Текст книги "Роль"

Автор книги: Дмитрий Воронков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Что это такое?! – возмущалась соседка. – Это безобразие! Куда только префектура смотрит? Чиновник префектуры с портфелем и среднестатистическим лицом стоял в сторонке. – Лифты – не наша епархия, – оправдывался он. – Да вы посмотрите?! – соседка показала вниз. – Это же настоящая волчья яма! – Странно, эти штыри мы заказывали для ограды мусорных контейнеров, сказал Левко. – Ребятишки, наверно, озорничают. – Ничего себе, ребятишки! – не унималась соседка. – Ничего себе озорство!

Бежин влетел в театр, побежал по лестнице вверх. Вахтерша проводила его удивленным взглядом. – Хорошо, что ты пришел, – обрадовался Савинов. – Я уже заказал декорации.

– Какие декорации?! – Арматуру, – объяснил Савинов. – Помнишь, Гамлет говорит, что Дания тюрьма? Так вот, вся декорация будет представлять собою тюремную решетку из заточенных стальных штырей. Здорово? – К черту декорации! Меня только что убивали по-настоящему! – А что ты хотел? – сказал Савинов. – У тебя такая роль. Ты сам ее выбрал.

– Ты хочешь сказать, если по сюжету меня должны убить, так я должен умереть? – Если не выживешь. Спектакль ставишь ты. Ты назначил себя на роль коммерсанта? – Ну. – Вот. Нужно оплатить счет за арматуру... – Да, подожди ты с арматурой. Что мне делать? – Савинов подумал. – Проси больше денег. – Ты считаешь, жизнь покупается за деньги? – Сейчас все за деньги покупается. Вопрос только в количестве. Гертруда очень много просит, а другую я себе не представляю. Да и костюмы хотелось бы заказать пристойные. – Да пошел ты! – Бежин выбежал за дверь. – Когда ты сможешь приступить к репетициям? – вслед ему крикнул Савинов.

Илзе подняла Широкова с постели. Он вышел в гостиную заспанный, в халате. – Что случилось? – Зачем ты это сделал?! – набросилась Илзе. – Что сделал? – не понял Широков. – Ты сядь, успокойся и расскажи все по порядку. Илзе взяла себя в руки. – Ты, конечно, мог и не знать, а эти люди неразборчивы в средствах. Но так жестоко, бр-р-р... – Она передернула плечами. – Так садистски даже фашисты партизан не казнили. – Ничего не понял, – признался Широков. – Какие фашисты? Каких партизан? – Я понимаю, – сообразила она. – Ты, конечно, ни в чем не признаешься. Хорошо. Тогда я скажу прямо – убийство надо немедленно отменить. – Ага, – понял, наконец, Широков. – Значит, ты больше не хочешь смерти мужа? – Не хочу. – А как же Бетховен? – Сейчас же останови их! – Илзе схватила телефонную трубку, протянула Широкову. Широков взял трубку и положил на место. – Останови... Ты не знаешь системы, дорогая. Это не так-то просто. Я уже отдал за него деньги. – Сколько? Я верну тебе! – Дело не в деньгах. – Он сально взглянул на нее, засунул волосатую руку под полу халата, непристойно, по-Павловски, почесался. – Помниться, ты пообещала сделать все... Ее едва не стошнило. – Фу... – Она брезгливо отвернулась. – Кроме того, ты говорила, что я не будешь претендовать на основной капитал, и мне останется все. Согласись, мне совершенно невыгодно спасать твоего мужа. Илзе с презрением посмотрела на него. – Если Павлов погибнет, ты не получишь ни гроша, понял, мразь?! Я вышвырну тебя без выходного пособия! Она выскочила из гостиной, хлопнув дверью.

