Текст книги "Ускользающий луч"

Автор книги: Дороти Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Молодая женщина влетела в столовую и застыла как вкопанная. За столом сидел Витторио. Держа в руке кофейную чашку, он уткнулся в какую-то книгу. По гладкой полированной поверхности стола были разбросаны бумаги… Картина повторилась: стоило Одри его увидеть, как внутри распрямилась стальная пружина отчаянного желания.

Казалось, за четыре дня ее тело должно было привыкнуть к его близости. Посмотри на меня! – хотелось крикнуть Одри. – Посмотри, какая я! Но он не стал бы смотреть, все равно не стал бы; именно это приводило Одри в бешенство и заставляло до такой степени забыть правила приличия, что она с трудом узнавала себя.

Он поднял глаза, увидел ее ночную рубашку и опять погрузился в книгу.

Чувствуя себя униженной, Одри опустилась в кресло напротив.

– Вы говорили с Алексом?

Он едва заметно покачал головой.

– Почему? Я разговариваю с вами и хочу, чтобы вы смотрели на меня. – Она протянула руку и отвела книгу от его лица. – Я получила письмо.

– Вижу.

Не обращая внимания на его подчеркнутое безразличие, Одри заявила:

– Халиган говорит, что я должна заплатить за восстановление земли в ее прежнем состоянии. Это абсолютная чушь! Там не было никакого состояния! Как по-вашему, он имеет на это право?

Маричелли бросил на Одри досадливый взгляд, а затем вновь принял равнодушный вид.

– Понятия не имею. Я не юрист.

– Я знаю, что вы не юрист, но у вас есть земля…

– Которой я не могу разрешить вам воспользоваться.

– Но почему? – взмолилась она. – Если он подаст иск, эта земля будет мне попросту необходима!

– Встречный иск, – пробормотал он, снова углубляясь в книгу. – Отказ съезжать с земли.

Я уже съехала с этой земли! И переехала на твою… Но разве она могла признаться в этом? Если бы он согласился, то никогда ничего не узнал бы!

– Витторио…

– Нет.

– Что «нет»?

– Вы не получите эту землю!

– Вы сказали, что я смогу взять ее, если там нет древнего поселения!

– Это вы сказали. Кроме того, эта земля не моя. Она принадлежит местному совету; просто мы имеем право проводить на ней археологические исследования.

– Но вы распоряжаетесь ею! Вы могли бы убедить их! Они прислушаются к вам! А мне это позарез необходимо!

Маричелли медленно поставил чашку, положил раскрытую книгу на край стола и посмотрел на Одри. Его лицо казалось высеченным из мрамора.

– Вам необходимо? Вы считаете, что на свете нет ничего важнее вашей персоны и ваших нужд? Вам безразлично, что эта земля представляет собой археологическую ценность? Вам наплевать на наследие прошлого!

– Но дикие животные – это тоже наследие прошлого! К тому же вам ничто не помешает заниматься раскопками. Копайте рядом. Черт побери, Витторио, это важно!

– Археология важнее.

– Но ведь вы же сказали, что вам некогда заниматься этим делом!

– Лично мне действительно некогда. Но кроме меня есть и другие. По моей просьбе вам подыскивают равноценный участок.

– Нигде поблизости такого участка нет! Я уже искала… Пригодные для использования участки расположены слишком далеко.

– Нет, – холодно повторил он, – это вы далеки от понимания. Вы хотите, вам нужно… Я потратил уйму времени, терпения и дипломатии, доказывая, что ваша работа имеет большое значение, и убеждая местный совет и ведомство по охране окружающей среды подыскать вам подходящий участок. Они делают это, оказывая мне личную услугу.

– Но они не там ищут! – повторила Одри. – Я знаю про ваши попытки и благодарна за них, но больше не могу оставаться здесь! Мне надо ехать!

