Текст книги "Журнал «Если» 2003 № 01"

Автор книги: Дональд Эдвин Уэстлейк

Соавторы: Адам-Трой Кастро,Брюс Стерлинг,Гарднер Дозуа,Джордж Алек Эффинджер,Чарлз Харнесс,Ричард (Рихард) Фосс,Стивен Дедмен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Глава 7

Они встретились со свидетелем, рииргаанцем по имени сэр Вигхи-нис Мукх'тсав, в посольстве Рииргаана. Как и другие представительства, это находилось вдали от поселений аборигенов.

Как поняла Корт, им здесь нравилось, хотя их собственный мир не имел с этими местами ничего общего. Будучи расой, которая обожает путешествовать и вступать в контакт с самыми невообразимыми мыслящими существами, рииргаанцы обладали терпимостью и способностью воспринимать разные диковинки чужих планет.

Мукх'тсав, по словам Китобоя, возглавлял делегацию первого контакта. Но сейчас его перевели на другую должность, и он постоянно находился в посольстве. Почему это произошло, объяснил сам.

– Я осквернен, – проговорил Мукх'тсав, и его печаль прорвалась даже сквозь знаменитую сдержанность рииргаанцев. – Я видел акт зверства и до сих пор ощущаю грязь на своей коже. Я здесь занимаюсь рутиной, вместо того, чтобы выполнять работу, которой учился, потому что не знаю, смогу ли когда-нибудь снова почувствовать себя чистым.

– Вы же ни в чем не виноваты, – сказал Китобой.

Мукх'тсав склонил голову набок – характерная рииргаанская поза, которая могла означать все, что угодно: раздражение или привязанность, отвращение или дружелюбие.

– Вы действительно надеетесь, что ваши слова меня утешат?.. Если ужасное преступление совершено в ваше отсутствие и вы не смогли его предотвратить, вы за него не отвечаете – в душе? Не удивительно, что на протяжении всей вашей истории вы могли спокойно жить, не испытывая никаких угрызений совести, когда представители вашего народа совершали акты геноцида в других частях вашей планеты. Мы считаем такое отношение к реальности абсолютно неприемлемым. Впрочем, я полагаю, что многие из людей, во имя сохранения рассудка, сознательно развивают в себе способность не обращать внимания на чудовищные преступления.

Меня это преступление не оставило равнодушной, мистер Мукх'тсав, – возразила Корт. Ее голос звучал очень сдержанно и очень напряженно.

Рииргаанец издал звук, который мог означать, что он принял и одновременно не принял ее слова.

– Наверное, сами вы уверены в том, что говорите правду. Но вы – официальное лицо и привыкли демонстрировать личное участие. Это политика вашего народа. В действительности вы не испытываете истинного раскаяния.

– Но я тоже чувствую себя оскверненной, я тоже ощущаю грязь на своей коже, мне тоже кажется, будто я никогда не стану снова чистой. Вы можете думать о нас все, что вам угодно, господин Мукх'тсав, но преступление моего соотечественника не оставило меня равнодушной.

Повисла долгая пауза, рииргаанец и земная женщина смотрели друг на друга, словно в мутное зеркало, с трудом узнавая свои черты на гладкой поверхности.

Китобой, оставшийся за границей их восприятия, переводил взгляд с одного лица на другое. Он успел уловить момент понимания, установившегося между ними, и, казалось, испытывал отчаяние от того, что сопереживание ему недоступно. Не выдержав, он нарушил молчание:

– Поверьте, никто из нас не одобряет деяний Сэндберга, сэр. Мы все хотим, чтобы правосудие восторжествовало.

Мукх'тсав повернулся к нему, словно только сейчас вспомнил о его присутствии.

– Да. Правосудие. – Он весь словно обмяк. – Как будто в данном случае это возможно.

– Я сделаю все, чтобы правосудие восторжествовало, – заверила его Корт.

– Не думал, что смогу вам поверить, Андреакорт, но все же верю – сейчас. Вы хотите знать, что я видел?

– Нет никакой необходимости. Ваши свидетельские показания записаны, а мы не сомневаемся в том, что преступление совершено. Сэндберг ничего не отрицает. Единственное, что мне непонятно – это состав преступления.