У Широкова, действительно, никогда не было постоянной женщины. Он не любил их. Впрочем, мужчин он тоже не любил. Бог, вообще, обделил его этим чувством, и уж, тем более, его не заслуживали люди. В этом, они были очень схожи с Левко, но если Левко и к себе относился достаточно строго, то Широков себя очень любил. В отличие от везунчика Павлова все в жизни ему давалось с трудом, хотя он и умел делать все гораздо лучше других. Но уж то, чего он достиг, должно было служить ему и только ему – делиться он не собирался. Спальня, место, куда он пускал разве что проституток, забывающих все после расчета, выдавала в нем истинного сибарита. Она была обставлена с большим вкусом, и только некоторый избыток роскоши, несвойственный убежденным холостякам, нарушал его. Да еще выбивался из стиля ампир небольшой иконостас с фотокарточками. Изображен на них, в основном, был сам Широков. Реже, рядом с Павловым, еще реже на фотокарточках фигурировала Илзе. К этой семье хозяин питал особые чувства. Зная Павлова с детства и будучи полной его противоположностью, Широков считал его частью своей жизни, своеобразным alter ego. Это не имело ничего общего с привычными человеческими чувствами – любовью и дружбой, хотя и было похоже на них. Подобно тому, как Левко брал на себя смелость судить людей, Широков присваивал себе право их прощать. Самые неблаговидные поступки его якобы друзей и якобы любимых прекрасно оттеняли чудесные качества его души, а прощение еще более усиливало их. Впрочем, в этот избранный круг попадали немногие, но если уж попадали, то надолго – ветреником Широков не был. Павлов и Илзе принадлежали к этому кругу. Широков стал одеваться. Зазвенел телефонный звонок, Широков снял трубку. – Да, это я. Твое освобождение откладывается. Да, покушение было, но оба живы. Что значит недосмотрели? Ребята сделали все что могли. Мы бы его взяли еще вчера, если бы не помешали менты. Обыкновенные. Когда надо, их не отыщешь, а когда не надо, под ногами путаются. Черт! – Широков не мог попасть в штанину. – Да, добрались до койки, добрались! Какое это имеет значение? Нет, этого я не знаю. Моя задача следить за Левушкой, а не со свечкой стоять. Не уследил, потому что никто не предполагал, что он использует лифт. У нас еще есть время, потерпи. Главное, что он поверил, значит не отступится. Хорошо, когда возьмем, я привезу его к тебе – сделаешь с ним, что захочешь.

Как только машина Илзе покинула стоянку у Широковского особняка, ее место заняла машина Бежина.

Широков вышел навстречу Бежину одетый, как будто давно встал. – Мне уже доложили. Сумма гонорара будет удвоена. Но за ней тоже нужно будет следить вдвойне. Охрану, естественно, усилим, но ты должен оказать на нее влияние. Бежин, намеренный вылить на Широкова ведро упреков, растерялся. – На кого?

– На Илзе, естественно, – объяснил Широков. – Ты должен убедить ее быть осторожной, внимательней относиться к своей безопасности. – Так ты считаешь, что покушались на нее? – Конечно. Ей же надо было в это время идти в лабораторию. – А я думал, на меня. – Убивать тебя им нет никакого смысла. А вот шантажировать угрозой ее жизни... Эти фашисты неразборчивы в средствах. – Что же мне делать? – Что тут сделаешь? – Он тронул Бежина за локоть, взглянул в глаза. Береги ее. Бежин чутьем актера почувствовал наигрыш. – Что-то ты недоговариваешь, Сергей Сергеевич. С чего это я должен беспокоится за жизнь супруги покойника? – Мне показалось, ты к ней неплохо относишься. – Тебе показалось. У меня есть своя жизнь, театр, новый спектакль. Мне хотелось бы дожить до финала. А сейчас моей жизни угрожает опасность. Мы так не договаривались. – Послушай, Андрей, я не понимаю, что тебя не устраивает. Ты живешь так, как никогда прежде не жил, спишь с чужой красивой женщиной. Ну, потерпи ты еще недельку, а потом будет тебе и театр, и новый спектакль. Мы усилим охрану, Илзе ляжет на операцию, партнеры подпишут контракт... – Кстати, о Илзе, – перебил Бежин. – Ты, говорил, что она безумно любила супруга. А я что-то не уверен, что она так сильно бы огорчилась, узнав о его смерти. – Почему ты так решил? – Для любимых не готовят оружие, и не прячут его за вентиляционными решетками. – Оружие? – удивился Широков. – Пистолетик. Правда, незаряженный. Она, кажется не знает, что для пистолетов нужны патроны. Ты говорил, что, если она узнает, то не доживет до операции. При такой жизни она тем более не доживет. И вообще, что у нее за болезнь? Может, ты все врешь о болезни? – Можешь сходить в клинику и узнать сам. Для любящего мужа такой поступок вполне уместен. – Нет, Сергей Сергеевич, здесь определенно что-то не так. Или ты расскажешь мне, в чем здесь дело, или я ухожу. Широков подумал, вздохнул. – Ладно. Я увеличиваю гонорар втрое. – Тьфу! Да что вы за люди такие? Разве дело в деньгах? – А в чем же? Я не понимаю, чего ты хочешь? Теперь задумался Бежин. – Я хочу заняться делами. – Какими делами? – Делами покойного. Я должен знать что играю. Я привык зарабатывать свои деньги. – Зачем тебе это? – Должен же я знать, за что я рискую жизнью? За какие такие дела людей убивают? И долго ли еще это будет продолжаться. Может быть, ускорю подписание договора. – Не выйдет, – возразил Широков. – Почему? – Ты не разберешься. Ты думаешь, любой может сразу стать бизнесменом? – Я быстро схватываю. На лету. – Бежин передернул плечами, вспомнив падение лифта.

