Текст книги "Кошачьи хлопоты (сборник)"

Автор книги: Дорин Тови

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

У сестер были две сиамочки – близняшки Конфетка и Помадка. Любой владелец сиамов помнит железную истину: если его кошка заболеет, то потому, что она или ее владельцы общались с другой сиамской кошкой. Это столь же непреложно, как то, что ночь сменяется рассветом.

Ну и, конечно, на следующий же вечер одна из сестер позвонила в ужасе: Помадка заболела, сказала она. Они вызвали ветеринара. У них в деревне, говорят, произошла вспышка кошачьего гриппа. Мы должны обязательно последить, не появятся ли симптомы у Сили… Они никогда себе не простят, если он заболеет, сказала она, но, честное слово, Помадка накануне просто прыгала от переизбытка здоровья.

Глава двенадцатая

Не сомневаюсь, что так и было. И вскоре она уже снова прыгала, но один день ей было очень-очень плохо. Что с ней приключилось, они так и не узнали. Ему, сказал ветеринар, не кажется, что это был кошачий грипп; да и ее сестра Конфетка не подхватила от нее никакой заразы.

Тем временем мы, само собой разумеется, переживали собственный сиамский кризис. Через двое суток после телефонного предупреждения я позвонила сама узнать, как себя чувствует Помадка. Слава Богу, поправляется, сказала ее хозяйка, хотя накануне они совсем уже поверили, что потеряют ее.

– Но как Сили? – спросила она с трепетом.

– А, просто пышет здоровьем, – ответила я.

– Ну я рада, что вы не позвонили вчера, – сказала она с облегчением. – Мы, правда, думали, что это кошачий грипп. И если бы мне пришлось сказать вам…

И естественно, произошло неизбежное. Когда я утром спустилась вниз, Сили в первый раз не сидел на крышке бюро, чтобы поздороваться со мной. Он лежал, томно на меня поглядывая, в своей постели перед огнем. Ну он устал, сказала я себе твердо. А когда он встал, на вид такой же здоровый, как всегда, я сказала: «Слава Богу». Но он не подошел ко мне. Он направился к своей мисочке с водой. И хотя в тот момент я отмахнулась и от этого – а почему бы ему и не напиться? Утром что может быть нормальнее? – вскоре стало ясно, что с ним очень неладно. Он отказался от завтрака и все время возвращался к мисочке с водой. А затем – у меня сердце оборвалось – его стошнило. Небольшой комочек цвета желчи, на который он уставился с большим интересом, а мы – с ужасом, словно это был неопровержимый симптом чумы.

Пять минут спустя, в течение которых мы с отчаянием уверовали, что у него кошачий грипп, затем утешились, вспомнив, что Помадка-то выздоровела, какая бы хворь ее ни скрутила, и вновь приуныли при мысли, что выкарабкалась она лишь с большим трудом… так пять минут спустя Сили объявил, что чувствует себя лучше. Шесть минут спустя он ел, как изголодавшийся охотник. Десять минут спустя он громогласно требовал, чтобы его Выпустили. Слава всем святым, тревога оказалась ложной.

Вот что значит пить воду из мойки, строго сообщил ему Чарльз. Подумаешь, ему вовсе не было так уж плохо, заявил Сили. Ну в чем бы ни крылась причина, одно было ясно: на спокойную жизнь рядом с ним мы могли не рассчитывать.

Как, впрочем, все, кто связывает свою судьбу с сиамами. Взять для примера хозяек Конфетки и Помадки. За восемь месяцев до этих событий они приехали к нам, удрученные смертью их старенькой собаки. Это был пудель, сказали они, и они чувствуют, что никакая собака им его не заменит. Но если взять сиамскую кошку… как мы считаем?

Двух сиамских кошек, посоветовали мы им. Две куда лучше одной. Они сохраняют молодость друг другу и удовлетворяются собственным обществом, особенно когда приходится оставлять их одних. Мы предостерегли наших гостий, что они могут дойти до помешательства, но вот скучно им уж больше никогда не будет. Ну а их отец, ему ведь девяносто. В их голосе было сомнение. Ну, наверное, это скрасит ему жизнь, сказала я, тихонько постукивая по деревянной спинке стула.

