355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дон Нигро » Армитейдж / Armitage » Текст книги (страница 2)
Армитейдж / Armitage
  • Текст добавлен: 6 апреля 2022, 09:32

Текст книги "Армитейдж / Armitage"


Автор книги: Дон Нигро


Жанр:

   

Драматургия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Картина 4

МАРГАРЕТ. Четвертое сентября 1845 года. По какой-то причине, мне неведомой, Розанна взяла в дом бедную девушку-оборвыша, дочь неудачницы Морган. Грязную, наглую и мелкую, но с фигурой явно не детской, исхудалым лицом и пронизывающими насквозь, злобными глазами. Когда Зах узнает об этом, кому-то придется дорого заплатить.

ЗАХ (приводит ФЭЙ, ей 15 лет, крепко держа за руку). Розанна, почему эта маленькая шлюха шныряет по моему дому?

ФЭЙ. Отпустите меня.

РОЗАННА. Отпусти ее. Ты причиняешь ей боль.

ЗАХ. Я намерен причинить ей боль. Почему она шпионит за мной?

РОЗАННА (оттаскивая от него ФЭЙ). Она – дочь моей кузины. Я взяла ее в дом.

ЗАХ. И кто дал тебе разрешение брать в дом разных приблуд?

РОЗАННА. Я могу делать, что захочу. Это мой дом.

ЗАХ. Это не твой дом, это мой дом. Мне принадлежит и твой жалкий домишко. Твой жалкий домишко расположен на заднем дворе моего величественного, огромного, лабиринта-особняка, где я обнаружил это существо, ползающее по моей библиотеке, словно крыса. Тебе ничего не принадлежит. Ты работаешь у меня.

РОЗАННА. Судя по всему, больше нет. Пошли, дорогая. Нас с тобой выгнали на улицу. Как я понимаю, Заху Пендрагону в будущем придется спать в одиночестве.

(Берет ФЭЙ за руку, и они направляются к выходу).

ЗАХ (хватает ФЭЙ за другую руку и тянет на себя). Я не хочу тебя выгонять. Я просто хочу знать, с чего у тебя вдруг возникло желания подбирать детей с улицы.

ФЭЙ. Я – не ребенок. (Кусает его предплечье).

ЗАХ. О-О-О-О-О!

РОЗАННА. Видишь? Она взрослая. Все зубы при ней. Ей почти шестнадцать. Ее мать умерла, и идти ей некуда.

ЗАХ. Я сотню раз пытался помочь этой бедной, заблудшей женщине.

ФЭЙ (пытается ударить его). Не смейте так говорить о моей матери!

РОЗАННА (оттаскивает ее). Веди себя прилично. Я беру ее в дом, Зах, и говорить тут не о чем. Нравится тебе это или нет, все будет так, а не иначе, или ищи себе новую домоправительницу и бутылку с горячей водой.

ЗАХ. И что ты собираешься с ней делать? Она будет сторожевой собакой?

РОЗАННА. Она будет помогать мне прибираться. Если ты и дальше будешь добавлять комнату за комнатой, словно лунатик, я одна поддерживать в них чистоту не смогу.

ФЭЙ. Я не останусь, если он этого не хочет. Его милостыня мне не нужна.

РОЗАННА. Останешься, так что заткнись.

ЗАХ. Посмотри на нее. Маленькая, воинственная, грязная. Тряпичная кукла с грудями. НЕ можешь ты ее хоть немного отмыть?

РОЗАННА. Я как раз собиралась посадить ее в ванну, когда ты ворвался сюда, как разъяренный лось.

ЗАХ. Ты. Подойди сюда. (ФЭЙ смотрит на РОЗАННУ, та кивает, подходит к ЗАХУ). Что ты умеешь делать? Готовить умеешь.

ФЭЙ. Я умею все.

ЗАХ. Что ж, с такими способностями польза от тебя определенно будет. Кусаться и пинаться ты точно умеешь.

ФЕЙ. У меня и кулаки крепкие.