Бежин и Широков сидели в офисе. Бежин нажал кнопку, вошел секретарь Паша. – Вызывали, Сергей Сергеевич? – обратился он к Широкову. – Это я вызывал, – сказал Бежин. – Принеси-ка мне, Паша, последний контракт. Паша вопросительно посмотрел на Широкова. – Принеси, – сказал Широков. Паша пошел к выходу. – И предпоследний, – сказал Бежин. – И вообще, все документы за последний месяц.

К концу дня стопка бумаг стала значительно тоньше. – Удовлетворен? – спросил усталый Широков. – Естественно, нет, – сказал Бежин. – Что тебе не нравится? – Я не все понял. – Я предупреждал. – Я не понял, например, за что могли убить Червонца? Конкурентам его смерть невыгодна, значит... – Бежин вопросительно взглянул на Широкова. – Значит и твоя невыгодна, – торопливо перебил Широков. – Я же говорил. Что еще? – Надо немедленно встречаться с Ираклием. Договор составлен неграмотно. Он может сколько угодно тянуть с финансированием, а потом просто отказаться по истечению срока. При этом все риски будут только на нас! – Бежин ударил себя кулаком в грудь. – На нас, – поправил Широков. – На мне и Илзе. А ты, действительно, быстро схватываешь. Забивали Ираклию стрелку, и не раз. – Значит, встречи были сырые, неотрепетированные. Нужно сначала понять сверхзадачу, развести мизансцену, в общем, закрутить интригу так, чтобы ему некуда было деться. Конечно, встреча пройдет впустую, если не произошло сценического события. – Ну-ну, – сказал Широков.

Бежин стал настоящим бизнесменом. Он работал с документами, составлял компьютерные схемы, диктовал Паше договоры, встречался с Ираклием и другими коллегами, ругался по телефону, пил шампанское за удачную сделку с Широковым и Илзе.

Возвращаясь после очередной сделки, Бежин стоял на светофоре. Место показалось ему знакомым. Это был перекресток возле глазной клиники.

Доктор рассматривал рентгеновские снимки, стоя у окна. – Почему ты не пользуешься проектором? – спросила сестра. – Так привычнее. Терпеть не могу искусственного света. – Ты просто консерватор. – Да, – согласился доктор. – В прошлом веке вообще без рентгена обходились. И недурно врачевали, между прочим. Эскулап и без гамма-лучей видит пациента насквозь. В дверь постучали. – Войдите, – сказал доктор. Вошел Бежин. – Здравствуйте. – Здравствуйте. – Доктор положил снимки. – Вы ко мне, юноша? – К вам, – сказал Бежин. – Только я давно не юноша. Моя фамилия Павлов. Я хочу узнать состояние здоровья моей супруги. Ведь вы ее лечащий врач? – Да, я ее пользую. Вы муж Лизы? – Лизы? – удивился Бежин. – Я представлял вас несколько другим. Проходите, юноша, садитесь. Бежин сел на кушетку. Доктор присел рядом. – Сначала я обязан взглянуть на ваши документы. – Зачем? – Врачебная тайна, юноша. Не могу же я поверить ее первому встречному. Бежин протянул паспорт. – Да, конечно. Доктор сличил фотокарточку с оригиналом. – Но здесь изображены не вы, юноша. – Как не я? – Очень просто. Вы ведь левша? – Откуда вы знаете? – удивился Бежин. – Ассиметрия лица, юноша. А на документе запечатлен типичный правша. Я бы даже сказал, что у этого человека гипертрофированное левое полушарие. Бежин растерялся. – Может, негатив не той стороной отпечатали, – предположила сестра. Бывает. – Возможно, – сказал доктор. – Я даже знаю случай, когда пациенту ампутировали здоровую ногу. А причина всего лишь в том, что сестра неправильно установила на проекторе снимок. – Доктор неприязненно взглянул на прибор. – Хорошо, что пациент был социальный. Ему было все равно. Бомж.

