Текст книги "Выстрел в лицо"

Автор книги: Донна Леон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Комиссар, мой муж – честный человек, – заявила она и, убедившись, что Брунетти не собирается комментировать ее слова, повторила: – Честный. – Она умолкла, давая Брунетти еще одну возможность ответить, но он ею не воспользовался. – Я знаю, что звучит это странно, учитывая то, каких успехов он достиг в бизнесе, – сказала она и быстро, словно боясь, что Брунетти ее прервет, добавила: – Но вы не подумайте, что я говорю про его деловые качества. Вовсе нет. Я не очень-то разбираюсь в его делах, да и не хочу разбираться. Это право – и обязанность – его сына, я в это вмешиваться не собираюсь. Так что о том, что касается бизнеса, я судить не могу. Но я знаю его в обычной, нормальной жизни, и могу поклясться, что он – честный человек.

Слушая ее, Брунетти про себя составлял список мужчин, которых лично считал образцами честности и справедливости – до тех пор, пока не выяснялось, что они умудрялись разнообразнейшими способами обкрадывать государство. Впрочем, в стране, где мнимое банкротство перестало быть серьезным преступлением, от человека, чтобы прослыть честным, требуется немного.

– …если бы он был родом из Рима, то пользовался бы всеобщим уважением, – заключила Франка, и Брунетти понял, что, погрузившись в собственные мысли, пропустил ее последние слова мимо ушей.

– Синьора, – заговорил он подчеркнуто официальным тоном, – все же я не уверен, что смогу вам чем-нибудь помочь. – Брунетти дружелюбно улыбнулся. – И вы бы оказали мне неоценимую услугу, если бы прямо сказали, чего конкретно вы боитесь.

В задумчивости, сама того не замечая, Франка принялась тереть правой рукой лоб. При этом она отвернулась в сторону и уставилась в окно. Брунетти неприятно кольнуло, когда он заметил, что там, где она касается лба рукой, кожа покрывается белыми пятнами. И тут Франка удивила его. Она неожиданно вскочила на ноги и подбежала к окну, а затем, даже не повернув головы, спросила:

– Это ведь Сан-Лоренцо, верно?

– Да.

Женщина все смотрела на канал, на берегу которого возвышалась полуразрушенная церковь, давным-давно ожидающая реставрации.

– Его ведь зажарили на костре до румяной корочки, да? [46]46
  Святой Лаврентий Римский(225–258) – архидиакон римской христианской общины, заживо зажаренный на железной решетке при императоре Валериане, во времена гонений на христиан. Сан-Лоренцо – церковь его имени.


[Закрыть]Хотели, чтобы он отрекся от своей веры, если я ничего не путаю.

– Так гласит история, – согласился Брунетти.

Обернувшись, Франка подошла к нему поближе.

– Как же много они страдали, эти христиане, – сказала она. – Видно, очень уж им это нравилось. Прямо никак настрадаться не могли, – усевшись на место, она взглянула на Брунетти. – Наверное, потому мне так симпатичны римляне. Они-то страдать не любили. Судя по всему, к смерти они относились спокойно, встречали ее с достоинством. Но вот боль им никакого удовольствия не доставляла – если только они не причиняли ее кому-нибудь еще. В отличие от христиан.

– Что, вы уже покончили с Цицероном и перешли к истории нашей эры? – пошутил Брунетти, надеясь поднять ей настроение.

– Нет, – отрезала Франка. – Христиане меня не особенно интересуют. Я же говорю, они слишком много страдали. – Она умолкла и наградила Брунетти долгим серьезным взглядом. – В данный момент я читаю «Фасты» Овидия. Впервые – раньше как-то не видела в этом необходимости, – сказала она подчеркнуто и как-то нехотя. И, словно решив, что Брунетти захочет прямо сейчас сорваться с места и побежать домой читать, добавила: – Книга вторая. В ней все.

– А я даже не помню, читал я ее или нет, – с улыбкой признался Брунетти. – Вы уж меня простите.

Ничего умней он придумать не смог.

– О, комиссар, даже если вы ее не читали, прощать тут совершенно нечего! – воскликнула она, и ее губы скривились в подобии улыбки. – Впрочем, речь не о прощении, – резко изменившимся голосом добавила она, и лицо ее вновь окаменело. Она бросила на Брунетти долгий взгляд. – Возможно, вам она будет интересна.

