Текст книги "И только потом пожалели"

Автор книги: Дональд Эдвин Уэстлейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Дональд УЭСТЛЕЙК

И ТОЛЬКО ПОТОМ ПОЖАЛЕЛИ

Если бы сумасшедший пришел в эту комнату с палкой в руке, то вызвал бы у нас чувство жалости. Но все же самым первым нашим побуждением было бы позаботиться о собственной безопасности. Сначала мы вышибли бы из него дух и только потом пожалели.

Сэмюэл Джонсон

Глава 1

Сумасшедший прильнул к склону холма, темнота служила хорошим укрытием. Он видел, как огни фар пересекали окутанную ночью низину – кругляши белого света. Только красная мигалка полицейской машины оставалась неподвижной. “Скорая помощь” уже отправилась восвояси, затор рассосался, но полицейская машина все еще оставалась на месте. Крутой склон холма скрывался под пушистой весенней травой. Внизу темнели громады деревьев, но здесь росла только трава. Мягкая и влажная почва.

Наступила ночь новолуния, и небо находилось в безраздельной власти звезд. Сумасшедший, прижавшийся к склону, больше напоминал небольшой холмик. Он вцепился пальцами в землю, внимательно разглядывая все вокруг. Рядом с ним валялся чемодан.

Там, внизу за деревьями, он видел зажженные фары стремительно мчащихся автомобилей. Сумасшедший ждал, когда уберется прочь и машина с красной мигалкой, ведь только тогда можно будет уйти. Но полицейские, казалось, решили остаться здесь навсегда.

И вот появились новые мигалки, словно образовавшиеся из света фар. Сумасшедший отпрянул, потерял равновесие и чуть не скатился по склону, но все же с ненавистью продолжал рассматривать вращающиеся красные огни. Еще три, и все остановились возле первого. Неясные тени людей скользили между ними, появился свет иного происхождения. Узкие лучики в темноте. Фонарики. Люди с фонариками направились к холму, тщательно все прочесывая. Они потерялись из виду, и только огоньки фонарей периодически появлялись, словно болотные духи, указывая на их ПРИСУТСТВИЕ. Они БЫЛИ.

Они приехали за ним.

Сумасшедший прижал к земле пылающий жаром лоб, упершись головой во влажный прохладный дерн. В душе оставалось только отчаяние, ведь он совсем недавно вырвался на свободу, и вот, до наступления полуночи, его снова собираются схватить. В наказание за побег они заставят его орать от боли, пропишут шокотерапию на каждый день – ежедневная смерть и возрождение, конвульсии и судороги под пристальным взглядом голубых глаз доктора Чакса. В действительности не было никакого доктора Чакса, но все они были Чаксами – у всех безжалостные голубые глаза и вкрадчиво-предательские голоса. И все они твердили во время пыток, что все делают только для его пользы. Именно поэтому сумасшедший и придумал такое имя – доктор Чакс. Оно было одно на всех.

Сквозь прохладный воздух до него доносились голоса. Горячий лоб охлаждался во влажном дерне. Голоса продолжали доноситься вместе со звуками движения людей, пробирающихся сквозь заросли к вершине холма.

Сумасшедший поднял голову. Он смотрел вперед, на черные переплетения деревьев. Его глаза слегка отсвечивали в свете звезд.

Он ни за что не вернется к доктору Чаксу. НИКОГДА.

Сумасшедший подогнул левую ногу, потом правую. Вытянул руки вперед. И пополз на четвереньках к вершине холма. Затем он поднялся и неуверенно шагнул вперед, рискуя скатиться вниз, к мелькающим фонарям среди деревьев. И вдруг вспомнил о чемодане, оставшемся сзади. Сумасшедший мотнул головой, ворча и гримасничая. Нужно возвращаться. Обойтись без чемодана невозможно.