Витторио хлопнул книгой об стол, поднялся на ноги и громоподобно рявкнул, поразив ее до глубины души:

– Поезжайте! Сегодня же! Я даже сам отвезу вас в аэропорт! Вы называете меня эгоистом и упрекаете в том, что я создаю в квартире хаос, но вам нет дела до того, как тяжело переживают Рико и Эмили вспышки вашего плохого настроения!

– Я не заставляю их переживать… – растерянно пролепетала Одри.

– Нет, заставляете! Вы сеете раздоры и нарушаете всеобщее спокойствие.

– Спокойствие? – беззвучно повторила она.

– Да, спокойствие! Рико сбился с ног, пытаясь ублажить вас и доставить вам удовольствие…

– Но мне не пришлось бы здесь оставаться, если бы вы позволили мне взять землю! И вообще не понадобилось бы приезжать!

– О да… Увы, они слишком хорошо это знают!

Она ахнула и отшатнулась.

– Что?

– Одри, сколько времени вы бы собирались приехать к ним в гости? Посмотреть, где и как они живут? Месяцы? Годы?

– Нет! Просто у меня мало свободного времени!

Он безжалостно усмехнулся.

– Зато у вас есть время преследовать меня.

– Я не преследую вас! Вы сами настаивали, чтобы я приехала!

– Да, – вкрадчиво согласился он, – настаивал. Если бы я этого не сделал, вы бы не приехали никогда. А как вы думаете, какие чувства испытывают ваша мать и Рико, зная, что вы приехали из-за меня, а не из-за них?

– Это нечестно!

– В самом деле?

– Нечестно, и если вы работаете у Рико, это еще не дает вам права разговаривать со мной так, словно я полное ничтожество!

– Я не работаю у Рико, – ледяным тоном поправил Маричелли.

– Да? Ну, ладно, это не имеет никакого значения. – Чувствуя себя виноватой, поскольку упреки Витторио попали в цель, она принялась защищаться. Этот человек обладал удивительным умением заставлять ее уходить в глухую оборону. – Если уж мы стали обмениваться обвинениями, как быть с вашей невнимательностью, вашим эгоистичным нежеланием считаться с чувствами других людей? Вам не приходит в голову, что моей матери и Рико до смерти надоели ваши кости, ваши камни и ваше постоянное присутствие в их доме? И…

– В моемдоме, – спокойно вставил он, но разгорячившаяся Одри не обратила внимания на эту реплику.

– Они женаты всего шесть месяцев! Я давала им время побыть вдвоем, а это гораздо важнее, чем вы думаете! Вы грубо и бесчувственно вторгаетесь в жизнь молодоженов, людей, любящих друг друга и вовсе не нуждающихся в том, чтобы вы заполняли их дом всяким хламом! Мать даже не может толком убраться! Ей приходится стирать и гладить на вас, как какой-нибудь… Ваш дом? – осекшись, прошептала пораженная Одри. – Ваш дом? Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что сказал. – Он перегнулся через стол, собрал свои бумаги, положил их в книгу, осторожно закрыл ее, сунул под мышку и ушел.

2

– Витторио!

Ошеломленная, растерянная, совершенно сбитая с толку, Одри устремилась следом, но вскоре увидела, что за ним захлопнулась входная дверь. Его дом?!

Обведя взглядом старые картины, античную мебель и дорогие ковры, она выбежала из гостиной и принялась лихорадочно разыскивать мать. Одри заглянула в спальню, на кухню и в конце концов обнаружила Эмили на балконе, где та оживленно болтала с соседкой. Мать обожала балконы. Но этот балкон принадлежал не ей.

Выйдя на широкую площадку с обвитой плющом чугунной решеткой, к которой крепились горшки с самыми разнообразными растениями, Одри тихо сказала:

– Мама, можно тебя на минутку?

Удивленная мать торопливо извинилась перед соседкой на недавно освоенном итальянском, испустила недовольное восклицание и загнала дочь в комнату.

– Одри! Ты до сих пор в ночной рубашке!