ЗАХ (смотрит на нее, вздыхает). Я учту. Розанна, ты могла бы сделать вид, что спрашиваешь меня, хотя бы для приличия. Если станет известно, что моя домоправительница рулит в моем доме, это негативно отразится на моем образе местного тирана. И если это существо доставит хлопоты мне или Маргарет, если не будет вести себя, как полагается, она отсюда уйдет, и уйдет навсегда. Это понятно?

ФЭЙ. Думаю, я поняла вас очень хорошо, мистер Пендрагон, сэр.

ЗАХ. Звучит пугающе. Надеюсь, больше к этому разговору нам возвращаться не придется.

РОЗАННА. Раз всем все ясно, выйти отсюда, пока Фэй будет принимать ванну. Давай, давай, уходи, тиран. Потом я тебе кое-что покажу.

(Выталкивает ЗАХА за дверь. Целует в щеку, пошлепывает по заду).

ФЭЙ (после ухода ЗАХА). Какой же он ужасный.

РОЗАННА. Выглядит ужасным и ведет себя соответственно. Но есть в нем и много другого. А теперь раздевайся. Эту твою одежду, похоже, придется сжечь. А ты выросла милашкой, несмотря на всю твою злость. И еще похожа на его умершую жену и его приемную дочь, Элейн. Может, поэтому он был так суров с тобой.

ЭЛЕЙН. Маргарет, я хочу тебе кое-что сказать.

ФЭЙ. Я думала, его приемная дочь Маргарет.

РОЗАННА. Элейн была ее сестрой. Нарисовала все эти картины, давным-давно. Умерла молодой. И тебя это ждет, если ты не научишься сдерживать себя.

ФЭЙ. Тогда научи меня. Его ты быстро окоротила. Научи меня, как это делается. Научи меня всему. Я учусь очень быстро.

РОЗАННА. Кто бы сомневался.

ЕВА. Императрица воды и ее пеликаньи дочери.

Картина 5

(Сцена темнеет. Гроза)

МАРГАРЕТ. В 1818 году, когда мне было семнадцать, а Элейн пятнадцать, мы проснулись ночью, и шел очень сильный дождь, и сверкали молнии, и гремел гром, и мне полагалось оберегать остальных, потому что я была старшей, а мама к тому времени, по большей части замыкалась в себе, бродила по дому и сочиняла какие-то странные стихи. Так что мы, Элейн, я и наш брат Джонни, его тогда было восемь, могли надеяться только на себя. Но я испугалась, в те дни я всегда чего-то боялась, а вот Элейн – нет. Она как раз ничего и никогда не боялась.

ЭЛЕЙН (подходит к кровати МАРГАРЕТ и утешает ее). Не плачь, Маргарет, гроза не причинит тебе вреда. Это всего лишь Бог, а Бог никогда не причинит тебе вреда, потому что ты такая красивая, а Бог никогда не причиняет вреда красивым людям. Это закон.

МАРГАРЕТ (когда ЭЛЕЙН ведет ее вниз по лестнице). И она взяла меня за руку, и повела вниз по лестнице, в темноте, и за дверь, в дождь. Я испугалась и метнулась назад, а Элейн смеялась и стояла под льющим как из ведра дождем, среди грома и молний, и ее ночная рубашка промокла, и прилипла к грудям, и ее длинные волосы намокли, но она плевать на это хотела, а из окна под крышей кто-то наблюдал за ней. Это был Зах Пендрагон. И его глаза сверкали при вспышках молний, как глаза вервольфа, и он наблюдал, как она танцует в грозу и смеется, и он не произнес ни слова.

ДЖОН. Элейн?

ДЖЕЙМС. Элейн?

ФЭЙ (смотрит на ДЖОНА). Что? О чем ты думаешь? Что там произошло?

(ЭЛЕЙН стоит по центру авансцены, закинув голову. Все остальные смотрят на нее).

Картина 6

МАРГАРЕТ. Поздним летом 1805 года мама, папа и Зах Пендрагон взяли меня и Элейн на пикник к северу от города. Мне было четыре года, Элейн – два, и мы играли среди луговых цветов, тогда как взрослые сидели и разговаривали под дубом, посаженном давно умершим датчанином, и уже тогда среди них взошли хрупкие ростки предательства. Все это напоминало райский сад из моей книжки с картинками.

