Текст книги "Откровение по улице Огнева, дом двадцать шесть"

Автор книги: Domi Tim

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Глава 1 Духи говорят

Мы почти добрались до первого КПП, и, пока сопровождающие хлопотали над стопками пропусков, я, полулёжа на сиденье, думал о Припяти.

Ехать оставалось минут тридцать от силы. А потом «Добро пожаловать» в мёртвый, заражённый радионуклидами город, чувствуйте себя как дома.

Выдохнув, я прижался лбом к тёплому стеклу.

Говорят, первое впечатление стереть из памяти невозможно. Оно отложится на полке в сознании и останется там, даже если человек прикроет его покрывалом новых выводов. Так со мной и случилось. Дед эвакуировался из Припяти вместе с остальными в восемьдесят шестом. Лет десять он мотался по госпиталям и больницам из-за облучения. Потом, вернувшись к нам, ещё столько же хранил молчание, пока наконец не начал рассказывать.

Я помню наш первый разговор чётко, будто он вчера вечером разложил на столе потрёпанные тетради, а я уселся на табуретку и положил ладони на замасленную клеёнку. Моё первое впечатление о Припяти сложилось из его историй. Живых, эмоциональных, наполненных горечью и привкусом металла на языке. Я почти чувствовал его у себя во рту, рисовал Чернобыль в огне и поджимал пальцы на ногах от волнения.

Мне исполнилось девять, и я принимал его воспоминания за чистую монету.

«С городом что-то не то. Люди дохли как мухи ещё до Чернобыля. В иной день и дышать не хотелось. А сколько ребят уехало, знаешь?» – спрашивал он.

И я начинал гадать! А вдруг кто-то навёл на жителей города порчу (тогда по телевизору как раз выходила «Битва экстрасенсов», и она здорово ударила мне по мозгам). А может, в подвальчиках завелась стая оборотней? Или привидения распугивают народ, внушая им страх и панику? Я аж щеки надул от внутреннего самодовольства, дед не махнул на меня рукой, мол, детские бредни, выслушал.

«В одном я точно уверен. У этого города плохой дух», – продолжил он, указав пальцем на потолок.

Дед считал, что везде есть такие духи. И в Киеве, и в Чернигове, и в Минске. Куда бы ты ни приехал, обязательно встретишь незримого хозяина города, почувствуешь его через атмосферу, ауру, характер. Если дух благой, то и город будет благоустроенным, а там, где правят лихие – хорошему места нет. Мрак, болезни, уныние… Дед умер в две тысячи пятнадцатом, я вырос, поступил в университет. Но всё ещё верил: с Припятью не всё так просто.

Что бы сказал дедушка, узнай, что я отправился в зону из-за него?

– Держи пропуск, – Слава прервал мои раздумья, швырнул кусок картонки мне на колени. – И приготовь паспорт, уже подъезжаем.

Вот такой он, мой проводник. Грубоватый и необщительный.

– А сколько ещё таких КПП будет? – поинтересовался я, рассматривая пропуск. На нем отпечатали слово «Разовый», а ниже шли мои инициалы А. А. Баженов и пометка «допуск в ЧЗО, кроме территории Чернобыльской станции».

– Еще два, – уточнил Слава.

Он сосредоточенно вытаскивал подушечку «Орбита» из пачки. Уже, наверное, третью за нашу поездку.

Я неотрывно наблюдал за ним, просчитывая дальнейшие шаги. Слава не очень интересовался людьми и в частности… мной. За два часа в автобусе он не спросил, зачем я еду в зону. Не задал ни одного вопроса. Зато мы перепроверили содержимое моего рюкзака и едва не на память выучили правила посещения зоны отчуждения. Не есть и не пить на открытой местности, не садиться на землю, не отходить от гида и делать всё, что он скажет. Мой гид – настоящий сталкер. Он подрабатывает в экскурсионном агентстве, предлагает индивидуальные экскурсии, но вместе с тем продолжает проникать в ЧЗО окольными путями безо всяких пропусков. Поэтому я его и выбрал. Предположил, что человек, уже нарушавший правила, сделает это снова без терзаний совести.

