Текст книги "Странная жатва"

Автор книги: Доналд Уондри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Уондри Доналд
Странная жатва

Доналд Уондри

Странная жатва

Солнце еще не встало, когда Эл Мейерс, позавтракав, поднялся из-за стола. Даже в графстве Шоутак, где живет крепкий народ, он выделялся ростом и силой. Лицо его бы-ло обветренным, а могучие руки покрыты курчавыми тем-ными волосами. Ничего в нем не было лишнего – мускулы да кости. И хоть Элу перевалило за пятьдесят, двигался он с легкостью юноши.

– Славно ты накормила меня, мать, – похвалил он свою пышнотелую супругу. И она улыбнулась ему в ответ, как улыбалась и в засуху, и в бурю, и когда налетала са-ранча, и когда разражался кризис.

– Придется мне с тобой поехать. Если станешь здесь весь день прохлаждаться, некому будет яблоки собирать.

– Все соберем к вечеру, Хэнк! – взревел Эл.

В дверях появился сезонный рабочий. На его лице бы-ли следы мыльной пены. Он торопливо вытирался поло-тенцем.

– Сотни две бушелей * соберем, – сказал Эл.

– Может, и больше.

Хэнк, поджарый бродяга, поплелся за Элом. Они прошли мимо курятника. Кричали петухи, несушки с кудах-таньем разлетались в стороны, пищали подросшие с весны цыплята. Даже в грязной потрепанной куртке Эл являл собой великолепное зрелище, казался бронзовым богом земли.

Они миновали свинарник. Поросята толклись у корму-шек, от которых распространялся кислый запах. Солнце только что поднялось над горизонтом, и теплый воздух со-хранял особенный аромат позднего лета, в котором смеши-вались запахи парного молока, навоза, клевера, сена, зер-на, сухой земли и созревающих растений.

У сарая стояла телега, нагруженная пустыми корзина-ми. Эл подхватил вожжи и тронул лошадей. Пара битюгов потащила телегу по пыльной дороге.

– Добрый выдался год, – сказал Эл. Он набил табаком старую вересковую трубку и зажег ее, не отпуская вожжей.

– Ага. Только чудное все в этом году.

– Точно. Вот как растения вымахали. Никогда рань-ше таких не видал.

Хэнк сплюнул жвачку.

– Не только в том дело, что вымахали. Они даже без ветра трясутся. Я вчера помидоры окучивал, а они вдруг зашевелились.

– Н-но! – крикнул Эл. Лошади затрусили быстрее. Он затянулся и выдохнул клуб душистого дыма. – Ты прав. Сам не знаю, что с ними творится. Никогда не было такой погоды и такого урожая. Что-то неладно. Помнишь, прошлой осенью пшеница снова принялась расти. Черт знает что! Только в октябре мы смогли все собрать.

Хэнк поежился.

– Не нравится мне это. Порой, как бы сказать... мне кажется, что все это плохо кончится.

– А?

Хэнк задумался.

– А? – повторил Эл.

– Вчера ветра не было, а могу поклясться, что весь клевер полег, как только я собрался косить.

– А? Это тебе померещилось. Эл был спокоен. Хэнк промолчал.

– Никогда не видал, чтобы кукуруза росла, как в этом году, – через некоторое время сказал Эл. Копыта лошадей поднимали желтую пыль. – Не меньше чем десять футов! Фред Олтмиллер вчера говорил, что соберет не меньше полутора сотен бушелей с акра. Да и початки чуть не по футу каждый. Хэнк поморщился.

– Когда я шел по полю, кукурузу так качало, словно надвигалась буря. И ни единого облачка вокруг. И никако-го ветра.

– Поменьше самогона пить надо, – ухмыльнулся Эл.

– При чем тут самогон? – возразил Хэнк. – Не вру я. Я бы мог поклясться, что кто-то рядом стоит, когда полол арбузы на той неделе. Вроде бы голоса слышал.

– Ну и кто же ото говорил?

– Со всех сторон слышал. Шепот, словно арбузы разговаривали. Эл фыркнул:

– Этак ты до сумасшедшего дома докатишься. Трид-цать лет я копаюсь здесь в земле и ничего подобного не слыхивал.

– Да я не вру! Это с самой весны началось.

