Текст книги "Артефакт (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Яфаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  Сейчас я проснулся. После встряски воспоминания и мысли приятно прояснились. Идеи и сомнения разобрались в удобном порядке внутри головы. Кадры последних дней замелькали перед глазами, пересобирая последовательность событий за доли секунды. Так складывалось привычное состояние, теперь спокойное и немного сонное. В нём уже можно разобраться с происходящим куда быстрее и постараться понять: что удалось сохранить после утряски?

  Отчётливо помню раздражение от работы. Как тёр глаза и как старался отогнать неприятные воспоминания о вчерашнем дне: споры, сомнения и рутину дел. Неуютные утренние минуты то тянулись, то мелькали, стоило только моргнуть. Возвращаться под свет монитора совершенно не хотелось. В вагоне неприятный дискомфорт и запахи не отпускали. Время растягивал монотонный шум состава, пока я отсчитывал станции сквозь дрёму, покачиваясь в смазанном вагоне. Медленно осматривая размытое происходящее вокруг, глаза жмурились и слипались при каждой попытке моргнуть,.

  Ощущения по дороге на работу посещали двоякие. Не хватало сна, хватало времени, не было ни толпы, ни сил. С утра пораньше спешило навалиться множество дел, но добирался и работал я куда комфортнее. Метро ещё оживает в такую рань: кто-то спешит занять место, кто-то проходит насквозь вагон, кто-то просыпается. Движение не подавляет спокойствие стен, а распадается на отдельные усилия. Нет ещё единой плотной массы. На станциях не так много пассажиров.

  Я вышел на пересадку одним из последних, с трудом продрав глаза и едва успевая догнать общий поток. Начал подымать рюкзак на плечо, когда краем глаза заметил движение спереди и слева от себя. С жёлтых лакированных досок скамейки сорвался мужчина и влетел в вагон в последнюю секунду. Задел левое плечо, протиснулся между дверьми и оказался по ту сторону стёкол. Очень быстро. Я только успел повернуться вполоборота к вагонам, а хлопок дверей уже раздался. Растерянность сменила мою злость намного медленнее. Часто моргая, я проводил обидчика взглядом. Глаза ещё не налились, бранные слова только подымались в груди.

  Все промелькнувшие секунды пассажир смотрел мимо меня рассеянными, непонятно грустными и испуганными глазами. Слегка помятая, но чистая повседневная одежда: джинсы, рубашка и куртка. Лицо человека из толпы, сквозь которую проживаешь день за днём. Обычное и привычное, за исключением глаз, которые что-то говорили и не отрывались от точки позади меня. Хотел ли я узнать, что стояло за ними?

  Поезд почти скрылся. Гул ещё доносился из тоннеля, но уже затихал, когда я подошёл и поднял очки с рельефной жёлтой древесины скамейки. В плотной металлической оправе стояли стекла, скорее всего без диоптрий. Моё зрение нельзя назвать идеальным, но медицинские очки я никогда не носил. По поверхностным познаниям и беглому осмотру казалось, что стекла ничего не увеличивали и не уменьшали. Они же и не казались защитными. Я ощупал дужки и крепления, механически перекладывая находку из руки в руку.

  С обеих сторон от платформы успели пройти четыре поезда. Холод металла напомнил в первые секунды поручни метро, но поверхность всё же отличалась. Прикинув время перегона, я решил, что мужчина не спешит возвращаться, оставив вещь умышленно. Так или иначе, но переместив предмет в карман рюкзака я поспешили на работу. Не оставалось времени на что-то другое. Время подхватило меня и пронесло до вечера, не останавливаясь и не передавая на отдых ни на секунду. День пролетел также, как и любой другой, быстро затерев воспоминания о находке.

  Уже доставая воду на обратном пути, я по ошибке потянулся к противоположному боковому карману. И вспомнил про подобранную вещь, ощутив очертания через ткань. Достал и покрутил в руках, рассматривая на предмет царапин, шероховатостей, гравировки и надписей. Ожидаемо, не нашёл ничего. Даже толком не понял механизм крепления дужек и сложил очки в отсутствии идей. Почти выбравшись на поверхность, повесил их на ворот футболки и принялся перекладывать карту проездного. Переключил песню, поправил волосы и случайно выронил левый наушник. Нагнулся за ним и услышал, как оправа ударилась о каменный пол. Побоялся, что кто-то наступит и раздавит. Быстро поднял наушник и очки, надел последние и принялся доставать салфетку, чтобы протереть амбушюр.

