлятины и съедобных клубней. Но Басра как-то незаметно съел почти все. Удивительно, но живот темнокожего раба так и остался впалым, словно съестное моментально сгорело в прожорливой печке. Конан замечал и раньше, что такие щуплые и низенькие мужчины съедают в два раза больше полнокровных здоровяков.

– В доме моего бывшего господина служили две кухарки, – разглагольствовал Басра, почесывая пузо. – Одна никуда не годилась, но была молодой и хорошенькой. А вторая – толстая, с во-от таким носом и тремя подбородками, готовила, как богиня.

Возьмет, бывало, ломоть мяса…

– Слушай меня внимательно, – перебил его варвар. – Сейчас ты подберешься к солдатскому лагерю как можно ближе и узнаешь, сколько там человек. Ты считать умеешь?

– Умею. – Басра растерянно заморгал.

– Посмотришь также, где стоят часовые. Если тебе удастся подобраться к лагерю вплотную, запомни, где именно солдаты сложили оружие.

Басра заморгал.

– А если меня заметят?

– Убьют.

– О боги! – вздохнул Басра. – Но мне, знаешь, что-то не хочется никуда идти. Может, ты сам сходишь? Проклятая змея вывихнула мне ногу…

– Если ты останешься, тебя убью я. – Конан произнес это негромко, но чрезвычайно убедительно.

Басра в очередной раз вздохнул и подчеркнуто прихрамывая, направился на запах рисовой каши.

Если вы подумали, что Конан задался целью перевоспитать трусливого раба и сделать из него человека (как это понимают в Киммерии, разумеется), то вы ошиблись. Меньше всего варвару хотелось возиться с неумелым и ненадежным спутником. Но Конану действительно требовался темнокожий помощник.

Другие рабы в лодке никогда не сошли бы за стигийцев, среди которых многие имеют красновато-коричневый цвет кожи. Бывают иссиня-черные стигийцы, бывают даже пепельно-серые. Но не белые. За зимы странствий и приключений кожа самого варвара покрылась густым бронзовым загаром, но синие глаза, форма носа и манера двигаться сразу выдавала в нем северянина. Поскольку Конан не мог вызвать на поединок всю Стигию разом, приходилось действовать иначе – без лишнего шума и постороннего внимания. Басра волею судьбы оказался единственной подходящей кандидатурой. Искать другого было некогда и негде.

С другой стороны, при всех своих слабостях и недостатках Басра оставался доверчивым, как младенец, и таким же простодушным. В товарищах такой человек предпочтительнее бывалого, но расчетливого и замкнутого…

Явился свежий боевой отряд москитов, и Конану пришлось вступить с ними в неравный бой, весьма кровопролитный. Варвар предпочел бы иметь дело с голодными крокодилами – они, по крайней мере, не издают таких противных звуков.

Тем временем Басра увидел первого часового. Тот ничего не заметил, да и вообще смотрел в другую сторону, но от испуга у Басры подкосились ноги.

Обыкновенный легковооруженный стигийский солдат показался ему страшным великаном.

А запах съестного между тем усиливался. Вдобавок еще и ветер подул со стороны лагеря. «Боги! – подумал Басра, сглатывая слюну. – Это же выше сил человеческих!»

И он пополз дальше, обходя часового по широкой дуге.

Шагах в двадцати влево обнаружились еще двое. Их Басра испугался меньше, чем первого. Пользуясь удаленностью от начальства, стигийцы играли в кости. Один из них жульничал, причем его противник этого не замечал и вблизи, а Басра вот разглядел даже издалека. Солдатские копья с зазубренными серпообразными наконечниками стояли воткнутые в землю тупой стороной древка. Это была типичная солдатская хитрость. Со стороны казалось, будто часовые, как им и положено, замерли неподвижно с поднятыми копьями, просто их скрывают высокие заросли.