Они проехали мимо полей спелой пшеницы и овса, обогнули огромный валун и начали взбираться на холм, где паслись коровы, пощипывая траву, росшую между камня-ми и корявыми деревцами.

Элу не хотелось признаваться в том, что он согласен с Хэнком. Солидным людям свойственно отрицать существование необъяснимого, противоречащего жизненному опыту. С того дня, как Эл увидел, что прошлой осенью все растения возобновили рост, он ломал себе голову, что бы это могло значить. И весенний сев, изумительная погода, богатый урожай – все это было омрачено признаками ка-ких-то грядущих потрясений. Он видел, как в безветренные дни чуть колыхалась трава. И не мог забыть, как шепта-лись деревья, когда он обрызгивал химикалиями яблони и вишни.

– И все-таки это был неплохой год, – повторил Эл. – Яблоки хоть прямо на выставку. Деревья под ними

гнутся.

*Бушель – мера емкости, равная 36, 3 литра. – Прим. перев.

Телега перевалила через вершину холма, и лошади припустили вниз по склону.

– Ты только погляди...– его голос сорвался.

Еще вчера в этой ложбине между двумя небольшими холмами рос яблоневый сад.

Вчера.

Сегодня на его месте была лишь изрытая земля и борозды, тянущиеся к дальнему холму.

Эл охнул, и лицо его покрылось красными пятнами. У Хэнка чуть глаза не вылезли из орбит. Он раскрыл рот и закрыл его снова. Словно привидение увидел. Пальцы потянулись к вороту рубахи. Солнце поднялось выше. По-ле было ровным, только что вскопанным. Но на нем не бы-ло ни единой яблони.

От громоподобного возгласа Эла задрожал утренний воздух:

– Какой-то вонючий ворюга спер мои яблоки! Хэнк ответил как во сне:

– Но здесь нет ни одного дерева... и яблок нет... ниче-го нет.

Эл взял себя в руки.

– Даже корней нет.

– И пней, – сказал Хэнк.

Они оторвали глаза от пустого поля и посмотрели друг на друга.

– Яблони ушли, – предположил Хэнк. Лошади заржали. Лицо Эла казалось маской гнева и изумления.

– П-а-а-шли! – стегнул он лошадей кнутом по бокам. Лошади припустили вниз, сбавили скорость на поле и поволокли телегу вдоль глубоких борозд, мимо ям, к пшеничному полю. Казалось, там прошла целая армия.

– Быть того не может, нам это снится... или мы оба спятили, – бормотал Эл. Хэнк поежился. – Может, повернем назад?

– Заткнись! Если кто-то спер мои яблоки, я ому ноги пообломаю! Лучший урожай за тридцать лет! Хэнк молил его:

– Послушай, Эл! Не только яблоки пропали! Деревьев ведь тоже нет. Даже корней. Никто бы не смог сделать это-го за одну ночь.

Эл, насупившись, продолжал погонять лошадей. Лоша-ди взобрались на холм и спустились на дорогу, которая ве-ла к озерцу, оставленному ледником. Здесь Эл натянул по-водья, и лошади встали.

Глаза Эла сверкали. Хэнк бессмысленно оглядывался. Трясущейся рукой он отыскал жвачку, откусил и тут же выплюнул. Он попытался расстегнуть уже расстегнутую рубашку. Ему не хотелось видеть того, что он увидел.

– Господи, спаси и помилуй, – бормотал он. – Спаси и помилуй, повторял он как заевшая граммофонная пластинка.

Весь яблоневый сад столпился вокруг озерца. В полумиле от положенного места. А в остальном сад не изменился.

Эл соскочил с телеги и с бесстрастным лицом стал подбираться к яблоням, словно кот, подкрадывающийся к добыче.

Яблони джонатан шевелили ветвями.

Ветра не было.

Яблони были похожи на толпу людей, горячо обсуждающих что-то. Они трясли ветвями, перешептывались и вор-чали.

Хэнк прислонился к оглобле. Жевательный табак сте-кал у него изо рта на подбородок.

– Сюда! Давай! – кричал Эл. – Неси шесты и сетки! Будем яблоки собирать!