Наступила неловкая пауза. Спокойное, бесстрастное лицо рииргаанца, сплошная неподвижная маска, казалось, каким-то непостижимым образом четырежды поменяло выражение, прежде чем он нашел подходящие слова для ответа.

– Вам прекрасно известно, что совершено убийство.

– Известно, – не стала спорить Корт, лицо которой оставалось таким же бесстрастным, как и у Мукх'тсава. – Я хочу знать, считаете ли вы, что в данном случае имело место еще и истязание?

Мукх'тсав думал над ее вопросом целую вечность.

– Интересный вопрос, Андреакорт, – наконец произнес он. – Вы считаете его важным?

– Я просто собираю данные, – ответила Корт.

– Хорошо. – Мукх'тсав снова вздернул голову. На сей раз Андреа без труда поняла, как он отнесся к ее словам: в его голосе прозвучала гордость специалиста, получившего возможность продемонстрировать свои знания. – Жертвой стал катарканец. Жители данного мира не понимают, что такое истязания. Жертва не испытывала ни боли, ни страха. Она не имела ни малейшего представления о происходящем. Насилию подверглось существо, которое не понимало, что подвергается насилию. На части разорвали существо, не обладающее необходимым эмоциональным аппаратом, который дал бы ему знать, что его разорвали на части. Пострадало разумное, мыслящее создание, даже не способное услышать смех своего палача. Смерть, когда она пришла, не стала ни благословением, ни неожиданностью. Если у катарканцев есть жизнь после смерти, возможно, они не замечают, в какой момент переходят из одного состояния в другое. – Мукх'тсав замолчал и заговорил иным тоном: – Если вы намерены утверждать, будто данные факты умаляют значимость преступления…

– Ни в коем случае. – Корт знаком показала Китобою, что им пора. – Я просто пытаюсь определить, какие действия следует классифицировать как преступление. А какие – нет.

Лицо Мукх'тсава по-прежнему являло собой неподвижную маску.

– Вы закончили?

– Я только начала, – ответила Корт.

Глава 8

Посольство Тчи находилось в белоснежном пилоне, упиравшемся в самое небо, в районе полярного круга, среди негостеприимных холодных пустошей. Представительство расположилось в корабле, который доставил сюда дипломатов – он стоял, упираясь в покрытую ледяной коркой землю и уставившись в небо, словно не надеялся больше никогда увидеть звезды. Вокруг него, прямо на леднике, пристроилось множество надувных домиков, ужасно похожих на грибы, и большое прозрачное сооружение под куполом на плоской вершине пилона. Внутри оказалось тепло и очень уютно, стояла удобная мебель, витали приятные ароматы; злобный ветер и пронизывающий холод остались снаружи, не имея ни малейшей возможности пробраться внутрь.

Тчи постарались как можно удобнее устроить своих гостей, принесли легкие закуски, спросили, всем ли они довольны, и даже по их просьбе изменили уровень влажности – но Корт тем не менее чувствовала себя здесь не лучшим образом. Всякий раз, когда ветер швырял пригоршни снега в прозрачные стены, она инстинктивно съеживалась, ей казалось, что они вот-вот сорвутся с платформы и рухнут вниз с головокружительной высоты.

Корт в который раз подумала, что не понимает тех, кто любит межпланетные путешествия.

Они прождали почти час, когда Китобой, который изо всех сил делал вид, что его занимает окружающий пейзаж, вдруг не выдержал и, задыхаясь от возбуждения, проговорил:

– Советница… я должен вам всячески содействовать и не вмешиваться в расследование, но что, черт подери, произошло между вами и Мукх'тсавом?

– Ничего особенного, – стараясь не смотреть ему в глаза, ответила Корт. – Я просто собирала факты, не более того.

– Я имею в виду не ваши вопросы, – настаивал Китобой. – Как вам удалось швырнуть ему в лицо все то презрение, которое он испытывал к нам. Он увидел в вас что-то такое, чего не вижу я. Что?

– Эмпатию, – взглянув на него, ответила Корт. Китобой поморщился.

– Я все равно вас раскушу, рано или поздно.