ЕВА. Лето умирает.

ДЖЕЙМС. Оно до смерти нам наскучит, если не умрет.

ЕВА. Зах, я думаю, это твой долг – поднять настроение Джеймсу. Я надеялась на пикник, но он только загоняет его в философскую тоску. Он все еще в депрессии из-за того, что этот ужасный Аарон Бёрр остался на свободе после убийства бедного мистера Гамильтона.

ЗАХ. Если он в депрессии, то напрасно. Бедный мистер Гамильтон сам напросился.

ДЖЕЙМС. И как это понимать?

ЕВА. Я не позволю вам цапаться из-за политики. Какая потеря времени. Если хотите, цапайтесь из-за меня. Борьба за женщину, по крайней мере, приносит сексуальное удовлетворение.

ЗАХ. Дуэль между Бёрром и Гамильтоном в большей степени связана с женщинами, чем с политикой.

ДЖЕЙМС. Это ложь.

ЕВА. Джеймс, негоже тебе называть Заха лжецом. Мне известны примитивные мужские законы, и я не потерплю никакого варварства в моей семье и среди близких мне людей. Да и какое это имеет значение? Гамильтон мертв, как Навуходоносор.

ДЖЕЙМС. Как вы можете быть такими бесчувственными? Он был моим другом.

ЕВА. Чушь. Это всего лишь отговорка, и ей не хватает убедительности.

ДЖЕЙМС. Отговорка?

ЕВА. Ты пытаешься скрыть то, что тебя действительно тревожит?

ДЖЕЙМ. И что меня тревожит?

ЕВА. Кто знает? Прислушайтесь к пчелам. Господи, в конце лета есть в их жужжании что-то такое, от чего по моей коже бегут мурашки.

ДЖЕЙМС. Так что, по-твоему, меня тревожит?

ЗАХ. Джеймса тревожит жестокость Бога.

ЕВА. Я не верю, что Бог жесток, хотя должна признать, что иногда он предпочитает выглядеть глуповатым.

ДЖЕЙМС. Нельзя так говорить.

ЕВА. Джеймс думает, что мы отправимся в ад, Зах.

ЗАХ. Нам нет нужды отправляться в ад. Мы живем в Нью-Йорке.

ЕВА. Нью-Йорк прекрасен.

ЗАХ. Ад прекрасен. В этом все дело. Красота дает нам надежду, и уничтожение надежды, то есть предательство доверия или уродование красоты, и есть ад. Европа – карта ада. Мы отправляемся туда в поисках красоты и находим скелеты. Я шел следом за Наполеоном, и везде в траве мне попадались мертвецы, словно заросли кроваво-красных роз. Через несколько лет дети, такие, как Маргарет и Элейн, будут играть среди сгнивших европейцев. Посмотри, мама, что я нашла. Что это? Это кость, милая, брось ее. Ты же не знаешь, от какой она части тела. Ад – органический мир, и все что у нас есть, сделано из него.

ДЖЕЙМС. Почему тебе доставляет такое удовольствие, стремиться к собственному проклятию?

ЕВА. Да, Зах, замолчи. Я не хочу, чтобы дети подслушали эти отвратительные слухи об аде.

ЗАХ. Подслушают или нет, скоро им там жить.

ДЖЕЙМС. Ты говоришь, они вырастут, чтобы их соблазняли такие мужчины, как ты.

ЕВА. Не пытайся говорить, как Зах. Тебе это не идет.

ДЖЕЙМС. А Заху идет, так?

ЕВА. Зах такой, как он есть, и ты такой, как ты есть, и я такая, как я есть.

ДЖЕЙМС. При условии, что мы знаем, какая ты.

ЕВА. Мы знаем, какая я, и мы точно знаем, какой ты. В этом твое очарование, дорогой, и человеку достаточно одного взгляда на тебя, чтобы сразу понять, какой ты. За это я тебя и люблю.