– Ну и что? – нетерпеливо спросила молодая женщина. – Я проспала…

– Рико ведь советовал тебе посетить Ватикан. Кажется, экскурсия начинается в одиннадцать.

– Я помню, но…

– Он очень расстроится, если ты не…

– Мама! Витторио сказал, что это его квартира!

– Ну да, – недоуменно подтвердила она. – Я говорила тебе…

– Ничего ты не говорила!

– Одри, – мягко возразила мать, – я говорила это, когда мы встречали тебя в аэропорту. Пожалуйста, не делай из меня дурочку. – Одри широко раскрыла глаза и готова была решительно запротестовать, когда мать продолжила: – Но с самого прибытия – точнее, с той минуты, как ты вышла в зал ожидания – ты вела себя так, словно окружена врагами: огрызалась, набрасывалась на всех, была отвратительно груба с Витторио, который, надо сказать, вел себя на удивление сдержанно… Впрочем, хватит об этом. Я знаю, ты волнуешься из-за своего приюта, беспокоишься о животных, но в этом не виноваты ни я, ни Рико, ни Витторио. Витторио вовсе не обязан сдавать тебе землю в аренду, у тебя нет никаких оснований требовать этого. Больно признаваться, но мне очень стыдно за тебя. Я не учила тебя плохим манерам, и если это влияние Пола, то тогда чем скорее прекратится ваша связь, тем лучше.

– У нас с ним нет никакой связи, – прервала ее Одри.

– Я молчала все это время, – решительно продолжала Эмили, – потому что… потому что испытывала неловкость.

Ошеломленная, едва не потерявшая дар речи, Одри прошептала:

– Неловкость?

– Да. Рико всем и каждому говорил, какая у него чудесная взрослая дочь. Он был так горд, так счастлив, а ты никого к себе не подпускаешь и воротишь нос от любого предложения познакомиться с его друзьями.

– Неправда!

– Правда. Я знаю, ты делала это не нарочно по рассеянности или не подумав, – но теперь мой дом здесь. Есть люди, с которыми я вижусь каждый день… и мне было бы стыдно, если бы они за моей спиной говорили, что моя дочь…

– Грубиянка? – обмерла Одри.

– Настырная, – покачала головой мать. – Это на тебя не похоже. – Затем она закусила губу, вздохнула и призналась: – Нет, похоже. Ты действительно настырная, но никогда не была грубой. Мнение людей имеет большое значение, Одри. Нельзя отвергать их, потому что они тебе неинтересны или потому, что твой ум занят чем-то другим. Я думала, это будет так приятно, – грустно добавила мать. – Мне хотелось, чтобы ты приехала, хотелось показать тебе Рим. Но ведь ты бы не появилась, если бы речь не зашла об этом несчастном куске земли, правда?

Одри начала слабо защищаться:

– Конечно, я бы приехала, но ведь прошло всего шесть месяцев, я думала, вам хочется побыть вдвоем…

– Ты говоришь искренне?

– Да. – Но искренностью тут и не пахло; она выдумала эту причину, чтобы заглушить укоры собственной совести. А правда заключалась в том, что затея с приютом для животных так увлекла ее, что все остальное ушло на второй план. Она прекрасно знала, что родители изнывают от желания показать ей Рим, похвастаться тем, как Рико заботится об Эмили…

Проанализировав свое поведение после приезда, Одри почувствовала себя последней дрянью. То, что все это было сделано без злого умысла, роли не играло.

– Мне очень жаль, – с несчастным видом пробормотала она. – Я и в самом деле не хотела показаться грубой; просто если я не смогу найти места для несчастных животных, их придется выпустить, а при одной мысли об этом у меня душа разрывается.

– А у меня разрывается душа при мысли о том, что ты не похожа сама на себя.

Это был завуалированный упрек, подразумевавший, что люди важнее животных. Что ж, спорить не приходилось.