Сумасшедший вернулся и схватил чемодан. Взглянул вниз и увидел, что лучи фонариков скачут совсем близко. Из глубины горла вырвалось рычание. (Он не разговаривал с докторами и другими пациентами, а с кем еще можно поговорить? Сумасшедший разговаривал сам с собой, но все больше молча, это был внутренний диалог, наружу прорывались только стоны и ворчанье. Такое бывает у людей, живущих в одиночестве. Это вовсе не являлось признаком сумасшествия, просто было следствием отчужденности.) Словно покалеченный паук, сумасшедший взбирался вверх по склону, волоча чемодан. Он пыхтел, стараясь двигаться как можно быстрее, но четыре года сидячей жизни в сумасшедшем доме мало способствовали хорошей физической форме.

Сумасшедший не замедлил движения, когда достиг рощи, он проталкивался сквозь деревья, хватаясь за стволы и кусты левой рукой. Чемодан волочился по земле, подскакивая на рытвинах. Местность вокруг уже не напоминала равнину, утыканная валунами и пересеченная толстыми корнями, она практически не давала возможности нормально идти. За спиной по-прежнему маячил доктор Чакс, заставляя сумасшедшего карабкаться вперед. Белый плащ диктора развевался подобно мантии, и Чаксу не мешал чемодан, ему не приходилось ползти на четвереньках. Но даже такие преимущества не позволяли ему схватить беглеца.

Левая рука сумасшедшего вцепилась в гладкий ствол дерева, он издал испуганный возглас и подтянул тело вперед, скребя ступнями по каменистой почве.

Забор, какой-то забор. Ничего не разобрать, очень темно. Но впереди было что-то серое, как будто за забором находилось поле.

У забора было две перекладины, одна в двух футах над землей, вторая на два фута выше первой. Сумасшедший протолкнул под нижней чемодан, затем сам протиснулся между перекладинами, встав в полный рост на другой стороне.

Теперь он стоял на гравии, рядом со стоянкой, где автомобилей сейчас не было. Неудивительно, сегодня в ночь с воскресенья на понедельник здесь и не должно было никого быть, полицейские и влюбленные приезжали сюда только на уик-энд.

Бегство стало смыслом его жизни, но не хватало дыхания, сильно кололо в боку. Сумасшедший прислонился к забору, пытаясь восстановить дыхание и избавиться от боли, прислушиваясь к шуму погони. Но преследователи остались далеко позади, обшаривая все трещины и кусты, даже света фонарей не было видно.

Когда боль поутихла и восстановилось дыхание, сумасшедший выпрямился и пошел прочь. Под ногами похрустывал гравий, когда безумец с чемоданом пробирался по темной дороге. Лишь слабый отсвет белой разметки подтверждал, что он идет правильно. Сумасшедший остановился на какое-то время, размышляя.

Скорее всего, нужно идти вверх. Но ОНИ только этого и ждут, а он их обманет. Он пойдет по дороге, но только вниз.

Сумасшедший уже не чувствовал необходимости в прежней поспешности. Он опередил преследователей и обвел их вокруг пальца. Теперь сумасшедший прогуливался вниз по дороге, придерживаясь двойной белой линии разметки. Главное – никакого встречного движения, дорога словно вымерла.

Он шел уже двадцать минут, когда наткнулся на дом с гаражом. В гараже мелькали световые блики, но, присмотревшись, можно было понять, что это всего лишь светящиеся часы, сам гараж закрыт. Все остальное вокруг погрузилось во тьму, даже большая вывеска не светилась.

Дом располагался за гаражом, старая бревенчатая развалюха с тускло пробивающимся сквозь окна первого этажа светом. Наверное, люди, жившие в доме, и являлись владельцами гаража.

Сумасшедший направился прямо к дому. Светящиеся часы показывали пять минут первого. Они слегка освещали сумасшедшего, когда он пробирался к дому. Теперь можно было рассмотреть и темный серый костюм, старый, измятый и бесформенный. Пиджак явно попал к нему с чужого плеча, на что указывали слишком короткие рукава. На голове – помятая шляпа, которая могла украсить собой любую мусорную свалку. Сумасшедший подобрал ее рядом с дорогой во время побега – она явно не соответствовала своими широкими полями последним требованиям моды, за что и была безжалостно выброшена. Чемодан, заставлявший хозяина, словно ядро каторжника, ковылять по дороге, оказался объемным и черным, стянутым кожаными ремешками. Чемодан – водителя, имевшего неосторожность подвезти случайного попутчика, шляпа – со свалки, костюм – из подвала сумасшедшего дома.

