Текст книги "Замок крови"

Автор книги: Дуглас Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Называй как хочешь, – обиделся Элваэл. – Словом, Танет была со мной. И вот я засыпаю, а она вдруг как толкнет меня в бок! Я было решил, что ей показалось мало – ну, всего, что между нами было, – и говорю: «Отстань от меня, неугомонная! Дай поспать!» Хотя про себя еще подумал: лестно, мол, такой горячей женщине глянуться. А она отвечает: «У тебя, я погляжу, только одно на уме». Тут я, честно сказать, обиделся на нее. И проснулся, хотя уже дремал. Я почему это рассказываю с подробностями – чтобы вы поняли, ребята, что мне ничего не приснилось. Она говорит: «Слышишь?» Я прислушался. Ничего. Полная тишина, если не считать, конечно, общего храпа. Я ей так и сказал. А она: «Нет, ты прислушайся как следует». Я опять прислушался. И опять – ничего. А она: «Там, наверху, кто-то смеется».

– А ты что сделал? – спросил Аллек.

– Да ничего. Назвал ее дурой и заснул. Очень уж обидела она меня.

– Ясно, – пробормотал Аллек. – Надо бы с госпожой Танет потолковать. Сдается мне, не такая она дура. Что-то ей явно виделось и слышалось.

– Одной ей, значит, и видится, и слышится, а прочие – и глухие, и слепые! – рассердился Элваэл. – Особенная она, что ли?

– Да нет, просто более чуткая. Есть же люди, которые стреляют из лука более метко, чем остальные, – объяснил Аллек. – Это, брат, называется талант. Талант. Не всякому дано, понял?

Элваэл плюнул и вышел из кухни. Конан поднял голову и встретился глазами с Аллеком.

– А ты что считаешь, киммериец? – спросил Аллек.

– Думаю, женщина действительно что-то видела. Может быть, даже и кровь.

– Она нервная, – задумчиво проговорил Аллек. – Они с Элваэлом иногда так ругаются, что даже страшно становится. Хотя знакомы недавно и, вроде бы, надоесть друг другу не должны. Но вот сидит у нее какая-то заноза в печени, и толкает на разные выходки. Вздорная, словом, бабенка.

– Госпожа Танет, возможно, и вздорная, – спокойным тоном произнес Конан. – Но вот как быть с его светлостью графом Леофриком? Ты видел его лицо? Он заходил сюда вместе с нею и тоже видел что-то странное. Нечто такое, что его напугало. А граф, сдается мне, не трусливого десятка.

– Это ты, брат, правильно рассудил, – признал Аллек. – Граф хоть и выглядит забавным толстячком, а на самом деле – человек железный. Во время путешествия ни разу не пожаловался, а ведь он, знаешь, избалованный и не очень здоровый человек. Привык жить в роскоши, а вот гляди ты: ехал верхом, и в дождь, и в ветер; на постоялых дворах первым делом заботился о лошадях, потом – о слугах и только после этого – о собственном удобстве… Да и прочее. Ты приглядись к нему повнимательнее, когда будет случай, сам поймешь.

– Вижу, граф тебе нравится.

– А тебе не нравится хозяин, который платит по пять золотых в день? – резонно возразил наемник.

– Это другое, – отозвался Конан и задумался. – Если такой человек, как Леофрик, напуган, значит, дело серьезное, – проговорил он наконец. – Надо бы потолковать с Танет по душам.

– Нет ничего проще, – фыркнул Аллек. – Я начну ругать Элваэла – мол, глуповат, хоть и доблестный воин – все такое. Она тотчас вцепится и начнет приводить примеры его глупости. Тут только успевай задавать вопросы.

– Ко всякой женщине нужен свой подход, – философски заметил киммериец, который и сам слыл большим знатоком и ценителем слабого пола.

Они с Аллеком рассмеялись и покинули кухню.

* * *

Никакой «подход» не помог – Танет была перепугана насмерть и отказывалась обсуждать увиденное. Только качала головой и отворачивалась, а после и вовсе стала убегать, едва видела, что к ней приближаются.

Конан почти сразу понял, что разговаривать с ней бесполезно, и обратился к Леофрику.

Тот был серьезен и сразу сказал:

– Кровь была. Думаю, настоящая.

