Текст книги "Англия и Англия"
Автор книги: Дорис Лессинг
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Чарли подождал, пока в глазах прояснится, крепко оперся рукой о стойку и выпил вторую порцию двойного виски. Он вытащил фунтовую бумажку, вспомнил, что она должна была кормить его три дня и что теперь, когда он поссорился с Дженни, ему в Лондоне не к кому пойти.
– Не надо, – сказал Майк, – убери, ты сегодня мой гость. Рад, что ты заглянул, Чарли. И пожалуйста, не взваливай на свои плечи все пороки мира, сам подумай, толку-то от этого не больно много.
– Ну, до рождества, Майк. Спасибо тебе.
Он медленно вышел под дождь. Ехать в одиночестве ему сегодня не придется, он это знал, и потому выбрал купе, где сидел всего один человек. Только устроившись возле окна, он поглядел на своего попутчика – это оказалась девушка, очень хорошенькая и, как он определил, стоящая где-то на верху общественной лестницы. Еще одна Салли, насторожился он при виде холодного, надменного личика. Гляди в оба, Чарли-малыш, приказал он себе, а то влипнешь в историю. Нужно четко определить свои исходные позиции: он, Чарли, находится сейчас в области блаженно опьяненного и слегка подташнивающего желудка; над ним, как замолкший на несколько минут громкоговоритель, дремлет терзающий его резонер; за правым плечом притаился хихикающий невидимка. Сойтись этим троим ни в коем случае нельзя. Он проверил резонера: «Бедняжка – жертва классовой системы, разве она виновата, что ее научили смотреть на всех, кто стоит ниже ее, как на козявок…» Но виски начинало брать свое, и резонера прервал невидимка: «Глаз у нее острый, но что такое я, она разгадать не может. Одежда меня не выдает, стрижка тоже, но что-то вызывает у нее сомнение. Ждет, чтобы я заговорил. Но погоди, сначала я тебя насажу на булавку».
Он поймал ее взгляд и послал ей призыв, вернее, вызов, чтобы сбить ее с толку. Она помедлила и потом все-таки улыбнулась. И тогда он рявкнул, пьяно и почти нечленораздельно:
– Давай закрою окошко, замерзла небось?
– Что? – вспыхнула она, и лицо ее вытянулось в таком искреннем изумлении, что он громко рассмеялся. Потом спросил с безупречной интонацией истинного джентльмена:
– Идет дождь, и ветер такой холодный, вы не хотите, чтобы я поднял окно?
Она взяла журнал и загородилась от него, а он наблюдал с усмешкой, как ее шею между воротником строгого костюма и завитками волос заливает румянец.
Дверь открылась, и вошли двое – супружеская пара, оба маленькие, пожилые, с усталыми, серыми лицами, во всем парадном по случаю поездки в Лондон. Они засуетились, укладывая чемоданы и усаживаясь, смущенные тем, что побеспокоили таких важных молодых людей. Усевшись в уголке, женщина принялась внимательно разглядывать Чарли, и тот подумал: «Все правильно, свой свояка чует издалека. Ты меня сразу разгадала, тебя никакими штучками-дрючками не проведешь». Он не ошибся, потому что минут через пять женщина его попросила:
– Закройте, пожалуйста, окошко, молодой человек. Холод на дворе собачий.
Чарли поднял стекло, не глядя на спрятавшуюся эа журналом девушку. Женщина заулыбалась, улыбнулся и мужчина, оба довольные, что все так легко наладилось с молодым человеком.
– Тебе так хорошо, папочка?
– Ничего, – стоически вздохнул муж тоном безнадежного брюзги.
– А ты поставь ноги на лавочку возле меня.
– Да ничего, мать, зачем, – мужественно отказался мужчина, но все-таки снизошел, ослабил шнурки ни разу еще не надеванных ботинок и поставил ноги на скамью рядом с женой.
А жена стала снимать шляпку – нечто бесформенное из серого фетра с красной розочкой спереди. У матери Чарли тоже был подобный атрибут принадлежности к респектабельным людям, который она обновляла примерно раз в год на дешевых распродажах. Только у нее шляпка всегда была синяя, с ленточкой или жесткой вуалеткой. Она скорее согласилась бы умереть, чем показаться на люди без нее.
