Текст книги "Прерванный полет «Эдельвейса». Люфтваффе в наступлении на Кавказ. 1942 г."

Автор книги: Дмитрий Зубов

Соавторы: Дмитрий Дегтев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

К северу от бухты с одноименным названием находилось 11 опорных пунктов, часть из которых имела давнюю историю, часть была возведена уже во время осады. С ноября 1941 года, когда 11-я армия Манштейна подошла к городу, почти все местное население участвовало в работах по укреплению Севастополя. Были построены сотни бункеров, стрелковых и минометных позиций, минных полей, а скалистая, покрытая растительностью местность способствовала хорошей маскировке всего этого. Противотанковые рвы и многочисленные линии колючей проволоки исключали какие-либо маневры и стремительные атаки.

Отдельная Приморская армия генерала И.Е. Петрова представляла собой внушительную силу. В нее входили 7 стрелковых дивизий, 4 бригады, 2 полка морской пехоты, 2 танковых батальона и различные другие подразделения. Всего около 100 000 солдат и офицеров. У них имелось около 600 орудий разных калибров и более чем 2000 минометов.

Однако и Манштейн хорошо подготовился. Для штурма Севастополя было приготовлено невиданное по немецким меркам количество артиллерии: 1300 орудий, 720 минометов, в том числе огромные 19-см пушки, сверхмощные гаубицы и 807-мм орудие «Дора». Последнее было установлено в 30 километрах к северо-востоку от Севастополя, возле Бахчисарая.

Однако основной ударной силой 11-й армии все же был VIII авиакорпус Рихтхофена. Вместе с Авиационным командованием «Зюд» и частью сил IV авиакорпуса Пфлюгбейля для наступления планировалось использовать в общей сложности около 600 самолетов. Две эскадрильи ближней разведки (III.(H)/11 и III.(H)/13), одна дальнеразведывательная (IV.(F)/122), а также и четыре авиагруппы истребителей (III./JG3 и вся JG77), три штурмовые (вся StG77) и семь бомбардировочных авиагрупп (I. и II./KG51, I. и III./KG76, II./KG26, III./LG1 и I./KG100) [49] .

Учитывая, что советская авиация в районе Севастополя располагала всего 90 самолетами, из которых только чуть больше 40 являлись истребителями, полное господство люфтваффе в воздухе было гарантировано заранее.

У Рихтхофена была и своя артиллерия. Как известно, зенитные подразделения в вермахте тоже входили в состав люфтваффе. Учитывая, что серьезного противодействия со стороны ВВС РККА в Крыму больше не ожидалось, Рихтхофен решил почти все зенитки VIII авиакорпуса также задействовать в наступлении. Исключение составляли только большие осадные пушки, которые по приказу Гитлера пришлось надежно прикрыть от возможных налетов. Все остальные зенитные орудия было решено поставить на прямую наводку. Однако при этом Рихтхофен отказался даже временно передать свои зенитки под оперативное командование артиллерийских офицеров 11-й армии, решив, так сказать, лично вести их в бой!

Накануне наступления Манштейн и Рихтхофен провели ряд совещаний по поводу взаимодействия сухопутных войск с авиацией. Командующий 11-й армией считал, что штурм должен начаться с пятидневного артиллерийского обстрела крепости, сопровождающегося непрерывными бомбардировками. Манштейн выразил пожелание, чтобы люфтваффе день и ночь наносили авиаудары по городу и гавани, аэродромам и кораблям, доставляющим подкрепления. Кроме того, важной задачей была нейтрализация советских артиллерийских и минометных батарей, особенно тех, которые находились вне зоны видимости. Ну а когда пехота начнет свою атаку, авиация должна осуществлять непосредственную поддержку, нанося непрерывные удары по оборонительным линиям противника. Вначале основные силы следовало бросить в зону наступления LIV армейского корпуса, затем на поддержку XXX армейского корпуса и VI румынского корпуса.

Рихтхофен в целом согласился с этой программой, но уточнил, что, по его мнению, главной задачей авиации будет воздействие на моральный дух защитников крепости.

Однако сделать это было не так-то просто. Жители Севастополя за полгода уже привыкли к воздушным тревогам, регулярным бомбежкам и артобстрелам. Жизнь большого города давно ушла под землю. На его территории имелось множество пещер, подземных галерей и штолен. Почти как в известной сказке Александра Волкова «Семь подземных королей», Севастополь разделился на наземный и подземный.