Но пока что Слава казался мне самым правильным гидом в округе.

Ему двадцать два, рост метр шестьдесят пять максимум, тёмные волосы. На людей смотрит чуть прищурившись, может, проблемы со зрением, а может, привычка. Глаза карие, большие. Ямочка на правой щеке. Весь в чёрном. Мы тут почти все в чёрном, в наглухо закрытой одежде и обуви на прочной подошве. Слава сказал, что это не только из-за радиации: ЧЗО находится в запустении, там легко напороться на колючку или гвоздь, да и про клещей забывать не стоит.

Автобус дёрнулся в последний раз и остановился.

К пункту пропуска вела широкая асфальтированная дорога. Две полосы движения упирались в автоматические шлагбаумы, сбоку примостился домик охранников-дозиметристов, одноэтажное здание из белого кирпича. И много ярко-красных и оранжевых знаков. «Запретная зона». «Проезд запрещён». Всё в таком духе. На одну табличку я смотрел особенно долго, приподняв бровь. На ней говорилось, что нарушители требований администрации ЧЗО привлекаются к административной и уголовной ответственности. Выбравшись из транспорта и потянувшись, чтобы размять мышцы, я будто бы между прочим спросил у Славы, за что уголовная ответственность-то предусмотрена?

– За нарушения, – сказал он.

– Да ладно! Ну, а за какие конкретно? Наверное, за незаконное проникновение…

– Нет, сталкеров штрафуют по административке. Разве только они не прихватят что-нибудь из зоны, – подтвердил Слава мои опасения. – Тогда плохи дела. Из ЧЗО запрещено вывозить любые предметы. Что угодно.

– За это тюрьма грозит?! – я весь похолодел.

– Ты же понимаешь, что вещи из Припяти опасны? Они фонят.

– И ты ничего оттуда себе не присвоил, да?

– Они фонят.

Нет так нет. Я отвернулся, помня, что рядом со Славой стоит быть осмотрительным. Заподозрит меня раньше времени, и весь план пойдет коту под хвост. Я надеялся, что обратно из зоны вернусь не с пустыми руками, но и в тюрьму тоже не хотел. Придется как-нибудь решить эту проблему.

А наши туристы перетекали к фургончику на противоположной стороне улицы. Там продавали сувениры. И что, всем захотелось купить себе футболку с черно-жёлтым кружочком по центру? Из-за них мы тут ещё на целый час задержимся.

– Чего они там столпились?

– За дозиметрами, скорее всего, аренда, – Слава оторвался от смартфона. – Идти в ЧЗО без дозиметра всё равно, что завязать себе глаза.

– Ну да, – отреагировал я. – Но я бы сказал иначе: если идёшь в город, уничтоженный зомби-апокалипсисом, наверняка захочешь увидеть самих зомби.

– Тогда уже мёртвых зомби.

Я свёл брови, скосив в его сторону глаза.

– Потому что смертельно опасной радиации здесь почти уже нет. Только остаточное излучение. Как мёртвые зомби, а не просто зомби, – объяснил он.

– А ты знаешь толк в зомби!

В кармане у меня лежал дозиметр. Массивная прямоугольная вещица под названием «Припять». Досталась мне от деда, само собой. В последние годы он стал немного параноиком, включал дозиметр, сидел и часами слушал его пиканье. Никаких положительных воспоминаний об этой «Припяти» у меня тоже нет.

Но сейчас, стоя на границе тридцатикилометровой зоны, я понял, как точно Слава описал роль дозиметра для нас, путешественников в ЧЗО. Радиацию нельзя увидеть, да и почувствовать сразу не получится. Одни лучи обжигают нашу кожу, другие убивают клетки внутри. Без дозиметра мы слепы, как новорождённые котята. Слава за столько лет небось выучил безопасные тропинки наизусть, но дозиметр оказался тут как тут, зацепленный за пояс на его штанах.

– Слава, а… – начал я, и тут наша очередь наконец подошла, человек в форме забрал пропуск и паспорт, чтобы сверить данные. Пока я проходил через кабинку дозиметрического контроля, а потом наблюдал за обыском вещей («Алкоголь?» «Нет», «Холодное оружие»? «Да нет же»), забыл, что хотел ему сказать.

