Текст книги "Худышка"
Автор книги: Донна Кунер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Глава третья
Когда я прихожу домой, моя сводная сестра Бриелла уже сидит за обеденным столом. Мясной рулет и картофельное пюре лежат нетронутыми на ее тарелке, пока она что-то быстро строчит в телефоне.
– Поешь, Бриелла, – кричит моя мачеха Шарлотта из кухни.
Моя мама, моя настоящая мама, была художницей. Она иллюстрировала детские книги. Сказки, книжки с картинками, истории про животных. Она была великолепна. Порой мне так сильно нравилась какая-нибудь из ее иллюстраций, что она отдавала ее мне. Я храню их в в моем шкафу. Мишки в одежде, дети, спешащие в школу, и мой самый любимый рисунок, тот, который я повесила на стену, – Красавица, танцующая с Чудовищем. Она нарисовала это, когда была беременна мной.
– Я же просила без подливки, – отвечает Бриелла, не отрывая глаз от телефона. На ней черная короткая плиссированная юбка и мягкий ярко-синий свитер, который красиво облегает все ее пятнадцатилетние изгибы. Мне даже не нужно смотреть под стол, я и так знаю, что на ней черные сапожки. Я бы, конечно, хотела иметь возможность надеть такие юбку и свитер, но эти сапожки с мехом, которые словно бросают весь мир к ее стройным ногам, заставляют меня позеленеть от зависти.
Я ужасно голодная. В обед я съела только салат и апельсин. Конечно, если не считать три «сникерса», которые я запихнула в себя один за другим в туалете между пятым и шестым уроками, и упаковку медовых булочек, которые я купила в торговом автомате, когда должна была заниматься в библиотеке. Я стараюсь скрывать от окружающих большую часть того, что я ем, особенно если это вредная пища, которую мне употреблять не следует. Потому что все знают, что толстая девчонка просто обязана съесть огромное шоколадное мороженое с посыпкой, правильно? Вполне ожидаемо. В школьной столовой, где полно людей, я ем салаты и фрукты. Но без свидетелей я наедаюсь вдоволь, что, собственно, и привело меня к моему текущему состоянию. У меня достаточно секретов, чтобы проглотить и их.
Дома с этим сложнее. Я хватаю со стола булочку с черникой и быстро откусываю от нее, пока достаю из шкафчика тарелку. Шарлотта хмуро смотрит на меня. Я понимаю, о чем она думает, по одному ее взгляду.
– Тебе на самом деле так нужна эта булочка? Ты же сейчас ужинать будешь, – шипит мне в ухо Скинни.
Шарлотта – неплохой человек, и она совершенно точно любит моего отца. Просто она не моя мама. Ее светлые мелированные волосы уложены в элегантную короткую прическу. Такой вид, как у нее, требует огромного количества различных спреев, выпрямляющих щипцов, муссов и гелей, а самое главное – сил и времени. Шарлотта никогда никуда не выходит без макияжа. Правило, которого она придерживается неукоснительно. Прежде чем отправиться в магазин, моя мама наносила только легкий блеск на губы.
Теперь все иначе.
– Папа дома? – спрашиваю я.
– Он будет поздно. Ешь без него, – отвечает Шарлотта. Она ополаскивает ложку в раковине и открывает посудомоечную машину, чтобы положить ее туда. – Я потом разогрею и поем с ним.
Ничего нового. Папа много работает. Он шериф округа Уокер[21]21
Округ Уокер – округ, расположенный в США, штат Техас.
[Закрыть] и в последнее время ужасно занят. На прошлой неделе Бубба Роуз признал свою вину в попытке мошенничества, после того как мой папа застал его за начинением свинцом рыбы, пойманной им во время турнира на озере Конро, дабы выиграть главный приз – рыбацкую лодку ценой пятьдесят пять тысяч долларов. Ну, что тут скажешь? Рыбалка у нас в Техасе – дело серьезное. А за неделю до этого папа помог поймать беглого преступника, который сбегал из тюрьмы больше семнадцати раз, просто чтобы зайти в «Уолмарт» на другой стороне улицы.