Но ему не пришлось собирать яблоки. Он протянул ру-ку к большому красному яблоку, низко висящему на бли-жайшем дереве. Ветка отклонилась и тут же метнулась вперед, словно катапульта. Эл присел. Яблоко разбилось о борт телеги. Лошади заржали и понесли. И как будто по сигналу весь сад пришел в движение. Поднялся шум, подобный ветру. Вершины деревьев изгибались и дергались, как при урагане. Яблоки градом летели в фермеров, так что в воздухе потемнело. Они отскакивали от лиц и тел и катились по траве.

Никогда еще над графством Шоутак не раздавалось крика, подобного тому страшному, нечеловеческому воплю, что вырвался из горла сезонного рабочего, которого на ди-кой скорости понесли лошади и умчали прочь.

Ларс Андерсен шел по тропке с косой на плече. Он собирался скосить несколько полянок и потому встал так рано. Его шотландская овчарка бежала рядом. Тропинка огибала огород, а затем вела вдоль аллеи вязов. Как всем известно, ни одна уважающая себя собака не подойдет в случае нужды ни к траве, ни к овощам, и поэтому колли подбежала к одному из деревьев. Но едва она приблизилась к дереву, как нижний сук опустился и отбросил ее на дю-жину футов в сторону. Пес взвыл и со всех ног бросился бежать.

Ларс повернулся и вслед за собакой пошел домой. Его лицо приняло задумчивое выражение. Он решил, что ко-сить сегодня не стоит.

Старая Эмили Тобер возилась со штопкой носков все утро, прежде чем отложила их в сторону: "Джедд подождет – ничего с ним не сделается. Не могу же я одновре-менно и варить, и шить, и в огороде возиться. А арбузы уже поспели, пора их везти на рынок".

Она сложила рукоделие в большую плетеную корзину, надвинула на лоб широкополую соломенную шляпу и вы-шла на улицу.

Через двор, мимо цветочных клумб она направилась к арбузам. На грядках вызрело с полсотни больших арбузов, которые пора было срывать. Она сложит их вдоль тропин-ки, а Джедд завтра с утра соберет их и отвезет на рынок.

– Ей-богу, в жизни не видала таких арбузов!

Старая Эмили, уперев руки в бока, рассматривала зеле-ные шары. Арбузы уродились гигантскими, по три-четыре фута в поперечнике, каждый больше чем по сто фунтов ве-сом. Все лето она дивилась на них.

– Ну что ж, – сказала она наконец, – чем они здоро-вее, тем за них больше дадут.

И подошла к ближайшему арбузу.

Наверно, там был незаметный склон, потому что при виде старухи арбуз покатился от нее,

– Клянусь богом, – сказала старая Эмили. – Как идет время! Уже не могу с огородом управиться.

И она пошла вслед за арбузом. Он откатился еще немного. Старая Эмили встревожилась. Она засеменила вслед за ним. Арбуз, подпрыгивая, бегал вокруг на привя-зи стебля. Старая Эмили бежала за ним, а он умудрялся в последний момент увернуться от ее рук.

У старой Эмили шумело в голове. Она решила, что перегрелась на солнце. Она уже не такая проворная, как была когда-то. В глазах все поплыло, арбуз все катился и катился. Она остановилась и присела, чтобы перевести дух. Наконец он подкатился к ней сзади и ударил ее. Тогда-то она поняла, что ей грозит беда. Старуха поднялась на ноги и отбежала от арбузных гряд.

– Нет, – заплакала она. – Арбузу меня не догнать. Арбуз за мной побежал, но меня не догнал. Не давайте старому арбузу меня поймать!

Эти и только эти слова она и повторяла до самого кон-ца своей жизни.

Когда Гус Фогель нажал на газ, комбайн загремел и с громыханием покатился к пшеничному полю.

– В такую погоду мы управимся к ночи! – крикнул Гус.

– Если только машина выдержит, – откликнулся его брат Эд, ехавший рядом.

– Зерно идет по два доллара с четвертью за бушель, – заявил Гус. – Могу поспорить, что в этом году мы соберем по сотне бушелей с акра.

Оба комбайна тряслись по пыльному, заросшему сорняками проселку. Наконец впереди, за ручьем и выгоном, показалось золотое пшеничное поле.

Пшеница поднималась до плеч. Никто не помнил та-кой высокой пшеницы в этих краях. Колосья были больши-ми и крепкими.

Гус и Эд загнали комбайны в угол поля. Сейчас длин-ные ряды колосьев, стоящие прямо, как солдаты, упадут под ножами машин. Триста двадцать акров пшеницы дадут братьям больше семидесяти тысяч долларов.