– Надеюсь, ту операцию делали не вы? – с тревогой спросил Бежин. – Бог миловал, – сказал доктор. – Но, боюсь, что больше ничем не могу вас порадовать. Лизаньке предстоит сложная и опасная операция. Если мы ее потеряем, вам придется смириться. – А нельзя ли обойтись без этого? Есть же лекарства, новейшие приборы. Я заплачу любые деньги. Доктор поморщился. – Деньги здесь ни при чем. Взгляните. – Доктор включил проектор. – Видите затемнение? Бежин пригляделся. – Это? – Да. Возможно, это опухоль. Возможно, злокачественная, возможно, нет. Возможно, она давит на функциональный центр. Возможно, именно это нарушает функцию зрительного нерва. – А возможно, и нет? – уточнил Бежин. – Возможно. Возможно, опухоль будет увеличиваться, а возможно, законсервируется или вовсе рассосется. В первом случае, возможно, пациента ожидает слепота, возможен и летальный исход. – Вы все время говорите, возможно, доктор. Неужели современная медицина не может что-нибудь сказать точно? Я заплачу... – Бежин полез за бумажником. – Возможно, точно вам что-нибудь скажет патологоанатом, – рассердился доктор. – А они, насколько я их знаю, взяток не берут. – Извините... – Бежин закрыл руками лицо. – Зачем вы носите линзы? – спросил доктор. – У вас же отличное зрение. Бежин махнул рукой. – Долго рассказывать. Так что же вы тогда тянете? Делайте эту чертову операцию! – Жду, – вздохнул доктор. – Чего? – Не знаю. Видите ли, юноша, то что я вам рассказал относится к области пусть неточной, но науки. А я жду чуда. Бежин взглянул на доктора как на сумасшедшего. Сестра усмехнулась. – Не бойтесь, он не кусается. – Бывало, когда это проходило само по себе. От сильных душевных потрясений. – Каких? – спросил Бежин. – Иногда помогает смерть близкого человека. Любовь. Или, скажем, беременность. – И долго вы намерены ждать? – Чудо зависит не от меня, а от Него. – Доктор показал наверх. – Спасибо, – Бежин встал. – До свидания. – До свидания, – сказал доктор. – Перед операцией вам, возможно, придется подписать этот документ. Сестра протянула бумагу. – Можете взять с собой и внимательно ознакомиться. – Хорошо. – Бежин вышел. – Хотел бы я, чтобы у Лизаньки был такой муж, – сказал доктор. – Он и есть ее муж, – сказала сестра. – В профессиональной фотолаборатории поставить неправильно негатив невозможно чисто технологически, милая, – сказал доктор.

Павлов находился в депрессии. Он был небрит и неопрятен, покрасневшие глаза смотрели зло. Стол был заставлен пустыми бутылками из-под сухого джина, засыпан сигарным пеплом. Он сидел в одних трусах, взгромоздив грязные босые ноги на стол. В комнату вошла проститутка. – Чего тебе? – спросил Павлов. – Сергей Сергеевич прислали, – сказала она. – Для удовольствия. – Уйди. Павлов сказал это так, что девушка немедленно вышла. Он неаккуратно, разламывая, затушил сигару, набрал номер. – Слушай, Широков, меня уже тошнит от твоих бездарных блядей! Где твой гребаный киллер?! А кто знает? Твое подожди я слышу уже сто двадцать пятый раз! Может, я вам уже не нужен? С этой сукой мне все ясно, я с ней поговорю, когда вернусь, я ей придумаю наказание. А что же ты? Может, этот актеришка тебе дороже, чем я?! Может, у тебя с ним роман?! Ладно, но кто тебе позволил пускать его в мой бизнес? Что значит побалуется? Бизнес, это не баловство! С делами Червонца разобрался? Денег заработал? Пусть он засунет эти деньги себе в задницу, понял? Если он не появиться на этой неделе, я выйду и своими руками задавлю его, ее и самого Левушку. Не знаю как, но я это сделаю! И насчет тебя подумаю! Все! – он бросил трубку. В дверях снова появилась проститутка. – Вон! – заорал Павлов. – Я только прибраться хотела, – сказала она. Павлов швырнул в нее бокал, и он вдребезги разбился о вовремя закрытую дверь.

В будке на крыше Левко обмотал тротиловую шашку детонационным шнуром, вставил электровзрыватель, поместил устройство в массивный стальной контейнер, завернул крышку. Выходящие из контейнера детонационный и электрошнуры были намотаны на катушку за его спиной. Наладив альпинистское снаряжение, он спустился вниз, в вентиляционную шахту. На стене, где по его расчетам находилась квартира Павлова, он широким скотчем закрепил детонационный шнур, образовав замкнутый прямоугольник. Проделав это, он нажал кнопку пускового устройства. Электрический импульс, пробежав по проводам наверх, взорвал электровзрыватель, а тот в свою очередь – тротил. Контейнер подпрыгнул, издав глухой хлопок, но шашка, не способная разнести броневую сталь, отдала всю энергию взрыва детошнуру. Мощная волна энергии покатилась по нему обратно вниз. Здесь взрыва вообще не было слышно, и, как будто бы, ничего не произошло. Однако, хрупкая гипсолитовая стена шахты в месте соприкосновения со шнуром дала сквозную трещину. Левко потянул за шнур, и гипсовый прямоугольник бесшумно вышел из стены и полетел вниз. Перед ним открылся просторный проход в комнатку домработницы Павловых, где хранились ведра, тряпки и прочие хозяйственные принадлежности.