– Надеюсь, вы поставите меня в известность, когда это произойдет, – сказала она.

Через несколько мгновений он вернулся к прозрачной стенке пузыря, снова занявшись созерцанием ледяных просторов.

Корт была рада остаться в одиночестве, пусть даже и на несколько минут. Но как только она позволила себе расслабиться, перед ее мысленным взором возник Эмиль Сэндберг, кромсающий несчастных катаркан-цев. Ее воображение отказывалось воспроизводить в деталях все, что он творил, но зато его радостное, счастливое лицо рисовало с ужасающими подробностями. В голове проносились самые разные варианты: хладнокровный убийца, ликующий убийца, испытывающий наслаждение убийца, помешавшийся убийца… ничего не получалось. Когда у воображаемого Сэндберга появлялось лицо, она вдруг понимала: оно не имеет к настоящему Сэндбергу никакого отношения, а воображаемые катарканцы не походили на существа, которых показал ей Китобой. Нет, они были млекопитающими, похожими на людей настолько, что на лицах у них мелькали почти человеческие чувства, в сияющих зеленых глазах искрилось любопытство и веселье, а голоса звучали переливами баритона.

Она открыла глаза и обнаружила: Китобой, который по-прежнему стоял у прозрачной стены, повернулся и смотрит на нее с выражением явной озабоченности.

Корт напустила на себя равнодушие и взирала на него до тех пор, пока он не отвернулся.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем появился Хаат Вейл, экзолингвист тчи. Тощий даже по меркам своей расы, видимо, по причинам преклонного возраста, Вейл напустил на себя серьезный, едва ли не мрачный вид. Пара печальных глаз дополняла картину, делая его похожим на вкрадчивого бюрократа, получающего удовольствие от того, что ему выпало сообщить дурную весть. Он был в длинном прозрачном одеянии, таком тонком, что, казалось, будто оно тут же разорвется, стоит ему пошевелиться.

К несчастью, его сопровождал Советник Раиг, тчи, с которым Корт встречалась чуть раньше. Более того, он держался так, будто был здесь главным. Его бледная кожа покраснела от ледяного ветра, а редкие серые волосы покрывали бисеринки влаги, но двигался он легко и уверенно, оставив далеко позади своего коллегу.

– Простите за задержку, Советница, но я был в отъезде, изучал туземцев.

– Вам не стоило прерывать ваших наблюдений ради нас, – сказала Корт. – Мы хотим поговорить с доктором Вейлом.

– Мне это известно, – ответил Раиг и уселся напротив нее. – Но доктор посчитал, что с его стороны будет разумно пригласить меня на беседу с вами, чтобы я помог ему ответить на ваши вопросы.

Спорим, что идея принадлежала вовсе не доктору Вейлу!

– В этом нет никакой необходимости, Советник. Доктор не является обвиняемым, которому грозит приговор.

– Вне всякого сомнения, – заявил Раиг, – но поскольку всем известно, что люди умеют мастерски извращать любые слова, доктор счел необходимым мое присутствие при разговоре.

– Вы изо всех сил стараетесь вывести нас из себя, – не выдержав, заметил Китобой. Какие, по вашему мнению, высказывания мы можем извратить?

Раиг наградил его ледяным взглядом.

– Если бы я и в самом деле решил вывести вас из себя, уважаемый Китобой, я бы непременно прокомментировал ваше имя, которое напоминает всем, кто его слышит, о беспрецедентном акте ксеноцида, за который ответствен ваш вид. Но я представитель цивилизованного народа, а потому молчу.

Корт решила, что самое время вмешаться:

– У вас были проблемы личного характера с хомо сапсами?

– Ничего личного! Мне довелось иметь дело с несколькими вполне приличными представителями вашего вида. У меня сложилось впечатление, что у самых лучших из вас – намерения благие. К сожалению, эти лучшие составляют ничтожно малый процент от общего населения – причем большинство отказывается отвечать за дурные поступки остальных. Мне представляется, что данное качество делает вас опасными. Вас необходимо остановить.

– Как болезнь, – проворчал Китобой.