Несколько месяцев спустя от них пришло письмо. Летопись катастрофы, другого слова не найти, начавшаяся с восьмидесятимильного путешествия одной из сестер за котятами. Когда она добралась до дома, к ее восторгу, Помадка тут же воспользовалась ящиком, а она (ее зовут Дора) в блаженном умилении созерцала свою миленькую чистоплотную кисоньку.

Блаженство она испытывала недолго. Едва выбравшись из ящика – до чего же хорошо, облегченно заявила Помадка, – она решила в честь своего подвига взобраться куда-нибудь повыше. И тут же направилась к ближайшему столбу, который оказался ногой Ниты, сестры Доры, – и Нита удалилась к себе в спальню с дорожками на нейлоновых колготках, с узором черных следочков на блузке (Помадка же только что покинула ящик с рыхлой землей) и с плечом в бороздах, точно свежевспаханное поле, там, где Помадка ликующе повисла. «И ведь они в доме пяти минут не пробыли», – сообщила Дора с благоговением. И Нита с тем же благоговением вспоминала, как она ушла к себе в спальню, помолилась о спасении и взвесила, нельзя ли одну отправить обратно.

Ну да все это осталось в прошлом. Нита теперь была такой же преданной их рабыней, как Дора, что было особенно удачно, поскольку именно она оставалась днем дома, чтобы ухаживать за отцом, и ей приходилось расхлебывать все затеи, на которые не скупились котята.

Например, именно Нита бросилась за ветеринаром, когда Помадка застряла в часах. Часы были напольные, она заползла снизу и прочно застряла под гирей. Гиря почти совсем опустилась и продолжала неумолимое движение вниз – парочка отчаянных извиваний, и Помадка оказалась в ловушке. Сначала она завопила, и это было ужасно, а затем замолкла, что было еще ужаснее, а Нита не решалась поднять гирю из страха уронить ее на малышку и боялась потянуть за цепочку – вдруг Помадка запуталась в ней и задохнется… К тому времени, когда приехал ветеринар и высвободил ее, она совсем окостенела, и они было решили, что все кончено. Ничего подобного! Антишоковая инъекция – и вскоре она уже снова была сама собой, хотя и несколько помятой. То есть Помадка, а не Нита, которую еще долго мучили кошмары.

Помадка, несомненно, была подобием Соломона. У Конфетки был свой звездный час, когда ее ужалила пчела, а они решили, что у нее свинка. Вот как Шеба еще котенком прогуляла всю ночь, а мы с ума сходили, думая, что ее сцапала лиса. Однако у нас постоянно во что-то вляпывался Соломон, а у сестер – Помадка.

Именно Помадку на другой день после стерилизации обнаружили на высоком каштане – передними лапами она цеплялась за ветку, а задними отчаянно болтала в воздухе. На такой высоте, рассказывала Дора, что залезть за ней они не могли, им даже посмотреть туда было страшно. В панике они притащили свернутый ковер, только что полученный из чистки, и расстелили его под веткой. Тогда Помадка подтянулась – с неимоверным трудом, дала она ясно понять, – немножко прогулялась и свесилась с ветки, под которой не было ковра.

И конечно, именно Помадка перелезала через решетку, которой они обнесли сад, – с единственной целью посидеть в кювете. Обожает машины, со вздохом объяснила Дора. Ее ничем не удержать.

Если бы дело происходило на оживленном шоссе, ей бы не прожить и пяти минут. Но это был тупик, и машины двигались медленно, и больше всего сестры опасались, как бы она ненароком куда-нибудь не уехала. Они уже разок обнаружили ее под капотом собственной машины, и потом она как-то раз таинственно пропала, и они погнались за фургоном из прачечной.