– Мне очень жаль, – снова сказала Одри. – Но…

– Никаких «но», – мягко прервала ее мать. – Просто попытайся взглянуть на свое поведение со стороны. Впервые в жизни Рико получил возможность о ком-то заботиться, на кого-то изливать свою любовь. Итальянцы помешаны на семье; у всех его кузенов, племянников, племянниц есть дети, которыми хвастаются и о которых говорят часами…

– А у бедного Рико одна я!

– Да, Одри, и на твоем месте я бы позаботилась о нарядах и макияже.

– Но я ничего с собой не привезла!

– Я знаю… потому что ты не собиралась ни с кем знакомиться, – грустно сказала мать.

Одри посмотрела на укоризненное лицо матери широко раскрытыми глазами, протяжно вздохнула и огорченно подумала, почему жизненные сложности сваливаются на человека так же одновременно, как приходят на остановку автобусы.

– Я обещаю сделать для него все, что смогу…

– Не потому, что ты должна, Одри… – начала Эмили, и молодая женщина почувствовала себя вдвойне несчастной – и из-за слов матери, и из-за своей черствости. Она искренне любила отчима и должна была осознавать важность своего приезда, обязана была понять это еще до того, как заварилась каша с участком.

– Нет, не потому что должна, – пообещала она. – Потому что я так хочу; потому что я ни за что на свете не обидела бы его. Или себя. Я даже извинюсь перед Витторио, – добавила она, изобразив улыбку. – Но я действительно не знала, что вы снимаете у него квартиру.

– Мы не снимаем ее, – возразила мать. – Это его квартира.

Пораженная Одри воскликнула:

– Ты хочешь сказать, что он живет здесь? Постоянно?

– Да. Ты должна была догадаться, потому что это не тот адрес, который я тебе давала.

– Извини, не догадалась. Я не посмотрела на адрес, когда мы приехали из аэропорта. Как я могла догадаться? А когда ты сказала, что номер телефона другой, я подумала, что ты просто сменила его по каким-то соображениям. – Были и другие вещи, на которые она не обратила внимания. Тут Одри нахмурилась. – Но я писала вам каждую неделю, – пробормотала сбитая с толку молодая женщина.

– Рико каждое утро заезжает в нашу квартиру за почтой!

– Но если у вас есть своя квартира, почему вы живете здесь?

Смущенно улыбнувшись и вспыхнув до корней волос, мать пробормотала:

– Потому что Рико хотел, чтобы у меня была одна из этих ванн – ну, с пузырями… Я не соглашалась, но в гостинице, где мы проводили медовый месяц, была такая ванна, и…

– И вам понравилось нежиться в ней вдвоем? – догадалась Одри, задыхаясь от смеха.

– Да… Хоть мне и пятьдесят лет, это не значит, что я не…

– …Получаешь удовольствия от секса? – Одри крепко обняла мать, сама не зная, чего ей больше хочется: смеяться или плакать. – Ох, мама… – вздохнула она, стараясь сдержать улыбку. – Ну, продолжай; Рико хотел, чтобы у тебя была… и…

– И попытался припаять кран самостоятельно.

Тут смех прорвался наружу: по выражению лица матери было понятно, что Рико решил сделать это сам, потому что боялся непристойных замечаний рабочих.

– И переоценил свои силы? – догадалась Одри.

Мать тоже рассмеялась и кивнула.

– Мы залили не только нашу квартиру, но и нижний этаж!

– И на время ремонта Витторио пригласил вас к себе?

– Да. Так что, сама понимаешь, моя дорогая…

– Не понимаю, почему никто не объяснил мне это четыре дня назад?

– Я была уверена, что объяснила… Так ты извинишься перед ним?

– Да, – вздохнула Одри. – Извинюсь.

– Вежливо? – не отставала мать.

– Да, мама, вежливо. Но это будет ужасно, потому что…

– Потому что он ищет для тебя другой участок земли, чтобы тебе не пришлось выпускать твоих зверей, верно?