Когда машина рванулась вперед, Гус, охваченный азар-том, завопил:

– Давай! Так их!

Но, как будто под ураганом, пшеница полегла перед комбайном, и, по мере того как комбайн приближался, все новые тысячи колосьев прижимались к земле.

Ни намека на ветер. Воздух был теплым и ароматным, солнце плавилось на спелой пшенице, ласточки щебетали утренние песни, а высоко над головой, каркая, кружились вороны. Но перед комбайнами пшеница лежала, тесно прижавшись к земле. По сторонам пшеница осталась стоять, и оттуда доносился шепот, бормотание тысяч голосов, Гус почувствовал, как волосы его встают дыбом. Он оглянулся. Ни один колос не попал под ножи. Охваченный неожидан-ной, слепой яростью, он на полной скорости погнал комбайн вперед. Ножи пели песню сверкающей стали, но пшеница прижималась к земле быстрее, чем он успевал ее нагнать, и ножи бесцельно взрезали воздух.

Гус и Эд остановили машины и спустились на землю.

Гус встал на колени и наклонился к колосьям. Стебли распрямились, словно прутья, и стегнули его по лицу. От бо-ли и неожиданности Гус ахнул. На висках вздулись крас-ные вены. Внутри у него что-то оборвалось, и он упал на землю. Эд бросился к нему на помощь.

Среди удивительных событий, случившихся в то утро в графстве Шоутак, не последнее место занимает история со сбежавшей картошкой.

Картофелем было засажено маленькое поле, не больше акра. Принадлежало оно Питеру ван Шлюйсу. Картофель должен был созреть к началу августа, но этого не случи-лось. День ото дня картофельные кусты продолжали рас-ти, зеленеть и становиться пышнее. Питер был обстоятель-ным голландцем и разбирался в картофеле не хуже, чем в шнапсе.

– Сдесс што-то не так, – торжественно сказал он сво-ей американской фрау. – Сачем они растут, когта не долшны расти? Им нато пыло остановиться уше тве нетели насат.

– Ну и выкопай их, – ответила костлявая Гертруда.– Если клубни созрели, значит, они созрели. А если нет – ты сам поймешь, стоит тебе выкопать пару кустов.

– Йа, – согласился Питер.– Но так нелся. Они опостали на тве нетели.

– Если бы ты не был таким лодырем, то и выкопал бы их две недели назад.

– Это не есть так, – начал было Питер, но Гертруда принялась с шумом переставлять кастрюли и сковородки.

Питер поморгал и встал. Как трудно ладить со столь умнейшей фрау! В этой проклятой Америке фрау слишком независимы. Ими не покомандуешь, их нельзя даже побить для порядка.

Он направился к сараю, где из множества инструмен-тов выбрал мотыгу. Потом не спеша набил обкуренную, со сломанным чубуком трубку и зажег ее. Питер подошел к картофельному полю и вытер потное лицо носовым плат-ком размером с небольшую скатерть.

– Гертруда, – проворчал он себе под нос, – такая ше упрямая, как картофель.

Выразив таким образом свой протест, он принялся копать картошку. Но клубней не было. Рядом с ним росла груда земли, но ни одной картофелины так и не показа-лось.

– Тут долшен пыть картошка, – ворчал Питер.– Тут долшен пыть польшой картофель. Он оглядел могучую ботву.

– Это есть неправильно для картофель, – с осуждени-ем сказал он и вновь принялся копать.

Может, его обманывают глаза? Или корни на самом де-ле уползают вглубь? Он с отвращением посмотрел на лист-ву. Конечно, листья приблизились к земле.

– Как? – воскликнул Питер. – Сначит, так?

Он вновь взялся за мотыгу. Сначала он наблюдал маневры картофеля с интересом, который сменился наивным изумлением и, наконец, тревогой. Без всякого сомнения, картофельный куст прятался от него в землю. Но этого не может быть! Наверно, вчера вечером он перепил шнапса... А возможно, слишком печет солнце. Он вытер пот с лица подолом синей ситцевой рубахи. До клубней он так и не добрался, и глаза явно не обманывали его – вершина куста уже сравнялась с поверхностью земли. Но остальные кусты стояли как прежде. Только один куст ушел в землю. И это было невероятно.