От дороги к дому вели неровные ступеньки из черепицы.

Сумасшедший оставил чемодан у крыльца и бесшумно поднялся на веранду, пробираясь к ближайшему окну. Он заглянул в дом и увидел старика, спавшего в кресле. Само кресло, особенно его чехол, представляло собой странное произведение искусства, украшенное белыми цветами. На старике была фланелевая рубаха с закатанными рукавами, серые рабочие брюки и черные шерстяные носки.

В комнате оказалось два источника света. Настольная лампа на цилиндрическом столе рядом со спящим и телевизор, в котором мелькала реклама.

Сумасшедший осмотрел комнату и убедился, что старик в доме один.

Сумасшедший съежился на веранде. Что же делать? Ему нужно укрытие, место, где можно переночевать. Но это должно быть помещение, куда не додумаются заглянуть ищейки. Таким местом мог стать этот дом.

Сумасшедший застонал, мотая головой. Настроение у него было самое отвратительное из-за людей, оказавшихся настолько испорченными, чтобы заставить его прибегнуть к подобным мерам.

Ах, если бы люди были хорошими, насколько прекрасной оказалась бы жизнь! Но доктор Чакс постриг всех под одну гребенку – лживые голоса и бесчеловечные голубые глаза. Они МОГУТ вести себя дружелюбно, вызывать симпатию – но это все вранье! Только повернись к ним спиной, и они сразу же тебя предадут.

Сумасшедший опустился на корточки и прислонился спиной к деревянной стене. Все, чего он хотел бы, так это постучать и сказать старику: “Простите меня, сэр. Я бы очень хотел остаться здесь до утра, если вы не возражаете”. А старик бы ответил: “Разумеется, разве все люди не братья?"

Но он никогда так не ответит.

А если бы и ответил, так только потому, что опознал непрошеного гостя, как тот шофер, и постарался бы при первой возможности позвонить доктору Чаксу.

Именно таковы все люди.

Шофер тоже хотел выглядеть хорошим, но на поверку все это оказалось враньем.

Сумасшедший брел по обочине шоссе. Он не пытался сам остановить машину, чтобы подъехать, так как знал, что это только привлечет внимание и закончится звонком в полицию о подозрительной личности, шляющейся возле дороги. Итак, сумасшедший просто брел по обочине в костюме и тапочках, единственной обуви, разрешенной в психушке, когда остановилась машина – старый восьмилетний “плимут”. И шофер сказал: “Хотите подкину до ближайшего города?"

Сумасшедший забрался в машину, хотя и заколебался на долю секунды, испугавшись, что водитель станет задавать вопросы типа:

"Куда вы направляетесь? Откуда вы?” Но сумасшедший считал себя умным и находчивым; надеялся, что сможет весьма убедительно соврать.

Этому его научила психушка. Его заперли там не потому, что он сошел с ума, – ему было прекрасно известно, что такое “сошел с ума”, это не имело никакого к нему отношения – он оказался там из-за того, что все люди врут на каждом шагу. Именно на таких вещах держится мир. Большая ложь, маленькая ложь. А он говорил только правду, и они сочли его безумным, засунули в психушку. И только там сумасшедший осознал цену хитрости – хитрецы могут всех дурачить, – научился лгать, но уйти ему все равно не позволили. Ярость вырывалась наружу, только когда его провоцировали, но они не хотели этого понять. И в психушке он научился обходиться без правды, без логики и справедливости.

Итак, вооруженный опытом, полученным в психушке, он сидел в “плимуте” рядом с шофером. Машина быстро преодолевала километры, и приятная музыка лилась из приемника. Водитель не задавал вопросов, просто рассказывал о себе.