Басра ползком обошел лагерь кругом и насчитал восемь солдат на посту. За деревянным частоколом, сооруженным наспех, готовились к ночлегу еще человек сорок. Повар у них никуда не годился – каша начинала подгорать, но все равно запах ее сводил Басру с ума.

Задыхаясь от волнения, Басра выкопал из земли какой-то корешок и сжевал его.

– Ничего, – пробормотал он, – съедобно. Интересно, как он называется?

Второй и третий корешки тоже оказались годными в пищу, но четвертый…

Сначала Басре показалось, что во рту у него вспыхнул пожар. Потом этот пожар переместился в живот. Басра, никак не ожидавший такого поворота событий, испустил протяжный, леденящий душу крик и, вскочив, забегал по кругу, хлопая себя ладонями по животу.

Часовой, стоявший в пяти шагах от Басры, взвизгнул противно-тонким голосом, бросил копье в сторону и побежал в сторону лагеря.

– Полосатый демон! Тревога! – голосил он. – Спасайте командиров!

Вероятно, это был неплохой солдат. Очень возможно, что в битвах с врагами он не ведал страха. Но черное, покрытое белыми полосами существо, выскочившее с воем из-под земли, не могло принадлежать к человеческому роду. А различных духов и демонов стигийцы боятся и чрезвычайно чтут.

Ползая в кустах, Басра испачкался белым илом, который густо покрывал стебли папируса и тростника. В сумерках светлые полосы на его теле действительно производили пугающее впечатление. К тому же из-за жгучего сока корешка глаза Басры вылезли на лоб, волосы встали дыбом, а изо рта пошла белая пена.

Солдаты в лагере увидели его. Паника часового передалась им быстрее чумной заразы. Прыжки и страшные гримасы Басры они посчитали магическим танцем.

– Надо умилостивить демона! – кричали они. – Принесем ему жертву!

Командир единственный сохранил ясность ума. Демонов он не боялся. Куда больше его страшила утрата солдатами дисциплины. Он мгновенно сообразил, что следует предпринять, и отдал четкий приказ.

– Строимся и отходим в организованном порядке. Если демону нужно наше подношение, пусть возьмет сам то, что сочтет нужным.

Когда пожар в животе Басры погас, он увидел, что лагерь пуст и между ним и котлом с кашей не осталось больше ни одного часового.

* * *

– Копье, пара ножей и меч. Неплохо, – одобрил Конан.

Басра что-то промычал с набитым ртом.

– Тебе повезло, – заметил варвар. – Корень луксурского перца чрезвычайно жгуч, но не ядовит. Если бы тебе попался местный сорт разрыв-травы, то тебе бы не поздоровилось, ты просто лопнул бы, как кхитайский фейерверк.

– Я уж подумал, мне конец, – признался Басра. – Хвала богам, каша достаточно жирная, и мои кишки больше не полыхают…

Конан не мог представить себе, как его сообщник ухитрился дотащить, кроме оружия, еще и котел, полный до краев. «Должно быть, при виде еды его сила удесятеряется, – подумал он. – Это может пригодиться».

Басра лопал, зачерпывая кашу обеими руками попеременно, но сожрать за один присест то, что приготовлено на сорок человек, даже ему оказалось не под силу. Рыгнув с сожалением, он повалился на спину и блаженно застонал.

– Нам пора идти, – сказал Конан.

Басра притворился спящим.

– Я не собираюсь ночевать в болоте, – заявил варвар. – Если тебе хочется – изволь.

– Яви милосердие, – Басра дважды икнул и поморщился, – не бросай меня.

Конана разбирал смех. Нечеловеческими усилиями он сдерживался, но все-таки не выдержал и захохотал так громко, что дремавшие на отмели крокодилы в панике кинулись в воду и притаились на дне реки.

Этот смех услыхали и разведчики, посланные командиром солдат. Они вернулись и доложили:

– Все в порядке. Демон смеется – он доволен.