Сняв шляпку, женщина начала поправлять жиденькие седеющие волосы. Почему-то при виде чистой розовой кожи, просвечивающей сквозь седые прядки, Чарли чуть не задохнулся от ярости. Он никак этого не ожидал и, чтобы справиться с собой, призвал на помощь резонера: «На этих островах женщина-работница пользуется в семье большим уважением, чем женщина среднего класса, и т. д. и т. п.». Это он недавно прочитал в какой-то статье. Голос продолжал разглагольствобать, пока до Чарли наконец не дошло, какая откровенная насмешка в нем звучит: «Она не только нравственная опора семьи, но часто и ее кормилец – например, по ночам она трудится в поте лица на конфетной фабрике и вообще готова делать что угодно, лишь бы вырваться на несколько часов из лона своей счастливой семьи».
Два разных голоса, изводящий его внутренний голос резонера и насмехающийся над всем голос враждебной ему внешней силы слились в один, и Чарли, ужаснувшись, стал торопливо убеждать себя: «Ничего страшного, ты просто опьянел. Только молчи, ради бога молчи».
– Вам вроде не совсем хорошо? – спросила его женщина.
– Нет, вам показалось, – осторожно ответил он.
– Вы до самого Лондона едете?
– Да, до самого Лондона.
– Путь не близкий.
– Да, не близкий, – снова как эхо повторил он.
Девушка опустила журнал и смерила его беглым презрительным взглядом. Лицо ее горело нежно-розовым румянцем, маленький розовый рот был надменно сжат.
– Ваш рот похож на бутон розы, – с ужасом услышал Чарли собственный голос.
Мужчина изумленно вскинул на него глаза, потом посмотрел на жену, не ослышался ли он. Та с опаской глянула на Чарли, и он, сделав над собой огромное усилие, с отчаянием подмигнул ей. Это ее успокоило, и она кивнула мужу: молодость есть молодость. Они выжидательно посмотрели на блестящую обложку журнала.
– А мы тоже в Лондон, – сказала женщина.
– Вот как, вы тоже в Лондон.
«Остановись!» – приказывал он себе. По лицу его расползлась расслабленная, идиотская улыбка, язык сделался большой и тяжелый. Он закрыл глаза и стал звать на помощь Чарли, но чрево его только сладко урчало в подмучивающей теплоте. Тогда он закурил, ища поддержки у сигареты; наблюдая за движениями своих рук, он услышал шепчущий ему в самое ухо голос: «А на лилейных перстах высокообразованного джентльмена давно пора подрезать ногти». Выставленные на всеобщее обозрение желтые от никотина пальцы ухарским жестом вынули изо рта сигарету. Он небрежно курил, улыбаясь саркастической улыбкой.
Внутри у него все застыло, он потерял всякую власть над собой, ему казалось, он вот-вот сползет с сиденья на пол.
– Лондон большой город, приезжим в нем трудно, – сказала женщина.
– Зато хорошая перемена обстановки, – напряг последние силы Чарли.
– Вот уж верно, вот уж верно! – прощебетала женщина в восторге, что наконец-то завязался настоящий разговор. Она откинула свою маленькую седенькую головку на кожаный валик, и от блеска кожи у Чарли зарябило в глазах, он перевел взгляд на обложку журнала, но снова его зрачки пронзила боль. Чтобы утишить ее, он стал смотреть в грязный пол.
– Приятно иногда вырваться из привычной обстановки, – сказал он.
– Вот-вот, так и я говорю мужу, правда, отец? Надо иногда уезжать из дому. Дочь у нас замужняя, живет в Стрэтхеме.
– Родные – это великое дело.
– Только если разобраться, больно с ними много хлопот, – заметил мужчина. – И не спорьте, никуда от этого не денешься. – Мужчина склонил голову к плечу и с вызовом глядел на Чарли, надеясь, что тот возразит.
– Если, конечно, разобраться, то никуда от этого не денешься, это уж точно. – Чарли с интересом ждал ответа.
– Нет, я считаю, нельзя весь век сидеть сиднем, надо и на людей иногда посмотреть, – сказала женщина.