«В пещерах и штольнях разместился большой подземный город, – вспоминал Александр Хамадан. – Цехи заводов, всевозможные мастерские, базы и склады, детсады и телеграф. В маленьких пещерках – скромные коммунальные квартиры. Легкие фанерные стены делят пещеру на столовую, спальню, детскую. Сюда переселились многие севастопольцы. Одни потому, что работают здесь же, в соседних огромных пещерах – цехах и мастерских, другие потому, что надоело укрываться в городских бомбоубежищах… Своды здесь высоченные – хоть трехэтажные дома вкатывай в такую пещеру. От потолка до поверхности земли – толщина покрытия – 80–100 метров. Здесь делают мины, минометы, гранаты, ремонтируют пушки и танки, делают лопатки для саперов, ножницы и ножи для разведчиков, противотанковые и противопехотные мины, шьют зимнее и летнее обмундирование, обувь, белье. Здесь отдыхают и лечатся бойцы и командиры»[50] .

Аналогичный пещерный дворец располагался в инкерманских штольнях. В древние времена в местных каменоломнях добывали первоклассный камень, вывозившийся в Болгарию и Византию. Многие дворцы Константинополя были построены именно из крымского камня. До войны в инкерманских штольнях находился Шампанстрой – крупнейшее в СССР хранилище шампанских вин. А в 1941 году здесь разместился огромный госпиталь.

«Перед вами гигантский зал с цементным, чисто вымытым полом и высоченным потолком, – рассказывал очевидец. – Яркий электрический свет. Вы видите стены, обильно украшенные картинами, лозунгами, плакатами. Отсюда можно пройти в два великолепно оборудованных операционных зала».В пещере имелись даже физиотерапевтический и зубной кабинеты, душевые установки и изоляторы [51] .

Боевой дух защитников крепости был очень высок. Все считали, что раз уж город удалось отстоять в страшном 1941 году, то уж теперь-то проклятые гитлеровцы точно обломают об него зубы.

«Крейсер шел навстречу торпедоносцам»

А корабли Черноморского флота, несмотря на полное господство люфтваффе над морем, продолжали упорно доставлять в осажденный Севастополь грузы и подкрепления. В мае эту функцию в основном выполняли крейсера и эсминцы. Чтобы как можно меньше находиться в зоне досягаемости торпедоносцев и гидросамолетов-разведчиков, штурман Отряда легких сил Борис Петров проложил маршрут следующим образом. Покинув Батуми, самый дальний от Крыма порт на Кавказе, корабли со скоростью 22 узла следовали на запад вдоль турецкого берега. В районе Синопа отряд резко поворачивал на северо-запад. Затем, резко увеличив ход до 30 узлов, корабли шли прямо на Севастополь с тем расчетом, чтобы прибыть в пункт назначения в полночь.

В 1.27 27 мая крейсер «Ворошилов», принявший на борт 2485 человек из 9-й бригады морской пехоты и 280 тонн грузов, а также эсминцы «Сообразительный» и «Свободный» с 30 тоннами боеприпасов на каждом отправились в путь. Как и ожидалось, первый отрезок маршрута прошел спокойно, только на полпути между Синопом и Крымом в небе была замечена немецкая летающая лодка.

«Через полчаса обнаружили группу самолетов слева по курсу. Они кружились на месте, – вспоминал Петров [52] . – Скоро стала ясна причина этого – «Юнкерсы» атаковали транспорт «Грузия». У его борта вставали фонтаны от взрывающихся в воде бомб. Охранявшие «Грузию» эсминец «Безупречный», тральщик и сторожевые катера вели огонь по пикировщикам.

Отряд шел со скоростью 30 узлов и вскоре догнал конвой. 100-миллиметровые орудия «Ворошилова» открыли огонь по «Юнкерсам». Самолеты, еще имеющие бомбы, устремились в атаку на наш отряд. Однако гитлеровские летчики быстро поняли, что приблизиться к крейсеру и эсминцам не так-то просто. Ни одна бомба не попала в цель…

Через полчаса после первого налета «Юнкерсов», когда «Грузия» еще была видна, по корме на горизонте появились две новые групп бомбардировщиков. Они атаковали наш отряд, сбрасывая бомбы с высоты примерно три – пять тысяч метров. Корабли умело уклонялись, и все бомбы взорвались в воде.

Уже после захода солнца, в сумерках, показались семь торпедоносцев. Они шли на пересечение курса отряда двумя группами на малой высоте со стороны темной, восточной части горизонта. Приблизившись, торпедоносцы ринулись в атаку. Корабли отвернули, оставляя самолеты за кормой, и вели по ним интенсивный огонь. В результате торпеды были сброшены слишком далеко и не дошли до кораблей. Только один самолет прорвался к крейсеру и сбросил две торпеды. По они прошли за кормой «Ворошилова». Правда, прошли настолько близко, что, когда опасность миновала, у всех, бывших на мостике, вырвался вздох облегчения»[53] .