– Совершенно верно, – подтвердил Раиг. – Я уверен: строгий карантин сумеет удержать распространение агрессии, присущей человеческим существам.

Корт испытывала такое сильное отвращение к Советнику тчи, что ей ужасно хотелось развернуться и уйти. Но, кажется, именно этого тот и добивался.

Она обратилась к хранившему молчание экзолингвисту, который с усталым видом опустился на стул рядом с Раигом.

– Извините нас, ученого втянули в спор политиков.

– Я заметил, – проговорил Вейл сухим надтреснутым голосом. «Он очень стар, даже усилие, которое он прикладывает, чтобы разговаривать, стоит ему огромного труда», – подумала Корт.

– Меня зовут Андреа Корт; я прибыла сюда, чтобы принять участие в суде над Эмилем Сэндбергом. Вы специалист высокого класса, и я бы хотела знать, что вы думаете о катарканцах. Разделяете ли вы. общепринятое мнение, что они разумные существа?

– Разделяю, – едва слышно прошелестел Вейл.

– Один земной ученый сказал: разумными являются существа, способные на непредсказуемые поступки.

– Я не позволю вам использовать определения, данные людьми ради собственного удобства, – вмешался Раиг. Вейл опустил голову и произнес:

– Я готов принять данное определение – в плане научной дискуссии. Продолжайте.

Корт с трудом сдержалась, чтобы не показать Раигу язык.

– Когда-то, очень давно, у меня был щенок, отвечавший данному требованию. Это маленькое домашнее животное, которых люди иногда держат у себя в домах. Детеныши довольно буйные и трудно управляемые. Предсказать, что они намерены сделать в следующую минуту, практически невозможно. Кроме того, они умеют прекрасно решать достаточно сложные проблемы – в тех случаях, когда для них это важно: например, могут сообразить, как забраться в шкаф, где хранится еда. Они легко сдадут тест на непредсказуемость, но никто никогда не объявлял их разумными.

Раиг, который слушал ее, демонстративно закатив глаза, тяжело вздохнул.

– Еще один пример земной казуистики. Низвести жертву убийства до статуса домашнего животного!

– Нет, – возразил Вейл, жестом заставив замолчать Советника. – Я отвечу. – Из похожего на клюв рта появился крошечный розовый язычок, облизнул губы и вернулся на место. – Понимаю, к чему вы клоните, Советница, – сказал он, обращаясь к Корт. – Но упомянутый вами пример ничего не доказывает. Вне всякого сомнения, среди представителей вашего и моего народов найдется немало официальных лиц, занимающих высокое положение, которые никогда в жизни не прошли бы подобный тест: это ограниченные личности, чьи реакции обусловлены множеством предрассудков и социальных догм. Однако в соответствии с другими стандартами они, разумеется, являются разумными существами. – Он бросил взгляд в сторону Раига, который несколько раз моргнул, прежде чем Вейл продолжил: – То же самое можно сказать и по поводу катарканцев. Даже в большей степени. Их образ жизни таков, что мы понимаем лишь весьма ограниченное число их реакций на окружающую действительность, однако все данные исследований, которые мы провели, четко указывают: их общение друг с другом весьма разнообразно.

– Вы в этом уверены? – спросила Корт.

– Да, уверен. Но сможем ли мы когда-нибудь вступить с ними в контакт, неизвестно.

– Благодарю вас, – сказала Корт, опустив глаза, сделала глубокий вдох и продолжала: – У меня есть еще один вопрос.

– Надеюсь, на сей раз он будет по существу, – заметил Раиг.

– Предположим, – не обращая на него внимания, сказала она, – исключительно в плане научной дискуссии, что раньше вы никогда не встречались с людьми. Допустим, мы не заключили договор о едином дипломатическом языке, вам ничего о нас не известно, кроме того, что нас объявили разумными существами специалисты, которым вы доверяете. И вот сейчас – наша первая встреча. Представьте себе: я вошла в комнату и, не говоря ни слова, дала мистеру Раигу по носу. – (Мистер Раиг вскинул голову, услышав ее слова.) – Указало бы мое действие мистеру Раигу, что он мне не нравится?

Доктор Вейл прищурился либо его глубоко возмутила идея Корт, либо, наоборот, привела в восторг… Судя по тому, как он оживился, скорее всего, последнее.

– Я бы решил именно так, но, не имея необходимых данных, был бы вынужден признать, что, возможно, человеческие существа таким образом приветствуют друг друга.

– Должен заметить: это их излюбленный способ, – не удержался от комментария Раиг.

Китобой только фыркнул.

Корт не сводила глаз с доктора Вейла.

– Хорошо. Давайте отвлечемся от конкретного значения моего действия. В самом общем смысле: мое поведение можно было бы рассматривать как желание что-то сообщить мистеру Раигу?

Вейл прикрыл глаза.

– Несомненно.

Китобой – которого неожиданный поворот в разговоре привел в такой неописуемый восторг, что он так и светился – с трудом сдерживал рвущееся наружу возбуждение.

– Итак, вы утверждаете следующее: причинение боли можно рассматривать как разновидность коммуникации.

– Да, боль можно рассматривать в подобном аспекте. В действительности боль – в минимальных количествах – является своего рода языком тела, на котором оно разговаривает с самим собой. К сожалению, я не понимаю, какое значение имеет данное соображение в нашем случае. Не сомневаюсь, что вам уже сказали – катарканцы…

– …не чувствуют боли. Я это знаю. – Корт встала и поклонилась. – Благодарю вас, мистер Вейл, мистер Раиг. Я выяснила все, что хотела.

Глава 9

Вечером, вернувшись в посольство, Корт уселась на край кровати, которая была единственным предметом мебели в маленькой квадратной комнатке. Сначала ее поселили в номере, предназначенном для важных персон – крошечном, по сравнению с апартаментами, где ей довелось останавливаться, но роскошном с точки зрения удобств, доступных сотрудникам посольств. Там было достаточно пространства, чтобы вместить письменный стол, кресло, удобную кровать, стимулятор сна и универсальную систему связи.

Она бы чувствовала себя там до абсурда комфортабельно; один только стимулятор сна позволил бы спокойно, без сновидений отдыхать ночью, что редко у нее получалось – слишком часто она просыпалась в холодном поту после очередного жуткого кошмара. Однако она потребовала комнату поменьше и попроще и с успехом выдержала бой с послом Лоури, который твердил, что ее статус заслуживает большего.

Комната, куда ее поселили, оказалась даже меньше камеры, где содержали Эмиля Сэндберга – здесь стояла только кровать, убиравшаяся днем в стену, а из удобств имелся лишь ультразвуковой душ, установленный в углу. Ощущение такое, будто сидишь в тюрьме, и это нравилось Корт больше всего. Пусть высокопоставленные лица занимают роскошные апартаменты, где можно заблудиться. Корт ненавидела такие комнаты так же сильно, как и живые планеты. Крошечные помещения, вроде этого, не отвлекали от главного. Здесь только она и ее задание. Больше ничего.

Корт отклонила приглашение посла Лоури на обед с руководителями посольства и поела у себя в комнате, изучая биографию Сэндберга. Интересная получалась картина – в силу полного ее отсутствия.

Родители Сэндберга ничего собой не представляли: ни с точки. зрения политических пристрастий, ни религиозных убеждений, ни положения. Сын учился тринадцать лет в школе, ни разу не обнаружив сколько-нибудь заметных результатов ни по одному предмету. Ни один из тестов не указал на антиобщественную активность или на наличие какой бы то ни было личности вообще.

В психологическом портрете, составленном при поступлении на службу в Дипломатический корпус, говорилось, что Сэндберг – вялый, лишенный чувства юмора человек. Однако он подходит для данной работы, поскольку обладает ярко выраженным стремлением к успеху. Там также указывалось, что он вряд ли будет пользоваться любовью сослуживцев, но и раздражающим фактором не станет. (То же самое, подумала Корт, говорилось и о ней самой.) Никто не заметил у него никаких признаков агрессивности или высокомерия. Возможно, он подавлял свою истинную личность. Или то, что она видела, было всего лишь притворством?.. А может быть, ему захотелось выглядеть уродом?