– Но ведь она почти сразу исчезла! – возразил Конан.

В глазах Леофрика явственно читалась глубокая печаль.

– Тот враг, от которого ты и твои товарищи Должны защитить всех нас, способен и не на такое…

Во время завтрака Конан обратил внимание на то, что отсутствует одна из крестьянских женщин. Поначалу его насторожило это обстоятельство, но чуть позднее он ее увидел – она сидела возле очага, отстраненная и как будто немного смущенная, но вполне целая и невредимая. Это его успокоило.

Ближе к полудню солнце кое-как пробилось в узкие окна старого замка и стало не так страшно и мрачно, как было вечером. Решили снова осмотреть комнаты – пора было начинать обустраивать настоящее жилье.

– Конечно, неплохо бы повесить везде новые гобелены, купить хорошие столы и скамьи, привезти из города посуду, – сказал Леофрик своим охранникам. – Однако буду с вами честен. У меня нет денег на эту роскошь. Все, что у меня есть, уходит на оплату вашего труда. Поверьте, оно того стоит. Как видите, я откровенен. Теперь ступайте и очистите комнаты. Из них нужно вынести все. Когда я поднимусь наверх, там должны быть только голые стены.

Охранники переглянулись. Не так они представляли себе свою работу. Одно дело – отражать врагов, которые вздумают покушаться на жизнь их нанимателя; совсем другое – заниматься уборкой, разгребая старую истлевшую рухлядь. В то же время пять золотых… И у графа вполне серьезный вид. Он мог бы нанять десяток уборщиков за сумму вдесятеро меньшую.

– По-моему, у него не в порядке с головой, – поделился сомнениями Элваэл, когда они поднимались по лестнице на второй этаж.

Четвертый охранник, молодой парень па имени Ловес, промолчал. Он предпочитал не обсуждать ни графа, ни обстоятельства, в которых они все находились. Боялся сказать что-нибудь не то. Однажды он уже распустил язык. Следствием стала драка, в которой Ловес убил знатного юношу, после чего ему пришлось бежать. Он скитался уже несколько лет и с тех пор, как под покровом ночи оставил родной дом, ни разу не был у себя, в Коринфии. Чужбина вызывала у него отвращение, он тосковал и мечтал только об одном: накопить побольше денег и вернуться. Под личиной богача средних лет, чужестранца (придется изменить имя – об этом Ловес думал с отвращением) он останется неузнанным и проживет остаток жизни на родине, наслаждаясь любимой природой и звуками родного языка.

Но пока что до осуществления этой мечты было очень далеко. Впрочем, если граф и дальше будет держать свое обещание – а Леофрик до сих пор платил своим охранникам регулярно – то сладкий миг существенно приблизится. Нужно только ни с кем не поссориться и выполнять свой долг очень осторожно, чтобы остаться в живых.

В первой комнате ничего интересного они не увидели. Сундук, стоявший возле стены, был набит разложившимися тряпками. Когда-то, судя по всему, это было девичье приданое. Остатки белого шелка расползались под пальцами. Несколько жемчужин блеснули среди хлама, но Конан и Аллек решительно воспротивились попыткам своих товарищей завладеть драгоценностями.

– Граф сказал, чтобы мы выбросили отсюда все, – напомнил Аллек. – Так мы и поступим. Возможно, в этих камешках кроется какая-то опасность.

– Какая опасность может таиться в белых катышках? – осведомился Элваэл, фыркая. – Это просто жемчуг, дружище! Жемчуг и. ничего больше. И если продать его в городе, то можно выручить неплохие деньги. Так что ты можешь слушаться своего графа, а лично я…

И он потянулся к жемчужинам.

Конан ударил его по руке.

– Тебе же сказали: ничего здесь не трогать! Выбросить из комнат все!

– Кто ты такой, чтобы мне приказывать? – разозлился Элваэл. – Ты такой же охранник, как и я! Точнее, хуже – ведь ты нанялся всего пару дней назад, а я с господином графом уже почти месяц. И всегда он был мною доволен. И вот появляешься ты, умник, и начинаешь мне приказывать.

– Тебе приказываю не я, – спокойно возразил Конан. – Я просто напоминаю, каково было истинное распоряжение графа.