Вскоре отряд приблизился к фарватеру, ведущему через минное заграждение прямо к Северной бухте. Ночью он обозначался специальными огнями, видимыми только в специальные инфракрасные пеленгаторы и бинокли. Здесь, где корабли не могли маневрировать, из темноты неожиданно показался одиночный торпедоносец. Его пилот нацелился на крейсер «Ворошилов». Его судьба в этот момент буквально висела на волоске. Уклониться было невозможно, а заметили самолет в тот момент, когда от него уже отделялись торпеды. Однако попасть в шедший полным ходом корабль оказалось непросто, и торпеды снова прошли за кормой. Вскоре «Ворошилов» вошел в гавань крепости.

«Легкий летний бриз не нес, как когда-то, прохладу с ароматом садов, не было привычной мирной тишины, нарушаемой лишь звуками духовых оркестров с приморских бульваров, – делился впечатлениями Борис Петров, давно не бывавший в Севастополе. – Теперь бриз тянул дым и гарь с пожарищ, отовсюду доносились оглушительные взрывы бомб и снарядов».Вскоре штурману OЛC представилась возможность пройтись по знакомым улицам, где он когда-то жил. Дело в том, что командира отряда Н.Е. Басистого пригласил к себе командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский, находившийся в глубоком подземном бункере. Вскоре катер промчался мимо торчащих из воды мачт и надстроек крейсера «Червона Украина» к флагманскому командному пункту, после чего Петров оказался в городе. Но ничего хорошего он там не увидел: «Все вокруг было разворочено взрывами. С трудом все же выбрался на Ленинскую и ужаснулся: сплошные руины, улица завалена обломками зданий, битым кирпичом, щебнем, кое-где догорали пожары – следы недавней бомбежки или артобстрела».

В 3.00, приняв на борт раненых, отряд из трех кораблей покинул Севастополь и повернул на восток, взяв курс на Туапсе. Сначала крейсер и эсминцы шли полным ходом, затем скорость пришлось снизить из-за нехватки топлива на последних. И как раз после этого, после 8.00, в небе появились немецкие самолеты. «Сначала один – по корме отряда, на высоте около трехсот метров. Затем еще два – на высоте около трех тысяч метров, – вспоминал Петров. – Сыграли боевую тревогу, корабли дали полный ход. Самолеты все маневрировали за кормой. Но вот один из бомбардировщиков внезапно пошел на корабли. На крейсере выдали по нему целеуказание левой батарее 100-миллиметровых орудий… С крейсера было видно, что самолет идет на эсминец «Свободный», находившийся слева от «Ворошилова». Как только крейсер открыл огонь, самолет сбросил бомбы. Они упали за кормой «Свободного».

Однако то было лишь начало. Через некоторое время показалась группа из 8 торпедоносцев Не-111 и 4 пикирующих бомбардировщиков Ju-88. Первые разделились на две группы, а вторые, зайдя с кормы, начали пикировать на «Ворошилов». «Заранее продуманной схемы взаимодействия артиллерии кораблей и их маневрирования для такого случая в отряде не было, а обстановка развивалась столь динамично, что никто не успел ни скомандовать, ни что-то предложить, – сетовал Борис Петров. – Командиры кораблей действовали самостоятельно, руководствуясь не раз изучавшимися указаниями по отражению воздушных ударов».А раненые, лежавшие на палубах, просили перевернуть их, чтобы не видеть, как падают бомбы…

Крейсер «Ворошилов» отстреливался из всех стволов: 180-мм орудия главного калибра били по торпедоносцам, заходящим слева, левая 100-мм батарея по «Юнкерсам», а правая соответственно по правой группе «Хейнкелей».

«Крейсер шел навстречу торпедоносцам, – продолжал свой рассказ Петров. – Приближаясь, они как бы брали крейсер в клещи. Ухнули пушки главного калибра крейсера, затем донеслись звуки залпов 130-миллиметровых орудий главного калибра эсминцев. Одновременно открыли огонь 100-миллиметровые орудия крейсера. Минута-другая – и «заговорили» 37-миллиметровые зенитные автоматы. Это означало, что до атакующих самолетов уже две-три тысячи метров. И тут же с ходового мостика прогремела по громкоговорящей связи команда:

– Право на борт!

Это командир крейсера Марков начал уклонение от мчащихся к борту торпед»[54] .

В результате ни одна из сброшенных 16 торпед не попала в цель, а бомбардировщики также промахнулись. Несмотря на постоянные атаки авиации, весь отряд в целости и сохранности прибыл в Туапсе. А Борису Петрову в течение июня предстояло еще дважды сплавать в осажденный Севастополь, только уже на крейсере «Молотов».

Бетонной бомбой по бетону

Утром 2 июня Рихтхофен проснулся в 3.30 и надел форму и сапоги. В 5.45 после завтрака он встретился с начальником штаба корпуса, а уже вскоре беспокойный генерал-оберст летел в безоблачном небе на своем «Шторьхе». Ну а вскоре утреннюю тишину нарушила канонада 1300 немецких орудий, к которой присоединился вой сирен пикировавших на свои цели «Штук» и надсадный гул двухмоторных бомбардировщиков.