Он оказался актером и направлялся на работу в летний театр. Труппа имела постоянный репертуар и собиралась дать этим летом одиннадцать представлений. Это была не самодеятельность, как заверил актер, он объяснил, что шоу-туры проводятся со знаменитыми актерами, устраиваются недельные гастроли в каждом театре и так далее. Но летний театр, куда направлялся шофер, выделялся из общего числа. Он существовал на постоянной основе и имел постоянную труппу, репетиции проводились по утрам, а сами представления – вечером.

Водитель принадлежал к людям, которые так любят свою работу, что ни на минуту не могут перестать о ней рассказывать. Они ехали уже три часа, а шофер все говорил и говорил о театре. Он поведал о том, как именно функционирует летний театр, о роли, которую ему довелось играть, перечислил всех актеров, которых знал, и рассказал все анекдоты о них. Временами шофер повторялся, но сумасшедший не возражал. Было по-настоящему приятно и интересно все это слушать. Когда-то он и сам подумывал о театральной карьере, но все это было в другой жизни.

По радио звучала музыка, разбавляя болтовню водителя, потом были новости, сводки погоды – все это действовало усыпляюще. Так все продолжалось до одиннадцатичасовых новостей, в которых рассказали о сумасшедшем и дали его подробное описание.

И сумасшедший понял, что водитель его узнал. Наверняка. Но шофер сразу же попытался его обмануть и сказал: “Ха! Такое описание подойдет любому, даже мне. Или тебе”.

Это было правдой. Водитель и сумасшедший были примерно одного возраста и похожей комплекции. Правда, различались цветом волос, но все-таки издалека их легко могли спутать. Водитель, может, и хорошо управлял автомобилем, но был никудышным актером. Все равно он никогда бы не прославился, даже если бы выжил. В голосе водителя явно сквозила фальшь, не скрывавшая его истинных намерений, когда он сказал: “Я проголодался, а ты как? Давай остановимся у закусочной и возьмем пару гамбургеров”.

Все они предатели. Но ему-то какое до этого дело? Ведь они подружились, поэтому должны были друг другу помогать. Почему водитель принял сторону доктора Чакса, не дав возможности сумасшедшему даже оправдаться?

Он настолько взбесился, что сделал большую глупость. Ему следовало подождать, пока они остановятся возле какой-нибудь закусочной, благо ночи были безлунными. Но предательство было настолько подлое, гнев настолько сильным, что ждать он просто не мог. Сумасшедший вцепился в горло водителя, “плимут” вильнул в сторону и врезался в дерево.

Но все же даже после такой глупости сумасшедший поступил вполне разумно. Он сразу же схватил бумажник и чемодан водителя и выскользнул из объятой пламенем машины. Сумасшедший рванулся прочь, во тьму, а пламя позади, словно ненасытная глотка, взметнулось и поглотило автомобиль. Потом раздался взрыв.

Но, должно быть, любитель совать нос в чужие дела заметил, как сумасшедший выскочил из машины и устремился по склону холма. Безумец рассчитывал отсидеться в кустах, пока не уедет полицейская машина, и только потом двинуться по обочине шоссе. Но длинноносый не дал ему такой возможности. Еще один союзник доктора Чакса.

И старик поступит точно так же, все они одним миром мазаны.

Сумасшедшему было неприятно делать то, что он должен был сделать. Но разве самосохранение не основной закон жизни? Нельзя позволить эмоциям взять вверх, допустить слабость, это вернет его к пыткам доктора Чакса.

Разве отец не говорил, что всегда и везде отличительная черта человека в том, что он делает только то, что ему необходимо?

Да, но все это так тяжело, так тяжело...

Тихо постанывая, сумасшедший сполз по ступеням веранды к чемодану и отстегнул один из кожаных ремешков. Полоска шириной в дюйм, крепкая черная кожа с квадратной латунной застежкой. Сумасшедший обернул ремешок вокруг левой руки и вернулся на веранду.

Дверь оказалась запертой. Оба окна тоже.

Скорбь сменилась раздражением, раздражение превратилось в злобу. Разве его задача так уж легка? Зачем делать ее еще сложнее?

Сумасшедший кружил вокруг дома подобно зимнему ветру, отыскивая хоть какую-нибудь щелочку, чтобы проникнуть внутрь. Наконец обнаружил, что маленькое окно на кухне первого этажа не заперто.