  Я не успел включить музыку, потому что непривычная приятная дрожь пробежала от макушки по шее и плечам вниз. Ещё мгновение она шла по всей спине, а затем затихла, волнами расходясь по телу. Несколько раз моргнул и встряхнул головой, оправляясь от неожиданного чувства и пытаясь найти причину. Пока глаза занялись поисками, ноги окончательно отошли к стене перехода. Я почти прижался к ней, отделяя себя от всего потока. Только рядом, в паре метров справа, стояла девушка, мимо которой я пробежал полминуты назад. Одного взгляда на неё хватило для прекращения поисков. Скорее всего, причину волнения я уже нашёл.

  Первые доли секунды я подходил, смотря только в её глаза, вырезанные из красного дерева. Не стеснялся, наверное зная в глубине души, что на меня никто не посмотрит. Время растянулось на отчётливые циклы из дыхания и ударов сердца. От волнения они перекрыли собой шум потока. Затем взгляд спустился к тонкой шее по волнам волос, перекинутых на правую сторону. Почти детские черты лица, замершие перед изображением на колонне, заставляли мои ноги идти чуть медленнее по неведомым причинам. Я немного нахмурился, теряясь в догадках. Пожалуй, слишком лёгкие джинсы и майка для стоявшей наверху погоды. Возможно, знакомая внешне попутчица по прежним будням, оказалась непривычно близко. Взгляд едва опустился на тонкие, чуть сутулые плечи, когда спешащий домой пассажир, не заметив и не обратив внимания, врезался мне в левое плечо, слегка сбив дыхание.

  Я окончательно потерял отлетевшие наушники и даже не попытался их искать. Уже подымаясь и поворачиваясь к изображению на колонне, снял съехавшие и сильно мешавшие очки. Чтобы лишь своими глазами увидеть внутри красной рамки похожее, но почти незнакомое лицо девушки, что стояла сейчас за моим плечом, чуть правее. Лаконичная фотография с текстом: сияющие улыбки, она и кроха дочь на руках, пропали пару недель назад. Чёрные крупные буквы, переходившие в описание той же одежды, я нашёл справа от фото. Их искали родные и близкие уже несколько дней. При этом даже тени озабоченности я в девушке не отметил. Может она боялась, может растерялась и устала, но ни следа потерянности не было.

  Поэтому замедлилась реакция, желание действовать и обрывки мыслей перемешались не сразу. Я обернулся с приоткрытым ртом, приподнял правую руку, да так и застыл на следующие минуты, спрятанный и замерший за колонной, увидев рядом только пустоту. Обычную, но сковавшую тело и мысли.

  Представлялось невозможным скрыться за промелькнувшую секунду. Периферийное зрение не заметило и тени движения. Пустота справа оставалась просматриваемой и неподвижной, вне основного маршрута пассажиров. Я не видел девушку, но уже слегка пятился, перебирая в руках очки и откладывая первые странные догадки, которые не то что проверять, но и обдумывать тогда не хотелось. Даже странно, как быстро эти догадки перешли в практические опыты позже, страшно интересные. Граница между привычным и новым стиралась поразительно быстро.

  Лишние знания приводят к ненужным поступкам. Взаимосвязь избыточного интереса и массы неприятностей пришла мне в голову намного позже, замещая сожалением боль. В самом начале целеполагание и последовательность напрочь вытеснило собой любопытство. Оно заполнило все мысли детским ощущением игры, причастности к неведомой тайне. После первого увиденного призрака очки оказались в руках мартышки, но не разумного человека.

  Спустя недели я смог почувствовать себя более или менее трезво, многое увидев сквозь стёкла. Даже жалел, что не умел рисовать и не мог передать и сохранить подсмотренный вихрь. Знаете, души людей перемешиваются, вне зависимости от пола, возраста, расы и смерти. Иногда они возвращаются по тем или иным причинам. Со временем я проследил лишь слабые закономерности, поэтому не могу сказать ничего определённого. Научный метод работает так себе, если ты единственный, кто видит умерших сквозь найденные очки. Нет контрольной группы. Много сомнений в собственной объективности. Иногда слишком много. И слишком резонным кажется желание оставить подобное открытие в тайне, чтобы мной не заинтересовались. Кто угодно, всякий может подумать худшее. Слабо представляю, как умением видеть умершее можно поделиться и чем может помочь даже немного поверивший человек. А на большее рассчитывать не приходилось, уж точно.