ДЖЕЙМС. Нет, ты еще не знаешь, какой я. Зах знает, но он джентльмен, как и дьявол, а потому ничего не скажет.

ЕВА. Не скажет что?

ДЖЕЙМС. Зах, ты говорил о том, что Бёрр застрелил Гамильтона, потому что они обе любили одну женщину?

ЗАХ. Нет, потому что твой друг Гамильтон обвинил моего друга Бёрра в инцесте с собственной дочерью.

ЕВА. Конечно, с собственной дочерью. Инцест с чьей-то еще дочерью невозможен, так?

ДЖЕЙМС. Такое было?

ЗАХ. При любом раскладе поднимать этот вопрос – самоубийство.

ДЖЕЙМС. Это всегда опасно, любить женщину.

ЗАХ. Всегда опасно говорить об этом.

ЕВА. Кто-нибудь может передать мне мед, пожалуйста?

ЭЛЕЙН (1823 г., ей 20 лет). Маргарет, я должна тебе что-то сказать. Что-то ужасное.

Картина 7

(ДЖОН пьет в полутемной библиотеке).

МАРГАРЕТ. Октябрь 1845 года. Эта Морган стала хорошей горничной. Невысокого роста, красивая, как мама и Элейн, думаю, умная, но что-то в ней тревожащее. Джонни в последнее время не сиделось на месте, он явно заскучал, и пьет слишком много. Я хочу, чтобы он поговорил со мной. Прошлой ночью, когда он читал в библиотеке, я увидела, как туда зашла эта девица. Не выходила долго. Я боюсь худшего.

(ФЭЙ входит в библиотеку и идет к книжным полкам. ДЖОН говорит, сидя в темноте).

ДЖОН. Могу я тебе чем-то помочь?

ФЭЙ. Господи! Как вы меня напугали. Извините, сэр. Я не хотела вам мешать. Не знала, что вы здесь. Я зайду в другое время.

ДЖОН. Подожди минутку. Не убегай.

ФЭЙ. У меня много работы, сэр.

ДЖОН. Ночью? Какая у тебя ночью работа? Почему ты сюда пришла?

ФЭЙ. Я здесь кое-что оставила.

ДЖОН. Что?

ФЭЙ. Я забыла. Извините, сэр. Мне действительно нужно…

ДЖОН. Ты ведь меня не боишься, так?

ФЭЙ. Разумеется, не боюсь.

ДЖОН. Тогда почему избегаешь с того момента, как появилась здесь?

ФЭЙ. Может, немножечко боюсь.

ДЖОН. Почему?

ФЭЙ. Не знаю. Может, потому что вы старше.

ДЖОН. Мне тридцать пять. Не такой я и старый. А сколько тебе лет?

ФЭЙ. Шестнадцать.

ДЖОН. Ох. Тогда я все-таки старый. Мог быть твоим отцом.

ФЭЙ. Вы не имеете права так говорить. Моя мать была добропорядочной женщиной.

ДЖОН. Я не ставлю под сомнение добродетель твоей матери, просто скорблю о моем преклонном возрасте. Ты боишься меня не потому, что мне тридцать пять?

ФЭЙ. Я боюсь неистовости, которую вижу в вас.

ДЖОН. Довольно странно слышать, что горничная говорит такое сыну хозяина особняка. Ты так не считаешь?

ФЭЙ. Вы спросили – я ответила. Теперь можно мне уйти?

ДЖОН. Ты думаешь, я собираюсь изнасиловать тебя?

ФЭЙ. Насилие бывает разным.

ДЖОН. Где ты научилась так говорить?

ФЭЙ. Что не так с тем, как я говорю?

ДЖОН. Ты говоришь, как образованная.

ФЭЙ. Я не глупа. Умею читать и писать.

ДЖОН. Тебя научила этому твоя мать?

ФЭЙ. Да.

ДЖОН. Ты любишь читать?

ФЭЙ. Да. Очень.

ДЖОН. И что ты читаешь?