– А я тебе говорю, что граф – милостивый и щедрый господин, и он не будет против, если его бедные охранники немного поживятся за счет старой рухляди, о которой он давно забыл.

С этими словами Элваэл решительно сунул несколько жемчужин в поясной кошель, после чего посмотрел на своих товарищей с вызовом.

– Оставь его, – сказал Аллек Конану. – Он всегда был упрям и с придурью.

– Это ты с придурью, – огрызнулся Элваэл. – Потому что ты мне завидуешь.

Аллек только пожал плечами.

Они разломали сундук и выбросили его в окно. Сняли со стены гобелен, свернули его в рулон и тоже выкинули вниз. Он полетел, как птица, на лету разворачивая крылья. Конану, который смотрел из окна, показалось, что гобелен несколько раз взмахнул ветхими крыльями-углами, прежде чем, сделав последний круг над землей, опуститься рядом с обломками сундука. И еще ему послышался тихий, самодовольный смешок, но когда он обернулся, все его товарищи стояли с напряженными, немного сердитыми лицами, как всегда бывает после ссоры.

– Ну что, – сказал Аллек, – кажется, больше нам здесь делать нечего. Пришлем сюда женщин, чтобы вымыли стены и пол.

– Я схожу, – вызвался Ловес, но Элваэл оттеснил его плечом от выхода.

– Отлыниваешь от работы, юнец? Я сам позову сюда женщин, а ты ступай с Аллеком в другую комнату и потрудись-ка там. Понял?

Ловес кивнул. Он не хотел ввязываться в новую ссору. А Элваэл, раздраженный недавней перепалкой, искал повода придраться.

– И чтоб без глупостей! Если найдете опять какой-нибудь жемчуг, не вздумайте поделить его без меня! Я все равно узнаю и очень сильно обижусь. К тебе, юнец, это относится в первую очередь.

И он побежал вниз по лестнице.

Товарищи проводили его глазами.

– Что это с ним? – спросил Конан у Аллека. Тот покачал головой.

– Не знаю. Он всегда был задиристый. Ходок по женщинам. Немного жадный. Но ничего особенного. Ничего такого, за что следовало бы его вздуть или бросить на большой, пустынной дороге. А сейчас он как с цепи сорвался. Честно тебе скажу, киммериец, я его просто не узнаю.

Конан поднял брови.

Аллек задумчиво добавил:

– Да и жемчуг, между нами говоря, не слишком дорогой. Не настолько он хорош, этот жемчуг, чтобы так на него бросаться, да еще ссориться с нами.

– Вот и я так думаю, – кивнул варвар. – Не нравится мне все это.

Они подошли к соседней комнате. Именно здесь десять лет назад начался тот самый роковой пожар, который уничтожил замок и сделал его непригодным для жилья. Возле двери Конан вдруг почувствовал, как знакомый холодок шевелит волосы у него на затылке.

– Если в этом замке и живет какая-то дрянь,

прошептал он, обращаясь к своим спутникам,

то она свила себе гнездо здесь.

– О чем ты? – удивился Аллек.

– О том, что в этом замке, возможно, обитает какая-то дрянь, – повторил варвар. – Я их кожей чувствую. Ненавижу магию!

– Магию?

– Скажи, как, по-твоему, была кровь там, в кухне? – требовательно спросил Конан.

– Не знаю… – замялся Аллек. – Я не склонен верить впечатлительным людям. Да и волшебство встречается не на каждом шагу.

– А я верю, – сказал Ловес. И, смутившись, добавил: – Несколько лет назад я видел, как маг испепелил человека. Просто направил на него палец – и человек вспыхнул, как факел, сразу! Он даже не закричал. Секунду назад был живой, даже что-то ел, по-моему, а потом – только кучка пепла.

– Что за маг? – заинтересовался Конан.

Ловес смутился еще больше, побледнел и честно признался:

– Не знаю. Я сразу убежал оттуда.

Он опустил голову. Конан хлопнул его по плечу.

– И правильно сделал. Если чувствуешь, что не в силах сразу убить мага – уходи. Твоя жизнь тебе еще пригодится. И все же мы изведем это отродье, кем бы оно ни было.

Он навалился плечом на дверь и отворил ее.