  Поэтому я один смотрел в свободное время на то, как среди живых прогуливаются ушедшие. Давно или недавно, кстати, вполне возможно догадаться. Особой уверенности в идентификации до снятия очков я добился не сразу. Но внешний вид, отрешённое поведение и не сезонная одежда порой выделяют людей по ту сторону, но далеко не всегда. Может это зависит от порядка смерти, может от человека или его желаний. Не уверен и не знаю, что возвращает души, некоторые из множества. Какие тут критерии классификации призраков и подсчёты количества, если нельзя быть уверенным даже в собственном одиночестве. Статистикой сложно заниматься в беспокойстве. А я часто смотрел поверх очков и сразу сквозь стёкла, осматривая пустые комнаты. И иногда жалел, что ни разу не увидел ушедших близких. А может и к лучшему. Никто не знает.

  Очки непривычно натирали переносицу. Поведение любопытного вечно глазеющего полусумасшедшего становилось асоциальным. Странность отделила меня от прежних знакомых, так что сторонних советов я не спрашивал. Подумал, что даже если не я один обладаю очками, подобным артефактом и возможностью, никто не носит рядом со мной бейджики с надписью «меня зовут Александр, я вижу мёртвых сквозь чудо-очки». Любой будет худо-бедно скрывать происходящее, если не хочет в компанию душевнобольных. Но я осознанно высматривал реакцию окружающих, если сталкивался с уходящими душами. Совершенно безуспешно: ничего кроме растерянности в невидящих глазах или неосознанного желания обойти нечто стороной не отмечал. Вывод напрашивался: либо на улицах пугаюсь от скользящих и исчезающий людей я один, либо мне всё снится, либо выделяюсь я лишь с непривычки и новизны происходящего. Ценник на первый визит к наследственным кудесникам огромен, да и с ними особенно не поэкспериментируешь.

  Потому мне стали близки мысли, что вижу мёртвых только я, пока на мне очки. Один артефакт на множество жизней и смертей. Может есть исключение для животных и детей: иногда ловил их на внимании к странствующим душам. Это взаимно. Я провёл пару выходных около ближайших захоронений и смотрел со стороны, как проявляются люди на погостах. Видимо, это возможно везде, но чаще заметно в тех местах, где собираются семьями. Иногда ещё в парках или во дворах. Но на кладбищах нет места лишним предметам, событиям и мыслям, поэтому души различить легче. Я видел отчётливо, как семьи восполняют ушедшие. Обычно спокойно стоящие рядом, иногда с интересом рассматривающие маленьких детей или кошек. Почти всегда светлые и немного грустные. Словно им тяжело только от невозможности пересечься с жизнями близких и порадовать их.

  В целом, я не встречал ничего, кроме положительных или нейтральных эмоций с той стороны. Снимая очки, пребывая среди живых людей, часто возвращался к неприятному перекосу. Соглашался, что все люди разные, что правила игры могут быть сложными и непонятными. Может быть, стоило попробовать посмотреть сквозь стёкла на более мрачные места, чтобы развеять парадокс доброты мёртвых. Но от одной такой мысли сердце сжималось и руки тянулись к глазам. Не хотел я понимать и знать, что происходит с болью и ненавистью живых после смерти. От одной мысли становилось настолько страшно, что я так и не решился поискать ответ, отложив идею на невозможный срок.

  После принятия собственной слабости удалось перевести мысли в другую плоскость. Если зла на той стороне я не увидел, то грусти, конечно, оказалось предостаточно. Прощание, как мне кажется, никогда не вызывает искренней радости. Не только со стороны дышащих воздухом, уж поверьте. Больше всего мне запомнился бродяга, на которого натолкнулся будничным утром по пути на работу, поёживаясь от прохладного ветерка. Несмотря на ранний час, фонари уже погасли и люди вокруг наполняли собой улицы. Проходя вдоль стены храма, я замешкался и сбавил шаг. С музыкой пришли в голову вопросы: как давно и кем были собраны в ровные ряды кирпичи? Чем жили те люди и чем занимали свои сердца и головы их потомки сейчас? Даже не заметил, как быстро и каким образом стёкла возникли перед зрачками.

  Да, мне никогда не встречались призраки из далёкого прошлого. Да, я не видел душ на службах. Но правила это или исключения: наверняка сказать затрудняюсь и сейчас. В добавок не составляло особого труда просто смотреть по сторонам и раскладывать по местам мысли. Очки словно чувствовали необходимость, ложась в руку за секунду до верного момента. Потому что около входа на территорию храма я сразу отметил одного из просящих подаяния. Мужчина стоял на привычном месте, в той же компании, но всё-таки отличался. Потому что умер, ни вчера так чуть раньше. И ждал не случайных прохожих.