Бежин и Савинов разговаривали в кабинете. – Ты просишь слишком много, – сказал Бежин. – Зачем столько арматуры? Это не декорация, а какой-то Чернобыльский саркофаг. По деньгам, по крайней мере, столько же выходит. – Какое ты имеешь право судить режиссерский замысел, Бежин? – возмутился Савинов. – Кто ты такой? – Я ничего не имею против замысла. Меня пугает его стоимость. Гертруду мог бы взять и подешевле. Вон их сколько ходит, только свистни. У нее текста-то – тьфу. Или ты ей не только за текст платишь? Савинов обиделся. – Ты за кого меня принимаешь? Мне тех, что на свист бегут не надо. А эта на меньше не соглашалась. Зато она сможет целый год работать не дергаясь. Да что я тебе рассказываю? Ты же сам актер. Что ты денег жалеешь? Не твои же. Бежина покоробило. – И не твои, кстати, тоже. Если бы хватило моих, я бы слова не сказал. А по твоей смете получается, что нужно вынимать деньги из оборота фирмы. Нормальные коммерсанты себе этого позволить не могут. – Андрюша, что ты такое говоришь?! – поразился Савинов. – Ты не коммерсант, ты артист! Или ты забыл, сколько лет мы лелеяли мечту поставить свой спектакль? А это Шекспир! Мечта всей жизни! И ты будешь играть Гамлета! Неужели мыслимо говорить при этом о деньгах? – Мыслимо, Володя. Но дело не в деньгах. Я, вообще, сомневаюсь, хочу ли я этого. – Ты не хочешь играть Гамлета?! – Я сомневаюсь, – поправил Бежин. Савинов горько усмехнулся. – Значит, ты предпочитаешь играть за деньги роль крутого бизнесмена, нувориша, миллиардера? – Деньги ни при чем, – повторил Бежин. – Я сомневаюсь. – В чем? – В том, что я, вообще, играю. Ладно, давай еще раз посчитаем. Он подсел к компьютеру. – Может, удастся выйти на приемлемую сумму. Арматуру, кстати, можно было получить по холдингу. В отражении экрана монитора ему привиделось движение в щели двери. – Лиза, – крикнул он. – Это ты? Хлопнул глухой выстрел, но вслед за ним грохнул пробитый пулей экран, посыпалось стекло. Бежину удалось распластаться на полу, следующим движением он бросился на Левко, свалил его на пол. Бежину удалось бы одержать победу, поскольку он завладел оружием. Но между ними оказался ничего не соображающий Савинов. Он топтался посредине кабинета, а противники ходили вокруг него. Левко умудрялся кружить так, что его нельзя было достать, не неуклюжего режиссера. – Падай! – крикнул Бежин. – Ложись, дурак! Савинов, втянув голову в плечи, неловко присел на корточки. В дверях появилась Илзе, вышедшая из душа, невидящим взглядом окинула кабинет. Она была также свежа и привлекательна, как в день их первой встречи. Левко прикрылся ею, схватив за влажные волосы. В руках его появился нож. – Будьте любезны, отдайте пистолет вашему другу, – попросил Левко. Иначе, мне придется отрезать даме голову. Бежин отдал оружие Савинову. – Уберите нож. Кто вы такой? Что вам от меня надо? Если денег, то я отдам все, только отпустите женщину. Левко жестом подозвал Савинова, забрал у него пистолет. – Учтите, она у меня на мушке. – Он оттолкнул Илзе к дивану. Она бессильно опустилась на него. – В народе меня зовут Левушкой, – представился Левко. – Я служу профессиональным убийцей. Анатолий Иванович Павлов задолжал мне и намеревался обидеть. Я пришел его убивать. – Это не Павлов! – закричал Савинов. – Это Андрюшка Бежин, актер! – Я уже понял, – сказал Левко. – Мне решили сделать подставку. Интересно, господин артист, вы знали, что вас наняли, чтобы я нашпиговал вас свинцом?