– Нет. – Одри готова была сгореть от стыда. – Все это было…

– Эмоциональным шантажом?

– Нет. Приступом сварливости. – Она жалобно улыбнулась матери и вдруг рассмеялась.

– То-то же, – успокоилась Эмили. – Вот это как раз в твоем стиле!

– Да уж… Неужели я действительно была такой ужасной?

– Угу…

– Мне очень жаль, но…

– Да, я понимаю, ты тревожилась о своих животных. Одри, я и вправду все понимаю, но это не вина Витторио. На самом деле он испытывает множество трудностей и идет на это только ради тебя.

Ради нее или ради Рико и матери? Теперь ясно, почему он настаивал на ее приезде. Витторио вызвал ее вовсе не для переговоров об аренде земли, а потому что считал, что она обязана навестить родителей. Какое ему-то до этого дело?

– А теперь пошли, – ласково сказала мать. – Тебе нужно позавтракать; кофе еще горячий. Ты ведь не хочешь опоздать на экскурсию?

Нет, она не хотела опоздать на экскурсию.

– Почему он тебе не нравится? – спросила Эмили, пока Одри торопливо намазывала рогалик маслом и джемом.

– Витторио? Сама не знаю, – уклончиво пробормотала дочь. – Просто он выводит меня из себя!

Выводит? О да, в самом деле выводит. До такой степени, что приходится сдерживать свои сексуальные фантазии вроде желания сорвать с него одежду, повалить на кровать и изнасиловать… О да, объяснить это было бы легче легкого, правда? Объяснить, что с первого взгляда (а познакомились они на свадьбе ее матери и Рико) она испытала такое ощущение, словно ей на голову упал кирпич. Она улыбалась, а Витторио смотрел на нее с насмешливым любопытством. А потом Одри попыталась убедить себя, что он высокомерный, самодовольный и смотрит на жизнь, как на игру. Его собственную игру.

Одри знала, что он богат, знаменит, и решила, – как всегда, поторопившись, – что перед ней записной сердцеед. Конечно, вскоре она обнаружила свою ошибку. У него действительно были увлечения, однако касались они археологии. Одной археологии.

Мать упрекала ее в эгоизме, но разве тот же упрек нельзя было предъявить Витторио? Одри заботили только ее животные, а Витторио – его черепки. Впрочем, похоже, так думает она одна. Рико любил и уважал Витторио. Мать находила его очаровательным. С чего она это взяла? Витторио не очаровывал людей, а попросту игнорировал их. В упор не видел!

Выходило, что она оскорбляла его понапрасну, хмуро думала Одри. Особенно, когда попрекала его собственной квартирой, чем успешно занималась все эти дни.

Она честно признавалась себе, что приходит в бешенство, когда на Витторио смотрят другие женщины. А он даже ничего не замечает! Не поднимает головы! Одри мучило как чувство вины, так и необоримое влечение. Ее пугали приступы неистового желания, она не представляла, что способна на подобное.

Ее гнали из Рима не только мысли о несчастных животных, но и Витторио. Одри знала, что новые встречи с ним неизбежны, и боялась рано или поздно выдать свои подлинные чувства. Едва она получила его письмо, как сорвалась с места, словно девчонка без царя в голове. Словно последняя дура.

Покосившись на часы и обрадовавшись возможности прервать неприятный разговор с матерью, она залпом допила кофе и побежала принимать душ и одеваться.

Одри влезла в ненавистные матери джинсы, облачилась в кремовую блузку, быстро позвонила Кэтрин, удостоверилась, что все в порядке, попросила ее попытаться подыскать хоть что-нибудь подходящее, схватила сумку, подаренный Рико путеводитель и была такова.

Не уверенная в том, что сумеет самостоятельно добраться до Ватикана (несмотря на карту в путеводителе), она взяла такси и безучастно уставилась в окно, мысленно продолжая диалог с Эмили.