  Собственно, просить мелочи завсегдатаям пока не приходилось. Парочка товарищей не с пустыми руками вернулась из ближайшего магазина, успешно дождавшись положенных часов. Оживлёнными на всей улице оказались только бездомные. Даже деловитыми, среди не проснувшихся до конца прохожих, бредущих в самую рань. Но просящие говорили заметно тише обычного, не встречаясь взглядом. Скорее всего чувствуя, что рядом в последний раз с ними стоит мертвец. Не знаю, каким органом тела или какими фибрами души: что-то в восприятии проскальзывало почти у каждого, поверьте.

  Привычное лицо с земляными оттенками уже не передёргивало от кашля. Потерянный застывший взгляд смотрел мимо компании, в которой мужчина собирал подаяния все последние месяцы, пришедшие на память. Может и раньше, точно не скажу. Но клетчатую плотную рубашку, местами затёртую, я на нём уже видел. Сейчас она смотрелась слишком лёгкой, надетой не по погоде. А такие люди одеваются осмотрительно. Ещё перед ногами в привычном ряду не хватало миски для денег с чёрным пакетом, одетом поверх. Может и для больших, но не способных заметно продлить жизнь на улице. Упёртый то ли в пустое место, то ли в основание стены взгляд не позволял прочесть мысли по каким-либо жестам. Опущенные руки висели без движения, взъерошенные волосы не мог растрепать ветер.

  Я чуть замедлил шаг, стараясь не привлекать к себе лишнее внимание, будто выбирая почище дорогу под ногами. Успел увидеть боковым зрением, как мужчина поднял глаза к вершине храма, слегка склонив на бок голову. Глубоко вздохнул и застыл на миг. Вокруг замерших глаз остановились сети морщинок. Время в последние годы натирало на лице следы пережитого с большей силой, пока мужчина пропускал и отдавал больше самого себя в пустоту. Теперь следы замерли, а дни и годы потеряли свою связь с уставшей мимикой. Стоило мне моргнуть и протереть глаза, как пустота полностью оставила за собой освобождённое место. Ставшие бесполезным очки сразу обрели свой вес. Я снял их и аккуратно убрал, как только прошёл мимо ворот. Осталось ощущение конца книги, где недосказанность казалось явной с самой середины. И ничего.

  В самом начале я не мог и представить, что обладание тайной когда-то станет невыносимо. Слишком тяжело. Не из-за распирающей важности, не из-за страха или смены осознания мира, а от простых правил, неизменных по эту сторону очков. От невыносимой физической боли, от которой хочется выть. Сейчас в моём пространстве за глазами мысли ещё путаются и повторяются, порой в нарастающем гуле, порой в форме головной боли. Тело ещё болит, особенно в местах ударов по костям. Но что-то боль расчистила, это уж точно. И ей никогда не уйти. Одни сутки вместили в себя больше перемен, чем предыдущий год. Честно, я не сам выбирал, уж поверьте.

  Тот день начинался бодро и солнечно. Я гулял, времени оказалось предостаточно и решение взять с собой очки не было спонтанным. Мне уже нравилось смотреть вокруг и подмечать что-то необычное. Порой казалось, что стёкла начинали работать несколько иначе. Пару раз я замечал что-то рядом с живыми людьми. Что-то не связанное с возвращением мёртвых. Очки учились или учили, а я этому радовался и ничего не подозревал. Привык ожидать за поворотом новый день, совсем не примеряя обратное. Не подстроился под происходящее, а беззаботность и пренебрежение осторожностью не казались ошибкой.

  Плохо помню весь день в целом, но могу с закрытыми глазами перемотать происходящее, задерживаясь на особенно ярком. Словно выкрутили у памяти светоёмкость, оставили только самое насыщенное в отдельных кадрах. Поток машин с рёвом проносится под ногами, пока яркие жёлтые лучи пробиваются сквозь пыльные и местами расписанные стёкла надземного перехода. Людей не так много: кто-то спешит по работе, кто-то отвлёкся на собственные дела, кто-то не спеша прогуливается. Много шума и достаточно голосов: мальчик кричит на руках у матери, внизу проносится особо слышный мотоцикл, рядом мужчина кричит в трубку телефона. Поток людей разношерстный и случайный, не цельный. Высматривать что-то, ещё не зная предмета поисков, мне интересно. Я даже не сразу замечаю нищую мадонну с ребёнком и уже почти отворачиваюсь. В последний момент возвращаю взгляд. Потому что вижу знакомую мне девушку, первую из многих по ту сторону очков. Пропавшую без вести мать, которая вновь собирает всё внимание так, что я покачиваюсь и останавливаюсь. Резко, словно упираясь в стену.