Вот этого Корт понять не могла. Она сама была уродом, и это отравило ей жизнь. Правда, с ней все произошло рано, и с тех пор ее жизнь превратилась в искупление. А уродство Сэндберга открылось слишком поздно, словно он многие годы оттачивал свои «способности». Возможно, он рассматривал свое поведение как достижение, повод для гордости?..

Вопрос показался ей интересным, и она решила обдумать его чуть позже.

Дальше она принялась изучать исторические и юридические прецеденты, факты, рассказывающие о преступлениях, совершенных против аборигенов, проецируя изображение на плоскую белую стену. Она вернулась на много веков назад, в те времена, когда существовала, по сути, всего одна общественная система, и еще дальше, когда люди знали только одну планету, и была потрясена количеством таких преступлений, хотя, разумеется, их совершалось значительно больше в период, когда Конфедерация пыталась стать метрополией, и необходимость понять туземцев отошла на задний план, по сравнению с желанием их покорить. Глазам Корт предстала такая устрашающая картина человеческого безумия, что даже она, многое повидавшая на своем веку, почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота от одной только мысли о том, сколько жизней загублено зря.

Она заставила себя вызвать нашумевшее дело о массовых убийствах на Бокаи. Эту старую историю она знала наизусть. Она несколько минут рассматривала картинку: оборванные, несчастные люди, которым удалось спастись, вступают на борт спасательного шаттла. Не слишком четкое изображение: из-за плохого сигнала более мелкие детали сливаются в серые пятна. И все-таки видно: люди потрясены до такой степени, что находятся на грани безумия; их лица кажутся пустыми, застывшими. Маленькая девочка, которая стоит чуть в стороне от остальных, смотрит куда-то в пространство, у нее глаза старого человека, ставшего свидетелем гибели мира.

Нельзя верить ни одному мыслящему существу, подумала она.

И тут в размышления Корт ворвался голос, сообщивший, что посол ждет ее в своем кабинете – немедленно.

Лоури уже успел надеть пижаму, собираясь отойти ко сну, и расхаживал по своему кабинету, как человек, который решил, что пол заминирован, и его так сильно это раздражает, что он решил взорвать одну мину – исключительно назло врагам. Он взвинтил себя до состояния бешенства: покрытый потом лоб сверкал, точно прожектор, волосы торчали в разные стороны.

Китобой, которого, похоже, уже задела шрапнель, держался подальше от Лоури и с таким интересом изучал пол у себя под ногами, что складывалось впечатление, будто он полностью поддерживает теорию о минном поле.

Увидев Корт, раскрасневшийся от возмущения посол резко остановился и уставился на нее круглыми глазами.

– Советница, меня заверили, что вы отличный специалист. Мне сказали, что вы профессионал.

– Вам сказали правду, – совершенно спокойно ответила Корт.

– Я только что провел три четверти часа, успокаивая посла Тчи. Он утверждает, будто вы угрожали физической расправой служащему их посольства – Раигу. Это правда или мы имеем дело с выдумками, которые так обожают тчи?

– Он вполне мог решить, что я ему угрожала, – сказала Корт. Ее ответ ошарашил Лоури; очевидно, он ожидал, что она станет все отрицать. Сорвавшись с места, он подскочил к ней и остановился примерно в метре, глядя ей в лицо.

– В каком это, черт подери, смысле?

– Поскольку их посол лично не присутствовал при нашем разговоре, он знает о том, что произошло, только со слов Раига. И может не иметь к этой лжи никакого отношения.

Лоури долго смотрел ей в глаза, словно рассчитывал, что из них появится лента с понятным для него ответом.

– Раиг утверждает, будто вы грозились его избить!

– Я ему не угрожала. Лишь предложила рассмотреть гипотетическую ситуацию, которая могла бы возникнуть при первом контакте и подразумевала увесистую оплеуху. Я не утверждала, что намереваюсь это сделать. Мне хотелось предложить доктору Вейлу пример нестандартной ситуации и узнать его мнение.

У Лоури задергалась щека.

– Раиг заявил, что вы пытались его запугать, чтобы он прекратил поддерживать катарканцев.

– Этого не было. Кстати, доктор Вейл хорошо понял разницу между гипотетическим вопросом и настоящей угрозой.