ФЭЙ. Дома у нас были «Путешествие Пилигрима в Небесную страну», «Робинзон Крузо», «Путешествия Гулливера», Шекспир, Том Джонс, «Тристрам Шенди»…

ДЖОН. «Тристрам Шенди» – на та книга, которую положено читать добропорядочной молодой женщине, так?

ФЭЙ. К счастью, сэр, я не добропорядочная молодая женщина. Я всего лишь бедная служанка. Я думаю, добропорядочные молодые женщины, если они вообще умеют читать, читают Библию, которая полна насилия и похоти, как и любая другая книга в истории человечества. Полагаю, именно поэтому они и считаются такими добропорядочными.

ДЖОН. А ты у нас довольно безнравственная, так?

ФЭЙ. Почему? Потому что могу говорить длинными предложениями, не хихикая и не краснея, как идиотка?

ДЖОН. Я обратил внимание, что ты очень много времени проводишь в этой комнате.

ФЭЙ. Книги такие грязные, сэр.

ДЖОН. Тебе здесь нравится?

ФЭЙ. Мне нравятся все комнаты этого дома, но библиотека больше всего, потому что здесь живут книги, и потому что здесь так хорошо пахнет, и свет так красиво падает утром, и во второй половине дня, и… (Она замолкает, смотрит на него и видит, что сказала слишком много).

ДЖОН. Ты читаешь в этой комнате книги, когда никого нет рядом?

ФЭЙ. Ваш отец говорит, что я не должна трогать ничего, кроме пыли.

ДЖОН. И да поможет нам Бог, если мы посмеем не повиноваться моему отцу.

ФЭЙ. Да, сэр. Я могу идти, сэр?

ДЖОН. Если бы ты могла почитать одну из этих книг, какую бы ты взяла?

ФЭЙ. С вашей стороны задавать такой вопрос жестоко. Вы не знаете, сколь велика боль, которую я испытываю каждый день, потому что вижу эти книги, не имея возможности их почитать.

ДЖОН. Отвечай на мой вопрос.

ФЭЙ. Не хочу я отвечать на ваш вопрос. (Пауза). Байрона.

ДЖОН. Значить ты жаждешь почитать лорда Байрона?

ФЭЙ. Я не позволю насмехаться надо мной.

ДЖОН. Лорд Байрон был безнравственным человеком.

ФЭЙ. Как и вы. Я ухожу.

ДЖОН. Стой, где стоишь. (Она останавливается). Я тебя не отпускал. Тебе нравится работать по вечерам. У меня есть для тебя работа.

ФЭЙ. Какая работа?

ДЖОН. Возьми ту книгу в красном переплете. Да, именно. Нет, мне давать ее не нужно. Сядь. Да здесь. Сядь. Не бойся, я тебя не укушу. (Она садится у письменного стола). А теперь почитай мне.

ФЭЙ. Вы хотите сказать, что так и не научились читать, сэр?

ДЖОН. Я устал. Провел в городе целый день, прикидываясь, будто практикую юриспруденцию, и у меня болят глаза. Почитай что-нибудь.

ФЭЙ. Что именно?

ДЖОН. Мне все равно. Что выберешь. Давай.

ФЭЙ. Вы не подтруниваете надо мной? (Она смотрит на него, колеблется, все еще подозрительная, осторожно открывает книгу, словно это объект поклонения, переворачивает пару страниц, начинает читать, легко и уверенно):

 
Нам не безумствовать, увы,
Здесь по ночам с тобой,
Пусть сердцу хочется любви
Под яркою луной.
Как ножны острый меч сотрут,
Душа иссушит грудь,
Сердца успокоенья ждут,
Дать чувствам отдохнуть.
Да, ночь прекрасна для любви,
Но вновь спешит рассвет,
Нам не безумствовать, увы,
Под этот лунный свет[3]3
  Стихотворение Джорджа Гордона Байрона «So, we'll go no more a roving».


[Закрыть]
.
 

(Она поднимает голову, видит, что он смотрит на нее).