* * *

Была у Басры одна неплохая особенность – он не впадал в эйфорию от собственных явно случайных успехов и не задавался. Похититель ножа, победитель кумуди, лазутчик, нагнавший страху на регулярную армию, оставался кроток, как голубь.

Во-первых, подчиняться ему было удобнее, чем решать что-либо самому. Во-вторых, этот синеглазый верзила не требовал мелких услуг, и Басра стал обладателем огромной ценности – личного времени, каковое можно было употреблять на раздумья. В-третьих, Басре было интересно. Впервые за его не слишком долгую жизнь, в которой все было отмерено и учтено, Басра понятия не имел, что с ним произойдет завтра.

Они продвигались вдоль русла реки без особенной спешки, тем не менее, с каждым переходом одолевая значительное расстояние. Сначала. Басра недоумевал, почему его спутник не захотел плыть на лодке, остававшейся в полном их распоряжении. Но уже на следующий день понял: здесь встречается слишком много торговых и военных кораблей. Почуяв неладное, стигийцы без труда догнали бы их, потому как для такой посудины двух гребцов маловато, а ведь нужен еще и рулевой…

– Мы бы давно вышли в долину, если б нам улыбнулась удача, – мрачно заметил Конан. Москиты одолевали его, а в сочетании с липкой влажной духотой кровососущие твари выведут из себя любого, не только раздражительного варвара.

– Какую именно удачу ты имеешь в виду? – спросил Басра.

– Улыбка судьбы должна иметь наружность не большого торгового каравана, – ответил варвар. – Желательно, слабоохраняемого.

Торговцев они так и не повстречали, зато наткнулись на небольшой отряд паломников. Они везли богатые подарки и четырех рабов в подношение Среднему храму. Охраняли их очень красивые, гладкие стражники, лоснящиеся от жира, внутреннего и наружного, числом аж двое.

Сперва Басра испугался и уполз на четвереньках, как ящерица. На небольшой поляне, где произошла схватка, стоял крик. Громко бряцало оружие. На стороне варвара были неожиданность и напор. Стражники не уступали благодаря численному превосходству. К тому же стигийское оружие было им более привычно. Они двигались, словно танцевал, и солнце вспыхивало на широких серповидных клинках. Один из стражников норовил подобраться к киммерийцу сзади и полоснуть мечом под ребра. Волнуясь, обливаясь едким потом и подскакивая, Басра грыз от возбуждения стебли папируса и пытался молиться всевозможным богам. Но в голове у него все прыгало и перемешивалось.

В какой-то момент Басра ясно понял – если сейчас этот красивым стражник ударит северянина мечом, его, Басры, приключения закончатся. Причем самым плачевным образом. Как сообщника разбойника его изрубят на месте или, что еще хуже, отвезут в Долину Смерти и принесут в жертву змеемордому жестокому богу. Эта страшная мысль поразила Басру. Страх перед неизбежной участью уничтожил все прочие страхи. Басра выскочил из укрытия, словно камень из пращи, и с копьем наперевес побежал на врагов.

Это случилось очень вовремя. Еще миг, и Конан 6ыл бы ранен в спину. Стражник, уже зашедшей в тыл, услышал вопль Басры и обернулся. Он смекнул, что его новый противник – не воин, потому как Басра держал копье неправильно.

Приняв необычайно эффектную позу, стражник изготовился уйти от копья направленного неумелой рукой, и распороть врагу живот. Но чудесная, неведомая сила, охранявшая Басру, устроила так, что Басра споткнулся, зацепившись ногой о корень. Негр упал головой вперед, далеко вытянув руки с копьём, и наконечник, миновавший защиту опытно-г6 бойца, с хрустом пронзил грудь стражника. Негодующее изумление исказило лицо умирающего, он повалился и замер в неудобной позе.

В следующий миг второй стражник лишился головы. Конан, не переставая скалиться, метнулся в сторону и вытащил за уши из кустов двух богато одетых мужчин.