Лоури начал постепенно успокаиваться, но, как и большинство людей, чувствующих, что гнев проходит, попытался его задержать.

– Он сказал, что доктор Вейл готов подтвердить его слова. Корт совершенно спокойно встретила его взгляд.

– Мне тчи не нравятся. Но до тех пор, пока я не услышу комментарий от самого доктора Вейла, которого считаю надежным свидетелем, я буду относиться к Советнику Раигу, как к расисту, параноику и лжецу.

Посол выслушал ее, затем едва заметно кивнул и, вернувшись за свой стол, без сил рухнул в кресло, словно марионетка, у которой вдруг оборвались веревочки.

– Дерьмо, – сказал он и провел по столу рукой. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо. – И через несколько минут: – Дерьмо.

Яростная вспышка гнева потухла, а на ее место пришла такая усталость, что казалось, он весь только из нее и состоял. Лицо как-то разом обмякло, а глаза будто постарели на тысячу лет.

– Знаете, почему меня назначили на этот пост, Советница? Вовсе не потому, что я отличный специалист по первому контакту. Я таковым не являюсь и никогда не был. Причина в том, что меня было необходимо продвинуть по службе. Вот они и решили, что я вряд ли сумею напортачить на планете, где живут глухие, слепые и немые существа. Никто не думал, что мне придется иметь дело с дипломатическим инцидентом. Разве в таком мире может произойти что-нибудь значительное? – Он вздохнул. – Но даже я знаю: если тебе не понятен образ мышления инопланетных существ, ты рискуешь наделать кучу ошибок.

Корт подошла к одному из стульев и села.

– Надеюсь, вы не обидитесь, Советник, но должна напомнить: я всю жизнь занимаюсь разрешением юридических споров с инопланетными культурами. И сильно подозреваю, что в данном случае проблема состоит не в том, что Советник Раиг является представителем Тчи, а в том, что он самая настоящая задница.

Китобой, который замер в своем углу, забытый всеми, едва слышно фыркнул.

Лоури бросил в его сторону мимолетный взгляд и постарался сохранить суровое выражение лица, в то время как его способность держать себя в руках висела на волоске.

– Он постарается нам навредить, Советница. Он потребует санкций!

– И что с того? Он так и так собирался устроить нам неприятности. Раиг все спланировал заранее, еще когда прибыл сюда. Он почти открыто в этом признался – объединился с теми, кто хочет, чтобы нас зажали в жесткие рамки и поместили в дипломатический карантин. Если я не ошибаюсь, он намерен воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы лишить нас какого бы то ни было влияния в вопросах межвидовой политики.

– А он сможет? – поморщившись, спросил Лоури.

– Нет, конечно. Это мнение поддерживает меньшинство. Раиг не обладает необходимым влиянием даже среди собственного народа, чтобы протолкнуть решение, которое непременно приведет к войне. Он может только воспользоваться нашей неудачей – если мы ее потерпим – и получить дополнительную поддержку. Но этого я ему не позволю, поскольку намерена проследить за тем, чтобы правосудие свершилось – вне зависимости от того, в состоянии катарканцы принять участие в судебном процессе или нет.

Лоури явно испугался, на лице появилось то же затравленное выражение, что и у его служащих во время утреннего совещания.

– Мне представляется, что вы рискуете гораздо сильнее. Раиг имеет влияние. Боюсь, вы его недооцениваете.

– В таком случае нам просто необходимо все сделать правильно. И я намерена победить.

Посол вздохнул, сцепил пальцы рук и принялся разглядывать Корт, как человек, для которого путь назад отрезан.

– Каким образом?

Корт повернулась к Китобою.

– Некоторое время назад вы мне сказали, что катарканцы редко подвергаются инфекционным болезням.

– Да. Они представляют собой очень простые организмы. На клеточном уровне они…

– Мне не нужны подробности. У них есть инфекционные болезни – только их немного.

– И что? – настороженно просил Китобой.

– А такие, которые ведут к летальному исходу, регистрировались?

– Да, несколько. А в чем дело?

– Я хочу узнать, что делают катарканцы, когда умирают их соплеменники.