Нет, он такой не видел, сказал шофер, когда они его настигли и описали исчезнувшую Помадку. Оно правда, он то и дело кошек из фургона выбрасывает… Понять не мог, как они туда залезают. Ну, он их выгонял, и все тут…

Они заглянули во все его корзины, а на обратном пути домой громко ее звали, на случай если она еще прежде выпрыгнула из фургона где-нибудь тут… И все оборачивались и смотрели на них, сказала Дора с чувством. Особенно когда они останавливались и заглядывали в чужие сады… А когда они добрались до дома, естественно, знакомая фигурка поджидала их на краю канавы для газовых труб. Осматривала Яму на Дороге, весело сообщила им Помадка. А они гулять ездили или как?

Пусть Помадка пока не побила рекорды Соломона, но было ясно, что у нее еще все впереди. Сили тоже явно шел по стопам Соломона. Взять, к примеру, собак. Соломон упорно рвался гонять собак в твердом убеждении, что все они его боятся, и из-за этой его привычки мы часто попадали в тяжелое положение. Он пугал пуделей, изводил пекинеса нашего священника, еле спасся от мастифа, удрав в парник, а один раз пожарным пришлось снимать его с верхушки дерева.

Помадка отдавалась этому занятию с таким же увлечением: помыкала скотчтерьером по кличке Мак и зловеще ворчала на корги их соседей, когда он проходил мимо кювета, где она восседала. Но это были коротконогие собачки. И у сестер чуть не случился нервный припадок, когда в дом дальше по дороге въезжали новые жильцы и они увидели, что за выгрузкой мебели следит мужчина с грейхаундом на поводке.

«Ах нет!» – простонала Дора.

«Нам придется переехать отсюда», – сказала Нита, а Помадка, запертая в доме, выкрикивала всяческие поношения по адресу грейхаунда.

В конце концов после того как они выпили несколько чашек чая, чтобы утихомирить свои нервы, мебельный фургон уехал. Но человек с грейхаундом остался! Стоял у калитки и с интересом осматривал сад. И спать они легли, рассказывали сестры, только после того, как пошли туда и спросили у него, не новый ли он владелец дома. А когда он ответил, что всего лишь шурин и просто помогал с переездом, они вскричали «слава Богу», чем явно совсем сбили его с толку.

А теперь и Сили включился в собачью игру, и с нами тоже чуть не приключился нервный припадок, когда в один прекрасный день мы выглянули в окно и увидели, что он стоит на дороге нос к носу с Джимом. Джим – уменьшительное от Джемимы – факт, который потрясает посетителей Долины, когда, как происходит постоянно, миссис Пенни, тяжело дыша, трусит по дороге за могучим лабрадором на поводке и кричит, поравнявшись с нашей калиткой: «Вот досада! Джим в течке! И почему это всегда случается, когда мне некогда?»

Ну, Джим, уменьшительное от Джемимы или нет, любила погоняться за кошками, и, когда мы увидели Сили на дороге в позе дуэлянта в Булонском лесу перед лабрадором, который ухмылялся ему с расстояния в два шага, точно волк из «Красной Шапочки», мы буквально окаменели. Вид у Сили был пренебрежительно безмятежным, точь-в-точь как у Соломона в подобных ситуациях, когда он противостоял собакам. А кроме того, он выглядел таким маленьким, а мы знали, на какую стремительность способна Джим…

Немного опомнившись, мы вылетели в сад. Парочка все еще созерцала друг друга, точно в ожидании сигнала. Джим весело покосилась на нас и высунула язык (она ведь была очень дружелюбной, только вот любила гоняться за кошками). Сили в лучших традициях Дикого Запада не отвел взгляда от противника.

Я шепнула Чарльзу, что проскочить в калитку и подхватить Сили на руки не удастся. Он пустится бежать, Джим кинется за ним, и только Богу известно, где они финишируют. А ведь мы еще даже не знали, умеет ли Сили влезать на деревья. Вдруг попытается и не сумеет?

Чарльз прошептал, чтобы я положилась на него, а затем…

– Джим! Домой! – сурово загремел он басом мистера Пенни.

Команда «Джим! Домой!», клавшая конец погоням за кошками, лошадьми или другими собаками, а также попыткам покинуть дом и отправиться на поиски счастья, давно уже была такой же привычной в Долине, как рев Аннабели «йоухоухухухо!» или мои призывы «Сили-уили-уили!». Однако я не отдавала себе отчета в эффективности этой команды.