Навстречу понеслась вонь. Застоявшийся воздух нес запах горелого. Но было еще что-то. Горелая человеческая плоть и какие-то вещества, которые применяются магами для создания особенных чар. Странным показалось только то, что эти запахи были свежими, как будто здесь всего час назад опрокинули колбу.

В комнате было навалено множество вещей. Посреди стоял стол. Во время пожара он сильно пострадал, но все же сохранился.

– Это каменное дерево, – сказал Ловес. – Такое почти невозможно разрушить.

– Как же из него делают мебель? – удивился Аллек.

– Его срубают, когда оно еще молодое, – объяснил Ловес. Он чуть покраснел и добавил, глядя на Конана: – Мне об этом рассказывали.

– Кто? Краснодеревщики?

– Нет… Не совсем. В общем, да. Мастера.

– Просто взяли и рассказали?

– Я спросил… Никогда не знаешь, что может тебе пригодиться, – сказал Ловес.

– Пусть говорит дальше! – перебил Аллек. – Любознательный и умненький парнишка. Очень хочет жить – и жить хорошо. Достойное желание.

– Для кого как, – проворчал Конан. – Я хочу когда-нибудь стать королем.

– Королю тоже не помешает знать про каменные деревья, – примирительно произнес Аллек. – Пусть рассказывает!

– Эти деревья срубают, когда они достигают в ширину двух обхватов. Потом уже ни один топор их не возьмет. Да и то такая работа занимает не один день. Затем их погружают в специальный раствор, который немного размягчает древесину, – продолжал Ловес, краснея все больше и больше. Он не привык к тому, чтобы его слушали. – После того, как работа закончена – а у мастера есть всего два дня – древесина начинает затвердевать. Она выделяет особую смолу, которая сплавляет все волокла намертво. Через год такая мебель становится тяжелой, как каменная, и практически не разрушается. Древоточцы в ней не живут, плесень ее не берет. И, в отличие от каменной, она не разбивается.

Устав от длинного монолога, он перевел дыхание и замолчал.

– Очень интересно, – проворчал Конан.

– Да, это интересно, – задумчиво произнес Аллек. – Это означает, что наша задача усложняется. Такой стол не разломаешь на куски и не выбросишь в окно. Придется тащить его на руках вниз по лестнице. А он наверняка тяжелый.

Ловес безмолвно кивнул, подтверждая это предположение.

– Ладно, – решил Аллек, – сначала избавимся от прочего барахла.

А «барахла» в комнате было навалом. Колбы и реторты, почерневшие от огня и полопавшиеся, треснувшие и разбитые чашки и кувшины, запечатанные сосуды с отвалившимся донышком лежали повсюду. Осколки стекла и глиняные, черепки хрустели под ногами. Несколько обгоревших манускриптов из телячьей кожи валялись на полу. Их страницы почернели и слиплись, буквы расплылись и исчезли за жирным слоем копоти. И все же в углу одной страницы Конан разглядел рисунок, обвивающий заглавную букву – инициал: странное чудовище с человеческими глазами держало букву обеими руками, тонкими лапками с длинными острыми когтями, и вонзало в нее зубы. Пасть чудовища была широко раскрыта, и в ней виднелся шевелящийся влажный язык. А глаза глядели печально, со звериной тоской и пониманием каких-то странных, древних тайн, сокрытых от ограниченного человеческого разума. Конан не умел читать и не мог разобрать, что это за буква, которую пожирает чудовище, однако его привлек сам рисунок. Была в нем странная, завораживающая прелесть. И вот, пока варвар прикидывал, существуют ли такие чудовища в действительности и как ловчее можно было бы с ними совладать в битве один на один, рисунок как будто ожил. В нарисованных глазах загорелся огонек, челюсти чуть сжались на стволе буквы.

– Что за глупости! – Конан выронил книгу. Аллек быстро обернулся к нему.

– Что ты там увидел?

– Ничего, – проворчал варвар, стыдясь собственной впечатлительности. – Проклятая книга. Наверняка содержит заклинания черной магии. Может быть, стоило бы ее сжечь?

– Нам было велено все выбросить. Выбросить, а не уничтожить, – напомнил Аллек. – Господин граф сам разберется, что к чему. Может быть, сжигать такие книги опасно. Откуда мы знаем?

– Пожар тут и без нас потрудился, – добавил Ловес. Ему нравились книги и жаль было их бросать в печку.

Кроме полусгоревших книг и разбитой посуды, в комнате имелись кресло с ножками в виде лап фантастического чудовища и несколько светильников – висячих ламп и канделябров, сделанных в том же стиле. Когтистые лапы держали подставки для свечей или сжимали кольцо, в котором качалась лампа. Все эти вещи были закопчены, но Конан поскреб ногтем и увидел, что они бронзовые.

– Красиво, – оценил он. – И дорого стоит.

– Хватит! – рассердился Аллек. – Сперва Элваэл набивает карманы жемчугом, потом Ловес начинает интересоваться книгами, а теперь тебе нравятся светильники.

– Когда все закончится, я, может быть, прихватил бы парочку, – согласился Конан. – В счет оплаты. Видишь, какой я честный.

Аллек покосился на него с недоверием.

– Что-то мне подсказывает, киммериец, что ты надо мной смеешься.

Конан захохотал.

– Может быть, и так! Но это все потому, что ты мне нравишься. А вот эта комната мне совершенно не по нраву. Давай тут все разберем поскорее.

Он поднял книгу и выбросил ее в окно. На этот раз он не следил за ее падением и потому не видел, как чудовище с печальными глазами вырвало букву из страницы, высвободилось само и с тихим криком вылетело прочь. Голубое небо подхватило его, и мгновенно крылатое существо скрылось среди облаков. Только птицы, всполошившиеся было на соседних деревьях, выдали его, но они скоро успокоились.

Вернулся Элваэл. Он не смотрел ни на кого из товарищей. Прислонился к стене, глядя в окно.

– Помоги собрать осколки, – обратился к нему Аллек как ни в чем не бывало. – Привел женщину?

– Да. Это Петрейда.

– Петрейда?

– Крестьянка. Сестра матери Дакко, – пояснил Элваэл.

– Смотри ты, уже с Петрейдой знакомство свел, – пробормотал Аллек. – Ты времени не теряешь…

– В отличие от тебя, братец, – отрезал Элваэл, принимаясь за работу.

– Это не та ли женщина, которой не было во время завтрака? – спросил Ловес.

– Может быть, – ответил Элваэл. – Тебе-то что?

– Не знаю, – смешался Ловес. – Просто спросил.

Конан вдруг задумался. Почему Элваэл выбрал именно ее? Все утро она вела себя странно. Да и Элваэл держится не вполне привычным образом. Хотя, возможно, все можно отнести на счет непривычной обстановки. Граф Леофрик явно знает больше, чем говорит. И он напуган. Соответственно, напуганы и его спутники. При этом каждый старается не показывать своего страха и справляется с этим в одиночку, кто как умеет. В принципе, ничего странного не происходит. И все же, если вдуматься…

Они собрали осколки, сняли со стены ковер и, завернув в него мусор, завязали узлом. Затем поснимали лампы и свалили в углу вместе с канделябрами. Со столом пришлось повозиться. Как и говорил Ловес, эта мебель оказалась тяжелее каменной. Мышцы на руках и ногах Конана вздулись, когда он подталкивал стол к двери, а затем выволакивал на лестницу. Прочие помогали ему, как могли. Прошло не менее получаса, прежде чем стол оказался там же, где остальные предметы из сгоревшей лаборатории.

– Нужно передохнуть, – сказал Аллек, валясь на траву под стеной башни. – Попросим Танет, чтобы принесла нам питья.

– Я бы перекусил, – заметил Конан.

Сказано – сделано. Некоторое время они просто лежали на траве без сил, а стряпуха с заплаканным лицом носила им еду и питье в кувшине. Ее ни о чем не спрашивали, но все-таки она произнесла в пространство:

– А тем, кто считает меня дурой, я бы сказала: пусть они и близко ко мне теперь не подходят!

Элваэл тоже проговорил, как бы про себя:

– Если кто-то не хочет меня видеть, то пусть не видит. Женщин на свете много.

Танет заплакала и убежала.

– Напрасно ты ее обижаешь, – сказал Конан, уплетая лепешки с медом. – По-моему, очень хорошая женщина.

– Ничего, ей полезно, – отмахнулся Элваэл. – Петрейда – тоже хорошая.

– Кстати! – спохватился Аллек. – Мы оставили ее наверху.

– Ну и что?

– Интересно, как она там справляется?

– А что там справляться? – хмыкнул Элваэл. – Обыкновенная женская работа. Помыть стены и пол. Знай себе вози тряпкой.

– Странно, – пробормотал Аллек. – Мне показалось, что ее там нет.

Он приподнялся и крикнул, обращаясь к окнам на втором этаже:

– Эй, Петрейда! Петрейда!

Ему никто не ответил..

– Она не слышит, – сказал Элваэл. – Говорю тебе, когда я ей велел подняться, она взяла воду в бадье и тряпку и пошла за мной. Я сам привел ее в комнату. Она там.

Конан запил лепешку глотком свежей воды и встал на ноги.

– Загляну-ка я к ней, – сказал он. – Что-то вы на меня нагнали страху.

Услышав это от огромного мускулистого варвара, его товарищи громко рассмеялись. Да и сам Конан не скрывал ухмылки.

Несколькими прыжками он одолел ступеньки и подошел к комнате, которую они очистили.

За дверью было очень тихо.

– Петрейда! – позвал Конан. – Ты здесь?

Ответа не было.

Он толкнул дверь и замер на пороге. Все комната, от стен до потолка, была забрызгана свежей кровью. Кровь медленно стекала с окна, ползла по полу, как живая, норовя тонкой струйкой обвить ноги варвара.

– Кром! – взревел Конан, отдергивая ногу. – Что за проклятье! Петрейда! Где ты, а? Куда ты спряталась? Что за шутки?

Мертвое молчание было ему ответом. Конан вдруг почувствовал, что это не просто тишина. В этой комнате не раздавалось вообще никаких звуков. Не слышно было голосов снизу, из окна не доносилось птичьего пения, хотя день был в разгаре и птицы вовсю щебетали на деревьях.

Конан повернулся и выбежал вон.

– Ну, как там дела? – спросил Аллек.

– Не поверишь! – Конан перевел дыхание. – Я тоже видел это.

– Что ты видел?

– Кровь!

– По-твоему, Танет ничего не напутала? И графу не показалось?

– Вот именно. Можешь считать меня варваром, если тебе не дорога жизнь, можешь думать, что это суеверия, присущие моему народу, – хотя моему народу не присущи суеверия! Это вы, цивилизованные люди, на каждом шагу плюете и скрещиваете пальцы, а у нас есть наш бог Кром, к которому отправляется всякий уважающий себя воин, если он погиб с оружием в руках…

– Я понял, – спокойно сказал Аллек. – Итак, что же ты увидел?

– Кровь! Говорю тебе, вся комната была залита кровью. И там стояла тишина. Ни одного звука. Ни голосов, ни шагов, ничего. Даже мой голос там тонул, растворялся, как порошок в уксусе…

– Погоди, – перебил Ловес. – А где же Петрейда?

– Не знаю. Ее там не было. Аллек решительно поднялся.

– Идем. Нужно сообщить об этом графу.

* * *

Поговорить с графом им удалось далеко не сразу. Сначала он был занят – бродил возле груды выброшенных из замка вещей и рассматривал их. Кое-что сразу приговорил к сожжению – к удивлению любопытного Дакко, который ходил за графом, как тень, среди предметов, признанных «опасными», оказалось два заляпанных алхимическими реактивами ковра и совсем простая, сильно закопченная реторта. Другие вещи он приказал закопать. Как и предвидел Элваэл, о жемчуге, который находился среди истлевшего приданого, граф Леофрик даже не вспомнил. Просто перерыл тряпки и бросил их обратно в сундук.

Дакко с интересом наблюдал за Леофриком. Это был мальчик лет десяти, худенький, с пытливым взглядом и копной пшеничных волос. Он не походил на свою мать и мало походил на отца. Леофрику нравился этот ребенок. Он предполагал, что в ближайшее время ему трудно будет найти себе слуг. Разговоры о том, что происходило и до сих пор иногда происходит в брошенном замке, отвадили отсюда всех жителей близлежащих деревень. Вряд ли кто-нибудь из них, будучи в здравом уме, согласится жить в замке и прислуживать графу. Стряпуха Танет теперь тоже не в себе. Все время или плачет, или ругается. А у ворчливых женщин, это граф знал по опыту, и стряпня невкусная. Будет жаль, если у Танет испортится характер. Остается только надеяться, что это не навсегда.

Крестьян, которые согласились переселиться с графом в его старое родовое имение, Леофрик думал пристроить к делу. Ему не хотелось выделять им земли. Да и что будут делать две семьи среди общего безлюдья? Удастся ли им вообще вырастить хоть какой-то урожай? Нет уж, лучше пусть помогают в замке. Когда-нибудь былое величие вернется в эту древнюю твердыню…

А из Дакко, возможно, вырастет воин. Об этом можно будет позаботиться.

Потом. Обо всем этом он позаботится потом. Сейчас неотложное дело одно: избавиться от всех последствий давней катастрофы.

Леофрик поднял обгоревший том. Он вздрогнул, потому что узнал книгу. Она содержала заклинания, к которым он прибегал, когда принялся за завершающую стадию своих опытов. Лучше бы ему никогда ее не видеть.

Он и не видел ее до определенного момента. Не исключено, что все эти годы она находилась в замке и ждала своего часа, не попадаясь на глаза. Не исключено. И все же… В ее появлении в столь удачный момент – ни раньше, ни позже, ровно в тот миг, когда в ней возникла нужда – заключалось что-то зловещее. Как будто у книги имелся невидимый покровитель, который умело подкладывал ее любому, кто начинал искать тех самых знаний, что были погребены в ее недрах.

Итак, алхимик дошел до определенного пункта своих исследований. И тут появилась книга. Древние лемурийские заклинания. Такие древние, что даже стигийские маги не могли бы отыскать их среди своих фолиантов. Этими формулами пользовались могущественные заклинатели Лемурии, которая впоследствии ушла под воду и навсегда скрылась под беспокойными водами океана. Язык, на котором давным-давно никто не разговаривает. Звуки чуждой человеческому уху речи впервые зазвучали под сводами родовой твердыни Леофрика – спустя тысячелетия после гибели Лемурии и Атлантиды!

Поначалу ничего не происходило. А потом…

Леофрик зажмурился, отгоняя воспоминания. И тут он снова посмотрел на страницу. Кое-что насторожило его. Он узнавал и книгу, и текст, написанный в ней. Читать, разбирая слово за словом, он не решался, чтобы не разбудить ненароком вновь темных сил, которые дремали в недрах фолианта. Но… Но здесь начало главы! Здесь должен быть инициал. Леофрик даже припоминал, какой именно: древний зверь, терзающий клыками букву. Начертания буквы были фантастическими для взора современного бри-тунца. И все же Леофрик знал, что она читается как «А». Первая буква любого человеческого алфавита. Но не лемурийского. В их странном языке это была тринадцатая буква, роковая. «Лишняя», как ее называли. Она открывала последнюю главу, где описывалась завершающая фаза Великого Делания.

Ни буквы, ни чудовища. Но ведь они не сгорели. Страница в этом углу была почти чистой. Они испарились.

Леофрик повертел книгу перед глазами, плюнул несколько раз.

– Не могли же они улететь? – пробормотал он, обращаясь к самому себе, и тут же услышал за спиной явственное хихикание. Смеялся странно знакомый голос, молодой и высокий. Прежде чем обернуться, Леофрик помедлил. Голос казался ему знакомым… точнее сказать, этот голос был полузабытым, как будто выплывшим из далекого прошлого…

Наконец граф собрался с мужеством и повернулся.

За спиной у него никого не было.

А потом, ступая бесшумно, появился Конан. При виде его Леофрик ощутил облегчение. Рослый варвар был таким материальным, таким плотским, что невольно успокаивал. Хотя многие люди, завидев эту внушительную фигуру, обычно дополняемую мечом, булавой или секирой, начинали испытывать подсознательное (а иногда и вполне осознанное) беспокойство. Однако Леофрика страшила вовсе не физическая мощь.

– Слушаю тебя, – сказал граф, видя, что киммериец хочет с ним заговорить.

– Я видел кровь, – брякнул тот без предисловий. – Точно так же, как госпожа Танет. Вошел в комнату – а там стены, потолок и пол в крови. Сверху капает, по стенам сползает. В глазах красно. А потом все исчезло.

– Зачем ты заходил туда, где видел кровь? – спросил граф. Он заметно побледнел.