Пролезть через маленькое окошко оказалось нелегкой задачей – сразу за ним располагаясь мойка, широкая и глубокая старомодная мойка, о которую сумасшедший ушиб левый локоть. Безумец скрипнул зубами от боли и ужом прополз через мойку на пол, где, стоя на четвереньках, принялся растирать ушибленное место. Он как-то странно раскачивал головой, словно змея. Шляпа упала, и сумасшедший, отыскав ее, снова нахлобучил, прежде чем двинуться дальше. Наверное, он думал, что она служит ему маскировкой.

На кухне царила тьма. Сумасшедший двинулся через темный холл к сумрачной столовой, куда пробивался свет из гостиной.

Старик все еще спал. Телевизор тарахтел, какой-то мужчина брал у другого интервью, пристроившись в уютном кресле. Собеседники хохотали, им вторила невидимая толпа, и это был единственный источник звука в доме.

Сумасшедший на цыпочках пересек столовую. Персидский ковер гасил звуки, издаваемые шлепаньем его мягких тапочек. Безумец осторожно обогнул кресло и схватил старика за горло. Теперь он держал кожаный ремешок обеими руками, туго затягивая его вокруг шеи старика. Старик проснулся и попытался высвободиться, но у безумца было преимущество. Он прижимал спину жертвы к спинке кресла и все туже затягивал ремешок.

Через какое-то время старик затих.

Перед тем как уйти, сумасшедший выключил настольную лампу, так как ему не хотелось видеть лицо жертвы. Хотя ему уже не раз приходилось видеть лица задушенных людей, но это зрелище по-прежнему вызывало у него отвращение. Теперь только телевизор освещал комнату слабым голубым светом.

Сумасшедший осторожно пересек комнату, пытаясь найти выключатель и зажечь свет на лестнице. Это не должно привлечь внимания, жильцы наверху подумают, что старик направился в постель.

Он щелкнул выключателем, и свет залил ступеньки. Сумасшедший направился наверх и оказался в небольшом холле второго этажа.

Там было четыре двери – две закрыты, две открыты. Он внимательно их обследовал.

Одна из открытых дверей вела в ванную, другая в спальню с большой кроватью. Но кровать оказалась пустой.

Открыв запертую дверь справа, сумасшедший обнаружил спящую жену старика. Женщина проснулась, так же как и старик, но сильного сопротивления не оказала.

Левая дверь вела в детскую. Но колыбель была пустой.

Сумасшедший обрадовался. Как хорошо, что колыбелька пуста!

Вот и все обитатели – старик с женой, их сын или дочь с дражайшей половиной и внук. Молодая пара с ребенком, должно быть, пошли в гости. И это также обрадовало сумасшедшего.

Однако иногда ему казалось, что если задушить всех детей, то мир только облегченно вздохнет. Ведь тогда бы исчезла человеческая раса. Но один он не справится. И хотя сумасшедший пытался доказать себе, что дети по большому счету намного лучше взрослых – более честные, склонные оставить человека в покое, умеющие видеть правду, – но всегда находился контраргумент: все дети рано или поздно взрослеют.

Сумасшедший снова спустился на первый этаж. Свет на лестнице позволял ориентироваться в гостиной, его было достаточно, чтобы подойти к мертвецу, схватить его и потащить через комнату. Сумасшедший потащил жертву наверх, бросил ее рядом с женой, вышел и закрыл дверь. Потом вернулся, включил свет в гостиной, открыл дверь. Он сходил за чемоданом и снова вернулся. Потом задернул шторы, выключил телевизор и раскрыл чемодан. Теперь сумасшедший в безопасности – на всю ночь. И завтра можно будет спокойно воспользоваться содержимым чемодана. Рубашка, носки, туфли, брюки и серо-голубой костюм. Теперь сумасшедший мог нормально одеться, побриться, и после этого, пожалуй, у него будет весьма презентабельный вид.

Но куда же идти?