– Джим! Домой! – снова пророкотал Чарльз, и Джим, поджав хвост и показав нам белки глаз (то ли упрекая Чарльза за удар ниже пояса, то ли поверив, что рядом с нами стоит ее хозяин, только невидимый), покорно затрусила по дороге в направлении своего дома.

Беда была, разумеется, в том, что Сили тут же вообразил себя победителем. «Я взял верх! – завопил он и торжествующе устремился вслед убегающей Джим. – Я заставил ее убраться восвояси!» И хотя я тут же забрала его и объяснила ему, что верха он не взял и что не следует маленькому котенку грубить собакам, с этих пор ему стоило только завидеть собаку любой породы, и секунду спустя он за калиткой бесстрашно глядел ей в глаза, ставя ее в известность, что он – Сили. И это его дом. Какие-нибудь возражения? – воинственно осведомлялся Сили.

К счастью для него, возражений у них не было – несомненно, из-за сочетания фарфорово-белой шерсти, сверкающих голубых глаз и масочки, по жуткости не уступающей барсучьей. Но в один прекрасный день они разберутся, что он всего лишь кот, предупреждали мы его. А он их не боится, доблестно заявлял Сили.

Зато он боялся лошадей. Мы не могли понять почему. Аннабель ему теперь до того нравилась, что он посиживал между ее передними копытами и, казалось бы, должен был счесть лошадь похожей на нее, только побольше. Однако для Сили лошадь была самым зловещим пугалом. Я всячески пыталась приучить его к ним… Подхватывала его на руки при приближении лошади (Сили вывертывался угрем и исчезал, прежде чем она успевала его увидеть); позволяла ему стоять у меня на плече (этот трамплин все еще хранит шрамы от отталкивающихся когтистых лап); заговорщически пряталась с ним в высокой траве, когда ниже нас по склону проходила лошадь… Я могу тут остаться, если мне хочется, сказал Сили, но лично он спрячется подальше в лесу.

А потому я воспрянула духом в тот день, когда одна наша знакомая появилась на дороге верхом на гунтере, а Сили, вместо того чтобы, припав к земле, поскорее удрать в какое-нибудь убежище, только широко раскрыл глаза и стойко остался на своем посту у калитки.

А если так, сказала я, сажая его на столб, где, казалось мне, он должен чувствовать себя в большей безопасности и сможет посмотреть лошади прямо в глаза, как равный. А повыше – еще лучше, сказал Сили, впервые в жизни перебираясь со столба на крышу соседствующего угольного сарая. Бесспорно! Любимый наблюдательный пост Шебы; да и Соломон оттуда же осыпал ругательствами многих своих противников, хотя в минуты прямой опасности предпочитал крышу просто сарая, благо она повыше.

А потому крайне довольная этим шагом в желанном направлении (Соломону лошади всегда нравились, а теперь и Сили как будто начинал ими интересоваться), я подождала, пока всадница не подъехала, и мы начали обмениваться деревенскими новостями.

– Новый Мальчик? – сказала я. – Так он вон там, на крыше. Только не смотрите на него прямо, он еще только привыкает к лошадям…

Если бы она просто проехала мимо по середине дороги, все, полагаю, сошло бы прекрасно. Сили на крыше, укрытый ветками сирени, чувствовал бы себя уверенно и спокойно, воображал бы, что устроил засаду. Но мы разговаривали у калитки, и лошадь, заскучав, начала посматривать по сторонам. Она была шестнадцати ладоней в холке, и ее нос находился как раз на уровне крыши угольного сарая. Увидев Сили, она с интересом наклонила уши вперед и осторожно вытянула шею, чтобы разглядеть его получше.

Я, сосредоточившись на лошади, сказала весело:

– Ну-ка, Сили, подойди, познакомься с Майором!

Мне и в голову не пришло, что Сили почудится опасность. Всадница, повернувшаяся лицом к нему, видела, что происходит, но от ужаса онемела и только таращила глаза. Перехватив направление ее взгляда, я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть финал. Сили, перепуганный до полусмерти таким крупным планом чудовища, не карабкался вниз по стенке сарая, как поступило бы большинство кошек. Видимо, решив, что нельзя терять ни секунды, он спрыгнул с крыши, будто у него выросли крылья. И увидела я его в тот момент, когда он описывал в воздухе дугу, а затем с омерзительно громким хлопком шлепнулся на самую середину двора, торопливо вскочил и пустился наутек.

Он даже не ушибся. Да, он уже не был миниатюрным нежным котенком, но все-таки достаточно юным, чтобы перенести такую встряску без вреда для себя. Все идет заведенным порядком, сказал Чарльз вечером. Соломон как-то раз выпрыгнул из окна спальни и приземлился на гортензии, а теперь вот Сили спрыгнул с крыши угольного сарая.

«Заведенным порядком», – смогла я только повторить слабым голосом. Такого ужаса я давно не испытывала. Может, Сили сохранил все свои девять жизней, но я наверняка потеряла одну из моих!

Глава тринадцатая

Да уж, все шло заведенным порядком. Прошло не так уж много времени, и Сили – он же впервые увидел лошадь, когда попал к нам, а к таким великанам требуется привычка – точь-в-точь как когда-то Соломон, уже радостно трусил по лесной тропе за учениками школы верховой езды, а я бросала все и мчалась за ним.

И этим он не ограничился. Как-то раз вновь появился Майор с мисс Хауленд, своей хозяйкой, а рядом бежал боксер. Мисс Хауленд остановилась поболтать, и тут меня подстерегал сюрприз – Сили пролез сквозь прутья калитки, через которую мы разговаривали, и храбро сел на дороге прямо перед Майором. Хочешь, будем Друзьями, спросил Сили, смело глядя вверх на коня. Что же, почему бы и нет, сказал Майор, опуская морду почти вплотную к нему. Тут к ним подскочил боксер. Мисс Хауленд сказала, что он любит кошек, а потому мы не втащили Сили на нашу сторону калитки с предупреждением соблюдать осторожность, и боксер завилял всем задом, а Сили в ответ попытался придать себе боксерский вид. Конечно, после этого он начнет фамильярничать с собаками еще больше, сказала я, но эта минута стоит будущих хлопот. Лошадь, собака и котенок дружески общаются на тихой деревенской дороге. Минута, достойная Эдема, и, конечно, даже ангелы улыбаются им…

Впрочем, улыбаться им пришлось бы недолго. Впереди зловеще маячила поездка Сили к ветеринару, и, если бы ангелы услышали его тогда, думаю, они в ужасе позатыкали бы уши.

Собственно, оперировать его следовало бы несколько недель назад. Сначала, после болезни Помадки, мы ждали, не подхватил ли и он инфекцию, ну а потом… откровенно говоря, у меня не хватало духа отвезти этого здорового бойкого котенка к ветеринару. Саджи, наша первая сиамская кошка, мать Шебы и Соломона, погибла после стерилизации. Да, бесспорно, операция, которой подвергают самцов, много проще. Даже стерилизация теперь ничем не чревата. Шеба после нее уже на следующий день резвилась как ни в чем не бывало.

Тем не менее я вспомнила о Саджи и волновалась. Как он перенесет анестезию? Как не кормить его с утра? (Он так страдал, даже если ему приходилось чуть-чуть подождать своей рыбы. А если ему придется пропустить две кормежки, никакой Гамлет с ним не сравнится!) Какого несчастного напуганного маленького котенка отвезем мы домой! И еще долго будем ненавидеть себя – в этом я не сомневалась.

Но откладывать дольше было нельзя. Ему шел седьмой месяц. В любой момент эти невинные экспедиции среди сосен могли преобразиться в лихие походы в поисках девочек. Он уже начинал проявлять многозначительный интерес к Шебе – гонялся за ней с возбужденным мурлыканьем – мррр-мррр-мрр – и бестактно прыгал к ней на шею.

– Миленький малыш, – наивно умилялась мисс Уэллингтон. – Как приятно видеть, до чего хорошо он с ней ладит, не правда ли?

Чересчур уж хорошо, считали мы, а потому записали его к ветеринару на три часа, заставили попоститься, заперев его у себя в спальне, а чтобы он не скучал, подсадили к нему Шебу, тайно накормив ее на кухне, и в половине третьего, пропуская мимо ушей его протестующие вопли, что он Ослабел и Умирает от Голода и Куда Бы мы его ни везли, нам очень повезет, если он Доберется Туда Живым, в половине третьего мы тронулись в путь.

И вернулись в половине четвертого. Такое могло приключиться только с нами. Отдавая себе полный отчет в том, сколько микробов может таиться в приемных, а также зная, как сиамы восприимчивы ко всякой инфекции, я оставила Сили в корзинке Шебы в машине с Чарльзом, а сама вошла в приемную ждать нашей очереди. Впереди меня оказались двое. Мужчина с собакой и женщина с пестрой кошкой в открытой корзине. Кошка неподвижно вытянулась на одеяльце.

– Что с ней? – спросила я, уже предвидя ответ.

– Кошачий грипп, – с тревогой ответила хозяйка. – Во всяком случае, так мне кажется.

Она не ошиблась. Дезинфицируя стол, когда она ушла, ветеринар сказал, что это уже второй случай за этот день, а потому нам лучше увезти Сили домой.

– Подождите еще месяц, – сказал он, – пока мы не убедимся, что эпидемия кончилась.

Эпидемия легочного варианта кошачьего гриппа. Против более опасного кишечного типа, естественно, существует вакцина, и Сили был вакцинирован, как в свое время Соломон и Шеба. Но против легочного гриппа вакцины еще нет, и хотя, как сказал ветеринар, обычные кошки в подавляющем большинстве быстро выздоравливают (пара дней сильного насморка, сказал он, а потом здоровы, как стеклышки), сиамы переносят его очень тяжело.

Благодаря наших ангелов-хранителей, что мы не взяли Сили в приемную, мы отправились домой. Но больше нам благодарить их было не за что. По дороге к ветеринару Сили показал себя – орал, визжал, откусывал от корзинки кусочек за кусочком. Но ведь ему требуется абсолютно пустой желудок, перепугалась я. А уж если он набьет его обломками прутьев…

– Так почему ты не прекратишь это? – сказал Чарльз, не отводя глаз от извилистой дороги.

Пусть сам попробует сунуть туда палец, огрызнулась я, а то два моих чуть там не остались.

А по дороге домой он совсем распоясался. Запрет! – взывал он к проносящимся мимо машинам таким пронзительно-хриплым голосом, что было понятно, почему Чарльз заметил, что его давно было пора кастрировать. Нарочно морят голодом! – объявил он со страстью, которой позавидовал бы и самый великий трагик. Сижу тут сто часов, и Я даже не завтракал! – сообщил он заливщику на бензоколонке. А что, сказал Чарльз, будет с нами, когда мы повезем его в Холсток? Сорок миль подобного – и нам еще очень повезет, если мы не лишимся машины…

Едва мы вбежали с ним в дом, как дали ему поесть. Все еще Цел, радостно сообщил он Шебе между двумя глотками. Да, действительно. Следовательно, ближайшие недели нам предстояло не только ограждать от него Шебу (ей не нравилось, чтобы на нее прыгали, и часто все завершалось шумной потасовкой), но и следить, как бы Сили не отправился странствовать.

А поскольку, когда он скрывался между сосен, не было ни малейшей гарантии, что выйдет он из них на том же месте, приходилось изобретать всякие превентивные меры. Устраивать облавы, бегая по дороге и склону, точно встревоженные муравьи; стоять над ним, пока он выкапывал в саду ямки, так как после этого он часто ракетой уносился прочь; выступать с имитацией (это была моя обязанность) завываний мартовского кота, которая некоторое время неизменно заставляла его удирать домой…

Сначала я подражала собаке, но как с Шебой и Соломоном в дни их юности, особого успеха это не имело. Да и стоять на дороге и лаять «гав-гав-гав», глядя на пустынный склон… Это как-то не внушает к тебе доверия со стороны собратьев-людей. Прохожие одаривали меня весьма изумленными взглядами.