Питер продолжал копать.

Груда земли все росла. Яма становилась все глубже. Но неуловимые клубни скрывались от преследующей их мотыги. От этого можно было сойти с ума. Наверно, под кустом была пещера не меньше, чем залив Зойдер-Зее. Ту-да еще свалишься вслед за кустом!

Его медленный мозг, проделав такую сложную работу, заставил его на минуту остановиться. Но нет. Десять лет он копает здесь землю и десять лет собирает урожай. Все это было очень странно. Питера мутило, будто с похмелья, но в нем проснулось упрямство. Это все козни черта. Черт пытается затащить его в преисподнюю. А может, весь мир сошел с ума? Или сам Питер?

Питер копал и отбрасывал землю, но заколдованный куст уходил вниз, словно крот. Куча земли превратилась в холм, и Питер оказался в глубокой яме. Картофельный куст зеленел у его ног. Питер уже добрался до слежавше-гося песка. Он был зол и по-прежнему упрямился. Од ко-пал, пока не онемели руки. Он сыпал проклятьями по-гол-ландски и ругался по-английски. Он ворчал и чертыхался.

– Кто-то ушел с ума или я есть ушел с ума, – решил он наконец и без особой надежды попытался вырвать из земли убегающий куст.

– Боюсь, что вы столкнулись с какими-то трудностями. Разрешите вам помочь? – услышал он вежливый голос.

На краю ямы стоял незнакомец с живыми серыми глазами. На нем были старые джинсы, грязная ковбойка и помятая шляпа. Короткая трубка торчала во рту. Вокруг указательного пальца он лениво крутил кольцо цепочки, на которой болтался золотой ключик. У него было углова-тое лицо и странная отметина не шрам, а, вернее, след от ожога на левом виске. По этому пятну Питер угадал в нем новичка в этих краях, о котором ему уже приходи-лось слышать. Это он год назад купил ферму Хоффмана в районе Шоутакского Центра. Он расплачивался наличны-ми и назывался странно – Зеленый Джонс.

– Спасипо, я справлюс, – огрызнулся Питер.– Картофель есть трудно копать в этот год.

У незнакомца от удивления челюсть отвисла.

– Вы хотите сказать, что копаете картошку? Так глу-боко под землей?

Питер чувствовал себя крайне несчастным.

– Йа.

– Ну и глубоко вы ее сажаете! А почему бы вам не взяться за те кусты, что растут ближе к поверхности?

Питер мрачно взглянул на Зеленого Джонса, затем перевел взгляд на куст, вершина которого находилась уже в пяти футах от поверхности земли. Будь проклята эта картошка! Будь проклят незнакомец! Будь все проклято!

– Йа, – сказал он.– Помогите мне фыбраться наружу.

Зеленый Джонс протянул ему руку, закашлялся, когда Питер пыхнул ему в лицом дымом, но помог выбраться из ямы.

– Плаготарю за помош, – сказал Питер.

– Не стоит благодарности.

Питер подошел к соседнему кусту, поплевал на руки и врубил мотыгу на фут в землю. Куст тут же ушел на пол-тора фута вглубь. Питер взревел от гнева.

– Ого! – воскликнул зритель. У Питера молнии сыпались из глаз. Зеленый Джонс хмыкнул себе под нос и выдохнул клуб дыма.

– Как это вам удается, ума не приложу, – сказал он.– Но в жизни не видел ничего подобного.

И Зеленый Джонс ушел в прекрасном настроении, беззаботно вышагивая по дороге, оставив позади аромат табака и разгневанного голландца.

– Картофель! – рычал Питер.– Майн гот, все сошли с ума от шары.

Второй куст картофеля так же быстро уходил под зем-лю. Таинственное погружение доконало Питера. И он по-брел к дому, чтобы утопить свои беды в море шнапса.

Инцидент на ферме Лоринга отличался от других своей кратковременностью. Миссис Лоринг пожелала консервировать кукурузу. Лу Лоринг обещал жене привезти столь-ко початков, что ей на всю зиму хватит. Выбрав свободную минутку, он позвал с собой свою дочь Марион и отправил-ся на поле, где росла сладкая кукуруза.

Марион захватила с собой корзину, чтобы идти вслед за отцом и складывать туда початки.