  Пока не так много людей, чтобы помешать потоку, и не так мало, чтобы каждый человек бросался в глаза. Я смотрю на потерянную мать, а она не отрывает взгляда от ребёнка на руках нищей. Тело замерло в оцепенении и только плотно сжатые немые губы дрожат по привычке. Спустя пару секунд черты искажаются в беззвучном крике. Девушка раскачивается несколько секунд, а затем замирает в прежнем состоянии, замкнутом и не менее пугающем. Потерянное и загнанное выражение лица почти сразу подталкивает меня вперёд. Я, кажется, понимаю, что происходит. Проходил мимо много раз, читал что-то похожее или слышал о подобном. Вещи, которые каждый обходит стороной, существуют вне зависимости от признания. Вещи, в которые не хочешь верить, от которых мороз пробегает по спине. Вещи, на которые наталкиваешься с ощущением ваты, когда твои ноги предательски подкашиваются.

  После, очнувшись в больнице, я уже не буду интересоваться произошедшим, исходом дел и судьбой ребёнка. Хватит ожидания официальных писем. Но тогда, в ярком свете дня, я прохожу мимо, останавливаюсь и вызываю полицию. Настаиваю на задержании, неумело читая причины с экрана телефона. Несмотря на протесты, проклятия и возражения против съёмки на телефон, упорно стараюсь прекратить происходящее, сняв очки и не думая ни о чём больше.

  Когда заявление приняли, показания внесли и со мной закончили, вечерние сумерки сгущались в синюю темноту. Видел все перемены, смотря в зарешёченное окно. Отчётливо помню отрезок после рутины и переживаний в отделении. Пьяные крики внизу, сразу после рамки и до запертых дверей. Разномастные фотографии и лица вокруг. Маленькое окошко, измотанных людей в форме. Растерянность и усталость, когда выхожу наружу и стараюсь скорее отыскать кнопку выхода. Я спускаюсь по бетонным ступенькам, запускаю руки в волосы и нахожу в телефоне ближайшую остановку. Иду к переходу по почти пустым улицам, перебирая в голове пропущенные дела. Затем заворачиваю и подымаю голову от экрана, пытаясь найти глазами остановку. И чувствую сразу несколько ударов.

  Бьют сзади по голове и спине, скорее всего трое. Это я вижу смутно, уже после падения. Всё происходит слишком быстро. Удары методичные, большей частью наносятся ногами. С трудом удаётся прикрывать руками голову, благодаря наитию или случайной догадке, которая поможет позже восстановиться без особо тяжёлых последствий для организма. Но это будет намного позже, а теперь я весь в крови, тёплой и солёной, лежу один в темноте на грани сознания. Болит всё, а я даже не осознаю, что это только начало. Адреналин заменят обезболивающие и терпение. Много терпения, много боли. Совершенно разной, но бесконечной, изменившей меня против воли, затеревшей прежние черты внутри. Пока же пришло время корчиться на полу, где меня и рвёт. По обрывкам фраз смутно понимаю, что прохожие принимают вонючего, грязного и стонущего человека за пьяного. Даже не понимаю тогда, а догадываюсь сейчас. Может поэтому так долго никто не звал на помощь, пока реальность заполняет пульсирующая, давящая и распирающая боль.

  Вскоре появляется шум в ушах. Боль перешла от висков к глазам, закрывая сознание от тусклого света. Я отрывочно помню, как меня везли в скорой. Потому что периодически проваливался в сон и смотрел на призрака, дрожащего и испуганного. Девушка стоит и заламывает руки, неспособная помочь своему ребёнку. Мне хочется бежать, меня удерживают. Рукой натыкаюсь на непонятно как уцелевшие очки и забываюсь, теперь уже надолго. Я не успел захотеть надеть их тогда, ни разу не решился позже. И не смогу уже никогда, знаю наверняка.

  Закончив с воспоминаниями, я открываю глаза. Передо мной проносится поезд метро, шум которого я выдерживаю уже пару дней. Рядом на деревянных досках скамьи лежат очки. Мне хочется думать, что я достаточно пережил, что артефакту просто нужен кто-то более сильный и ответственный. Но в действительности, мне страшно. Видеть и знать – вещи различные. С некоторым опытом жить очень сложно. С опытом поражений можно, с опытом смерти – труднее. Но с собственной слабостью я как-нибудь слажу.

  Я встаю, прихрамывая, отхожу от скамейки. Утро раннее, в промежутке движения поездов на платформе тихо. Страшно оборачиваться, но и бежать я не собираюсь. Уверен, что очки не только не ломаются, но и не теряются. И что без них смотреть вокруг становится легче с каждым шагом. Думаю, что и дышать смогу глубже и ровнее, когда память перестанет возвращаться к пережитому с завидным постоянством. Вижу так ясно, словно очнулся ото сна. С меня достаточно.