***

За десять километров до Чернобыля мы снова высыпали из автобуса перед полицейскими.

Между делом выяснилось, что в первый день экскурсии я даже не доберусь до Припяти. Буду с остальными обходить забытые богом деревни. Гид из «Чернобыля для всех» сказал, что всё дело в транспорте – у нас со Славой нет своей машины, а на велосипеде тут ездить запрещается.

– Так, ребята, на месте, остановка. Выходим, прямо по курсу Копачи, – затрещал Ваня. Он главный для двадцати ребят, рассевшихся вокруг нас. Ну, а я ждал сигнала от Славы. – Ничего не трогаем, никуда сами не идём!

Пока в узком проходе толпились туристы, я рассматривал посёлок через стекло. В пяти метрах стояла табличка с перечёркнутым словом «Копачи», а прямо напротив дом – настолько старый, что его фундамент просел в землю. Тягостная картина, от которой по спине побежал холодок. Ведь когда-то здесь жили люди, те, кто протоптал тропинки, ныне заросшие высокой травой…

Чуть дальше на земле валялась поржавевшая машинка, заляпанная краской, удивительно похожей на кровь. Бери снимай для фильмов ужасов готовые качественные декорации в натуральную величину… Даже не скажу, что конкретно случилось, когда я вышел из автобуса за четыре километра от Чернобыльской станции. Наверное, то, что происходит в жутком месте с людьми, наделёнными таким проклятием, как яркое воображение. Дискомфорт превратился в выразительное предчувствие. Плохое. Я покинул транспорт последним; едва ступил на землю, как водитель закрыл автоматические створки позади.

Группа Вани двигалась вперёд, а Слава уткнулся в дозиметр, и тогда я включил актёра.

За три часа они у меня в печёнках сидели, всю дорогу разговаривали про какой-то радиационный дождь. Я не собирался терпеть их ещё столько же. Лучше останусь со Славой наедине, найду с ним общий язык и пойму, что он за человек.

В общем, я шагнул, схватился за правое колено и театрально ойкнул.

– Что случилось? – тут же спросил Слава.

– Нога. Больно идти, не пойму, что такое … – я продолжал держаться за машину, а правую ногу поджимал под себя. Подойдя ко мне, Слава присел на корточки и начал ощупывать мое колено, отчего я едва не рассмеялся, щекотно же. Все двадцать человек повернулись ко мне как по команде.

– Боль острая?

– Может, к тебе кто-то залез в штаны? – предположил Ваня.

– Вот спасибо большое! Нет, не острая, как будто ноющая, может, потянул мышцу, – рассказывал я Славе, пока он переводил взгляд с ноги на моё лицо и обратно.

– Окей. Ты хочешь вернуться? Мы можем поехать сразу в гостиницу и начать экскурсию уже завтра, – предложил он.

Ещё чего!

– Я могу идти! Просто не так быстро. Вы, наверное, валите, не ждите меня, – махнул я Ване. – А мы сами, да? – и повернулся к Славе.

– Если ты точно сможешь идти, – медленно кивнул он.

– Смогу!

Расставание быстрым не получилось.

Ваня решил, что он тут главный авторитет и лично его я должен заверить, что в порядке, не упаду без сил где-нибудь в чернобыльскую траву и не поймаю нежелательную дозу радиации. Я уже начал оправдываться, что этого не случится ни за что на свете, чтобы он поскорее ушел… И тогда в дело вступил Слава.

– За Александра отвечаю я, – вмешался он.

– Это понятно, я…

– Встретимся в автобусе.

Сказал как отрезал! Ване оставалось поверженным уйти к своей группе, чтобы продекларировать перед ними очередную мотивационную речь. Может быть, он и считался хорошим экскурсоводом, внимательным к каждому и активным. Но лично у меня от него едва не разболелась голова. Он подходил безлюдному пустынному месту примерно так же хорошо, как боксёрские перчатки балерине. Веди ты себя тише, не ори во всю глотку, тут же всё равно тишина тотальная, каждый невольный шорох слышится, как выстрел из пистолета.