– Надо-то надо, – проворчал муж, уступая, – да все это денежек стоит, уж об остальном я и не говорю.
– Нет, вы неправы, нужно иной раз позволить себе маленькое развлечение, – солидно возразил Чарли, – а то что ж получается?
– А я что говорю, я что говорю! – так и всколыхнулась старушка. – Я все время говорю отцу: почему иной раз не позволить себе маленькое развлечение, что же тогда получается?
– Конечно. Жизнь ведь у нас такая однообразная, – говорил Чарли, наблюдая за медленно опускающимся на сиденье журналом. Девушка сложила маленькие руки в коричневых перчатках на обтянутых кофейным сукном коленях и в упор глядела на него. Он встретил горящий взгляд ее голубых глаз и быстро отвернулся.
– Так-то так, – продолжал мужчина, – но опять же скажу: надо знать меру, вот вам мое мнение.
– Это верно, – подтвердил Чарли. – Что верно, то верно.
– Конечно, кое-кто может себе все позволить, есть такие люди, но нам надо сначала все хорошенько обдумать и подсчитать, а не срываться с места как угорелым и тащиться к черту на рога.
– Да брось, отец, ты же сам радуешься, когда приезжаешь к Джойс. Вот погоди, усадит она тебя в твое любимое кресло в уголке, подаст чаю в любимой чашке, разве плохо тебе будет?
– Хм, – тяжело заворочал головой старик, – а пока нам тут приходится трястись. Что, скажешь нет?
– Ну, – качнул головой Чарли, чувствуя, что она у него вот-вот оторвется, – ну, если все сначала хорошенько обдумать и подсчитать, тогда конечно! Все это так и получается, не говоря уж об остальном.
Женщина открыла было рот, но не решилась ничего сказать и отвела свои маленькие блестящие глазки. Лицо ее начало краснеть.
– Раз человек к чему-то привык, тогда, конечно, нечего и говорить, я считаю, но с другой стороны, если поглядеть… – захлебывался Чарли, мотая головой как заведенный.
– Довольно, – прервала его девушка высоким зазвеневшим голосом.
– Это вопрос принципа… – еще успел сказать Чарли, но голова его уже перестала качаться и мельтешение перед глазами кончилось.
– Если вы сейчас же не прекратите этот балаган, я попрошу кондуктора вывести вас. А вы, – обратилась девушка тоном оскорбленного достоинства к пожилой чете, – разве вы не видите, что он смеется над вами? – И она снова взялась за журнал.
Старики подозрительно поглядели на Чарли, потом неуверенно друг на друга. Лицо у женщины было красное, глазки взволнованно горели.
– Я, пожалуй, вздремну, – недовольно буркнул старик, устроил поудобнее ноги, прислонил голову к заднику и закрыл глаза.
– Извините, – бормотал Чарли, с трудом выбираясь через ноги мужчины и женщины в коридор, – извините… простите, пожалуйста…
В коридоре он прислонился к стенке возле двери купе и зажмурил глаза. Стенка тихонько дрожала на ходу, толкая его в спину. По лицу его текли слезы, в горле бессильно барахтались не находящие выхода слова, поток жалких, ненужных извинений.
Раздался шум отодвигаемой рядом двери, потом шорох одежды остановившегося возле него человека.
«Если это та стерва, я ее убыо», – тихо сказал спокойный, ясный голос из-под диафрагмы.
Оп открыл горящие ненавистью глаза и увидел перед собой старушку. Она участливо глядела на него.
– Простите, – угрюмо выдавил Чарли, – простите меня, я никак не хотел…
– Ничего, сынок. – Она мягко положила свои красные, узловатые руки на его судорожно сжатые локти и осторожно развела их. – Не надо так переживать, будет.
Почувствовав, как все в нем взвилось на дыбы от ее прикосновения, она отступила на шаг, но не сдалась:
– Нет, сынок, нет, нельзя так. Всяко в жизни бывает, и надо с этим мириться, нельзя отчаиваться.
Она смотрела ему в лицо с тревогой, но твердо и уверенно. И Чарли сказал:
– Да, наверное, вы правы.
Она кивнула, заулыбалась и ушла в купе, и через несколько минут Чарли тоже вошел за ней. {1}