Но если на то пошло, меня одаривали весьма изумленными взглядами, и когда я подражала котам.

– Мооооау!….Мяууууоу…. Раааааах! – бешено завывала я, а Чарльз тревожно шарил взглядом по лесной тропе. Такой концерт у задней калитки, сопровождавшийся подпрыгиваниями, как на раскаленной сковородке, и хлопками в ладоши, чтобы Сили поверил, что это я прогоняю кота, не мог не потрясти случайного слушателя. И хотя я перед началом всегда удостоверялась, что кругом никого нет, дороги в наших краях очень извилисты, и в разгар представления кто-нибудь да появлялся.

Например, мисс Хауленд на Майоре. Да, ее это сильно потрясло. А особенно, как сообщила она мне позже, когда из лесу на открытый склон выдрой выполз на брюхе сиамский кот и, грозно ворча себе под нос, проскользнул в калитку. До чего, хотелось бы ей знать, мы додумаемся в следующий раз?

Ну от нас это не зависело: просто необходимость вынуждает к изобретательности. Например, после того как около недели мои кошачьи импровизации тут же заставляли его вернуться домой, Сили сообразил, что завываю я. Либо решал, что теперь он стал таким большим, что можно отправиться на поиски этого кота. Как бы то ни было, он перестал обращать внимание на мои концерты, а когда мне требовалось вернуть его домой, так как мы собирались уехать, он решительно направлялся в противоположную сторону, прижимая уши в знак того, что вообще ничего не слышит.

И вот однажды утром, когда я намеревалась покататься верхом и лошадей должны были приготовить к десяти часам, Сили решил, что это самое подходящее время отправиться в путешествие. К Лесу, заявил он, упрямо взбираясь по склону впереди меня. Ни За Что, ответил он в ответ на мои мольбы вернуться. Он же Не Маленький, сказал он, когда в отчаянии я исполнила номер воющего кота. И, чтобы показать, насколько он выше подобных уловок, Сили ликующим прыжком скрылся за деревьями.

Я повторила его прыжок – было уже половина десятого, а стоило потерять его из вида, и, как я знала по опыту, пройдет вечность, прежде чем он появится снова. А он уже вступил под темные своды сосен. О Господи, подумала я, так мы можем пройти мили и мили. Раза два он весело прыгал на стволы. Черт, подумала я, а что, если он взберется на макушку?

Но он не взобрался. Как и Соломон, Сили лазить не умел. Вверх на три фута, и – хлоп! – он уже на земле, делая вид, будто ошибся деревом. И соседнее тоже не то. Просто он показывал мне, на что он способен, стоит ему захотеть. Затем он беззаботно сунул лапу в мышиную норку под опавшей хвоей и тотчас, словно дразнясь, убежал за ствол в нескольких шагах дальше.

Надеюсь, мышь меня простила. Я нашла только один способ помешать Сили и дальше шнырять между деревьями – схватила сухой стебель папоротника и начала сама лихорадочно тыкать им в норку.

– Погляди, Сили, – сказала я вкрадчиво, демонстрируя, как стебель дюйм за дюймом исчезает в норке, а потом, если потянуть его на себя, выдвигается из нее дюйм за дюймом…

Да, это его задержало, хотя он все равно не приблизился на расстояние вытянутой руки (моей руки). Но я его все-таки подманила. Улеглась на спину и притворилась мертвой, слегка подвывая «ухоухоухууу». Прищуренным взглядом я следила за Сили. «Оухоухо-ухоухууу»… Тут Сили – видимо, я все-таки была ему не совсем безразлична – направился ко мне (хотя и с небрежным видом), прогулялся, тяжело ступая, по моему животу и принялся обнюхивать растеньице под деревом чуть дальше. Бесшумно приподнявшись, я ухватила его за хвост. Сили прыжками покрыл несколько ярдов – и я с ним, крепко держа хвост, – как вдруг позади меня испуганный голос произнес:

– Боже… Боже… Боже мой! Я было подумала, что вас сбросила лошадь!

Мисс Уэллингтон. Думая только о том, как бы схватить Сили, я не услышала ее шагов, а она с таким усердием собирала сосновые шишки, что и сама чуть не упала в обморок, увидев, что я в костюме для верховой езды лежу на спине под деревом.

Я все ей объяснила. Мисс Уэллингтон, сама порядочная чудачка, дослушав меня, не заключила, что я окончательно свихнулась.

– Какая замечательная мысль, – сказала она с восхищением. – Когда Чернышка заупрямится и не пойдет домой, я испробую ваш способ.

Я попрощалась и утащила Сили домой – было уже без пяти десять. В конюшню я влетела в самую последнюю секунду. А вечером сказала Чарльзу, что больше тянуть с Сили никак нельзя. Меня уже начали преследовать кошмары, как он рыщет по лесу в одиночестве.

Так что мы опять договорились, и экспедиция отправилась в путь. Однако с той разницей, что Сили стал на два месяца старше и настолько вырос, что корзина Шебы стала для него мала и нам пришлось купить другую. Мы выбрали похожую на клетку с куполообразным верхом и проволочной дверцей. Нам объяснили, что кошки, не любящие поездок – как прежде Соломон, а теперь и неукротимо идущий по его стопам громкоголосый Сили, – иногда чудесным образом меняются, если могут поглядывать наружу.

Ну мы и купили эту корзину величиной с добрую собачью конуру (лучше взять попросторнее, сказал Чарльз, ведь неизвестно, каким вымахает Сили). И вот в ней-то на заднем сиденье сжался Сили – словно горошина с черной мордочкой в гигантском стручке, сплетенном из прутьев.

Мне было противно видеть его в ней, как и Сили находиться внутри нее, хотя, надо признать, все-таки не так, как в корзине, непроницаемой для взгляда. А я могла к тому же всовывать пальцы между прутьями, чтобы он грыз их, а не прутья (одеяльца мы в корзину не постелили, чтобы он его не изгрыз). И вот таким порядком мы доставили его с пустым желудком к ветеринару. На этот раз операцию назначили на утро – как особую любезность, чтобы он остался только без завтрака, а не без завтрака и обеда вдобавок. Эпидемия кошачьего гриппа кончилась, а день был теплый, и простуда ему не угрожала.

Единственно, чего мы не успели, это закрепить корзину еще парой ремней. Так что ее опоясывал всего один – точно поперек проволочной дверцы. Но чтобы сделать ее абсолютно силинепроницаемой, требовалось минимум еще два ремня. Ну, один раз как-нибудь сойдет, решили мы. Ветеринару мы его передадим из рук в руки, а после операции он будет еще не слишком твердо держаться на ногах и вряд ли попытается вырваться на волю. Собственно, потому-то мы и купили корзину так спешно – чтобы ему лежалось вольготно, когда он начнет приходить в себя.

Мы благополучно доставили его к ветеринару, и тот велел нам вернуться за ним перед обедом. Если, сказал он, Сили к тому времени очнется, мы сможем тут же забрать его домой. Если же нет, нам придется еще подождать.

Он предпочел не рисковать: заметив, что на нашей корзине есть только один ремень и зная даже лучше нас, на что способны сиамы, он после операции поместил Сили в клетку – из настоящих прутьев и с задвижкой снаружи, так что выбраться оттуда не было никакой возможности.

То есть до тех пор, пока задвижка оставалась задвинутой. Когда мы вернулись в указанный час, ассистентка пригласила нас сесть в приемной, а она пойдет посмотреть, очнулся ли он. Подавленные крахмальной белизной ее халата и компетентным видом, мы послушно сели – и ракетами взвились из наших кресел, когда несколько секунд спустя она вернулась – куда девался компетентный вид! – и, сжимая окровавленную руку другой рукой, пригласила нас зайти внутрь. Наш котик выскочил из клетки.

Теоретически Сили полагалось бы еще оставаться под некоторым действием наркоза и покорно позволить переложить себя в корзину. На практике же он оказался в полном сознании и крайнем бешенстве. Она открыла клетку, чтобы вынуть его, а он исцарапал ей руку и проскочил в аптеку. Не подпустил ее к себе, сказала она, и рычал на нее – ну просто жутко.