Извинись, сказала мать. Как она будет извиняться, если при одной мысли об этом слова застревают в горле? Не так уж она и виновата… Нет, виновата. Неужели она действительно так изменилась и стала настоящим чудовищем?

Одри испустила протяжный вздох и раскрыла путеводитель. «В библиотеке Ватикана хранится множество знаменитых рукописей, в том числе первая карта Америки после ее открытия Колумбом…» Может быть, однажды в путеводитель попадет имя Витторио, увековеченное за какое-нибудь великое открытие, сделанное им. Или оно попадет в полицейский перечень знаменитых убийств, потому что рано или поздно она непременно проломит ему голову бесценным памятником античности – скорее всего, работы кельтов…

Эта мысль заставила ее вернуться к упрекам матери. Справедливым упрекам. Одри знала за собой грех: она была нетерпелива, упряма и не учитывала чувств других людей. Не по бессердечию: просто дел было очень много, а времени очень мало. Некогда было позволить себе остановиться и оглядеться, наверное, она даже не знала, как это делается.

Но разве можно было признаться матери, что она вызывающе ведет себя с Витторио, потому что испытывает к нему необоримое влечение и чувствует себя виноватой? Нет, невозможно.

Резко захлопнув путеводитель, Одри уставилась в окно.

– Виа дель Корсо, – услужливо подсказал шофер.

– Что? О, grazie [1]1
  Спасибо (ит.).


[Закрыть].

Когда такси остановилось на перекрестке, молодая женщина случайно посмотрела на противоположную сторону дороги и с опозданием поняла, что глядит прямо на Витторио. Одри выгнула шею, пытаясь понять, с кем он болтает. Маричелли стоял на ступеньках какого-то здания, держа в руке свернутую трубочкой бумагу, и в такт собственным словам размахивал ею, как дирижерской палочкой.

Рядом с ним стояла женщина – высокая, элегантная, хорошо одетая. Коллега. Или то была Флавия? Одри видела, что собеседница улыбается ему, видела его ответную ленивую улыбку. Приятную улыбку, дружескую и чарующую. Ей он так не улыбался. Но ведь и она никогда не улыбалась ему…

Тут машина тронулась, Одри резко отвернулась и снова углубилась в путеводитель. Витторио выглядел очень привлекательно. Красивый, уверенный в себе, необоримо притягательный мужчина. Тот самый Витторио, перед которым она должна была извиниться. Вежливо извиниться. Наверно, это и есть ответ: нужно быть с ним вежливой. Может, тогда он позволит ей занять землю.

Да, держи карман шире, невесело подумала она. Как только Маричелли узнает о ее делах, он тут же поймет, что вся ее вежливость шита белыми нитками.

Очнувшись у Ватикана, она расплатилась с таксистом и присоединилась к экскурсионной группе. Мысли о Витторио не отпускали. Пришлось сделать над собой усилие и сконцентрироваться на словах гида, рассказывавшего о достопримечательностях. Красоты не оставили следа в памяти Одри, но когда они добрались до Круглого зала и увидели огромные статуи древних богов, это зрелище проняло даже ее. Сколько истории… Боже, сколько истории! Древность говорила сама за себя и не нуждалась в услугах гида.

Глядя на прекрасные, дразнившие воображение, поражавшие совершенством скульптуры, с необычайным искусством высеченные из мрамора античными мастерами, женщина тоскливо вздохнула. С таким талантом можно было свернуть горы. А она умела только одно – заботиться о больных и раненых животных… и огорчать людей, которые ее любили.

Рико и мать были ее единственной родней. Внезапно Одри вспомнила где-то прочитанную фразу: «Любовь – единственная вещь на свете, которую нужно заслужить. Все остальное можно украсть».

А она не заслужила любви, та досталась ей даром… Одри тяжело вздохнула, не обращая внимания, что группа ушла без нее, и принялась бродить по залу, пока не дошла до скульптуры Антиноя – того самого, который напоминал ей Витторио. Он и в самом деле был похож на Маричелли и смотрел на нее тем же равнодушным взглядом. Черт побери, это было обидно, Одри вовсе не была такой эгоисткой, как он считал. Во всяком случае ей хотелось на это надеяться.