Запихиваю оставшуюся часть булочки в рот, чувствуя, как крошки летят на мою рубашку, и несу большую тарелку с картофельным пюре, мясным рулетом и подливкой к столу. Сажусь рядом с Бриеллой. Она поднимает на меня взгляд и внимательно осматривает мою тарелку. Я знаю, о чем она думает. Мне просто надо прислушаться к голосу в моем ухе.
– Да как вообще столько может в кого-то влезть? А ты еще удивляешься, почему такая толстая.
Зачерпываю огромную ложку картофельного пюре с подливкой и отправляю ее в рот, глядя на мою сводную сестру. Бриелла закатывает глаза.
– А где Линдси? – спрашивает Шарлотта.
– Не знаю, – бормочу я, все еще не проглотив пюре и чувствуя, как подливка стекает по подбородку. На самом деле, хоть я и пришла минуту назад, я точно знаю, где она.
Все знают. Линдси перед зеркалом в своей комнате заканчивает красить глаза или губы, а может, укладывать волосы. Будучи капитаном чирлидеров, она словно Богиня. И никому не позволено беспокоить Богиню до пятничного собрания перед игрой. Тем более во время заключительных игр баскетбольного турнира.
Отщипываю кусочек мясного рулета и опускаю руку под стол. Рулет мгновенно исчезает с моей ладони.
– Эвер, не давай этому козленку еду со стола, – говорит Шарлотта.
Она имеет в виду Роксану – нашего щенка, шоколадного лабрадора-ретривера. Козленок, как называет ее Шарлотта, впала в немилость, потому что вчера вечером залезла в шкаф и слопала два киви, сырую картофелину и почти полкило сахара. Остальная часть сахара была рассыпана по всему полу кухни, и этот тонкий слой сахарного ковра мы определенно будем ощущать под ногами еще как минимум несколько недель. Затем Роксана хорошенько погрызла книгу в твердой обложке из библиотеки Шарлотты, пожевала ее меховой ободок и наделала дырок в ее черных колготках. Я не стала рассказывать Шарлотте, что на прошлой неделе видела, как Роксана, сидя на кухонном столе, облизывает его деревянную поверхность. Нам с Роксаной надо держаться вместе. Мы обе не ходим в фаворитах у Шарлотты.
Шарлотта хмуро смотрит на свою чашку, снова наливая в нее кофе. Сколько бы времени ни было на часах, она всегда держит в своих идеально наманикюренных пальчиках чашку кофе.
– Она ненавидит тебя, – шепчет мне Скинни. – Она хочет, чтобы тебя не существовало.
Я доедаю картофельное пюре и откусываю кусочек мясного рулета. Бриелла по-прежнему шлет кому-то сообщения, ее ужин стоит нетронутым на столе.
– Как домашняя работа? – спрашивает Шарлотта. Я знаю, что ее вопрос адресован не мне, поэтому ничего не отвечаю. Бриелла издает какой-то неясный звук, который можно одновременно интерпретировать и положительно, и отрицательно. Бросаю на нее взгляд, но она не отрывается от телефона. Неважно. Благодаря Рэту я уже знаю, что она скоро найдет меня для разговора.
– Твой папа прислал сегодня чек, – говорит Шарлотта.
Бриелла наконец отрывает взгляд от телефона.
– Он говорил что-нибудь насчет этих выходных? – спрашивает она. – Он приедет?
– Он ничего не сказал, но я бы не слишком рассчитывала на это, Бриелла. Он сейчас очень занят.
– Точно, – говорит Бриелла и возвращается к телефону. Роксана лижет мне руку, чтобы напомнить о том, что она все еще под столом. Сидит в ожидании.
– Ты невидима для всех, кроме собаки, – шепчет мне Скинни.
Счищаю остатки пищи с моей тарелки в мусорное ведро и иду к посудомоечной машине, чтобы поставить тарелку внутрь. Шарлотта прижимается к столешнице, пропуская меня.
На улице раздается автомобильный гудок, и Шарлотта подходит к окну, чтобы, отодвинув шторку, выглянуть наружу.
– Линдси! – отвернувшись от окна, кричит она в сторону лестницы. – Ты опаздываешь. Ханна уже здесь.
Ответом ей служит тишина.
Роксана не отстает от меня ни на секунду, глядя мне в лицо своими большими золотыми глазами, в которых читается: «Я умираю от голода». Когда Шарлотта отворачивается, я кладу кусочек мясного рулета в салфетку и прячу в карман. Роксана, размахивая хвостом, уже ждет меня около лестницы. Может, в ней и есть что-то от козленка, но она точно не глупа.
– Я пошла учиться, – подняв рюкзак с дивана и направляясь к лестнице, говорю я, ни к кому конкретно не обращаясь.
Роксана бредет рядом, обнюхивая мои карманы, пока я медленно, шаг за шагом, поднимаюсь наверх. На полпути мы обе сталкиваемся с ураганом духов и помпонов по имени Линдси. Ее темные, почти черные волосы собраны в задорный хвостик зелено-золотой лентой – цвета нашей школы. Короткая плиссированная юбка чирлидерской формы взлетает, оголяя загорелые бедра, когда она сбегает по лестнице в идеально подобранных теннисных туфлях. Мы с Роксаной обе жмемся к стене, чтобы пропустить Богиню. Сбежав по лестнице, она спешит к двери, оставляя за собой блестящие зеленые ленточки, выпавшие из помпонов.
– Пока, – говорит она Шарлотте и Бриелле, а затем исчезает с громким хлопком двери.
Мы с Роксаной продолжаем подниматься в мою комнату в конце коридора. Мясной рулет съеден из салфетки еще до того, как я успеваю закрыть за нами дверь.
– Не за что, – говорю я Роксане. Она виляет хвостом и, вскочив на край моей кровати, с громким удовлетворенным вздохом сворачивается в коричневый меховой калачик.
Достаю свой iPod и вставляю в уши наушники. Увеличив громкость, роюсь в поисках учебника алгебры в глубине своего рюкзака. Открываю книгу на нужном задании, которое на уроке аккуратно записала в дневник, достаю хорошо заточенный карандаш, пишу свое имя на чистом листе бумаги, а затем… Я закрываю глаза и прислоняюсь к спинке кровати. Музыка – вот что мне сейчас нужно, а вовсе не алгебра. Мне нужны мелодия, гармония, эмоции музыки.
Мысли проносятся за моими закрытыми глазами, словно бегущие строчки.
А затем мне приходится вынуть наушники. Бриелла. Я, конечно, ждала ее, но внезапно прерывать песню «Популярность»[22]22
«Популярность» (англ. Popular) – одна из композиций мюзикла «Злая», исполненная персонажем по имени Глинда. В оригинальной бродвейской постановке ее роль сыграла известная американская актриса Кристен Ченовет.
[Закрыть] в оригинальном исполнении Кристен Ченовет – это уж слишком. Роксана соскакивает с кровати и залезает под мой письменный стол. Даже собака замечает порыв холодного ветра, который всегда сопровождает мою сводную сестру. Бриелла, уперев руки в свои худющие бока, стоит у двери и пристально смотрит на меня ледяными голубыми глазами. Она – полная противоположность своей темноволосой старшей сестры. Бриелла унаследовала гены от немецких предков ее матери, в то время как Линдси похожа на их отца-португальца. На Бриелле крошечные зеленые пижамные шортики, демонстрирующее длинные и стройные голые ноги, и майка. Длинные светлые волосы заплетены в неаккуратные косички, на лице ни капли макияжа. Такое редко увидишь. Она выглядит просто великолепно.
– Могла бы постучать. – Я сдвигаюсь на край кровати ближе к ней.
– Я стучала. Твоя дурацкая музыка так орала, что ты меня не услышала.
– На твоем месте я бы не называла мою музыку дурацкой, если, конечно, тебе нужно стихотворение о Гекльберри Финне.
– Так ты уже в курсе, – бормочет она. – Ох уж этот крысеныш.
– Это дорогое удовольствие. Согласна не меньше чем на две загрузки.
– Да ладно тебе, Эвер, – скулит она. – На этой неделе у меня совсем денег нет, к пятнице мне нужно новое платье для танцев.
– А к четвергу – стихотворение. – Я улыбаюсь. – Вот это дилемма.
– Ладно, – огрызается она. – Используй мой пароль, ты его знаешь.
Я вновь отодвигаюсь к изголовью кровати и откидываю на спинку голову, торжествуя. Кровать жалобно скрипит. Начинаю вставлять наушники обратно в уши, но Бриелла не уходит. Она смотрит на меня с нескрываемой насмешкой во взгляде.
– И как только эта кровать тебя выдерживает?
– Что? – спрашиваю я.
– Ты не должна все время так себя вести.
– Как «так»?
– Как будто ты лучше всех. Как будто ты самая умная и… – Бриелла останавливается, подбирая нужное слово. Особенная.
– Ну да, я очень особенная, – бормочу я себе под нос с сарказмом, вспоминая с иронией, как несколько часов назад рассказывала детишкам историю Золушки: «Я всего лишь сводная сестра, у которой нет матери и которая делает всю домашнюю работу».
Моя мама была точно такой же, как я. Все сразу замечали, что у нас одни гены: те же изгибы, то же пышное грушевидное тело, как у ее матери и двух сестер. Она всегда сидела на диете. Как-то раз это была капустная диета, из-за которой весь дом провонял на много недель. В другой раз она пила протеиновые клубничные коктейли, которые на вкус напоминали жидкую овсянку. Когда мне исполнилось девять, она посадила на диету и меня. Не потому, что я была толстой. Если верить фотографиям, я была совершенно нормальной маленькой девочкой. А потому, что, как я думаю, мама могла предвидеть мое будущее. Так мы с ней присоединились к «Вейт Вотчерс»[23]23
«Вейт Вотчерс» (англ. Weight Watchers) – основанная в 1963 год-американская компания, предлагающая потребителям различные продукты, услуги и инновационные разработки, помогающие в потере веса и его сохранении.
[Закрыть], этакая команда матери и дочери.
Затем настало время упражнений. Мы гуляли, занимались танцами и водной аэробикой. Мы клали энциклопедии на лодыжки и держали ноги навесу, как можно дольше не касаясь пола, на ковре в гостиной, пока мышцы ног не начинали гореть огнем.
– Ты только и хочешь, чтобы тебя жалели. Бедняжка Эвер. Я понимаю, твоей мамы больше нет с тобой, – говорит Бриелла. – Но она хотя бы умерла.
– Ты о чем вообще?
Как она смеет говорить такое о моей матери? Бриелла ничего о ней не знает. Она не знает, что единственное, что никогда не менялось в череде сотен диет и упражнений, это «сникерс», который мы съедали в машине, возвращаясь домой из продуктового, чтобы папа не увидел, как мы снова сорвались. Смех мамы и шоколад навеки связаны в моих воспоминаниях. В течение месяцев, а может, даже и лет после ее смерти, прежде чем лечь спать, я ела шоколад в надежде увидеть маму в своих снах, думая, что тогда она не исчезнет из моих воспоминаний. В моем мозгу маленького ребенка это, казалось, работало, пока я не просыпалась на следующее утро и каждый раз заново не переживала потерю. Сны о маме закончились, а вот вечерний шоколадный ритуал остался. Он продолжается и по сей день.
Бриелла не знает, что в конце концов все мамины усилия были напрасны. Химиотерапия сделала ее настолько слабой, что она не хотела ничего есть, даже конфеты, которые я тайком протаскивала в ее больничную палату.
Рак стал ее последней диетой. Об этом никто не знает, кроме меня.