– Жуткий тип! – я остался со Славой наедине.

– Ты поэтому симулировал?

– Что? Я симулировал? Я не симулировал! – скрестив руки на груди, я перенёс вес на «здоровую ногу». И выдержал его пристальный взгляд.

– Окей, – поверил Слава.

По мере того, как группа и Ваня отдалялись от нас, туристический гул стихал, и зона отчуждения становилась похожа сама на себя. Немая, заброшенная и без следа пребывания человека. Слава предложил опереться на его плечо, чтобы идти дальше. И я согласился, вынужденный играть роль до конца. Так мы и шагали мимо высоких зарослей бурьяна, пугая редкие стаи птиц, отмахиваясь от насекомых. Я приобнял его за плечо, а он держал меня за рёбра.

Слава рассказывал о Копачах. Увлеченно. Душевно. Например, о том, что дом, которому я приписал просевший фундамент, закопали под землю специально. Тут всё казалось наполовину погруженным в насыпь, будто по дорожкам прошёлся великан и приплюснул лапищами здания к земле. Поселение целенаправленно уничтожили.

То тут, то там торчали крыши домов да поломанные доски заборов. И я думал, насколько жуткие вещи тут происходили. Наверное, землю свозили сюда большими грузовиками и вываливали прямо на дома. Она забиралась внутрь через открытые окна, будто в рот покойнику, сыпалась на посуду, на вещи, на кровать.

– Метров через двести за поворотом будет детский сад. Его не стали закапывать вместе с деревней, – продолжал Слава. – Наверное, хотели устроить в нём штаб во время ликвидации. Но так и оставили всё в первоначальном виде.

– Офигеть, а он не опасен?

– Нет, но мы туда не пойдём. – Я сжал губы. – Потому что ты с такой ногой всю экскурсионную программу не выдержишь…

– Да мне нормально. Уже не сильно болит, чтоб ты знал.

Я решил так: пройдём немного, а потом я скажу, что ноге уже легче. А потом подумал, неплохо же идём! Если есть возможность деликатно полапать симпатичного парня, зачем отказывать себе в удовольствии?

– В Чернобыле есть аптека, купишь что-нибудь от растяжения.

– Как скажешь… В смысле, конечно, куплю.

Позади загремело и мы одновременно остановились. С востока стелились низкие грозовые тучи. Я вспомнил о радиационных дождях и нетфликсовском постапокалиптическом сериале «Дождь», который я считал крайне неправдоподобным, а теперь мой мозг решил меня им же и напугать. По затылку поползла липкая паника, я выдохнул через рот. Ядерная физика не моя специализация, я будущий юрист. Я понятия не имел, что из себя представляли радиационные дожди, которых так боялись девочки в автобусе.

– А если пойдет дождь… Он не, – я посмотрел на небо, – не будет радиоактивным или типа того?

– Типа того? – Слава застыл. Сморозил глупость, ясно. – Такие дожди выпали в восемьдесят шестом. И всё. Понимаешь, тогда реактор горел. Открытый реактор. И в воздух попали тонны радиоактивных веществ, прямо в облака. Из них потом и выпадали на землю радионуклиды.

– А сейчас он не горит, так что нам и бояться нечего?

– Правильно.

И мы пошли дальше, прижимаясь друг к другу, как близнецы.

От всего увиденного у меня желудок сжимался. А Слава, мне казалось, оставался немного влюбленным в ЧЗО. В брошенные дома и гвозди на дороге. Правду дед говорил, тут не то что не хотелось жить, я бы и лишних пяти минут не провёл в ЧЗО без надобности. От зоны веяло могильным ужасом и чем-то неосязаемо жестоким. Мои нервы настолько натянулись, что я, пожалуй бы, не удивился, выпрыгни нам навстречу чудище из кустов.

И все это под унылый и монотонный писк моего счетчика Гейгера. У Славы аппарат работал иначе, он пикал время от времени, наверное, когда уровень радиации повышался. А моя «Припять» не переставала орать, фиксируя все-все-все изотопы.

Такой себе дозиметр паникёра.

***

Слава отпустил меня в автобусе, куда мы уселись, чтобы доехать до Залесья. И только в автобусе я осознал, что весь мой правый бок стал мокрым.

Потому что он как печка, а у меня не хватило силы воли отстраниться.

Ванины туристы как с ума посходили. Фотографировали не переставая, кто-то даже попросил водителя ехать не так быстро, вынудив меня тихо возмутиться: «Да вы серьёзно, блин?». Боялись пропустить особенное дерево, будто они здесь не все на одно лицо. В окно я не смотрел и довольно прохладно реагировал на попытки вовлечь меня в бесконечное фотографирование всего на свете.

Слава, будто считав моё настроение, сказал Ване, чтобы меня не трогали. Мол, после прогулки у меня ещё сильнее разболелась нога. Я мысленно просил у природы дождь (раз уж мы выяснили, что он не будет радиоактивным). Чтобы смыл духоту, окружающую меня, как кисель, и дал повод отправиться в гостиницу без лишних мук совести. Я мог бы и без дождя прервать экскурсию, ещё раз соврав Славе про ногу. Но этот вариант напоминал бегство. Я представлял незримого духа Чернобыля, возможно, в виде ворона на высокой верхушке дерева, или шустрой лисицы, его ехидный смешок… Пришёл он дедушкины секреты раскрывать… Ха-ха, ха-ха…

Глотнув воды литровой бутылки и пряча её обратно, я случайно стукнулся головой о стекло.

Шум, разговоры и Ванин голос, надоедливый, как автомобильный клаксон, вынудили меня достать из рюкзака наушники. Перед поездкой я закачал в смартфон два альбома Imagine Dragons. Но прежде чем я воткнул разъем в телефон, Слава остановил меня:

– Уже почти приехали, не надо.

Я пожал плечами, поднялся, делая вид, что не могу становиться на правую пятку. Мы выбрались из автобуса и снова отстали от основной группы. Слава удивительным образом преображался, рассказывая про зону. Нелюдимый и неразговорчивый в любое другое время, он превращался в самого заинтересованного человека в мире, отвечая на мои вопросы. Я привык идти с ним рука об руку, точнее держаться за него, несмотря на то, что опять становилось жарко.

На очередной попытке устроиться у Славы под боком поудобнее, мои пальцы пробрались за ворот его толстовки к шее. И короткое касание я бы сравнил с ударом тока. Я не из счастливчиков, имеющих гей-радар, не из смельчаков, признающихся в своей ориентации посторонним. Всё, что я делаю с понравившимся парнем, так это касаюсь его. Ненавязчиво и осторожно. Наверняка, я не один, кто так делает – использует неоднозначные жесты, говорящие: «мне хотелось бы быть ближе к тебе».

Мы возвращались в автобус ещё несколько раз, пока солнце передвигалось по небу, а духота забирала мои последние силы. И неожиданно на горизонте замаячила она, гостиница. В маленьком городке Чернобыле автобус пропетлял через пару улиц и остановился у двухэтажного здания с надписью «Pripyat Hotel».

– Предупреждаю, никаких особенных удобств у вас там не будет, друзья, но зато появится возможность хорошенько и безопасно отдохнуть! – сказал Ваня. А потом он повернулся прямо ко мне и спросил: – Как у тебя дела с ногой?

– А что такое? – неприветливо сказал я, пытаясь натянуть на плечи лямки рюкзака.

– Да ничего, волнуюсь же, – и подмигнул.

Буду держаться от него подальше.

Мы со Славой зашли в аптеку, купили провизии на вечер, потом зарегистрировались и поселились в двенадцатый номер, маленькую, но уютную комнату с раздельными кроватями. Туристы тут, как правило, останавливались всего на день-другой, и обстановка оказалась соответствующей. Спальное место, тумбочка со светильником и небольшой столик со стулом. Я с огромным облегчением стащил со спины рюкзак, который, в отличие от придуманных проблем с ногой, мог принести мне реальные – с позвоночником; и улёгся на кровать, раскидав руки и ноги в стороны.

Ещё на пороге Слава проверил мою одежду своим дозиметром, а теперь проделывал то же самое со своей.

Я наблюдал, как он снял с себя ветровку чёрного цвета, а потом и толстовку, оставшись в одной белой майке. Стоило отвернуться. Так делают люди, если перед ними раздевается человек того пола, который их привлекает. Но Слава даже не видел, что я на него смотрел. Так что я смотрел. Он снял берцы и завозился с ремнем на штанах… Я уставился на его затылок. К середине лета Слава совсем не загорел: неудивительно, если он постоянно ходил в такой одежде.

– Слава?

Он поставил берцы под дверями и потом повернулся ко мне.

– Что?

– А как тебе больше нравится ходить в ЧЗО? Вот так, как сегодня, с туристами, или в одиночку?

– В одиночку, конечно.

Я приподнялся на локтях, не отрывая от него взгляда. Я-то думал, он вспомнит о том, какую приятную компанию я ему составил в Копачах.

– Почему?

– Есть места, куда стоит идти одному.

– Какие места? – продолжил сыпать вопросами я.

Слава встал у подножья моей кровати, опираясь о матрас коленом. Он наблюдал за тем, что происходило за окном. Хотя я там ничего, кроме темноты минутой ранее, не заметил. Нас окружала чернота. Тупой непроглядный мрак. Будто отель находился в черной дыре. Я разглядел пару слабых огоньков вдалеке, уличного освещения в Чернобыле не водилось со времён аварии. До чего страшное зрелище! Я бы сошёл с ума от страха, если пришлось бы ночевать в запустелом доме, а не в отеле. Сердце в пятки уходило от одной только мысли, что завтра, возможно, мне придётся искать в Припяти то самое место одному. Хотя раньше, ещё в Киеве, я размышлял над вариантами попасть в зону в одиночку.

Искал на форумах маршруты для сталкеров и даже говорил по телефону с одним из них. Он предложил провести меня в ЧЗО бесплатно и пешком, через сорок пять километров пересечённой местности. Но я вежливо объяснил, что столько ходьбы не переживу, и зашёл на сайт-организатор официальных экскурсий в Припять.

«Поселение в чернобыльскую гостиницу, фотосессии, смотровая площадка». Да только и шагу в сторону ступить нельзя. Я прикинул, смогу ли убежать от сопровождения, выждать момент и затеряться в высокой траве или между деревьями. Затеряться, может быть, и получилось бы, но потом меня бы огласили в розыск. На форумах в красках описывали, какими строгими и упорными бывают гиды (и Ваня тому пример).

Подвернулся, к слову, ещё один вариант проникновения: ежегодно 26 апреля руководство ЧЗО разрешало родственникам ликвидаторов возвращаться в Припять на поминки. Они приезжали на КПП, предъявляли документы, что жили раньше в ЧЗО или потеряли кого-то во время аварии на ЧАЭС. В теории пускали только их, но сталкеры писали, что уже к полудню проходили все желающие даже без бумаг. Но и тут ничего не выгорело! Попасть в ЧЗО разрешали на машине, не пешком.

Тогда я и нашел Славу.

Он молчал, и я стащил себя с одеяла, чтобы встать рядом. Украдкой рассматривал его руки, шею, из-под майки выглядывал край серебряного крестика.

– Ты бывал в парижских катакомбах?

– В парижских катакомбах? Первый раз о них слышу, – признался я, ловя взгляд Славы в отражении. – Они как-то связаны с Припятью?

– Нет, конечно. Но, как и в Припять, туда лучше идти одному.

– Расскажи, что там?

Он уселся на кровать, и я неуклюже переместился к краю своей, отзеркалив его позу.

– В восемнадцати метрах под землей хранятся кости шести миллионов, кажется, местных жителей. Их перенесли туда из кладбища.

– О господи, зачем?

– Чтобы освободить место для новых трупов.

Я представил Славу, бродящим по темным коридорам с костями, черепами и гнилостным запахом смерти. Если бы мне повезло поехать в Париж, я бы ни за что не отправился в такую экскурсию. Предпочел бы сомнительной компании мертвецов горячий кофе и фирменный французский круассан. Но до Припяти я даже за пределы Киева не выезжал. Все время планировал. О да, планировать у меня получалось шикарно. Да только дальше наполеоновских планов в голове я не продвинулся ни разу. А Славе… Что ж, стоило признать, ему даже шли рассуждения о местах, куда бы ни сунулся ни один нормальный человек.

– А где страшнее, тут или там?

– Тут.

То ли на моём лице отразился скептицизм (где Чернобыль, а где катакомбы с костями), то ли Слава умел читать мысли, но он положил локти на колени и перешел на тон человека, рассказывающего про привидений.

– Думаешь, не страшно? Давай по порядку, – он загнул большой палец. – Крупные хищники. Рысь, волк, возможно, медведи. Относительно последнего не уверен, но… Как минимум в белорусской части зоны они есть. Мало того, что животным под силу тебя банально сожрать, они могут быть носителями бешенства. Не будем забывать о типичных, но тоже опасных гадюках и шершнях.

– Слушай, я…

– Излучение, – второй палец. – Ранжирование зоны в принципе даёт адекватную оценку опасности, но случайно получить дозу можно в самых чистых местах. Кто-нибудь бросит деталь от техники на дороге, а окажется, что она находилась в грязном помещении с вещами ликвидаторов, – продолжал Слава. Я даже дыхание задержал, смотря в его глаза-угольки. – Полиция. Разумеется. Даже если ты обойдёшь КПП, можешь попасть на оперативное подразделение. Работа у них такая, ловить сталкеров. Есть вероятность познакомиться со спецназом поближе, если засветишься. А засветиться легко. Кажется, что никого нет, а потом в Иванковский районный суд через отдел МВД в Чернобыле.

– Слава.

– Нелегалы, всякий сброд, – он сжал кулак полностью. – О них тоже помни. От охотников за металлом до грибников и браконьеров. Как говорил Арсеньев, всегда надо рассчитывать на возможность встречи с дикими зверями. Но самое неприятное – встреча с человеком, – край его верхней губы приподнялся. Я скользнул по ней взглядом и вернулся к глазам. Я про себя молил бога, чтобы завтра Слава пошёл со мной. Просто идём со мной, пожалуйста. Не бросай меня. – Нелегалы непредсказуемы. Однажды они едва не сдали нас, а в другой раз целились в нас из винтовок…

– Кошмар, а почему они…

– И последнее. Видишь, мне даже пальцев одной руки не хватило. Зона – пустынная и незаселённая территория. Провалишься в колодец? Никто не поможет. Попадешь в выгребную яму? Никто не услышит. За столько времени все углубления так травой заросли, что и не увидишь сразу. Ну и капканы, петли и ловушки браконьеров тоже опасны. Трясины, болота… Перечислять можно долго.

– Спасибо, ты шикарно справился с заданием отбить у меня желание вообще выходить завтра в город. Слава, ты крутой, – нервно произнес я.

Впервые на моей памяти у Славы на лице появился намек на улыбку.

– Ты забываешь одну важную деталь. Ты будешь в безопасности с проводником.

– Ты не дашь мне попасть в неприятности?

– Нет, Александр, я тебе не дам, – посмеиваясь, он улёгся на кровать, включив над своей частью светильник.

Почему он называл меня Александром?

Что за странная привычка? Ваню-то он Ваней и называл, даже не Иваном. Я думал над этим, натягивая на себя темно-синие штаны и черную кофту.

Слава в мою сторону даже не смотрел.

Потянувшись к телефону, я зашёл в интернет. Со слабеньким вай-фаем написал парочку твитов («Попали под радиоактивный дождь в Чернобыле. Шучу, но погода всё-таки испортилась», «Тут дико жутко, я серьёзно») и загрузил несколько фоток в Инстаграмм. Я не скрывал от друзей, что отправился в зону. Более того, надеялся, что они будут долго и упорно расспрашивать меня об этой странной местности, и я похвастаюсь храбростью.