Он сидел на полу, скрестив ноги, напротив чемодана и хмурился все больше по мере того, как пытался найти ответ. Все его планы до сих пор касались только побега из сумасшедшего дома, а теперь совсем непонятно, чем можно заниматься на свободе.

Что можно сделать? Куда податься?

Сумасшедший не мог вернуться домой, не мог даже показаться поблизости. Где же найти безопасное место? Он достаточно помнил о той жизни, о мире счетов и документов. Если он собирался где-нибудь получить работу, то ему нужны были карточка социального страхования, рекомендации с прежнего места работы... Могли бы поинтересоваться даже его службой в армии...

Сумасшедший сидел на полу скрестив ноги и смотрел на чемодан, пытаясь придумать, что же делать дальше. Он мог надеяться только на себя, никто ему не поможет. Один против всего мира, ополчившегося на него, все хотят вернуть его к доктору Чаксу.

Вот если бы удалось покинуть страну, сбежать в Мексику или Канаду...

Сколько же у него денег?

Вытащив бумажник, взятый у водителя, сумасшедший обнаружил, что его содержимое составляет сорок три доллара. Так мало, всего сорок три, нужно больше...

А может, в доме есть какие-то деньги? Или порыться в карманах старика, найти ключи и извлечь деньги из кассы гаража?

Сумасшедший засунул сорок три доллара в бумажник и застыл, пристально его разглядывая.

А ведь в бумажнике не только деньги! В пластиковых карманах скрывались карточки, документы. Он извлек их все и пристально изучил каждую букву. Он повертел документы и карточки в руках, потом ухмыльнулся.

Теперь у него есть водительское удостоверение. И членская карточка Гильдии актеров.

И копия документа о демобилизации из армии.

И карточка социального страхования.

Сумасшедший еще долго изучал бумаги, потом бережно разложил их в ряд на полу, пристроив и бумажник поблизости. Потом открыл чемодан. Там оказалось только две вещи, представляющие интерес, – два больших бумажных конверта. В одном четыре письма – переписка между водителем и продюсером летнего театра. В другом – пачка фотографий мертвого водителя в актерских позах: скрещенные руки, голова драматически откинута назад, световые эффекты на заднем плане. С обратной стороны каждого снимка были приклеены краткие сведения из его актерской биографии.

Безумец улыбался и хохотал, кивал и нежно поглаживал фотографии. Теперь он понял, что должен делать дальше. Надо занять место убитого водителя. Он направится в летний театр, что даст ему надежное убежище до конца августа, а потом.., там будет видно.

Но возможно ли все это осуществить?

Сумасшедший запрокинул голову и приложил палец к подбородку. Сидя скрестив ноги посреди пожитков убитого, с блуждающей улыбкой на лице, он сейчас напоминал ребенка, нашедшего под рождественской елкой ожидаемый подарок от доброго волшебника и предвкушающего наслаждение любимой игрушкой.

Осуществимо ли все это?

Сумасшедший вспомнил все, что услышал от водителя. Это должен был быть его первый сезон в новом летнем театре. Он не знал никого из других приглашенных актеров, да и с продюсером только обменивался письмами.

Но там должна быть фотография. Одна из тех глянцевых фотографий с резюме на обратной стороне. Тот парень наверняка послал ее, когда предлагал театру свои услуги.

Безумец посасывал нижнюю губу и щурился на темный проем столовой. Сможет ли он быть настолько умным? Удастся ли ему преодолеть проблему фотографии?

Что, если сказать, будто это не та фотография?

– Знаете, я, должно быть, послал вам не тот снимок, – произнес сумасшедший, чуть улыбаясь. – Это портрет моего соседа по комнате. Мы с ним оба посылали свои фотографии в одно и то же время, и я, вероятно, по ошибке отправил вам его фото.

Могло ведь так случиться? Да, конечно, но поверят ли ему?

Что, если он пошлет побольше фотографий? Завтра утром он мог бы, попасть в ближайший город и пойти к фотографу. Фотограф сделает ему кучу снимков в том же стиле, что и фотографии мертвого водителя. Затем можно будет переклеить резюме на новые снимки и предложить один из них продюсеру взамен ошибочно посланного.

Если у него будут достоверно выглядящие фотографии и законные документы, разве им не придется поверить ему? Им и в голову не придет подозревать, будто он не тот, за кого себя выдает.

Если только они еще не знают, что водитель мертв.

А откуда им это знать? Летний театр располагается более чем в четырехстах милях отсюда, в другом штате. Дом погибшего находится в трехстах милях в противоположном направлении, и уже в третьем штате.

Кроме того, потребуется некоторое время, чтобы установить личность водителя. Автомобиль сгорел, а сумасшедший забрал все документы погибшего.

Но если он выдаст себя за покойного, тогда ему придется играть в театре, все лето участвовать в постановках. Сумеет ли он справиться с подобной задачей? У него не было никакого опыта в актерской профессии.

Но у него хорошая память, просто превосходная память. Его мысли отличались необыкновенной ясностью – за счет того что его мозг функционировал не полностью, действующие центры обладали более сконцентрированной силой. Безумец мог похвастаться великолепной, но недолговечной памятью. Он многое, забывал через месяц или два, причем забывал безвозвратно, в отличие от нормального человека, но последние события сумасшедший помнил намного лучше и с большим количеством мельчайших подробностей, чем обычный мужчина.

Так что ему нечего беспокоиться об исполнении ведущих ролей в пьесах. Смог же он запомнить многое из того, что водитель рассказал ему о себе.

Но сумеет ли он играть достаточно хорошо, чтобы одурачить их? Удастся ли ему убедить всех в том, что он актер?

А разве нельзя играть, просто будучи умным? Он ведь специально тренировал себя, чтобы быть умным. Несомненно, он оказался умнее водителя, потому что сразу же понял его намерения, а тот ни о чем не догадался, пока не стало слишком поздно.

Безумец кивнул сам себе. Ему следовало по крайней мере попробовать. В худшем случае они решат, что он плохой актер, и уволят его. Но ему не грозит никакая опасность, если только он не забудет, что нужно быть умным, лгать, заставлять их верить ему. Тогда он одурачит их.

Водитель говорил, что должен появиться в театре в среду. Сегодня ночь на понедельник. Значит, у него есть весь завтрашний день, чтобы сделать фотографии, обдумать свой план и прикинуть, могут ли возникнуть какие-нибудь проблемы.

Но сейчас следовало отказаться от первоначальной идеи. Он не может оставаться здесь до утра. Ему следует убраться отсюда как можно быстрее и к утру приехать в город, чтобы найти там фотографа.

Сумасшедший встал, закрыл чемодан и отнес его наверх. Он вошел в ванную, разделся, принял горячий душ, а затем снова оделся, но уже в костюм водителя. Рубашка и пиджак сидели на нем прекрасно, но брюки оказались слишком тесными в талии.

Безумец оставил пуговицу незастегнутой, прикрыв V-образное отверстие поясом. Туфли были великоваты, но это не проблема. Ему пришлось бы поломать голову, если бы они не налезли на него.

Умывшись, побрившись и одевшись, сумасшедший закрыл чемодан, поставил его в холле и направился в спальню, где лежали тела. Он нашел кольцо с ключами в правом кармане штанов старика и после этого отнес чемодан вниз по лестнице. Безумец поднял бумажник, убрал в него карточки и засунул в правый карман брюк. Затем он взглянул на ключи старика и радостно улыбнулся, узнав серебряный ключик с буквами “Д. М.” (“Дженерал моторе”). Ключ от машины. Продолжая улыбаться, сумасшедший покинул дом.

Он обнаружил машину, “шевроле”, выпущенный пять лет назад, припаркованную возле гаража. Безумец бросил чемодан на заднее сиденье и сел за руль.

"Шевроле” имел автоматическую коробку передач, и сумасшедший порадовался этому. Прошло уже очень много времени с тех пор, как он водил машину, и почти все эти навыки стерлись из памяти вместе с прочими давними воспоминаниями. Но с автоматической коробкой передач все будет в порядке.