ДЖОН. У тебя дар. Это очень хорошо. Ты будешь читать мне каждый вечер, это войдет в твои обязанности. Что именно, решишь сама, любую книгу из этой комнаты. Тебе все ясно?

ФЭЙ. Но ваш отец…

ДЖОН. С отцом я разберусь. Мы договорились?

ФЭЙ. Как вам будет угодно, сэр.

ДЖОН. Мое имя – Джон.

ФЭЙ. Я знаю ваше имя.

ДЖОН. Так меня и называй.

ФЭЙ. Как скажете.

ДЖОН. Хорошо. А теперь прочитай мне что-нибудь еще.

(Она смотрит на книгу, нежно проводит рукой по бумаге, улыбается ДЖОНУ, переворачивает страницу).

ДЖЕЙН ЛЭМ. Это самое сложное из того, что ты должен выучить, Захари, мой сладкий. Все, что начинается любовью и добротой, неизбежно заканчивается бедой. Все заканчивается плохо, но наихудший конец у того, что начинается лучше не придумаешь. И этому не помочь, это не изменить. Ты не должен привязываться к смертным существам, а если ты ничего не можешь с этим поделать, по меньшей мере, не допускай, чтобы кто-то это заметил. Как только Бог видит, что мы любим смертное существо, он плотоядно улыбается и начинает затачивать свои самые длинные ножи.

МАРГАРЕТ. За всю жизнь у меня был только один возлюбленный.

ЕВА. Я вам мешаю, мистер Лейк?

ЭЛЕЙН. Это не грех. Прикоснись ко мне.

Картина 8

МАРГАРЕТ. Я спрашивала себя, бессчетное число раз, почему мама позволила Заху Пендрагону жениться на ней и увезти ее в Огайо? Почему отдала себя мужчине, который убил моего отца?

ЕВА (1809 г., ей 25 лет). Лучше бы мы сюда не приезжали. Здесь ничего нет. Я хочу жить в городе, как живут нормальные люди.

ЗАХ. У нас город.

ЕВА. Это не город, а нагромождение домов.

ЗАХ. Ты хочешь вернуться в Нью-Йорк?

ЕВА. Я хочу уехать куда угодно, лишь бы подальше от тебя.

ЗАХ. Если ты так ко мне относишься, зачем вышла за меня?

ЕВА. Как будто у меня был выбор?

ЗАХ. Выбор у тебя был.

ДЖЕЙМС (наблюдает из другого времени и пространства). Это всегда опасно, любить женщину.

ЗАХ. Я никогда не желал ему смерти. Я никогда не желал ему вреда, как и ты. Я никогда не желал ему беды, но это случилось. Ни ты, ни я ничего изменить не можем, вот я и привез тебя в новое место.

ЕВА. По ощущениям это не новое место. Скорее, это старое место, потому здесь умерло много людей. И я скоро войду в их число.

ЗАХ. Люди умирали везде. В этом смысле любое место – старое. Огайо, Европа, Марс… Каждый обязательно умрет, где-то, когда-то.

ЕВА. Я просто не хочу здесь жить.

ЗАХ. У тебя две удивительные маленькие девочки, которым нужен дом. Я строю дом. Я дал твоим дочерям отца, а тебе – мужа.

ЕВА. Ты – не их отец, и это не их дом. Я останусь, потому что идти мне некуда. Но я боюсь за моих дочерей. Они такие хрупкие, что меня это пугает. И самое худшее, самое ужасное в том, что я, несмотря ни на что, хочу, чтобы ты занимался со мной любовью.

ЭЛЕЙН. Это не грех.

ФЭЙ. Мой дом.

МАРГАРЕТ. Моя тюрьма.

ФЭЙ. Займись со мной любовью.

ЭЛЕЙН. Я рисую мертвецов, и говорю с домом, и он мне отвечает. Я слышу голоса в комнатах, шепот, призраков из будущего, из прошлого. Я говорю со своим призраком, и она меня утешает, и я рисую потерявшихся девочек, и Иисуса и Магдалену, и Маргарет и Джонни, и утонувшую девушку с моим лицом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю