Текст книги "Коктейль номер 8 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ясный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Ясный Дмитрий.
Коктейль номер 8

Коктейль номер 8.

Нет, все же, несмотря на свои колоссальные и пугающе гигантские размеры, нечеловеческие пропорции и космический масштаб, Западный замок невероятно красив. Восхитителен тяжеловесным, массивно-громоздким обликом тяжеловооруженного воина, хмуро и грозно глядящим на противника из-под непробиваемого наплыва стали шлема, выдвигая ему навстречу неимоверную толщину и невероятную высоту крепостных стен, грозя копейными остриями шпилей вознесшихся к небу башен. Замок ощущается словно линкор Второй Мировой, не разрезающий, а проминающий многотонным телом стального кита темно-синею гладь океана, будто неуклюжий бронированный монстр на размашистых траках с обманчиво подслеповатыми прорезями смотровых щелей и голодной пропастью жерла орудия.

Мощью прекрасен, подавляет и заставляет задержать дыхание, очаровывая причастностью к чему-то невероятному, эпохальному, судьбоносному. Плечи расплавляет, вздымает гордо голову и острит взгляд пронзительной ясностью познания свершенного. Может быть и так.

Я же его чувствовал как постаревшего и погрузневшего, с благородным отблеском серебра седины в густой шерсти, матерого волкодава. Хотелось погладить, пропуская меж пальцев упругие шерстинки, втягивая прикосновениями пальцев тепло густого подшерстка. Потрепать по лобастой, склонённой ко мне голове, потянуть за пласты мохнатых ушей, вызывая пса на притворно угрожающее горловое рычание и осторожное клацанье все еще кинжально острых, но, уже пожелтевших от налета времени, клыков.

Да уже не молод пес, и когда насыщенная цветом маслина взгляда чуть подернута поволокой тумана, но все так же с любопытством и терпеливым ожидание он смотрит на задумавшегося, отстранившегося от мира хозяина. Настойчиво подставляя широкий лоб под хозяйскую ладонь ожидая и требуя ласки, внимания и обещая все, что в его силах и в его шумно стучащем, наполненном обжигающей смесью любви и обожания, сердце.

Я провел по холодному камню зубца крепостной стены, оставляя оплавленный след, тут же темнеющий влагой тумана. Приблизилось утро, выгнав ночь, очистило и подмело трон его Величеству Дню.

–Грандльер Саурс! Господин Саурс! Вы вновь не ночевали в своих покоях, а сторожевые артефакты замка не могут вас отследить!

–Доброе утро, льер магистр.

–Ах, да, да! Простите, Господин.... Простите, господин Саурс, доброго вам утра, сир! Но грандледи Мюрелл вновь сильно нездоровиться! Я к вам спешил, но вы исчезли.... Мои люди искали вас повсюду и даже...

–Спасибо, льер Огранна, я знаю.

Я сделал паузу, отвел взгляд от туманного горизонта с золотистым оттенком встающего солнца, посмотрел на магистра, чей облик выбрал делегат от местного Сущего. Запыхался, взволнован, встревожен. Почему? Ах, да! Состояние моей Мюрелл пугает его. И не только состояние. Надо успокоить его.

–Простите, Роллс Огранна, но вынужден вам вновь напомнить – я знаю все, что происходит с моими людьми. И что собственно происходит знаю. Всегда.

–Но, господин Саурс! Грандльера Мюрелл так кричала и... и так стонала! Господин Саурс! А запах из ее покоев! Он просто невыносим! Мои люди не могут, уже не в силах находиться рядом с комнатами грандледи! Мои люди неимоверно напуганы, к вашему сведению, господин Саурс! И ваш брат эльнур Амис`снисс уже второй день не выходит из своих покоев. А хищные лозы и лианы уже полностью перекрыли доступ в северное крыло Белого Донжона! У меня погибли уже трое из внутренней охраны и одна служанка! Еще совсем юная девица! Возможно вам, господин Саурс это и не доставляет никаких неудобств, но я желал бы...

Голос магистра преисполнился собственного достоинства, наполнился уверенность, мощью, непокорностью и противоречием мне. Я улыбнулся, сознательно копируя всепрощающую и понимающую улыбку облика Сущего:

–Магистр, люди всегда готовы предаться страху и панике и, не понимая происходящего, стремятся удалиться от пугающего их. Или наоборот приблизиться, движимые глупым любопытством. А сейчас – уже мой голос наполнился властной мощью, только не немощной магистра, а той, что принято описывать с большой буквы и высокопарно – Оставьте меня, магистр! Я хотел бы и далее побыть здесь один!

И отвернулся от двуногой букашки, вновь смотреть на рассвет, как и три дня до этого. Жестокое, грубое, невежливое, да просто хамское поведение по отношению к радушному хозяину, приютившему тебя, неведомого бродягу, в своем доме? Да, верно и несомненно. Только вот, кому замечание вы свое адресуете, не забыли вдруг?

Краем глаза, не следя, так, лишь отмечая, проводил медленно плетущегося, слепо шатающегося и судорожно втягивающего воздух на каждом шаге к лестнице со стены магистра Огранну. Чьи-то сильные руки буквально втянули магистра ордена с площадки стены на ступени, не давая ему упасть на твердый камень. Суматошно дробнули многочисленные некто каблуками с набитым металлом, стараясь все сделать беззвучно, быстро снесли потерявшего сознание льера в галерею.

Немного перестарался с Гласом, но знаю – магистр выживет, мужик он крепкий. Вон как гордость с самолюбием у него взыграли, не испугался на меня свой голос возвысить. Превозмог свой обессиливающий и унижающий трепет пред мной, опираясь на крепкий фундамент личностной непокорности, явил недовольство. Горд магистр, горд неимоверно. Я чуть улыбнулся и тут же забыл о нем. Вылепил из воздуха удобное кресло, вытянул ветра в подлокотники, кусок тумана уложил, смяв, на сиденье, хотя и незачем вроде бы и так ничего не почувствую. Сел и чуть откинулся назад, пристально вглядываясь своими, без зрачков, наполненными тяжелым золотом глазами в холодный огонь местного солнца.

Помните, я как-то упоминал, что неимоверная ответственность гнет мне спину, заставляет подгибать в страхе коленки и прочее? Так вот, уже не гнет и ни сколько не пугает. Выхолощено все, кастрировано небрежно, в походных условия и без наркоза. Нет уже во мне и малой доли беспокойства за судьбу универсума, за жизнь и довольство бесчисленного количества живых, полуживых и живущих.

Хранителям тревога, волнение и прочие всевозможные эмоции не положены. Изымаются они после инициации дыханием Сущего из души как бесполезное, ненужное и мешающее принимать непогрешимо верные решения. Исключают их из стандартного набора существа разумного вместе с душой, словно пупырчатую упаковку из пленки сдирают. Забавно и смешно, да? Ну-ну, невольные подопечные мои, да вы смелее смелых и вас это абсолютно не беспокоит и не ужасает до безудержного срыва в бездну отчаянья и тьму безумия. А если только и лишь на секунду предположить, что хранитель Вашего мира есть истинно высокопробный и бездушный ублюдок вы не желаете?! Безразличный, оголенный от шелухи норм, правил и прочего, абсолютно отмороженный разум с бритвенное острым мерилом. Сущность, для которой океаны слез ребенков и прочее нежизнеспособное из химеричных измышлений гуманистов не значат ничего перед Высшей целесообразностью. Проняло? Нет, вряд ли. Услышали, на секунду вздрогнули и тут же забыли, ибо неусыпный страж ваш, дремучий инстинкт самосохранения, не позволит задержаться в вашей голове этой динамитной шашке с дотлевающим фитилем. А кто смог понять, осознать и принять это знание, тот воет искусанными в кровь губами на Луну в тесной комнате с мягкими стенами или....

Но это считанные единицы те, что становиться святыми. Уникальные разумные. Пророков к ним не присоединяйте – они лишь по-другому сошли с ума, мене явно, без шокирующих проявлений познания истины. И наслаждаются своим безумием.

Чаши и Весы. Вместе представляются легко, по отдельности воспринимаются плохо. А Чаши, истекающие Временем на Весах Сущего? Да, я сам это пока представить не могу, я не .... И даже не учусь. Не у кого мне учиться, ибо в воду брошен, и собственное спасение от воронки водоворота есть сугубо мое личное дело.

Вспоминается бессмертное: 'Трудно быть богом....'. Да богом невозможно быть, если ты не есть бог с рождения или не шел по сияющей лестнице в Небо долгими тысячелетиями. Шел, обретая и теряя, стесывая с себя человечность и добровольно, неукоснительно добровольно, жертвовал во имя каждого шажка часть своей свободы, свободы воли и душу.

Бездушие и покорность Сущему, это необходимое условие для любого бога этого мира, и не вскидывайтесь вы так при этом утверждении, будьте же умней! Я о богах и о себе говорю вам, не о Создателе и Демиургах. О королях, и так манящей их капусте.....

Возьмем мой случай, мой пример и образец. Я Страж этого мира, я Хранитель, Блюститель и я же и Раб. Диссонанс? А какой еще образ вам представить как иллюстрацию к моим утверждениям? Может быть, сторожевой пес подойдет? Весом в планету, ростом с небо, в бесценном, из адамантина шипастом ошейнике, на крепкой цепи, что удержит и карьерный грейдер с пошедшим вразнос дизелем, сбивающий с ног своим рыком и свисающими слюнями на мотающихся брылах. Не по душе такой портрет сверхохранника, а может быть и по совместительству, вашего палача? Не кривитесь, лучше ликуйте и громко выкрикивайте осанну, что не Судия я ваш, другие на этой должности обретаются сущности, а то я такого насудю, тошно станет. Мне тоже мое отражение не нравиться, но у меня выбора нет, я избран без права на отставку.

Здесь вход не рубль, выход два, тут отставка просто не принимается. Оступился, свершил ошибку и все. Сущее незамедлительно берет свой любимый ластик и стирает неудачника со своего лика, словно его и не было. Выбор кандидатур на занятие освободившейся вакансии неимоверно богат и разнообразен. Жаждущие невероятного терпеливо стоят за божественным забором плотными колоннами в десятки шеренг до бесконечности горизонта и далее. Ждут и надеются, глупцы, Сущее им в помощь. Я то знаю, что критерии отбора в Сторожа мира завышены до и неимоверно и это позволяет немного побарахтаться в надежде на снисходительность к новичку. И еще есть призрачный шанс сорваться с привязи, не растворяясь бесследно в Великом Ничто. Но пока я его даже рассматриваю, робея накрыть этот лучик надежды своей мрачной тенью.

Изнутри толкнуло слабым отголоском неимоверного страдания, непомерной боли, сбивая с мыслей, вторгаясь в мой холод пылающей просьбой, неистовой мольбой о помочи. Заклинанием придти, нежно и любя взять за руку, принять на себя хоть часть, хоть долю боли и мук, что сейчас испытывает моя Мюрелл. Жажду, хочу, вожделею, крошу пальцами камень, седьмой уже зубец стены превращаю в невесомую пыль, но не могу – мне недозволенно. Прости, моя девочка, таковы сучьи правила нашего с тобой Сущего – ты должна вынести все это одна, сама. Без помощи кого или чего-либо переродиться во мне неведомое, но обязательно живое. Мертвецы Сущему в свите Хранителя не нужны, прости меня и пойми. Не в моих силах сейчас дать тебе то, что ты просишь. И я не жду от тебя прощения, нет его мне.

Брат мой Амис'снисс сочувствия не просит, хотя так же страдает, избавляясь от своей древесной трансформы. Но ему легче, он за Грань не уходил и не возвращался, выдергиваемый по воле бога смерти с Серых пределов. Мой, все также безымянный алый, Сущее не заинтересовал, оставлен как был и есть. А вот Сеточку, мое солнце, мою верную подругу и заботливую няньку, Сущее, как и Младшего, стерло. Походя и небрежно. Герой, то есть Хранитель, должен быть один. Но стерло не до конца. Не по зубам оказались космические технологии высшей сущности. Или просто отнеслась наплевательски? Не знаю. Но то, что я сейчас с вами говорю как еще человек, а не пафосно вещаю, только ее заслуга. Да и говорил бы я с вами, если не эти остатки человечности?

Глубоко во мне ее невесомый след, ее малая часть. Может быть, я и рискнул бы назвать это душой, но какая душа у нейросети, сами понимаете. Так что довольствуюсь тем, что есть и стараюсь поменьше об этом упоминать всуе, а то кто знает мою новую хозяйку? Вдруг жуткая собственница и ревнива неимоверно?

Так что я сейчас терпеливо и покорно ожидаю завершения предначертанного моей свите и предаюсь пространным размышлениям. Занимаюсь ерундой. Магистра Огранну третирую, смертных в замке пугаю, и королевскую рать держу на приличном расстоянии от замка в плену иллюзий. Им все кажется, что они просто сбиваются в пути, уже в который раз, и снова упорно движутся в 'верном' направлении, по кругу. Местные маги им помочь не в состоянии – силы не равны.

Эльнур Лосс`арсс, Гнев Леса, старый ушастый лис, появлялся рядом с замком, но я не захотел с ним встречаться. Что я ему отвечу, что он меня спросит? Да и нужна ли мне и ему эта встреча? Достаточно того, что их Господин, Бог Во Плоти, навещал меня две ночи назад. Мы долго молчали вместе на стене, а потом он ушел, оставив мне в подарок свою трубку.

Никогда не предполагал, что боги такие заядлые курильщики! И имеют столь забавные девайсы для скрашивания своего нескончаемого досуга, как вечные трубки и неиссякаемые кувшины с вином. М-да, чувствовать нам нельзя, а ощущать вяжущий вкус вина и сладкую горечь терпкого дыма, дозволено.

Ее эльерство госпожа старшая ключница Западного Замка Аннира пребывала в расстроенных чувствах и грозном раздражении. И еще не в пропадающем предчувствии плохого. Будто жирная, с длинной щеткой усов, переваливающаяся на коротких лапках противная крыса следовала за ней по пятам. В ледник, прачечную, кухню. Таилась под кроватью, под лавками, в темноте пыльных углов и только ждала удобного момента, что бы выскочить с мерзким писком и вцепиться ей в щиколотку. Впрочем, пыльных углов в замке у госпожи ключницы не было, да и быть не могло!

Эльера Аннира самодовольно подбоченилась и обвела суровым хозяйским взглядом залу для стражи. Ага, вот и тот, кого она все утро ждала! Приперся, сапоги грязные, кольчуга вся в жире, локти свои свин, на скатерть поставил! Сальные!

–Мофус! Твоя матушка была столь приличной женщиной, что я просто диву даюсь, как у такой достойной эльеры как она, родилось столь ужасное дитя! Грязное, непочтительное со старшими и....

Именуемый Мофусом стражник замка, из отделения брюхастого и кривоногого сержанта Свалки, испуганно втянул голову в плечи, заслышав наполненный отдаленными раскатами грома голос госпожи старшей ключницы. Если бы рядом с ним, на скамье, лежал шапель, то он бы его надел и туго застегнул подбородочный ремень, да и щитом бы прикрылся. Но рядом с ним была лишь пустота, и Мофус ошибочно полагал, что его плечи отнюдь не хуже чем панцирь у черепахи. В чем он сильно просчитался. Краткий звон связки ключей и последующий за ним удар по задумавшейся голове Мофуса, разрушил все его надежды. Он громко икнул, и не пережеванная каша вылетела из его рта, неопрятной кляксой расплываясь на скатерти.

–Ах, же ты свин вонючий! Я с ним как с человеком разумным говорю, а он! Мне на скатерть плюет! Кашей! Моей кашей! Из отборного зерна!

Мофус сделал попытку сползти под стол, но был крепко ухвачен за обшитый грубым сукном воротник кольчуги.

–Ты куда собрался, сын мерзкой ехидны! Кто тебя отпускал?

–Госпожа Аннира, во имя Милостивого и Всеблагого, прошу вас, оставьте в покое несчастного. Ему и так нелегко приходится, он ведь несет службу в Белом донжоне, а ваш гнев никак не добавит бедолаге стойкости и храбрости в карауле.

–Бедолаге? Этому слюнявому выкормывшу плешивого шакала нужна стойкость? Святой отец, в уме ли вы? Да ведомо ли вам, что эта пьянь несла о бедной девочке, несчастной пленнице, этого ужасного гостя магистра? Вот вы говорите он человек, а я говорю вам – нет! Демон говорю я вам, истинно демон, что не сходит со стены ни днем, ни ночью! Никак несчастье на наш славный замок призывает и темное колдунство творит! Вы бы изгнали его, ради всех милостей, отец Спесивиус? А я бы свечей из воска да полотна чистого вам в келью бы и снесла при оказии?

–Свечи, да, свечи это хорошо. И чистое полотно, не оскверненное краской с гадов ползающих, тоже угодно Всеблагому.

Отец Спесивиус задумчиво понаблюдал, как стражник пытается ужом выскользнуть из кольчуги и когда это ему почти-почти удалось, поинтересовался у госпожи Анниры:

–А что именно говорил стражник Мофус про гостью магистра?

Мофус замер и его половина лица в вороте кольчуги посерела от ужаса.

–Ах, святой отец! Да такое он молвил! Вот вам круг святой, сказать стыжусь!

От избытка волнительных чувств, переполнявших ее доброе сердце, госпожа ключница совершено забыла, что держит за воротник правой рукой сына мерзкой ехидны и сотворила круг чистоты перед своим лицом. Красивым лицом, необходимо отметить, пусть и с крупными, да, чертами, но ее совершенно не портящими.

Отец Спесивиус отстранено проводил взглядом мелькнувшие перед ним туловище, ноги и вытаращенные в неизбывном ужасе глаза. Вернул и остановил взгляд на подобно холмам при землетрясении, колыхнувшимся бюсте госпожи ключницы. У стены звякнуло, мекнуло, сползло на пол и затихло.

–Отпускаю сей грех тебе дщерь моя. Ибо не ведаешь, что творишь ты и нет твоей вины в силе телесной. Ибо отец наш Всеблагой одаряет угодных ему многими достоинствами и видом приятственым глазу наделяет.

–Спасибо вам, святой отец! Дай вам всеблагой здоровье как у деда моего, эльера Оремии!

Госпожа старшая ключница чуть зарделась и скромно потупилась.

–Так что же все-таки говорил про высокородную гостью магистра несчастный Мофус?

–Вы не поверите, святой отец! Наглости ж ему хватило такую гадостную речь вести, что повторить стесняюсь!

Госпожа ключница вновь широко взмахнула руками и отца Спесивиуса окатила теплой волной запахов здорового женского тела.

–Нес сей сын Темных пророков из пасти своей поганой, что рожает бедная девочка дитя демона в грехе не прощаемом зачатого, тысяча ржавых иголок ему в пятки! А запах тот тяжелый, суть есть вонь вод родовых, что отошли из отверстия не природой назначенного, а зад...

Госпожа старшая ключница охнула и испуганно зажала свой рот ладонями.

Отец Спесивиус медленно повернулся к стене, чуть наклонил голову к правому плечу и внушительно произнес:

–Седмицу молитв утренних и вечерних на коленях стоя у порога церкви и пять псалмов, вслух, каждый час за нечестивые измышления на три дня. Поняли ли ты меня, сыне неразумный?

У стены что-то согласно простонало. Священник обернулся к госпоже ключнице:

–Так что вы говорите, дщерь моя про свечи и чистое полотно?

–А как же изгнание, святой отец?

Отец Спесивиус поджал сухие, обветренные губы, глухо щелкнул костяшками чёток:

–Решение о проведении ритуала экзорцизма, то есть изгнания силы нечистой принимает Высший Конклав прелатов церкви Его, дщерь моя. De Exorcismus et supplicationibus quibusdam. Не простому замковому капеллану сие творить без ведома святых отцов церкви.

–Ну, вот как изгоните, так и свечи восковые возжигать будете с конклавом вместе, отец святой! А до тех пор ничего не дам!

Столица королевства Эрнаннского Меертера.

Домик у моста. Камин из коррунского камня.

-Ну, видел кто-то его еще, кроме как люди в замке?

–Да кто его мог видеть-то, Фуссор? Хламидники наши, цветные, хватаются за свои плешивые головы и с закатыванием глаз вещают о непроницаемой магической пелене и пришествии Великого Архимага! Гонцы из замка при попытке описать его внешний вид начинают заикаться и несут сущий бред. Какие-то огромные золотые глаза без зрачков, рост за пять метров, голосом, мол, убивает. А его ручной зверь, на святой книге же клянутся черти, сожрал всю крупную живность в округе и вот-вот примется за них. Принюхивался, мол он уже к этим перепуганным кретинам, только не облизывал еще. Верить этим россказням, сам понимаешь, глупо. Но даже эти, звездные умники, блеют, что-то там про облачность и неблагоприятные метро... метеролого.... Чертовые условия какие-то! В общем невидят ничего они!

–Это переводится как погодные условия, Верет. А если по-простому, то ты прав – ни хрена они не видят со своего небесного корабля. А наш неведомый источник головной боли умен – дает уйти гонцам из замка, а вот обратно никто не может вернуться. Всех выпускать, никого не впускать. Возможно, тянет время? Да, а что там с нашей гвардией и армией грандльера маршала? Все еще блуждают в тумане по равнине?

–Блуждают, Фуссор, блуждают. И вместе с ними блуждает десяток моих проводников. Представляешь, старый ты хрыч, Кривой Курт сообщает мне, что он уже трижды выходил к Картской пади! Курт! Который проведет тебя с завязанными глазами по всему материку туда и обратно и ни разу не собьется!

Мощный старик с седыми бровями вздохнул:

–И участились случаи многочисленные случаи дезертирства, Фуссор. Гвардия пока держится, а вот у маршала солдатики бегут. Десятками, отделениями бегут. А оставшиеся все чаще вешают себе на шею святой круг Всеблагого. Перепуганы людишки этим колдовством.

–Я говорил об этом с Его Величеством, но...

Фуссор повторил вздох собеседника:

–Ты же знаешь нашего упертого короля! Как же, кто-то не покорился и не поклонился ему! А в голову его пустую, все стучит и никак не достучится простая мысль, что это ему надо в ноги падать этому затворнику из Замка и просить его о милостях для королевства!

Старики замолчали. Через некоторое время старик с седыми бровями коротко бросил:

–Гнездо, Верет? Что-то слышал, что-то знаешь?

–А Гнездо Форта в полном составе написало завещания. То есть, только те, что грамотны. Как ты понимаешь, Фуссор, у них есть серьезная причина так поступить. Впрочем, если бы я ожидал к себе в гости подобное существо, то тоже бы привел свои дела в порядок. И как мы смогли его упустить?

Собеседник Верета резко и изумленно повернулся к коллеге всем телом, заставив жалобно скрипнуть массивное кресло:

–Кого мы упустили, старый ты маразматик? Бога? И что бы ты с ним делал, кретин? Скакал перед ним на задних лапках?

Фуссор немного помолчал, буравя пристальным взглядом притихшего старого друга и уже более спокойно продолжил:

–Стареешь, Верет. И я вместе с тобой – у меня ведь тоже мелькнула эта наиглупейшая мысль.