Тем не менее поначалу безумец вел машину очень резко, и слава Богу, что на дороге не было других машин. Ему потребовалось минут десять, чтобы научиться пользоваться акселератором и тормозить, но в конце концов он справился с машиной.

Когда “шевроле” уже послушно катил по шоссе, сумасшедший вспомнил, что собирался взять деньги из кассы гаража. Он очень рассердился на себя за эту забывчивость и ударил кулаком по рулю. Но ему не хотелось возвращаться. Пока что хватит и сорока трех долларов. А когда они закончатся, можно будет раздобыть еще.

Узкая дорога довольно долго петляла среди холмов и наконец привела безумца в небольшой городок, где он обнаружил развилку, позволившую ему выбраться на шоссе, то самое, по которому он ехал вчера. Место, где он убил актера, осталось в пятнадцати милях позади.

Сумасшедший ехал всю ночь, он чувствовал себя слишком возбужденным, чтобы испытывать усталость, и в половине девятого утра прибыл в небольшой город. Он нашел там уже открытое фотоателье. Безумец вошел и спросил владельца, показывая ему одну из фотографий покойного:

– Вы можете сделать для меня несколько снимков в таком же стиле?

Фотограф взглянул на фотографию и ответил:

– Конечно. Вы актер?

– Да. Как быстро вы могли бы управиться с этим?

– Я думаю, что они будут готовы к четвергу.

– О нет. Сегодня утром.

– Сегодня утром? Послушайте, у меня слишком много срочных заказов вроде вашего. Приятель, я работаю здесь один, и я...

– Но они нужны мне сегодня утром.

Тогда фотограф хитро взглянул на посетителя. Сумасшедший заметил это и почувствовал прилив гнева, однако он заставил себя сохранять спокойствие. А хозяин фотоателье тем временем произнес:

– Приятель, если работа действительно срочная, она обойдется вам дороже.

– Сколько?

– Сколько копий вам нужно?

– Десять.

– Пятьдесят долларов.

– Хорошо, – согласился безумец, понимая, что ему придется убить фотографа. За его хитрость, недружелюбие, нежелание помочь ближнему бескорыстно, лишь по той простой причине, что все мы люди, живущие рядом друг с другом. Даже если бы у него хватило денег, чтобы расплатиться с фотографом, ему все равно нужно было бы убить его.

Сумасшедший принял позу мертвого актера с другого снимка, а фотограф установил точно такое же театральное освещение. Затем владелец ателье предложил ему вернуться через три часа, и он ушел, сытно позавтракал оладьями и кофе и вздремнул в машине, припаркованной на жилой стороне улицы. В одиннадцать часов его разбудил маленький мальчик, принявшийся колотить палкой по крылу “шевроле”. Сумасшедший выскочил из машины и отнял у мальчика палку. Он сжимал плечо ребенка левой рукой, а в правой держал палку, и в нем снова вырастал гнев, но тут безумец увидел двух женщин с тележками для покупок, не спеша идущих в его сторону, и подумал, что ему нельзя уехать, пока он не забрал свои фотографии, поэтому он позволил мальчику убежать.

Когда безумец вернулся в фотоателье, хозяин уже отпечатал снимки. Они оказались не такими хорошими, как у мертвого актера, но вполне терпимыми. Сумасшедший и фотограф были одни в ателье, так что, когда хозяин потребовал свои пятьдесят долларов, безумец прыгнул на него. Он забыл принести с собой камень или другое оружие, но ему удалось в самом начале схватки сломать локтевой сустав фотографа и тем самым лишить соперника силы, и с ним оказалось несложно справиться.

Сумасшедший вернулся к автомобилю и огляделся, но мальчишки нигде не было видно, а времени на его поиски уже не оставалось. Безумец сел в машину, убрал новые фотографии в чемодан, подъехав к автобусной станции, оставил “шевроле” на стоянке поодаль. Служитель дал ему желтую квитанцию с красными цифрами. Сумасшедший взял чемодан и квитанцию, перешел на другую сторону улицы, а затем квитанцию выбросил. Он знал о номерах машины, о том, как легко составить ее описание, и понимал, что дальше ехать на ней опасно.