Лу протянул руку и хотел сорвать початок.

Початок спрятался за стеблем. Кукуруза зловеще забормотала, и ее стебли, возвышавшиеся более чем на десять футов, затряслись.

Лу неуверенно последовал за початком. Тот тут же вер-нулся на. старое место. Лу протер глаза. Марион взвизгну-ла и опрометью бросилась к дому.

Лу выругался и протянул руку к другому початку. Неужели весь стебель крутится? Или только початок отодвигается? А может, это ему мерещится? Зловещие звуки на-полнили сердце Лу ужасом.

Между рядами кукурузы росли тыквы, виднелись кое-какие сорняки и кустик степной вишни. Лу наклонился, чтобы сорвать нижний початок, и чуть не наступил на кус-тик. Тот подпрыгнул и опустился неподалеку. Корни заше-велились, начали ввинчиваться в почву, и куст медленно выпрямился.

Насмотревшись на вертящиеся початки и прыгающие кустики, Лу понял, что ему придется денек отдохнуть и сходить к врачу, чтобы тот проверил его зрение. Так он и сделал.

Обитатели Шоутака проводили немало времени в магазине Энди. По субботам Энди неплохо зарабатывал, торгуя из-под полы минпесотской Чертовой дюжиной так назы-вался сорт зерна, из которого он гнал отличный самогон. В остальные дни недели магазин пустовал, особенно в по-недельник и во вторник. Но в тот вторник фермеры с утра начали осторожно стекаться к Энди. К полудню их собра-лось больше десятка. Энди не мог понять, что случилось, но торговля самогоном шла бойко. В магазине было достаточ-но скрипучих стульев, пустых бочек, поставленных на по-па, и ящиков, чтобы усадить всех желающих.

Мрачность посетителей заинтриговала Энди.

– Как дела? – спросил он, когда вошел Эл Мейерс.

– Так себе.

Эл подхватил треснутый стакан, осушил его и поставил на стойку.

– Что-нибудь случилось?

– Ну... да нет.

– Выпей еще, старина.

– Не возражаю, – Эл одним глотком осушил второй стакан.

– Что-то ты плохо выглядишь, Эл. В магазин ввалился Питер ван Шлюйс.

– Привет, Питер, ты чего не в поле? Питер мрачно взглянул на Энди.

– Этот картофель, – пробормотал он. – Он есть как черт.

– Чего? – Энди навострил уши. Жгучий интерес охва-тил остальных присутствовавших.

– Йа. Я есть копал за один картошка, и я копал быст-ро, но картошка уходиль в семля быстрее. Йа. Я думай, што там есть дыра, Польшей, польшой пот эти картошка. А мошет быть, эта картошка есть заколтованный, или я есть сошел с ума, потому что солнце ошень горячий.

– Будь я проклят, – перебил его Эл. – А я-то думал, что мне мерещится. Послушайте!

И он рассказал о яблоневом саде, который ушел от не-го. Сначала он смущался и почти умолял фермеров пове-рить ему, по когда этот большой человек понял, что вопре-ки ожиданию никто над ним не посмеивается, он оживил-ся, как ребенок, рассказывающий волшебную сказку.

– Так это твой парень промчался здесь как молния с пару часов назад в старой телеге? – спросил Энди.

– Ага, Хэнк смотался. Да я его и не виню. Я думаю, он не вернется.

Эд Фогель сидел мрачнее тучи.

– Я сейчас видел доктора Паркера. Он сказал мне, что Гуса утром хватил удар, когда он косил, но Гус выкарабкается. Только он ничего не скосил. Мы так и не смог-ли скосить ни колоска. Пшеница просто ложилась, а ко-гда комбайн проезжал, снова вставала. Можно подумать, будто она живая и знает, что я хочу делать,

– Грош цена теперь моим яблокам, – сказал Эл, – После того как они разбросались, их так побило, что они и на сидр не годятся.

– Эдак никакого урожая нам не собрать, – задумчиво сказал Эд. Разорились мы, вот что.

Его слова вызвали сочувственный отклик собравшихся..

До этой минуты ни один из фермеров не осознавал полностью размеров несчастья, обрушившегося на них. Каж-дый был занят лишь своими тревогами. Фантастический бунт растений казался тайной. Но слова Эда заставили их осознать, с чем им пришлось столкнуться. Если им всем это не померещилось, если они не сошли с ума и видели то, что видели, если им и дальше не удастся собирать урожай, тогда они все разорены. Им не заплатить долгов, не оплатить закладных. Им не купить даже самого необходимого. У них будет нечего есть и не на что купить семена.