– Подозревал. Не машите так пистолетом. Я хорошо слышу без жестикуляции. – Удивительно. И я подозревал, что здесь что-то не так. Раньше все дела удавались мне с первого раза. А вас берегло небо. Неужели вы пошли на риск ради презренного металла? – Деньги здесь ни при чем, – ответил за Бежина Савинов. – Ему сказали, что она, – он показал на Илзе, – очень больна и не вынесет известия о смерти мужа. – Поразительно, – признался Левко. – Выходит, вы тоже не знали, что это не ваш муж? Илзе посмотрела на Бежина. – Нет, – прошептала она побелевшими губами. Нет. – Вынужден снять шляпу перед вашим талантом, – признался Левко. – Прости меня, – сказал Бежин. – Вам не за что извиняться, – сказал Левко. – Вы поступили благородно. – Я пошел на это из-за денег, – признался Бежин. – Не хочется врать перед смертью. – Это честно, – сказал Левко. – Я ведь тоже служу из идейных соображений. Разве то, что мне платят может окупить душевные затраты? Всегда один, ни друзей, ни любви. Ведь любовь, как вы понимаете, предполагает полную искренность. Я этого не мог себе позволить всю свою жизнь. – Вы хотите, чтобы мы вас пожалели? – спросила Илзе. Левко нахмурился. – Нет. Я хочу совсем другого. Ваш настоящий супруг, как я понимаю, жив и здоров. Пока. Я это положение хочу исправить с вашей помощью. – Вы всерьез полагаете, что мы вступим с вами в преступный сговор? спросил Бежин. – Не сомневаюсь. Вы не пошли бы на это даже под страхом смерти, пока не было ее. Сейчас речь не о вашей, а о ее жизни. Вы хотите умереть? – Левко направил ствол Илзе в лоб. Она побледнела. – Нет. – Вы же все равно всех нас убьете, – сказал Савинов. – Зачем? – возразил Левко. – С этим можно подождать. Не такой уж я злодей, мне чужого не надо. Бывают, конечно, издержки, но, вообще-то, я терпеть не могу, когда страдает гражданское население. – А с чего вы взяли, что я дорожу ее жизнью? – спросил Бежин. – Кто она мне? Чужая жена. Левко расхохотался. – Наигрываете, господин актер. Прежде чем обманывать других, научитесь обманывать себя.

Широков следил за машиной Бежина. Возле глазной клиники она остановилась. Бежин и Илзе вышли. Широков толкнул дремлющего охранника. – Не спи, замерзнешь. Ты за что деньги получаешь? Охранник потянулся, зевнул. – Не знаю. Больше месяца уже тихо. Может, с ним случилось что? Работа опасная... – С кем? – С Левушкой. – Хорошо бы... – Внимание Широкова привлек человек в надвинутой на глаза шляпе. Он двигался прямо на Бежина. – Вот он! – крикнул Широков, вылезая из машины. За ним ринулись охранник и водитель. Словно в рапиде человек вытащил из кармана пистолет и трижды выстрелил Бежину в грудь. Тот упал, заливаясь кровью. Человек, бросив оружие заметался между водителем и охранником. – Взять живым! – приказал Широков. Он бросился к Бежину. – Жив? Тот хрипел. – Что? – не расслышал Широков. – Такая роль... Цветы и аплодисменты. – У Бежина закатились глаза. Неестественно белея лицом, Илзе сползла по стенке автомобиля. Из клиники высыпали люди, склонились над Бежиным. – Поздно, – Широков отступил в сторону. – Помогите женщине. Он поднял пистолет, брошенный убийцей, сел в машину.

Убийца, петляя, бежал по пустынному переулку. За ним бежали охранник с водителем. Их догнал Широков на автомобиле. – Садитесь, – сказал он. Переулок оказался тупиком. Убийца, не найдя выхода, повернулся лицом к преследователям. Широкова подмывало размазать Левушку бампером по кирпичной стенке, но он сдержался. Он вышел из машины, сбил с убийцы шляпу, сорвал чулок с лица. Собрав слюну в пересохшем рту, режиссер плюнул ему в лицо.

Широков приставил пистолет к голове Савинова, но тот не испугался, отважно смотрел в глаза. – Мочи его, Сергеич, – посоветовал охранник. – Будет знать, как плеваться.

Широков опустил пистолет. – Нет. Я бы замочил, да Толя очень просил ему оставить. А ты думал, что его убил? Ха-ха. Ошибся, милый, кончилась твоя пруха. В машину его.

