Текст книги "Устрашители"

Автор книги: Дональд Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Глава 24

С огромным опозданием покорный слуга сообразил: никакого настоящего препирательства не было. Просто привычный истерический фарс, который, по-видимому, неизменно разыгрывался перед каждым намеченным взрывом. Диагноз подтвердила Красная Ленточка, шепнувшая Мэнни:

– Господи, каждый раз эта психопатка взвинчивает себя до нужного состояния! До белого каления... Сколько же можно? Хоть бы раз нажала проклятую кнопку, никого не истязая!

– Довольно, – велел Фрешетт, легонько постучав по столешнице согнутыми пальцами. – Возвратимся к основной теме. Как уже говорилось, мужчина пощады не заслуживает, и должен быть казнен как закоренелый убийца и враг народа. Касаемо женщины: хотя она сама и не проливала кровь наших собратьев, но пособничала империалистическим проискам... В чем дело, Руфь?

Мы так и не узнали, что хотела вставить в генеральскую речь апатичная толстуха. Когда она робко, словно скверная ученица, подняла руку, прося разрешения заговорить, внимание собравшихся на ней и сосредоточилось.

Покорный слуга метнулся вперед, хватая спинку стула, на коем восседала Красная Ленточка, разворачивая женщину, прикрываясь ею от Овидия и двенадцатикалиберного дробовика. Ухватив даму за горло, я пустил i дело вторую руку, сгреб Руфь и рывком поставил меж собою и Прево.

Отнюдь не по-рыцарски, согласен. Только и террористки мало походили на королеву Гиневру либо леди Ровену... Кстати, объемистые телеса Руфи заодно обеспечили известную защиту и тоненькой Салли Вонг.

В опешившем собрании подымался форменный дурдом. Фрешетт хватался за лежащий на столе автомат, но являл при этом еще меньше прыти, чем выказал в санатории. Мэнни уже вскочил и с лязгом передернул затвор. Молодой негр, существо разумное, опытное и проворное, растянулся на полу, спасаясь от грядущих фейерверков.

Мимо меня промелькнула маленькая фигурка ринувшейся к выходу Салли. Покорный слуга свалил боковым пинком одного из незнакомцев, пытавшегося перехватить девушку.

Хлопнула дверь.

Цели номер один мы достигли.

Достичь цели номер два – уцелеть самому – было гораздо сложнее.

* * *

Первым выстрелил Иоанн Овидий. Краем глаза я заметил, что Мэнни отшвырнуло к стене и опрокинуло на пол.

Мэнни?..

Что-то копошилось на задворках сознания, что-то, касавшееся Генриха Глока, но времени размышлять не было. Зазвенели разбиваемые стекла, вылетела оконная рама, оглушительно залаял автомат. Генерал Фрешетт палил по кинувшейся в реку Салли Вонг. Изо всех сил я швырнул толстую Руфь на Прево, на дуло глядевшего прямо в глаза пистолета-пулемета. Прево непроизвольно отдернул ствол и оружие оказалось зажато меж двумя телами. Снова грянул двенадцатикалиберный дробовик.

– Овидий, предатель проклятый!

Это орал взбесившийся от ярости, простертый на полу негр. Отрывисто ударил револьвер. Я попытался устоять, но левая нога отчего-то не желала повиноваться, отказывалась удерживать сто семьдесят фунтов живого веса. Отчаянно закричала и повалилась Руфь, непроизвольно ухватившаяся за Прево мертвой хваткой и увлекшая автоматчика за собой.

В меня попали еще раз, но покорный слуга уже не соображал, куда именно, и не думал, насколько опасна или безвредна полученная рана. Я исправно шлепнулся на пол и схватил выпавший из рук Мэнни, заранее взведенный, лишь чудом не выстреливший автомат.

Первые четыре выстрела достались Прево, три последующих – негру. Семь патронов долой из тридцатизарядного магазина (если, разумеется, эти растяпы трудились набивать рожки полностью).

Автомат Фрешетта рокотал как бешеный. Извернувшись, я надавил гашетку и повел стволом справа налево, точно добрый мусорщик шлангом, очищая комнату, дырявя все и вся, не успевшее распластаться или не умудрившееся выскочить вон.

Как выяснилось, ни того, ни другого не сделал никто: слишком велико было смятение, да и описываемое побоище заняло на деле всего несколько секунд.

Я не глядел на Овидия. Коль скоро Гейни-Хлоп намеревался бы меня угробить, он уже проделал бы это раз пять или шесть. Но Гейни отправил к праотцам товарища Мэнни, а потом еще кого-то, и не уделил покорному слуге ни малейшего огнестрельного внимания. Посему его присутствие перестало меня заботить...

Когда магазин опустел и раздался отрывистый лязг отскочившего затвора, зал заседаний являл собою зрелище малоаппетитное. Собственно, я и не такое видал. Однажды привелось посетить подвал, в который сперва набилось немало человеческих существ, а потом влетело три осколочные гранаты. Здешняя бойня выглядела менее впечатляюще, за вычетом крысообразного Мэнни, которому почти полностью снесло череп зарядом волчьей картечи. Второй жертвой Овидия, как ни странно, оказалась Красная Ленточка. Впрочем, присмотревшись получше, я понял: из револьвера колошматила именно сия нежная особа, и поэтому Овидий поступил вполне благоразумно...

Овидий!

Черт возьми, я так люто возненавидел маленького толстяка, что начисто позабыл: ведь именно Генрих Глок избавил меня от верной гибели на электрическом столе! А сейчас уберег вторично...

Шевелиться не хотелось. И не моглось. Но все-таки я шевельнулся и медленно поднялся, чувствуя, что вот-вот развалюсь на части. Последний, уцелевший в кровавом аду, грешник, шагающий по колено в крови других грешников... До колена кровь правда, не достигала, но лужами по полу растекалась. И немалыми, доложу вам, лужами.

Очень, очень осторожно я сделал первый шаг. Позеленевший Овидий сидел, беспомощно привалясь к стене, выронив дробовик. По крахмальной рубахе расползалось кровавое пятно. Красная Ленточка, видимо, опередила Гейни-Хлопа на долю секунды. Глаза казались остекленевшими, но когда я поднял ружье, Генрих с трудом повернул голову.

– Натворили дел, а, мистер Хелм? – еле слышно задал он совершенно риторический вопрос.

– Немалых, – отозвался покорный слуга. – Но кто вы, черт возьми?

Казалось, он не слышит.

– Болван... Я должен был предвидеть это. Чернокожий... Бывший морской пехотинец... Не мог ведь явиться без оружия...

Вот оно что. Значит, Глока подстрелил Комбинезон, а вовсе не размахивавшая револьвером бабенка. И меня подстрелил бы, не всади я три пули прямо в могучую африканскую шею.

– Скажите... в МММ... что я честно... позаботился о вас.

– Где сказать?

– В МММ....

– А-а-а, – невольно осклабился я, – «маковские международные мерзавцы». Они же «мерзавцы международного масштаба». Знаете эту шутку?

– Нет... Мы... в синдикате... говорим иначе. «Мерзопакостные метельщики и мордовороты». Ведь вы... своего рода... метельщики... Негласно убираете... сор.

Он прерывисто, глубоко вздохнул и продолжил более внятно:

– Мы стараемся по возможности не связываться... с правительством. Только в исключительных случаях, со сравнительно безобидными... агентствами. Но известно: тронешь кого-либо из... МММ – пиши пропало. Надо было спасать синдикат от вашей... вендетты. Ибо вы очень большая шишка, и МММ известна как сборище самых чудовищных головорезов, но... простите, мистер Хелм, теперь сомневаюсь. Мне пришлось очень... изрядно потрудиться, чтобы... уберечь вас.

– Извините за беспокойство. Застали Хелма не в лучшей спортивной форме. Зачем Китти Дэвидсон застрелили?

– Подчинился приказу Джоан... Маркет. И вон того... болвана, Фрешетта. И Брассаро болван... завязал дружбу с террористами. Потерял Вальтерса, взбесился, взял напрокат меня... Отто Ренфельд сказал: «Гейни, ребята по уши в дерьме, сами погибнут и нас погубят... Разгреби эту навозную кучу... Береги Хелма. Главное, чтобы... истребители не взбесились. Береги Хелма любой ценой...» Вот я и... сберег. И мы все-таки... немного разгребли эту кучу... вдвоем. Правда, мистер Хелм? Не пожалели сил... Передайте Отто... Передайте...

– Да, Гейни, конечно. Что передать? Но Генрих Глок уже не слышал меня. Надлежало признать: картотека «УЖ» производила должное впечатление. Достаточное, чтобы спасти мою жизнь даже в нынешней передряге.

* * *

– Руфь! – долетел с берега далекий крик. – Руфь, что происходит? Почему стреляют? У меня мотор не заводится! Руфь, отвечай! Кто-то произнес:

– Уходи, сволочь. Уходи, уже вполне достаточно. Убирайся, тварь, не доводи до греха!

Говорил, как выяснилось, я сам. Но стремление покорного слуги не грешить более было делом частным, и к службе не относившимся.

Я обвел разгромленную, залитую кровью кабину быстрым взглядом. Дробовик. Сорок ярдов, не более. Пистолеты-пулеметы. Чуть подальше: пятьдесят, шестьдесят в лучшем случае. Недостаточно. Перешагнув через ноги умершего Глока, я с трудом добрался до камбуза, вынул из пластикового футляра крупнокалиберную снайперскую винтовку. Терпеть не могу пользоваться оружием, которое пристреливал другой человек – даже такой умудренный профессионал, как Овидий.

Но все же я знал в точности, по горькому опыту: на двести ярдов из этой штуки нужно целиться прямо в центр мишени. Видел мишень собственными глазами... Отсюда, стало быть, метим в шесть часов...

Я снял предохранительные крышечки с объектива и окуляра, наскоро проверил оптический прицел, вынул один патрон из коробки, лежавшей в особой внутренней выемке чехла, загнал в камеру. Снял предохранитель. Осторожно приблизился к выходу.

– Эй, Руфь! Греб твою вошь, забирай приемник и валяй сюда! Скоро выезжать!..

Она решительно шагала назад, к барже, и замерла посреди пристани, увидев меня в дверном проеме камбуза. Подобрала юбку и опрометью, словно преследуемый заяц, ринулась наутек.

Я дозволил Джоан отбежать на девяносто ярдов и медленно, плавно придавил гашетку. Потом опустил приклад на пол и прислонил винтовку к дощатой стене. Кто-то спешил по лестнице, ведшей из трюма наружу. Я захлопнул тяжелую крышку, задвинул щеколду, хотя сгибаться было невыносимо больно. Протащился на палубу, доплелся до борта, обращенного к реке.

По клокочущей воде неслись и крутились бревна, доски, трупы животных, неведомо какой, неизвестно откуда принесенный хлам...

Удачи тебе, Салли Вонг. Удачи, где бы ты ни была сейчас.

Минуту спустя покорному слуге пришлось почти ползком возвратиться в камбуз и прилечь на деревянную скамью.

Глава 25

Поскольку я представления не имел, где обреталась баржа – да и сама река, между прочим, – то и местонахождение близлежащей больницы, куда угодил через час, определить не смог. Но больницы чрезвычайно похожи: побывал в одной – побывал во всех. Зато выяснилась иная вещь, заботившая меня до чрезвычайности. Салли уцелела, выплыла, отыскала телефон. И, по сути, спасла меня, ибо врачи уведомили, что покорный слуга истекал кровью и каждая минута была на счету.

Когда в меня влили достаточно свежих кровяных частиц, настало время подсчитать общий вес вынутого свинца. Итог равнялся одной девятимиллиметровой автоматной пуле, двум пистолетным, тридцать восьмого калибра, и двум картечинам номер один.

Последняя пара снарядов большого ущерба не причинила. Шальная картечь, видимо, не доставшаяся Мэнни и ударившая рикошетом.

Общее врачебное мнение гласило: я не из тех, кого легко и просто убить. Подозреваю, что наиболее чувствительные и деликатные представители больничного персонала не считали последнее обстоятельство благотворным для рода человеческого. Ежели сохраняешь ближнему жизнь, весьма нелегко быть снисходительным по отношению к субъекту, который эту жизнь отнимает.

Окрепнув настолько, чтобы удержать телефонную трубку, я побеседовал с Маком. Тот рассмеялся, узнав, как титулуют организацию американские гангстеры и сказал:

– Чрезвычайно правильное отношение к нашей службе. Возможно еще не раз, и не одного агента выручит.

А еще прибавил, что, судя по докладам, я не принял бессрочный свой отпуск чересчур серьезно, а посему и он. Мак, не собирается придавать значения безумным заявлениям сотрудника, маявшегося жестокой амнезией. Подозреваю, что командир и пальцем не шевельнул, дабы заполнить нужные для отставки агента бумаги. Знал: я вернусь. Мы все возвращаемся. Неизменно.

* * *

– Заткнись, – попросил я Майка Росса в один прекрасный день. – Ты рассуждаешь так, словно эти твари были людьми, и мне стыдиться следует. Запомни: террорист – не человек. Невзирая на мотивы и соображения, коими руководствуется. Он преднамеренно отказывается от людского естества. Я скривился:

– Понимаю, понимаю! В Хелме вопиет предубеждение. Скажем, я смотрю на эту сволочь примерно так же, как ты на торговцев героином.

Помолчал и продолжил:

– Понимаю, и могу даже простить любого, кто идет и стреляет в неугодного политика. По моим понятиям, это не террорист. Разумеется, обезврежу парня, если сумею, но зла на него держать не стану. Субъект выбирает себе определенную мишень, отправляется на охоту и принимает сопутствующий риск, очень большой, между прочим. Если парню вздумалось уничтожить нескольких империалистических наемников – тебя, к примеру, или меня, – добро пожаловать. Это наша служба, и нам за нее платят.

Майк скривился.

– Некоторые, – сказал я, – даже мундир носят, чтобы их легче было обнаружить и шлепнуть... Буду сражаться, как дикая кошка, но парень все же останется в моих глазах человеком, хоть и пытается уничтожить твоего покорного... Но эти выродки!.. Я перевел дух.

– Они попирают те самые ценности, которые, видишь ли, отстаивают! Разносят на клочки людей случайных, неповинных, мирных! И делают свое дело трусливейшим образом, издалека, пребывая в полнейшей безопасности. У нас это именуется «ДУБ» – дистанционное управление бойней. И «дубийцу» человеком не считают, Майк!.. Они убивают и шантажируют, грозя новыми убийствами. Играют на гуманности того самого общества, которое провозглашают бесчеловечным. Заметь: при коммунистических и просто авторитарных режимах террористических актов, по сути, не случается. Знаешь, почему? Росс качнул головой.

– Да потому что подобным правительствам наплевать, сколько еще мирных граждан взлетят на воздух. Тебе не вручат ключей от Кремля, даже если пригрозишь отправить к праотцам половину Иркутска, Петровска, или как их там еще кличут... Лишь в нашем дурацком, мягкосердечном – бесчеловечном, по их утверждениям – обществе можно запугивать взрывами... Подвожу итог: мерзавцы нагло наживаются на тех самых гуманных устоях, наличие которых в западной цивилизации отрицают начисто. Не люди они, Майк.

У меня была уйма времени обдумать свою тираду, покуда валялся на койке. Но Росса, казалось, не очень-то интересовали философские построения покорного слуги.

– Бомбу нашли? – полюбопытствовал я.

– Нашли, – отозвался Майк. – Девица указала. Толстуха.

– Руфь? – Я подскочил бы, да помешала слабость. – Ей все-таки удалось улизнуть? Но ведь сам видел, как...

– Девицу, – сообщил Росс, – подобрали и эвакуировали на носилках. Вероятно, ходить будет, но о пеших путешествиях пусть и не мечтает. Во-первых, здоровье не дозволит, во-вторых, не с ее комплекцией такие веши делать, а в-третьих, там, куда ее, голубушку надолго определяют, не больно попутешествуешь.

– Другие уцелевшие есть?

– Сообщаю: мисс Вонг, твоя очаровательная китаянка, жива и совершенно здорова, хотя изрядно простыла во время заплыва и с неделю пролежала с температурой. Но теперь поправилась и жаждет повидаться кое с кем... Он поколебался.

– Бывшие в кормовом трюмном отсеке террористы выбрались через кормовой люк, миновали камбуз – торопились, на счастье твое, – заглянули в носовую надстройку и немедля задали тягу. Не осуждаю: зрелище и впрямь впечатляло... Бежали точно бешеные. Мы их повстречали, окружили, задержали... Да, мило кабинка выглядела...

– Подумай, как бы выглядело место, где положили бомбу, – посоветовал я. – Кстати, где это было?

– В аэропорту, – сказал Росс. – Уничтожила бы, по словам Руфи, всех пассажиров, прилетевших нью-йоркским рейсом, и встречающих заодно... Гостей принять способен? Или не в силах? Очень уж просят впустить.

Я пожал плечами. Это оказалось ошибкой, ибо покорный слуга непроизвольно взвыл от боли. Отдышавшись, я произнес:

– Просите, Майк!

Росс приблизился к двери и распахнул ее. Вошли мужчина и женщина. С мужчиной мы уже встречались, и звали его доктором Альбертом Кэйном. Одет он был, по обыкновению, в безукоризненный костюм, в руках держал новехонькую шляпу, благоухал и вообще выглядел весьма и весьма респектабельным джентльменом, тщательно причесанным и выбритым вдобавок.

Женщину покорный слуга видел впервые. Высокая, светловолосая, изумительно красивая особа, в распахнутом дорогом плаще, под которым виднелось еще более дорогое и модное платье.

Нечто в лице ее казалось необычным. Присмотревшись чуток внимательнее, я понял: не все нервы и мышцы работали должным образом. Что ж, и пластическая хирургия не всесильна... Об имени, разумеется, гадать не доводилось, но уместно было изобразить невежество.

– Знакомьтесь: миссис Брассаро, мистер Хелм. Доктора Кэйна вы уже знаете, Мэтт, – ухмыльнулся Росс. И покосился на женщину: – Миссис Брассаро желает рассказать кое-что любопытное об операции «Цветок».

– Цветок – это я, – промолвила женщина, слегка порозовев, и смущенно глянула на стоявшего рядом Кэйна. – Зовут меня Грэйс, а добрые друзья в шутку дразнили Цветочком... Цветок – это я, и Брассаро намеревался меня уничтожить. Заодно с Альбертом, который пришел встречать самолет... Надо было, конечно, догадаться сразу: если Брассаро благородно позволяет уйти с возлюбленным – жди беды. Поблагодари мистера Хелма, Альберт, и не будем его утомлять: врач запрещает.

– Премного благодарен, мистер Хелм, – послушно сказал доктор Кэйн.

* * *

– Против него серьезных обвинений не выдвинуто, – пояснил Майк. – Дело настолько запутанное и сложное, что почли за благо отпустить Кэйна и Грэйс Брассаро на все четыре стороны. Пускай летит в Мексику, сопровождаемый безутешной и любящей вдовушкой.

– Вдовушкой?

– А, ты не слыхал... Эмилио Брассаро застрелен в Нью-Йорке два дня тому назад. Отдел но борьбе с наркотиками в отчаянии: узнав о намечавшемся взрыве, жена крестного отца выдала его полиции со всеми потрохами... Но кто-то опередил. Кто бы это, а, Мэтт?

Я расхохотался бы, но вспомнил, каково было плечами пожимать, и сдержал приступ веселья.

– Знаешь, – сказал покорный слуга, поразмыслив, – это все-таки даже для Брассаро немного чересчур. Взрывать аэропорт лишь из-за того, что тебе рога наставили? Перебор получается, милый мой.

– Ты не понимаешь, – ответил Росс. – Дело не в рогах. Это был обычнейший метод, но метод себя изживал, и покойный Эмилио решил употребить его в последний раз. Под занавес. Ради личной мести. Я недоуменно уставился на Майка.

– При взрыве на пароме, – пояснил тот, – погиб сенатор Мак-Нэр.

– Мак-Нэр? – Я припомнил имя, повстречавшееся на газетной полосе, когда я валялся далеко-далеко, в клинике Принца Руперта.

– Эндрью Мак-Нэр. Выдающийся канадский политик, имевший огромное влияние и кучу богатых врагов. За его гибель Брассаро отхватил полмиллиона. При взрыве в Сан-Франциско ушел из жизни строптивый, стоявший поперек глотки людям влиятельным и, опять же, очень богатым, прокурор. Сколько получил Эмилио за это – не знаю. Сент-Луисский взрыв – кстати, в аэропорту – погубил весьма неудобного и пронырливого дельца. Тоже огромный куш. Теперь понимаешь?

– Не совсем.

– Убийство. Только такое, что никому и в голову не придет, будто некая личность убыла к праотцам по заказу. Чистая случайность. А взрывы приписывают загадочной террористической организации, чьи цели покуда не ясны. Теперь-то уразумел?

– Хочешь сказать, ПНП...

– Сперва Народный протест пытался подкладывать бомбы по собственному почину, только Брассаро живехонько прибрал межеумков к рукам. Уж очень было удобно. Вальтерс, он же Кристофферсон, очутившись в Канаде, заподозрил Джоан Маркет, случайно увиденную им во время взрыва в Торонто, когда погиб незадачливый супруг. Выследил, разнюхал, явился и в буквальном смысле взял Фрешетта за глотку, объяснив грядущие выгоды сотрудничества, а заодно изложив неизбежные последствия отказа. Противостоять Кристофферсону эти паршивые овцы, конечно же, не смогли. Да и подкармливал их Брассаро весьма изрядно.

– Как же идеалисты – пускай сумасшедшие, пошли на эдакое?

– Нынешние идеалисты, – мрачно заметил Росс, – гордятся тем, что они циники. Либо служи Брассаро и получай хорошие деньги, оружие, взрывчатку – либо в тюрьму отправляйся. Фрешетт недолго думал. Майк немного помолчал и промолвил:

– Касательно идеализма... Не одобряю твоих методов, но трагедию ты все же предотвратил. Я ухмыльнулся.

– Не имею права критиковать! – заявил Росс почти с отчаянием. – Ибо мои методы погубили Китти! И чуть не погубили тебя. Я обещал защиту вам обоим...

Об этом я думал давно. А вот ежели Росс додумался до того же... Пусть послужит уроком и пойдет на дальнейшую пользу.

– Ты потерял двоих, – отозвался я. – Сняли человека, охранявшего Китти, потом убили моего телохранителя. Верно?

Росс кивнул.

– Майк, не могли же они удержаться против целого диверсионного отряда. Такой атаки никто не ожидал. Не вини себя.

Не знаю, зачем кривил душой и утешал Росса. Возможно, мы просто успели подружиться.

– Она лежала, – сказал Майк, – такая маленькая, такая беспомощная и мертвая... И я, именно я обещал защитить, оберечь... Именно ко мне пришла она, поняв, что не справится в одиночку... Но я взбесился, узнав, что Китти выходит за тебя замуж. Я любил ее, Мэтт. Взбесился, и отрядил двух первых попавшихся агентов, далеко не самых опытных... И она погибла...

Майк поиграл желваками.

– Знаешь, я счастлив, что вы перебили эту сволочь – ты и маленький стрелок из Сент-Луиса. Прости Господи, но я хотел бы оказаться тогда рядом с вами. Я ждал малейшего повода, чтобы открыть огонь по задержанной нами шайке, удиравшей от пристани... Если бы хоть один из них шевельнул пальцем, я скомандовал бы: «Пли!» Ну, и какой же я после этого блюститель порядка?

– Обыкновенный, – ответил я. – Такой, которому не чуждо ничто человеческое. Разве бывают иные?