– Она не может вернуться, – говорит Бриелла. Как будто эта мысль не вертелась в моей голове каждый божий день с тех пор, как мама умерла. – Неважно, как бы сильно она этого ни хотела… А она бы хотела. Она никогда добровольно не принимала решения оставить тебя.
– К чему ты клонишь? – требую я ответа.
– Мой отец может приезжать сюда хоть каждые выходные, как он изначально и планировал. Ему ничто не мешает так поступать. Но он оставил меня точно так же, как твоя мама тебя. – Она несколько раз моргает и пытается взять себя в руки. Речь не о моей маме. На самом деле нет. Она говорит о своем отце. Похоже, разговор с Шарлоттой за ужином задел Бриеллу гораздо сильнее, чем мне сначала показалось. Странно слышать, как она говорит о своем отце. Я всегда думала о нем, как о гусе, который сносит золотое яйцо, когда оно больше всего необходимо. Этакий невидимый гусь.
Я не отвечаю ей. Не знаю, что сказать. Бриелла никогда раньше не говорила со мной о своем отце, и по выражению ее лица я понимаю, что она уже жалеет, что начала этот разговор. Она направляется к открытой двери.
– Я просто хотела сказать, что не только у тебя проблемы, Эвер. – Она качает головой, словно пытаясь избавиться от временного помутнения рассудка, заставившего ее начать со мной этот разговор. – Забудь об этом.
– На самом деле она не ждет от тебя сочувствия, – шепчет Скинни. – Она знает, что ты думаешь только о себе.
Да кто вообще способен пожалеть того, кто выглядит как Бриелла? Моя сводная сестра сглатывает и отворачивается от меня. Она и так уже сказала слишком много, но, похоже, она просто не может остановиться.
– Каждые выходные отец ясно дает мне понять, что оставить меня было его решением. Но это не значит, что я буду все время валяться на кровати и обжираться.
– Думаешь, мне это нравится? – Мои руки бесконтрольно сжимаются в кулаки. Внезапно речь больше не о моей матери или ее отце. Все дело во мне.
– Да. Думаю, нравится. Если бы не нравилось, ты могла бы что-то с этим сделать. Ты же не в инвалидной коляске или что-то вроде того. Ты не обязана быть толстой.
Так думает каждый худой человек на Земле. Уж я-то знаю. Скинни постоянно шепчет мне это на ухо.
– Люди все время худеют. – Бриелла перекидывает одну из косичек через плечо. – Меньше ешь и больше тренируешься. Ничего сложного.
– А ты не думаешь, что я уже пыталась? Диеты и упражнения мне не помогают.
– Тогда сделай операцию. Я как-то смотрела передачу про одну актрису. Она так сбросила десятки килограммов.
– Ага, жир просто волшебным образом исчезнет, да? Все считают, что есть элементарное решение, я просто о нем еще не думала. Пей протеиновые коктейли на завтрак. Один день в неделю ешь только яблоки. Купи какую-нибудь гантельку из рекламного ролика.
– Именно! – Бриелла подается ко мне, взбудораженная своей блестящей идеей. – Врачи уменьшают твой желудок, а потом ты теряешь много веса.
– Или умираешь, – говорю я.
Бриелла кажется смущенной.
– Иногда люди умирают во время этой операции. Из-за тромбоза или других осложнений.
– Так ты знаешь об этом?
– Ты думаешь, я телевизор не смотрю? – Она поразительно глупа. – А тебе бы понравилось, если бы кто-нибудь предложил тебе разрезать себя и заменить внутренности, чтобы потом ты смогла стать нормальной?
– Все лучше, чем… – Она замолкает, осознав, что зашла слишком далеко.
– Уходи, Бриелла.
– Слушай, прости. Я не это имела в виду.
– Нет, именно это, – говорю я. Я хочу причинить ей ответную боль и знаю, как это сделать. – Ничего удивительного, что из вас двоих популярна Линдси. Ты младшая сестра Великой Линдси, но кем ты будешь, когда она уедет в колледж? Никем. – Мне становится стыдно сразу, как только эти слова вылетают из моего рта. Бриелла опускает глаза, но я успеваю заметить в них обиду. Я ударила по больному. И сильно.