Павлов в плаще, шляпе и с зонтиком на стуле посреди пустого цеха. В руке у него был стакан с джином, в зубах – сигара. Он не мог сдержать радости от депрессии и небритости не осталось и следа. Савинов стоял перед ним. Охранник и водитель держали его за руки. – Что смотришь? – спросил Павлов. – Этого не может быть! – воскликнул Савинов. – Я же убил тебя! Павлов самодовольно усмехнулся. – Считай меня привидением, Левушка. Савинов попытался упасть на колени. – Не убивайте меня, пожалуйста! Я хочу жить! – И эта гнида терроризировала всю нашу братву? – Ты не смотри, что он такой субтильный, – сказал Широков. – Я же говорил, он мог под кого угодно косить, хоть под бухгалтера из ЖЭКа. – Широков подал Павлову пистолет. – Зачем это? – спросил Павлов. – Он убил тебя из этого пистолета, – объяснил Широков. – Будет забавно. Символично, так сказать. Павлов поморщился. – Нет. Умирать он будет долго и больно. Я уже списочек составил, что за чем ему отрывать буду. А вот еще говорят, что люди очень смешно кричат, когда им зонтик в задницу втыкают, открывают и обратно вытаскивают. – Он открыл и закрыл зонтик. Савинов зарыдал. – Он в заднице не откроется, – засомневался охранник и критически оценил рост Савинова. – Да и по длине не вместится. – Вот это мы сейчас и проверим, – решил Павлов. – Снимите с него штаны. Охранник с водителем принялись исполнять приказ, но режиссер дернулся, ему удалось вырваться. Поддерживая штаны, он побежал по пролету. Павлов поднял пистолет, тщательно прицелился и хладнокровно выстрелил. Савинов упал. Тело его выглядело жалко. Штаны были спущены, открывая взору трогательные трусы в цветочек. – Finita la comedia, – сказал Павлов. – Еще вечер, – гулко прозвучал под сводами голос. В проеме ворот стоял Бежин. Он был в плаще, шляпе с зонтом-тростью, лица против света не было видно. Он подошел, опираясь на трость. У Широкова отвисла челюсть. – Ты же мертвый! Я видел своими глазами! – Тогда считай меня привидением, – голосом Павлова сказал Бежин. Вернулся из преисподней, чтобы закончить дела. – Я не верю в привидения, – сказал Широков. – Ну, если ты такой атеист, считай, что меня вылечили. Сейчас медицина, знаешь, какая? За деньги покойника на ноги поставят. Павлов скривился, поднял пистолет, и принялся палить в него, пока не кончились патроны. Бежину сделалось грустно. – За что ты меня так не любишь? Ты же сам захотел, чтобы я с ней жил. И сам виноват, что она полюбила меня. Павлов бросил в него пистолет, но промахнулся. Широков пришел в себя. – Из-за чего, вы, собственно, ссоритесь, ребята? Подумайте, все же замечательно! Ты жив, Левушка помер, ты сыграл свою роль, получишь гонорар, и можешь отправляться в свои кулисы. Все довольны, получили свое и разбежались. Бежин вспомнил дядю Славу. – Ты помнишь, как мы впервые в сортире "Вертепа" встретились? – Ну... – За шум заплатить бы надо. – Тебе мало денег? – Дело не в деньгах. Я согласился сыграть роль покойника, но меня не предупредили, что ее придется играть так буквально. Если бы не мое отменное здоровье, я бы уже сыграл в ящик, по меньшей мере, трижды. – Но ты же остался жив. Разве ты согласился бы, если бы знал все? – Нет. – Вот видишь. Ладно, уговорил. Добавим тебе еще двадцать процентов. Да, Толя? – Нет, – сказал Павлов. – Он прав – дело не в деньгах. Он достал из кармана свой пистолет. – Ты что?! Левушка – понятно, самооборона. А замочишь актера, могут быть неприятности. Тебе это надо? – спросил Широков. – Наплевать. – Павлов прицелился в Бежина. Широков встал между ними. – Если ты из-за жены, Иваныч, так с этой шлюхой можно и развестись, если она сама не помрет... Павлов выстрелил. Широков с удивленным лицом медленно упал на пол. Бежин бросился на Павлова. Вторая пуля настигла его в прыжке.