Потом, без всякого перехода, словно никакого экскурса в римскую историю вовсе не было и она заметила растущее нетерпение Брунетти, Франка проговорила:

– Я боюсь похищения. – И несколько раз кивнула, словно в подтверждение собственных слов. – Знаю, это глупо. В Венеции никогда ничего подобного не происходит, но это единственное объяснение, которое кажется мне достаточно разумным. Преступник взломал базу данных, чтобы выяснить, какой выкуп сможет заплатить Маурицио.

– Если вас похитят, да?

– Да кому нужно меня похищать?! – искренне удивилась Франка и поспешила добавить: – Нет, я переживаю за его сына, Маттео. Он же наследник. – Она пожала плечами, причем, как показалось Брунетти, как-то очень скромно. – Да даже за бывшую жену переживаю. Она богатая, у нее загородный особняк около Тревизо.

– Похоже, вы, синьора, немало времени провели, размышляя о возможных похищениях, – весело отметил Брунетти.

– Разумеется. Но я уже не знаю, о чем мне и думать. Я ведь совершенно во всем этом не разбираюсь. Потому я и пришла к вам за помощью, комиссар.

– Потому что в этих-то делах я знаток, да? – улыбнулся Брунетти.

Похоже, его веселый тон наконец разрядил обстановку, и Франка заметно расслабилась.

– Можно и так сказать, – улыбнулась она в ответ. – Думаю, мне просто нужно, чтобы человек, которому я доверяю, сказал, что мне не о чем беспокоиться.

Явный призыв о помощи – такую просьбу Брунетти, даже если бы захотел, не смог бы проигнорировать. К счастью, у него уже был готов для нее ответ.

– Синьора, как я уже говорил, я – далеко не специалист в подобных делах и уж точно не знаком с методами работы финансовой гвардии. Но мне кажется, что в этом деле не стоит искать каких-то двойных смыслов. Самый очевидный ответ тут, скорее всего, и самый правильный – за взломом вполне могла стоять финансовая гвардия. – Брунетти удержался от совсем уж откровенной лжи, утешаясь мыслью, что финансовая гвардия и впрямь могла заинтересоваться делами Катальдо.

– La Finanza? – переспросила Франка голосом пациента, услышавшего куда более благоприятный, чем он боялся, диагноз.

– Думаю, да. Наверняка. Я практически ничего не знаю про бизнес вашего мужа, но, уверен, он обеспечил своим компаниям защиту, проникнуть за которую по силам лишь самым квалифицированным специалистам.

Франка покачала головой и пожала плечами – мол, про это мне ничего не известно.

– Знаете, – осторожно начал Брунетти, подбирая слова, – мой опыт говорит, что похитители обычно люди импульсивные, не очень образованные и вообще довольно примитивные. – Брунетти заметил, как жадно слушает его Франка. – А преступник, очевидно, человек умный и технически подкованный, раз сумел обойти многочисленные уровни защиты в базах данных компаний вашего супруга. – Брунетти улыбнулся и позволил себе иронический смешок: – Должен признаться, впервые в своей карьере я счастлив сообщить человеку, что его делами заинтересовалась финансовая гвардия.

– И впервые в истории нашей страны человек счастлив это услышать, – добавила Франка и на этот раз рассмеялась. Лицо ее снова пошло пятнами, как тогда, когда она только пришла к Брунетти с мороза. Она покраснела, догадался он.

Синьора Маринелло быстро вскочила на ноги, наклонилась за своей сумочкой и протянула Брунетти ладонь.

– Даже не знаю, как вас и благодарить, комиссар, – сказала она, держа его за руку.

– Вашему мужу очень повезло, синьора, – отметил Брунетти.

– Почему? – с искренним интересом, без всякого кокетства, спросила Франка.

– Потому что у него есть жена, которая так за него волнуется.

Обычно женщины встречают подобные комплименты улыбкой – или хотя бы отмахиваются от них с ложной скромностью. Вместо этого Франка отодвинулась от Брунетти и твердо на него посмотрела. В ее взгляде на какое-то мгновение загорелся огонь.