Басра поднялся и подошел к нему. Голова его кружилась, сердце подпрыгивало, дыхание было чужим – хриплым, клокочущим.

– Ты убьешь их? – спросил он, как мог равнодушно.

– Кром! Я не ем падали и не убиваю безоружных! – проревел варвар; все еще опьяненный схваткой. – Даже если это презренные стигййцы, поклоняющиеся ползучим тварям! Мне не нужна их смерть, мне нужна их одежда и все их добро! Вам понятно, мокрицы?

Стигййцы, к слову сказать, не поняли ни звука, но Конан крайне красноречиво потряс перед их лицами окровавленным оружием. Закатывая глаза от ужаса, паломники принялись раздеваться.

– Ого! Здесь необработанные сапфиры, две золотых лампы, четыре штуки отборного шелка и слоновая кость! – объявил Басра, исследовав тюки и корзины, притороченные к спинам мулов.

Мулы были злые, храпели, толкались и норовили укусить.

– Мы богаты! – ликующе воскликнул Басра и вдруг пустился в пляс.

Никогда раньше с ним не случалось такого. Но радость, вскипевшая в его крови, требовала выхода. И Басра плясал, на ходу изобретая диковинные телодвижения и гортанно вскрикивая при прыжках.

Если Конан устрашил паломников своим грозным видом, то танец разбушевавшегося чернокожего их просто уничтожил. Подвывая от ужаса, голые, они убежали в заросли, прикрывая на ходу срам. Рабы дали стрекача еще раньше, и дальнейшая их участь неизвестна.

– О боги! Я счастлив! Бедный недостойный негр счастлив! – кричал Басра. – Давай уберемся из этих проклятых мест! Вернемся назад, в Ианту!

– А что ты будешь делать со своей долей добычи? – Конан прищурился.

– Открою торговлю.

Чем же будешь торговать? Тон этих вопросов смутил Басру, и радость его поутихла.

– Н… наверное, рабами, – выдавил он с сомнением в голосе. Ничего другого просто не пришло ему на ум.

– Разве участь этих людей ничему тебя не научила? – удивился варвар. – Разве тебе хочется быть ограбленным и убитым из-за жалкой выручки, которую можно пропить за один вечер? Разве ты, Басра, хочешь потерять свободу, которую ты только

что обрел? Поверь мне, работорговцы – те же рабы. Только они об этом не знают, поэтому их судьба еще хуже. Одумайся, глупый. Сегодня ты стал настоящим воином, и сразу хочешь скатиться до жалкого алчного торгаша.

– Подумаешь! – возразил Басра. – Чего особенного я сделал? Змея была куда опаснее этого наемника.

– Ты одолел кумуди, спасая собственную жизнь. А на охранника бросился, чтобы помочь мне, своему товарищу. Это гораздо почтеннее.

– Да? – Басра вдруг вспомнил, что именно заставило его атаковать стражника, и ему стало стыдно.

– Наверное, ты прав, – пробормотал он. – А глупый негр опять сморозил чепуху. Научи глупого негра. Скажи, как лучше распорядиться добычей.

– Я скажу. Мы отвезем ее в Долину Смерти и отдадим в храм, куда она и должна была попасть.

– Что? – Басра не поверил собственным ушам.

– Очень просто, – Конан ухмыльнулся. – Богатым дарителем будешь ты. А впридачу к подаркам будет невольник. Белый, сильный невольник. То есть – я.

– О боги! Что замыслил этот безумец! – Басра плюхнулся на землю и обхватил голову руками.

Если мы поступим таким образом, нам будет проще найти туранскую девушку, – пояснил киммериец. – Ты отдашь меня одному из жрецов по имени Татхэб. Понаблюдав за ним, мы узнаем, что случилось с дочерью моего друга.

* * *

– Как случилось, что моя волшба перестала действовать на тебя, Балзу? – спрашивал