Спустя три часа, ошалев от лицезрения гобеленов, больше напоминавших картины, и невыразимо роскошных потолков, Одри почувствовала себя усталой, жалкой и несчастной. Она смошенничала, и это было ужасно. То, то она решилась на обман с горя, дела не меняло. А сваливать свою вину на Витторио было просто недостойно.

Когда она вернется домой, надо будет снова позвонить Кэтрин и убедить ее срочно подыскать другое место. Тем более, что она забыла спросить, как поживает лиса – их последнее приобретение. Животное сбила машина, и Одри сильно сомневалась, что оно выживет. Наверно, с лисой даже не стали возиться – та была слишком сильно покалечена. Ведь если зверь не сможет вернуться в лес…

Выйдя на площадь святого Петра, она зажмурилась от солнечного света и посмотрела на колонны, ликующе вздымавшиеся со всех сторон. Двести сорок святых и пап, изваянных Бернини. А в центре красовался египетский обелиск. Вокруг раскинулись семь холмов Вечного Города – имперского Рима. Забудь своих животных хотя бы на минуту, сказала она себе. Найди время, чтобы остановиться и посмотреть вокруг.

И тут Одри, к собственному удивлению, не стала ловить такси, а пошла в направлении Колизея. Увидев кафе на красивой маленькой площади, она вспомнила, что надо поесть. Выполняя отданный себе приказ, Одри села за столик, огляделась и впервые пожалела о том, что не удосужилась выучить итальянский.

Пожилая англичанка попросила разрешения присоединиться к ней, устало опустилась на стул и облегченно вздохнула.

– Слишком много памятников? – участливо спросила Одри.

Женщина улыбнулась.

– Знаете, дорогая, я сбита с толку больше, чем до начала экскурсии. Столько статуй, столько всего! И все они такие… древние… Некоторые даже созданы до нашей эры. Подумать только! Они были такие умные, так умели обращаться с мрамором, что статуи похожи на людей больше, чем те, кого они изображают. И многие из них по-настоящему прекрасны… Поразительно красивые мужчины.

– Да… – подтвердила Одри. – Я все думаю, неужели у них действительно были такие красивые фигуры?

– И кудри! – продолжила ее собеседница. – Нет ни одного с прямыми волосами!

Ни одного. Интересно, Витторио тоже так хорош обнаженный, подумала она и грустно улыбнулась. Можно было представить себе реакцию Маричелли, рискни она спросить его об этом.

– У вас автобусная экскурсия? – поинтересовалась Одри.

– Да. И я на несколько минут сбежала от группы, потому что умираю без кофе! – Женщина поблагодарила официантку, размешала сахар, выпила кофе со вздохом величайшего удовольствия и неохотно поднялась на ноги. – Вперед! – воскликнула она. – Только вперед! – снова улыбнулась она.

Одри покорно осмотрела громадный Форум (когда-то политический и торговый центр города, как указано в путеводителе), арки Тита и Константина и Колизей – символ Вечного Города, по праву считавшийся одним из семи чудес света.

Расслабившись – пожалуй, в первый раз за несколько недель, – она облокотилась о ближайшую стену, подставила лицо ласковому майскому солнцу и неторопливо огляделась. Рим действительно был прекрасным городом, и заполняли его удивительно красивые люди.

Следя за группой туристов-англичан, Одри едва не рассмеялась: все они переняли итальянскую привычку подкреплять речь жестами. Лишь несколько дней назад эти люди говорили спокойно, а тут вдруг заделались латинянами. Оказывается, привыкнуть к местному образу жизни очень легко…

И тут Одри испугалась. Это было так легко, когда она позволила себе… Почему она сознательно запрещала себе очаровываться? Из-за двойственных чувств к Витторио? Или потому, что инстинктивно боялась признать всю бессмысленность борьбы и споров из-за дурацкого клочка земли и предпочитала возмущаться упрямством Витторио?