– Мой муж, – сказала она, – единственное, что волнует меня в этой жизни, комиссар.

Она еще раз поблагодарила Брунетти, подождала, пока он достанет из шкафа ее вещи и вышла из комнаты, не дав Брунетти шанса галантно распахнуть перед ней дверь.

Усевшись за стол, Брунетти с трудом удержался от искушения позвонить синьорине Элеттре и спросить, не ее ли засекли за взломом данных компаний синьора Катальдо. Но ему пришлось бы объяснять причину своего неожиданно вспыхнувшего интереса, а Брунетти этого совсем не хотелось. Он не соврал Франке: гораздо более вероятно, что за взлом данных ответственна гвардия, чем какой-то неведомый похититель, возжелавший выяснить, сколько денег на счете у синьора Катальдо.

С другой стороны, вероятность взлома в рамках проводимого гвардией расследования куда меньше, нежели вероятность того, что его осуществила синьорина Элеттра по просьбе Брунетти. Но эта информация вряд ли утешила бы синьору Маринелло. Надо будет придумать какой-нибудь способ сообщить синьорине Элеттре, что ее ловкие пальчики оставили-таки отпечатки в компьютерах Катальдо.

В том, что жена, узнав, что бизнесу супруга грозят какие-то неприятности, переживает, ничего странного не было, но Брунетти беспокойство Франки показалось немного преувеличенным. После знакомства на званом ужине у Брунетти сложилось мнение, что Франка – человек интеллигентный и здравомыслящий; однако ее реакция на неприятности, связанные с бизнесом мужа, это впечатление полностью опровергала.

По здравом размышлении Брунетти решил, что не стоит тратить слишком много времени и сил на то, что не имеет ни малейшего отношения ни к одному из его расследований. Чтобы окончательно проветрить голову и взяться за работу с новыми силами, он отправился в бар – выпить кофе или, может, un’ombra [47]47
  Здесь:капелька спиртного (ит.).


[Закрыть].

Увидев его, Серджио не улыбнулся, как обычно, а сощурил глаза и еле заметно кивнул головой вправо, в сторону отдельных кабинок у окна. В последней из них Брунетти увидел мужчину с узкой коротко стриженной головой, вернее, его затылок. С того места, где он стоял, Брунетти разглядел и его сидящего напротив спутника – с мощной челюстью и волосами подлиннее. Брунетти сразу узнал эти оттопыренные уши, слегка деформированные долгими годами ношения полицейской фуражки, – они принадлежали Альвизе. Значит, мужчина напротив – лейтенант Скарпа. Эх, а он-то надеялся, что заблудшая овца Альвизе все же прибьется назад к родному стаду и возобновит нормальные отношения с остальными офицерами.

Подойдя к бару, Брунетти тихо попросил у Серджио кофе. Но что-то в лице Альвизе насторожило Скарпу, тот обернулся и сразу заметил Брунетти. Скарпа ничем не выдал своих эмоций, а вот на лице Альвизе нарисовалось не просто удивление, а даже нечто вроде вины. Зашипела кофемашина, бармен загремел посудой и подтолкнул к Брунетти чашку и молочник.

Мужчины сидели в тишине; Брунетти лишь кивнул коллегам и, отвернувшись к стойке, принялся открывать пакетик с сахаром. Высыпал сахар в кофе, медленно помешал в чашке ложкой, спросил у Серджио газету и развернул ее на стойке. Брунетти твердо вознамерился пересидеть Альвизе со Скарпой и погрузился в чтение.

Пробежав глазами заголовки на первой полосе, посвященной миру за пределами Венеции, он пролистнул сразу несколько страниц – нервы и желудок у него были не в том состоянии, чтобы пичкать себя многословной политической трескотней, которая никак не тянула на новости. На протяжении вот уже сорока лет в газете мелькали одни и те же рожи, звучали одни и те же обещания после одних и тех же событий. Изредка в этом балагане появлялись новые действующие лица, но чаще – новые звания и титулы перед фамилиями все тех же фигурантов.

Лацканы их пиджаков разрастались или усыхали согласно требованиям моды, но в первом ряду у корыта толпились все те же свиные рыла. Они выступали то против того, то против сего и клялись самоотверженно бросить все силы на смещение нынешнего правительства. Ну и что? Все равно через год Брунетти будет все так же сидеть за барной стойкой, пить кофе и читать в газете те же самые обещания, только исходящие от новой оппозиции.

Чуть ли не с облегчением Брунетти перевернул страницу. Какую-то женщину обвиняли в убийстве своего грудного ребенка – она все еще не под стражей и устами очередной шайки адвокатов божится, что невиновна. Ну да, а кто тогда убил ее родного сына – инопланетяне, что ли? У крутого поворота на местном шоссе возложили очередные венки – неделю назад там погибли еще четыре подростка. На улицах спальных районов Неаполя вновь скапливаются горы невывезенного мусора. Еще один строитель скончался, раздавленный бульдозером, в результате аварии на рабочем месте. Судью, начавшего расследование деятельности одного из членов кабинета министров, перевели на другой участок – на другом конце страны.

Брунетти открыл раздел, посвященный событиям в Венеции. Рыбак из Кьоджи арестован по обвинению в покушении на убийство – вернувшись домой вусмерть пьяным, напал на соседа с ножом. Жители вновь возмущаются круизными лайнерами, наносящими огромный ущерб каналу Гвидекка. Разорились еще два торговца, промышлявшие на местном рыбном рынке. На следующей неделе ожидается открытие очередного пятизвездочного отеля. Мэр обеспокоен все возрастающим притоком туристов в город.

– Очаровательно, – заметил Брунетти, ткнув пальцем в последние две новости. – Городская администрация не успевает выдавать лицензии всем желающим открыть отель, а когда отвлекается от этого милого занятия, то тут же заявляет, что ее беспокоит количество туристов в городе.

– Votta a petrella, е tira a manella, – ответил Серджио, подняв глаза от стакана, который он натирал до блеска.

– Это на диалекте? – поинтересовался удивленный Брунетти.

– Ага, – кивнул Серджио. – «Кидай камень и прячь руку за спину», – перевел он.

Брунетти расхохотался.

– Даже не знаю, почему ни одна из наших новоявленных политических партий не возьмет себе эту фразу девизом. Это же для них идеальный слоган – делай гадость, и в кусты, будто ты тут ни при чем. Восхитительно, – смеялся Брунетти. Прямота поговорки пришлась ему по душе, и он все никак не мог успокоиться.

Краем глаза он уловил слева какое-то движение, затем услышал, как Альвизе со Скарпой зашумели, выбираясь из-за стола. Перелистнув страницу, Брунетти с радостью увлекся статьей о прощальной вечеринке, которую в школе «Giacinto Gallina» устроили учителю третьего класса, решившему уйти на покой после сорока лет верной службы.

– Доброе утро, комиссар, – раздался позади него писк Альвизе.

– Доброе, Альвизе, – отозвался Брунетти и, с трудом оторвавшись от фотографий с вечеринки, повернулся к коллегам.

Скарпа ограничился лишь сухим кивком – видимо, таким образом он решил подчеркнуть, что по рангу стоит не ниже Брунетти. Тот кивнул в ответ и вновь погрузился в чтение. Надо же, детишки принесли учителю цветы и домашнее печенье.

Парочка вышла из бара, и Брунетти закрыл газету.

– Часто они сюда приходят? – поинтересовался он у Серджио.

– Частенько. Пару раз в неделю точно, – ответил тот.

– И всегда вот так? – Брунетти кивком показал в сторону двух его коллег, бок о бок возвращавшихся в квестуру.

– Как будто у них тут первое свидание, что ли? – уточнил Серджио, переворачивая стакан и осторожно помещая его на стойку донышком вверх.

– Типа того.

– Да где-то с полгода. Поначалу-то лейтенант держался довольно холодно, и бедному Альвизе чуть ли не на задних лапках приходилось прыгать, чтобы ему угодить. – Взяв еще один стакан, Серджио поднес его к свету, проверил на предмет пятен и принялся вытирать насухо. – Дуралей, он так и не понял, чего ради Скарпа с ним якшается. А уж тот-то – редкая сволочь, – мимоходом заметил бармен.

Брунетти подтолкнул пустую чашку к Серджио, и тот, подхватив ее, поставил в раковину.

– А ты не знаешь, о чем они тут говорят? – поинтересовался Брунетти.

– Мне кажется, это не очень-то и важно, – протянул Серджио.

– Почему?

– Да Скарпе нужна только власть. Он хочет, чтобы дурак Альвизе прыгал, когда он говорит «алле-гоп», и смеялся его тупым шуткам.

– Зачем ему это? – удивился Брунетти.

Серджио выразительно пожал плечами.

– Я же говорю, сволочь он. Ему страсть как охота кем-нибудь помыкать, да чтобы еще на него смотрели снизу вверх. Как же, он ведь лейтенант! А некоторым мозгов не хватает понять, что он просто вшивый кусок дерьма.

За время этого разговора Брунетти даже в голову не пришло, что он подстрекает гражданского говорить гадости о служителе закона, о полицейском. Честно говоря, в глубине души Брунетти и сам считал Скарпу вшивым куском дерьма, так что можно сказать, что в данном случае гражданское лицо лишь озвучило точку зрения самих сил правопорядка.

– Мне сюда вчера никто не звонил? – решив переменить тему разговора, спросил Брунетти.

Серджио покачал головой.

– Вчера сюда звонила только моя благоверная – заявила, что, если я не вернусь домой к десяти вечера, меня ждут большие неприятности. А, еще бухгалтер звонил – заявил, что у меня уже большие неприятности.

– Что за неприятности? – спросил Брунетти.

– Да с санитарной инспекцией.

– Чем ты им насолил?

– Тем, что у меня нет туалета для инвалидов. В смысле для людей с ограниченными физическими возможностями. – Ополоснув чашку и молочник, Серджио забросил их в посудомоечную машину.

– Я тут ни разу ни одного инвалида не видел, – сказал Брунетти.

– И я не видел. И санитарный инспектор не видел. Но это не отменяет правила, согласно которому я обязан иметь для них специальный туалет.

– А что это за туалет? – полюбопытствовал Брунетти.

– С поручнями, с другим типом сиденья, с кнопкой слива на стене, а не на унитазе.

– Так почему ты его не построишь?

– Потому что мне это обойдется в восемь тысяч евро, вот почему.

– Ничего себе, – удивился Брунетти. – Прорва денег.

– Это включая разрешения, – кратко добавил Серджио.

Брунетти решил не углубляться в эту тему.

– Надеюсь, у тебя все обойдется, – сказал он и положил на стойку монету в один евро. Поблагодарил Серджио и направился обратно на работу.

14

Брунетти подходил к квестуре, когда из дверей здания вышла комиссар Гриффони. Брунетти помахал ей рукой и ускорил шаг. Они еще и словом не успели перемолвиться, а он уже понял, что что-то случилось.

– Что такое? – спросил он.

– Тебя Патта ищет, – ответила Гриффони. – Звонил в участок, выспрашивал, на месте ли ты. Сказал, что Вьянелло тут нет, и велел мне тебя найти.

– А что случилось-то?

– Мне он не сказал, – пожала плечами Гриффони.

– В каком он настроении?

– Честно говоря, хуже еще не бывало.

– Что, злой?

– Нет, не то чтобы злой, – с удивлением поняла Гриффони. – Немножко злится, конечно, но так, как будто понимает, что злиться ему вообще-то нельзя. Скорее напуган.

Брунетти направился в квестуру. Гриффони шла вслед за ним. Больше он ее ни о чем не стал расспрашивать. Они оба знали, что в гневе Патта не страшен, а вот когда напуган – еще как. Обычно люди злятся на чужую некомпетентность, а боялся Патта только тогда, когда возникала малейшая опасность для его собственной персоны. И в таком случае под угрозой оказывались все, кто имел к этому отношение.

Зайдя в здание, Брунетти с Гриффони вместе преодолели первый лестничный пролет.

– А что, он и тебя тоже вызывал? – спросил Брунетти.

Гриффони покачала головой и с явным облегчением пошла к себе в кабинет, оставив Брунетти одного.

Синьорины Элеттры в приемной не оказалось – видимо, ушла на обед, – так что Брунетти, постучав в дверь, сразу вошел.

Серьезный, как никогда, Патта сидел за столом, выставив перед собой руки, сжатые в кулаки.

– Где вы были? – требовательно спросил он.

– Допрашивал свидетеля, синьор, – соврал Брунетти. – Комиссар Гриффони сказала, что вы хотели меня видеть. Что-то случилось? – он постарался сказать это одновременно встревоженно и настойчиво.

– Да вы садитесь, садитесь, – велел ему Патта. – А то что вы тут стоите и таращитесь на меня, как баран на новые ворота.

Брунетти уселся прямо напротив вице-квесторе, оставив без ответа его последнюю реплику.

– Мне тут позвонили, – начал говорить Патта и посмотрел на Брунетти. Тот сидел, изо всех сил изображая живой интерес, и Патта продолжил: – Насчет того человека, что приходил к нам на днях.

– Вы имеете в виду майора Гуарино, синьор? – уточнил Брунетти.

– Да, Гуарино. Ну или как он там себя называл. – Произнося это имя, Патта помрачнел, и Брунетти понял, что именно майор – источник его проблем. – Дурак и сволочь, – пробормотал Патта. Брунетти удивленно на него посмотрел – начальник редко позволял себе непарламентские выражения. Он так и не понял, кого Патта имел в виду – то ли Гуарино, то ли того, кто ему позвонил.

Может, Гуарино и не был самым откровенным человеком на свете, но вот дураком Брунетти его не назвал бы – впрочем, как и сволочью. Но Брунетти оставил эти мысли при себе и просто спросил:

– Так что же случилось, синьор?

– Что-что! Умудрился помереть, вот что! Убит выстрелом в затылок, – все так же раздраженно проговорил Патта, как будто злился на Гуарино за то, что тот погиб. Вернее, был убит.

В голове Брунетти сразу же возникло множество теорий, но он решительно задвинул их подальше и принялся ждать от Патты объяснений. Не меняя серьезного, внимательного выражения лица, Брунетти смотрел на начальника. Вице-квесторе поднял кулак и с грохотом опустил его на стол.

– Сегодня утром мне из карабинерии позвонил капитан. Хотел знать, не было ли у меня каких гостей на прошлой неделе. Все юлил, осторожничал, не хотел даже имени посетителя называть. Просто спросил, не приезжал ли ко мне кто-нибудь из коллег, причем неместных. – Злобное выражение на лице Патты сменилось обиженным: – Я ему сказал, что у меня каждый день полно посетителей. Как прикажете упомнить всех, кто ко мне приходит?

Брунетти оставил этот вопрос без ответа, и Патта продолжил:

– Я сначала вообще не понял, о ком он говорит. Но потом заподозрил, что он имеет в виду Гуарино. У меня ведь не так много посетителей бывает, верно? – Заметив явное недоумение Брунетти перед очевидной противоречивостью его заявлений, он поспешил объясниться: – Я имею в виду, он на той неделе был единственным, кто пришел ко мне впервые. Значит, его он и имел в виду, больше некого.

Вдруг вице-квесторе вскочил на ноги, отошел на шаг от стола, развернулся и вновь плюхнулся в кресло.

– Он спросил, можно ли послать мне фото, – сказал Патта, и Брунетти уловил замешательство в голосе начальника. – Можете себе представить? Они сняли все на телефон, и он прислал эту гадость мне. Как будто думал, что я его опознаю – вернее то, что осталось от его лица.

Услышав это, Брунетти застыл; только через какое-то время он нашел в себе силы заговорить:

– И как, вы его опознали?

– Да. Разумеется. Пуля прошла под углом и разрушила только подбородок. Так что я сразу его узнал.

– Так как его убили? – спросил Брунетти.

– Я же вам сказал, – громко возмутился Патта, – вы что, меня совсем не слушаете? Его застрелили. В затылок. От такого любой бы помер, вам не кажется?

Брунетти поднял ладонь:

– Я просто не совсем ясно выразился, синьор. Человек, который вам звонил, ничего не рассказал про обстоятельства, при которых было совершено убийство?

– Нет. Он только хотел, чтобы я ему ответил – опознал я убитого или нет.

– И что вы ему сказали?

– Что я не уверен, – ответил Патта и подозрительно посмотрел на Брунетти.

Брунетти подавил желание спросить, зачем вице-квесторе так поступил.

Патта тем временем продолжал:

– Я не хотел им ничего говорить, пока сам все не разузнаю.

Брунетти быстро перевел эту фразу с языка Патты на нормальный итальянский: это значило, что Патта хотел свалить всю ответственность на кого-нибудь еще. Потому и вызвал Брунетти.

– А он не сказал, почему звонит именно вам? – поинтересовался Брунетти.

– Похоже, они знали, что Гуарино договорился о приеме в квестуре Венеции, и, когда сюда позвонили, попросили, чтобы их сразу соединили с самым главным, проверить, добрался до нас Гуарино или нет.

М-да, хмыкнул про себя Брунетти. Даже пуля в голове человека не помешала Патте лишний раз самого себя расхвалить – как же, «самый главный».

– А когда он звонил, синьор? – уточнил Брунетти.

– Полчаса назад. – Патта даже не пытался скрыть раздражение: – Я с тех пор вас и ищу. Но вы почему-то отсутствовали на рабочем месте. Свидетеля он допрашивал, – пробормотал вице-квесторе, словно самому себе.

– Когда произошло убийство? – проигнорировав выпад начальства, спросил Брунетти.

– Он не сказал, – равнодушно откликнулся Патта, как будто это было совершенно не важно.

Неимоверным усилием воли Брунетти согнал со своего лица всякие признаки заинтересованности. Его мозг лихорадочно работал.

– Он сказал, откуда звонит?

– Оттуда, – терпеливо ответил Патта голосом, каким обращаются к увечным и умалишенным. – Прямо от трупа.

– Ага, – понял Брунетти, – значит, тогда-то он вам фотографию и послал.

– Какой вы умный, Брунетти, это что-то, – съязвил Патта. – Разумеется тогда и послал, когда же еще.

– Да-да, верно, – закивал Брунетти, выигрывая время на раздумья.

– Я позвонил лейтенанту, – сообщил Патта, и Брунетти вновь принял невозмутимый вид, – но он уехал в Кьоджу и сможет заняться этим делом только после обеда.

Сердце у Брунетти сжалось – неужели Патта отдаст это дело Скарпе?

– Прекрасная мысль, – кивнул Брунетти и чуть менее восторженно добавил: – Правда, я надеялся, что… – Он не договорил. – Прекрасная мысль, – помолчав, заключил он.

– Что вам в этом не нравится, а, Брунетти? – вскинулся Патта.

Брунетти изобразил на лице смущение.

– А ну говорите, – потребовал Патта. В его голосе прорезались угрожающие ноты.

– Понимаете, синьор, тут все дело в ранге, – заторопился Брунетти, словно боясь, что начальник сейчас начнет загонять ему иголки под ногти. Прежде чем Патта успел спросить, что он хочет этим сказать, Брунетти продолжил: – Вы сами сказали, что звонивший вам был капитаном. Я просто переживаю, как это будет выглядеть со стороны, если нашу квестуру будет представлять человек ниже капитана по званию. – Брунетти не мог не заметить, как напрягся Патта.

– Не то чтобы я сомневался в лейтенанте Скарпе, – гнул свое Брунетти, – но у нас ведь и раньше были проблемы с карабинерией, ну, когда не могли разобраться, кому какое дело принадлежит. Мне кажется, если мы пошлем к ним человека званием выше капитана, это оградит нас от возможных проблем.

Глаза Патты вдруг потемнели. Он подозрительно посмотрел на Брунетти.

– Брунетти, это вы кого сейчас имеете в виду?

– Как кого, синьор! – как можно шире распахнул удивленные глаза Брунетти. – Конечно, вас! Кому же еще представлять нашу квестуру, как не вам, синьор? Вы, вице-квесторе, как вы совершенно справедливо заметили, у нас – самый главный. – Хотя это утверждение отрицало факт существования непосредственно самого квестора, Брунетти сомневался, что Патта это заметит.

Взгляд, который Патта на него бросил, был недобрым, полным подозрений, о которых сам Патта, скорее всего, даже не догадывался.

– Я об этом еще не думал, – выдавил он.

Брунетти пожал плечами – мол, рано или поздно светлый ум вице-квесторе сам до этого бы дошел. Патта наградил комиссара самым серьезным из своих взглядов.

– Вы правда считаете, что это важно?

– Чтобы вы нас представляли? – живо уточнил Брунетти.

– Чтобы нас представлял кто-то выше капитана по званию, – ответил Патта.

– Вы, синьор, выше его сразу на несколько званий, – с готовностью сказал Брунетти.

– Я не о себе говорю, Брунетти, – отрезал Патта.

Брунетти не стал скрывать своих чувств и непонимающе уставился на начальника.

– Но, Dottore, вы должны туда съездить! – глядя на Патту круглыми наивными глазами, воскликнул он.

Брунетти подозревал, что дело об убийстве Гуарино привлечет к себе внимание всей страны, но совсем не хотел, чтобы это понял Патта.

– Как думаете, расследование затянется? – спросил у него Патта.

Брунетти позволил себе едва заметно пожать плечами.

– Откуда же мне знать, синьор. Но вообще с такими делами это частенько бывает. – Он понятия не имел, что это за «такие» дела, но знал, что, услышав про необходимость хоть чуть-чуть напрягаться, Патта растеряет всякий энтузиазм.

Наклонившись вперед, Патта улыбнулся.

– Знаете, Брунетти, – заговорил он, – я думаю, квестуру должны представлять вы – ведь именно вы общались с покойным.

Брунетти все еще пытался подобрать протестующе-скромный тон, когда Патта заговорил снова:

– Его ведь убили в Маргере, Брунетти. А это наш участок, в нашей юрисдикции. Знаете, это прямо вызов, который обязан принять комиссар, так что кандидатуры лучше вас не сыскать. Вам надо поехать к ним и взглянуть на место преступления.

Брунетти начал было возражать, но Патта его прервал.

– Возьмите с собой эту Гриффони. Так что от нас будет сразу два комиссара. – Патта мрачно усмехнулся, как будто играл в шахматы и только что сделал очень хитрый ход. Или в шашки. – Отправляйтесь туда вдвоем. Посмотрим, что вам удастся выяснить.

Брунетти поднялся с кресла, усердно изображая недовольство.

– Как скажете, вице-квесторе, – нехотя пробормотал он, – но я не думаю, что…

– Комиссар, что вы там себе думаете и чего не думаете, никого не интересует. Я вам прямо сказал: хочу, чтобы вы двое занялись этим делом. И, пока будете там, считайте своей обязанностью не забывать указывать этому капитану на его место. Пусть помнит, кто тут главный.

Интуиция подсказала Брунетти не пережимать и перестать изображать слишком явную неохоту: временами даже Патта замечал очевидное.

– Хорошо, – ограничился Брунетти короткой фразой и тут же перешел к делу: – Так откуда конкретно звонил этот капитан, синьор?

– Он сказал, что сейчас находится на территории нефтехимического комплекса в Маргере. Я дам вам его номер, так что вы позвоните ему и сами спросите, – ответил Патта и взял в руки телефон, лежащий прямо у настольного календаря, – Брунетти его даже не заметил. Патта открыл мобильник изящным и небрежным движением руки – разумеется, у него была самая последняя, супертонкая модель. Вице-квесторе отказался от «блакберри», который ему полагался согласно указу Министерства внутренних дел, заявив, что не собирается становиться рабом технологий. Правда, Брунетти подозревал, что начальник просто боится, что мощный агрегат будет выпирать у него из кармана, портя покрой его дорогих пиджаков.

Понажимав какие-то кнопочки, Патта вдруг, ни слова не говоря, протянул телефон Брунетти. Весь крошечный экран заполнило собой лицо Гуарино. Глубокопосаженные глаза были открыты, хоть и смотрели немного в сторону, как будто он смутился, что лежит в таком неприглядном виде, совершенно безучастный и безжизненный. Как и сказал Патта, подбородок пострадал сильнее всего – хотя тут скорее было уместно слово «разрушился». Но не узнать это узкое лицо и седеющие виски было невозможно. А ведь его волосы теперь никогда уже не поседеют целиком, подумал вдруг Брунетти. И он никогда уже не позвонит синьорине Элеттре – если вдруг у него были такие намерения.