– Мы отправили туда женщину, чтобы она завершила уборку. А потом Аллек сказал: «что-то давно мы ее не видели». Я вызвался заглянуть и посмотреть, чем она занимается так долго.

– Логично, – пробормотал граф. – Рассказывай дальше.

– Я уже все рассказал, – буркнул Конан. – Ее не было, и все в крови. А спустя короткое время кровь исчезла, как не бывало. Мне, естественно, тоже не верят, но я-то знаю, что именно я видел. Меня не собьешь!

– Это верно. Успокойся, друг мой, я тебе верю. Ведь я видел то же самое – там, на кухне. А что это была за женщина?

– Какая женщина?

– Та, которая исчезла из комнаты.

– А, эта… Петрейда. Та самая крестьянка, которой не было во время завтрака. Странная она. Хотя, если подумать, ничего странного. У нее есть приятель?

– Приятель? – Граф рассеянно посмотрел на Конана. – Какой приятель? Какое мне дело до приятеля какой-то крестьянки?

– Да нет, я подумал… если у нее есть дружок, то она, может быть, была с ним, и загадки никакой нет.

Леофрик вдруг напрягся и с этой секунды слушал очень внимательно.

– Но у нее нет никакого дружка, верно?

– Полагаю, нет.

– И ее не было во время завтрака. А потом она появилась… И как она держалась?

– Странно. Обычно она терлась возле своей старшей сестры, а тут уселась одна, как важная дама, и глазела в огонь. А после опять исчезла.

– И кровь… – проговорил Леофрик. – Послушай меня, киммериец. Тебя ведь зовут Конан? Послушай, Конан. Много лет назад в этом замке я занимался алхимическими опытами. Возможно, мне нет оправдания. Но я и не ищу никаких оправданий.

– Вы пытаетесь исправить зло, – сказал Конан. – Этого довольно. Я помогу вам. Только вы должны быть со мной откровенны.

– Постараюсь, насколько это в моих силах, – обещал граф. – Я был молод. Куда моложе, чем теперь, но все же старше, чем ты. У меня было богатство, силы, много времени впереди. Весь мир лежал передо мной, большой и неизведанный, но я хотел погрузиться в его темные тайны и выведать то, что прячется под покровом ночи. Ты слушаешь меня?

– Да, да, – сказал Конан, отвлекаясь от созерцания веселой маленькой птички, которая отважно разгуливала среди обломков алхимической посуды. – Разумеется, я вас слушаю.

– Во время одного из моих опытов случился пожар. Думаю, его вызвало одно из тех… существ, которых я заставлял помогать мне. Погибло несколько человек. Но худшее было впереди. Разбились мои колбы, и ядовитые пары стали распространяться по замку, губя все живое. Я собрал тех моих слуг и солдат, которые еще не надышались этой отравы, и вывел их из замка, а остальных замуровал здесь, чтобы погибель не вырвалась на волю.

– Поэтому замок и считали проклятым?

– Отчасти. Полагаю, некоторые сущности не торопились покинуть землю и обитали здесь еще долгое время. Я не знаю, какова их природа. Догадываюсь, что она бесчеловечна. Эти существа общались некогда с лемурийцами.

– Они помогали вам искать сокровища? – спросил варвар алчно. На мелкий жемчуг он не стал бы размениваться – не тот масштаб. Но если речь зайдет о сокровищах древних владык, возможно, о казне какого-нибудь погибшего царства – вот здесь стоило бы потрудиться.

– Сокровища? Можно сказать и так. Я искал сокровища знаний. С их помощью можно добыть все что угодно.

Гримасой Конан выразил искренне сомнение в том, что дело обстоит именно так. Сам он держался прямо противоположного мнения. Сперва он должен ощутить в руке полновесный кошелек с монетами – вот это, как он понимал, стоящее дело! – а потом уже можно купить все что угодно. Даже знания. Нанять какого-нибудь голодного мудреца – этого люда немало бродит по свету – и пусть он читает варвару книги. А то и просто рассказывает истории. И объясняет то одно, то другое – смотря что заинтересует его работодателя. Вот это жизнь! Какой смысл властителю, потомку древнего и богатого рода, становиться таким бродячим мудрецом, – этого Конан в толк взять не смог. Он и расспрашивать не стал. У каждого свои причуды.