– Меня и за миллион долларов не заставишь жрать эти прыгающие яблоки, заявил Эл Мейерс, и он не притворялся.

– Ну, и как нам быть? – беспомощно спросил Эд. – Ни урожая, ни еды, ни денег. В этом году цены на все хорошие, но продать нечего.

Энди поглядел на них поверх очков в черепаховой оправе.

– А не пойти ли вам к Дэну Кроули?

– Правильная мысль, – согласился Эл, поднимаясь на ноги. – Пойдемте, парни?

– Давайте. Он же агент министерства сельского хозяйства.

К Кроули пришла толпа сумрачных людей.

– Спокойно, ребята, – сказал им Кроули. Он был толст и лыс. Нос его был подобен бугшприту, подбородок покрыт щетиной. Во рту торчала вонючая сигара. Он сидел, возложив ноги на конторский стол, и, выслушивая ферме-ров, испускал струи ядовитого дыма. Его выцветшие го-лубые глаза смотрели бесхитростно. Дэн Кроули казался безобидным, беспомощным и недалеким человеком. Но внешность его была обманчива. Голова у Дэна варила не-плохо. Однако он не считал нужным утруждать себя без необходимости.

– Такие вот дела, – закончил Эл Мейерс. – Ну прямо хоть жги урожай на корню и сматывайся из графства на все четыре стороны.

– Зачем так, Эл! Ты же знаешь – я здесь для того, чтобы вам помогать.

– Йа, – вмешался Питер ван Шлюйс. – Што есть нам от этого хорошего?

– Немало хорошего. Успокойтесь. Я во всем разберусь. Дэн засунул большие пальцы рук под мышки и откинулся назад.

– У вас есть идея? – с надеждой спросил Питер.

– Конечно. Теперь идите по своим делам, а я подумаю. Все будет в порядке.

Дэн казался уверенным в себе. Фермеры ушли.

По мере того как появлялись все новые фермеры с рассказами о злых шутках, которые сыграла над ними приро-да, Шоутак Центром все более овладевало беспокойство. Магазин Энди гудел взволнованными и злыми голосами. Графство Шоутак населяют в основном крепкоголовые голландцы, скандинавы и немцы, осевшие на Среднем Западе во время великих переселенческих волн конца девятнад-цатого века. Парод это консервативный, работящий и упря-мый. Они цепляются за старые обычаи и суеверия, приве-зенные из Старого Света. В городе носились слухи о ведь-мах, колдовстве, гномах, гоблинах и злых духах.

Что заставило взбунтоваться растения в Шоутаке? В других местах ничего подобного не наблюдалось. И что предпримет Дэн? Можно начать хотя бы с обследования полей,

Дэн покинул контору и в служебной машине поехал на поля.

Ярко светило солнце, и земля казалась покинутой – не было видно ни единого фермера. Жатва должна была быть в полном разгаре, но поля были безлюдны и недвижи-мы. Порой Дэну встречались косилки, жатки, комбайны, повозки, но людей возле них не было.

День был тихим: во время жатвы порой наступают та-кие спокойные, умиротворенные дни. Но поля, хоть и безлюдные, не были безмолвны. Время от времени Дэну казалось, будто на пшеничных полях, на лужайках что-то ше-велится, он видел, как покачиваются головки клевера, и слышал, как бесчисленные слабые голоса несутся из травы и от грядок овощей. Роща словно плакала – это колебалось множество лепестков, листьев и травинок. Кусты сумаха и рябины, росшие вдоль пыльной дороги, раскачивались будто под ветром и трепетали без видимой причины.

Дэну было не по себе. Все лето он подмечал, что в природе происходят изменения, но теперь быстрый и зловещий характер этих изменений поражал своей завершенностью. Деревья, овощи таинственным образом обрели волю и способность к решениям. И отвергли владычество че-ловека.