Нет, это неправда. Клочок земли был вовсе не дурацким, а очень важным. Найти что-нибудь другое почти невозможно, потому что фермеры и местные советы не хотят размещать на своей земле убежище для диких животных. Она никогда не могла понять почему. У животных тоже есть права, разве не так? Люди стремятся беречь окружающую среду, а животные и есть часть этой среды…

Ты же хотела остановиться и оглянуться, уныло напомнила она себе. Посмотреть на город, на людей, узнать их образ жизни, так отличающийся от твоего собственного. Одри не могла смириться с мыслью, что она сознательно отрицает благотворное влияние этого чудесного города на ее чувства. Рим был полон тепла и смеха, и это подрывало всю ее решимость. Может быть, именно поэтому она старалась не замечать очевидного? Потому что боялась… радости?

Чувствуя себя смущенной и по-настоящему одинокой, она снова увидела Витторио, который поднимался к садам, разбитым на вершине одного из холмов. Этот человек знал, куда идет. Ему не надо было останавливаться и оглядываться. Его рука по-прежнему сжимала свернутую трубочкой бумагу, когда он перешагивал сразу через две крутые ступени.

Многие оглядывались ему вслед. Одри в первый раз видела его в джинсах, как ни странно, чистых. Они подчеркивали его узкие бедра, длинные ноги… Одри вспыхнула, оглянулась, пытаясь удостовериться, что никто ничего не заметил, и от души пожелала себе выкинуть из головы эти дурацкие эротические мысли.

«Почему он тебе не нравится?» – спросила мать, и Одри ответила, что Витторио выводит ее из себя. Так оно и было… потому что он не видел в ней женщину, потому что всегда отвергал ее как нечто чуждое.

Впрочем, это тоже было не совсем верно. На самом деле Одри невзлюбила Витторио потому, что он слишком напоминал Кевина, человека, которого она когда-то любила. Кевина, который ужасно обидел ее. Они познакомились, когда этот холеный, красивый, элегантный мужчина принес свою собаку к ветеринару, у которого Одри работала помощницей.

Восемнадцатилетняя Одри не устояла перед чарами Кевина, ловя каждое его слово. Он открыл девушке мир, которого та прежде не знала, водил по удивительным местам и научил любви. Он стал первым любовником Одри. А затем Кевину надоела ее глуповатая наивность и неуклюжесть в постели, и он ушел к другим, более веселым подружкам, оставив ее с разбитым сердцем.

Никогда, поклялась Одри, ни один мужчина больше не сможет так обойтись с ней. Она понимала, что это означает безнадежное одиночество. Постепенно боль прошла, но клятва оставалась в силе: Одри продолжала держать мужчин на расстоянии. Это делалось неосознанно – просто внутри существовал некий защитный барьер.

А сейчас, годы спустя, появился Витторио, принадлежавший к тому же типу мужчин – во всяком случае, с виду, поправилась она – и вызывавший в ней похожее чувство. То же тревожное, томительное влечение.

Да, были вещи, которых она не хотела признавать. Например, что она пыталась унизить Витторио только ради того, чтобы справиться со своими чувствами. Одри вздохнула. Ей было уже не восемнадцать лет, но голова кружилась по-прежнему. Поэтому ей и не хотелось останавливаться и оглядываться: это оставляло время для раздумий, а раздумья вещь коварная… недолго и передумать.

Но Одри должна была извиниться, и сейчас ей предоставилась возможность сделать это. На самой вершине холма она догнала Маричелли и схватила его за руку.

– Витторио, я…

Не сводя глаз с того, на что он смотрел, Маричелли бесстрастно приказал:

– Уходите.

– Но я…

Он вырвал руку и пошел дальше.

– Витторио! – Одри перешла на бег и не заметила глубокой ямы. А потом стало слишком поздно.