Илзе очнулась на кушетке клиники. – Где я? Доктор у окна рассматривал на свет желтую жидкость в колбе. Ощупав лицо, Илзе обнаружила, что на глазах ее нет очков. – Я вижу без очков... Доктор, я так хорошо вижу! – Она сжала виски. – Но ничего не помню. Что со мной случилось? Доктор встряхнул колбу. – Ничего страшного, вульгарный обморок. Все в порядке, ты беременна. – Что? – Чревата младенцем, как говорит поэт Розенбаум. Если его уже так можно назвать. – Розенбаума? – спросила сестра. – Младенца. Он еще совсем маленький, – объяснил доктор. – Откуда вы знаете? – спросила Илзе. – Вы же не гинеколог. – Необязательно быть гинекологом, чтобы определить беременность, обиделся доктор. – Для этого не нужно даже быть врачом. – Доктор отхлебнул из колбы, закатил глаза, пошвыркал слюной, дегустируя жидкость. Илзе обескуражено глядела на оригинальную диагностику. – Сегодня из гинекологии прислали анализы, – успокоила сестра. Они сейчас точно определяют. Четвертая неделя уже. – Сиропу переборщил, – сказал доктор. Он достал из белого медицинского шкафа спирт, разбавил напиток. – Надо бы еще ванилину добавить. Илзе села, вспомнив. – Где он? – Младенец? – удивился доктор. – Как где? В... – Он кашлянул. Где и положено, в матке. Попросту – в лоне. – Где Павлов? То есть, Бежин? – поправилась Илзе. – А, покойник... – Доктор подумал. – Ушел. Заплевал всю мостовую клюквенным соком и ушел. Странные у вас, молодых забавы. Кино, снимаете, что ли? – Кино. – Илзе надела туфли. – Ты куда, Лизанька? – удивился доктор. – Мне надо... – Она выбежала из кабинета. – Токсикоз уже начался, – уважительно сказала сестра. – Блевать пошла.

Илзе стояла на коленях, засунув голову под ванну, и шарила вешалкой для полотенец, пока не нашла то, что искала – маленький патрон с позолоченной пулькой.

Обезоруженный Павлов был не страшен Бежину – он не умел драться. Но охранник и водитель бились профессионально. Бежин потерял много крови. Никому из четверых не удавалось завладеть пистолетом на полу. Охранник ударил его в раненное плечо, Бежин упал. Охранник поднял пистолет, направил на Бежина. Гулко прогремел выстрел. Охранник оглянулся. Водитель падал с простреленной головой. Охранник не успел удивиться, скошенный очередью. Послышался рокот электродвигателя, звон цепи. Из-под крыши в люльке кран-балки спускался Левко, вооруженный автоматом "UZI". – Кажется, все заинтересованные лица собрались, – сказал он, глядя в сторону ворот. В цех решительным шагом входила Илзе. – Зачем ты пришла? – сказал Бежин. – Любимая, я же просил тебя не приходить, – подыграл Павлов. – Так-так. Я вижу, один из вас позарез хотел бы сейчас из удачливого бизнесмена превратиться в нищего актера. Логично – актер ничего мне не должен. Мне чужого не надо. – Левко обернулся к Илзе. Может, вы, мадам, подскажете, кто из них ваш муж? Илзе пригляделась. – Пусть улыбнутся. У Павлова – золотой зуб. – Боюсь, что им сейчас не до улыбок, – заметил Левко. – А я не конюх, в зубы заглядывать. Мы поступим так – если вы не признаетесь, кто из вас ее законный супруг, она умрет первой. – Левко направил автомат на Илзе. Соперники молчали. – Считаю до трех: раз, два... Бежин подошел к Илзе. – Я Павлов. Я ее муж. Левко перевел автомат на него. – Что ж, пусть будет так. Сраженный короткой очередью Павлов упал. Он лежал с открытыми глазами и ртом, в котором тускло блестел золотой зуб. – Он не читал классики, – сказал Левко. – Жертвует собой только тот, кто любит по-настоящему. Принцип царя Соломона. Бежин обнял Илзе. – Поцелуйтесь, – посоветовал Левко. – Горько! Бежин с тревогой посмотрел на него. – Хочу подарить вам немножко счастья, – объяснил Левко. – Неужели вы всерьез решили, что я сохраню вам жизнь? – Вы обещали, – сказала Илзе. – Вы мне нравитесь, – признался Левко. – И я не люблю лишних жертв. Но вы видели меня в лицо, а это может повредить службе. У меня еще так много работы... – Он взглянул на трупы, подошел к Бежину и приставил к груди ствол. – Не бойся. Когда пуля попадает точно в сердце, смерть наступает мгновенно. Глухо прозвучал выстрел, Левко упал. Илзе вынула из простреленного кармана маленький пистолет. – Я думала, что никогда не смогу этого сделать. Савинов встал, натянул штаны. – Здорово вы. Только долго. Я себе всю задницу отморозил на цементе. Я хотел помочь, но мне показалось, что если шевельнусь, кто-нибудь меня непременно застрелит. – Он со страхом окинул взглядом груду мертвых тел. – Да и что я могу сделать один? – Ты правильно поступил, – одобрил Бежин. – Твое искусство еще нужно людям. Бежин поцеловал Илзе. – Я опять сломала вешалку, – сказала она. – Я буду ее чинить, сколько понадобится, – сказал он. – Твое плечо, – сказала она. – Тебе не будет больно? – Нет, – сказал он. – Мне не будет больно.