Всю вторую половину дня Дэн колесил по проселкам, трясся по следам, оставленным телегами, пока не объездил все графство Шоутак. И где бы он ни побывал, везде обнаруживал то же обманчивое спокойствие, шепот невидимых собеседников, трепетание стеблей и колосьев, хотя воздух был недвижим. Когда Дэн повернул обратно, солнце уже опускалось, и ему почудилось, что с заколдованных полей и зачарованных лесов зазвучали новые, более громкие го-лоса. Но он обратил внимание на одно обстоятельство.

Странные явления ограничивались долиной, окружен-ной холмами, посредине которой лежал Шоутак Центр.

Подходя к конторе, Дэн миновал группу людей, выслушивавших сагу о сбежавшей картошке Питера ван Шлюйса.

– Вот я там есть стою, на глубина пять фут, йа, и дер шеловек этот миштер Дшонс стоит поверх и смеется. Мошет, это очень смешно на похоронах тоше?

Дэн удивился – в самом деле, странно, чтобы нашелся человек, которого развеселило это зрелище. Он задумчиво проследовал в контору и остановился у стола, разглядывая лежавшие на нем бланки и анкеты.

Он отлично представлял себе, что случится, если он сообщит об этих событиях в Вашингтон. "Яблоневый сад Мейерса прошлой ночью покинул положенное место, и деревья спустились к пруду на ферме Хэгстрома, потому что им там больше понравилось". Затем надо будет написать о пшенице братьев Фогелей, которая не хотела, чтобы ее косили. "Какие меры мне следует принять? Жду ваших указаний". Или так: "Арбузы Эмили Тобер не желают, чтобы их срывали. Означает ли это, что она больше не пользуется льготами в соответствии с Программой Содействия Поддержанию Стабильных Цен на Арбузы?"

Нет, подумал Дэн. Как только он отправит такой официальный доклад, его немедленно уволят и заменят другим служащим. Единственное, что ему оставалось, – заняться дальнейшими исследованиями и выяснить, в чем же дело.

Он подошел к стене и принялся рассматривать большую карту графства Шоутак. На ней были показаны размер и расположение каждой фермы, типы и площади посевов раз-личных культур. Он обвел карандашом приблизительные границы феномена. В центре круга оказалась ферма Зеле-ного Джонса. И Дэн решил нанести Джонсу визит.

Как только Дэн, миновав почтовый ящик с надписью "3. Джонс", свернул на дорожку, он обратил внимание на то, что земли вокруг фермы не обработаны. Джон не был фермером. На его полях росли лишь сорняки.

Дэн затормозил возле старого серого деревянного дома, окруженного вязами и кленами. В окнах нижнего этажа горел свет.

Со вздохом Дэн выбрался из машины и зажег очередную сигару. Он нажал на кнопку звонка, и вскоре высокий худой человек с угловатым лицом открыл стеклянную дверь.

Дэн сказал:

– Я сельскохозяйственный агент графства. Разрешите зайти к вам на несколько минут?

– Простите, – сухо ответил Джонс. – Я очень занят и не смогу вас принять.

– Я тоже занят, – Дэн пыхнул в лицо Зеленому Джон-су облаком едкого дыма. – Не позднее сегодняшней ночи мне надо будет послать в Вашингтон доклад о состоянии посевов.

– А какое это имеет ко мне отношение? У меня нет никаких посевов, нахмурился Джонс.

– Может, и нет. Может быть, это распространяется только на посевы других людей.

Во взгляде Джонса мелькнула тревога.

– Что вы имеете в виду? Дэн медленно ответил:

– Дело в том, что этим летом в нашей округе происходит что-то странное. Вернее, это тянется весь год, с того дня, как вы здесь появились. Деревья ходят, картошка прыгает, и вообще творится черт знает что.

Джонс сказал голосом человека, которому надоело все на свете:

– До меня долетали кое-какие из этих диких слухов.

– Это не дикие слухи. Сегодня днем я осмотрел посе-вы. Вся растительность вокруг Шоутак Центра будто сошла с ума. Немного подальше от центра идет полоса примерно в четверть мили, где эти явления прослеживаются слабее, а вне четко очерченного круга не обнаруживается никаких отклонений. Мне было достаточно взглянуть на карту, что-бы понять – центр круга находится именно здесь.

Зеленый Джонс оскорбленно взглянул на Дэна и холод-но сказал:

– Не хотите ли вы намекнуть, что я имею отношение к этим явлениям?

– Намекнуть? Черта с два! Я в этом уверен.