– Поздравляю! Ты толстая и злая, – заявляет Скинни.
– А знаешь, плевать. Лежи здесь и ничего не делай. Мне все равно.
Бриелла наконец уходит. Выскочив из моей комнаты, она с грохотом хлопает дверью. Шум разбудил Роксану, и она снова запрыгивает на кровать. Растягивается вдоль моего тела, кладет голову мне на живот и смотрит на меня грустными, сочувствующими глазами. Я почесываю ее за шелковистыми гладкими ушками, пока глаза щена вновь не закрываются и она не начинает посапывать.
Неважно, что Бриелла думает обо мне. Ей меня не понять. Меня не найти. Никому.
Вытаскиваю из прикроватной тумбочки большую пачку M&M’s и разрываю ее зубами, стараясь не разбудить спящую собаку. Ничего не выходит. Роксана подскакивает от малейшего шуршания пакета и с надеждой смотрит на меня.
– Шоколадные лабрадоры не едят шоколад, – говорю ей в сотый раз, и Роксана плюхается обратно на кровать.
Я беру горстку драже и закидываю их в рот. Мои руки, словно варежки, пальцы не отличить друг от друга. Съев еще две пригоршни конфет, я останавливаюсь. Снова запихиваю наушники поглубже в уши, но музыка не останавливает шум в моей голове.
Не то чтобы я раньше не думала об операции. Но то, что во время нее я могу умереть, пугает меня до чертиков. У меня в голове есть дверь. Черная, с большими красными буквами, которые соединяются в одно единственное слово: «Смерть». И хотя я стараюсь не подходить к ней слишком близко, я немного знаю о том, что ждет меня за ней. Это черный смерч, вроде тех, что я видела по телевизору и в кино. Они несут за собой все, что попадается на пути: коров, дома, заборы. Закручивают их в вихрях своего черного ветра. Но все же этот смерч немного другой: вместо того чтобы вознести меня к небу, он тянет меня вниз, все ниже и ниже, в мир, который отличается от всего, что я знаю, в мир где «сейчас» становится «когда-то».
Воспоминания детства крутятся в нем вместе с коровами, заборами и домами. И в каждом воспоминании моя мама. Вот мама помогает мне в первый раз испечь печенье, у меня важное задание – облизывать ложку. Вот мама выносит к гостям торт в мой седьмой день рождения, свечи освещают ее и без того сияющее лицо. А вот мама держит передо мной большое желтое ведро, не давая моим волосам упасть на лицо, пока меня рвет из-за того, что я переела конфет на Хэллоуин, когда мне было десять. А на земле, у основания этого ужасного черного торнадо, мамы нет.
Хуже смерти только надежда. Что, если я начну надеяться на то, что стану нормальной, а ничего не получится? Я сбрасываю пять килограммов. Десять. Надежда приподнимет свою уродливую голову, и я начинаю верить. Я смогу это сделать. Смогу похудеть. Смогу стать нормальной. Но затем что-то происходит, и все возвращается назад. Один килограмм. Я совершила ошибку. Пять килограммов. Я пытаюсь остановиться, но не могу. Десять килограммов. Нет, не надо! Двадцать. Хватит! Тридцать. Все даже хуже, чем было изначально. Я безнадежна. И это не скрыть. Моя неудача в буквальном смысле на мне, на всеобщем обозрении. Я знаю все, что думают окружающие, когда диета проваливается и килограммы возвращаются:
– Я знал, что у нее ничего не получится.
– Я же тебе говорила.
– Бедняжка.
– Как ужасно.
– Ты только посмотри на нее.
Жалость от самых добрых. Злорадство от остальных.
Слезы стекают из уголков моих глаз и катятся по лицу на подушку, оставляя мокрые соленые следы моей жалости к самой себе. Накидываю одеяло на свое огромное тело. Я так устала смотреть на свою тюрьму. «Злая» помогает мне отвлечься.