Первые массированные авиаудары были нанесены в 6.0 и 6.30 по казармам к северо-востоку от Севастополя и позициям советских войск в деревнях Шабликино и Балоссовка. Ну а с 7.00 до 12.00 почти все подразделения бомбили сам город. За исключением «Юнкерсов» III./LG1, которые атаковали зенитные артиллерийские батареи. Десятки «Штук» бомбили порт, базу подводных лодок, водозаборные станции, водохранилища и электростанции. В результате в Севастополе возникли десятки пожаров, крупнейший из которых полыхал на нефтехранилище на южном берегу Северной бухты. Рихтхофен наблюдал эту картину уже со специально сконструированной для него высокой смотровой башни вблизи линии фронта. «Во время первого удара нефтяные баки начинают гореть, – писал он в дневнике. – Русские, очевидно, пытаются потушить его. Огонь начинает стихать через полчаса. Затем подходит новая волна самолетов, русские прячутся в укрытия, и огонь начинает полыхать снова. После обеда они окончательно отказались от тушения!»

Пока бомбардировщики и штурмовики утюжили крепость, самолеты-разведчики Hs-126В-1 из 3-й эскадрильи Aufkl.Gr.23 корректировали с воздуха огонь тяжелой артиллерии.

В общей сложности в течение 2 июня VIII авиакорпус совершил 723 самолето-вылета против Севастополя, сбросив на него 525 тонн фугасных и осколочных бомб (включая одну весом 1700 кг и семь 1400-кг). Одну из последних «доставил» не кто иной, как вездесущий гауптман Бётхер.

I./KG100 «Викинг» начала налеты на Севастополь еще 27 мая. В 12.30 Бётхер добился прямого попадания бомбы CS2500 в бункер в восточной части крепости. В отличие от других подразделений группа не перебрасывалась под Харьков и все это время оставалась в Крыму в подчинении оберста Вилда. Во время второго вылета в ночь на 28 мая командир 1-й эскадрильи атаковал стоящие в гавани корабли, сбросив на них бронебойную бомбу РС1400. Тем же днем Бётхер совершил еще два вылета. По всей вероятности, из-за нехватки боеприпасов «Хейнкели» вылетали с уменьшенной нагрузкой. При этом каждый раз над целью отмечался сильный зенитный огонь. В ночь на 29-е число Бётхер сбросил четыре фугасные бомбы SC250, а через сутки две SC250 и восемь SD50. Что было ровно вдвое меньше стандартной загрузки. Но в дальнейшем ситуация с боеприпасами на аэродроме Саки, видимо, улучшилась. В 16.07 31 мая Не-111 Бётхера снова поднялся в воздух, на сей раз с бомбой большой мощности SC1800. Следующий вылет состоялся на рассвете первого летнего дня. Ну а в злополучный для Севастополя день начала беспрерывных массированных авиаударов Бётхер трижды поднимался в воздух. Сначала в 4.56, потом в 11.41 и, наконец, в 15.20, в итоге обрушив на крепость целую коллекцию боеприпасов: SC1000, SD1400, Flamm С250 и даже специальную бетонную бомбу SB1000 [55] .

Последний тип был, пожалуй, самым экзотическим в люфтваффе. Такие бомбы представляли собой железобетонную оболочку, начиненную взрывчаткой и поражающими металлическими элементами. SB 1000 относилась к классу бронебойных бомб и имела длину 264 сантиметров, толщину корпуса 66 сантиметров и начинялась 735 кг триалена-106 со смесью алюминиевой пудры и воска. Существовал даже парашютный вариант бомбы, называвшийся SB1000 Parachute. Она имела меньшую длину, но больший заряд взрывчатки – 800 кг динитро бензина и нитрата аммония. Таким образом, в отличие от обычных бронебойных боеприпасов, бетонные бомбы имели во много раз больший заряд взрывчатого вещества. Существовали также бетонные осколочные бомбы, как, например, SBe250. Последняя начинялась 42 кг нитрата аммония со смесью древесной муки и алюминиевой пудры.

В воздухе 2 июня было сбито 6 советских самолетов, в том числе два над самим Севастополем, остальные над Керченским проливом при попытке достичь Крыма с аэродромов на Кавказе. Немецкие потери составили один Ju-87. Еще 56 самолето-вылетов выполнили подразделения Авиационного командования «Зюд». В том числе 33 – бомбардировщики, остальные торпедоносцы и разведчики. Последние прочесали почти всю восточную акваторию Черного моря. Оказалось, что ни один крупный боевой корабль советского флота не вышел в море. Торпедоносцы атаковали шедший в Севастополь конвой и потопили танкер «Михаил Громов» водоизмещением 836 тонн. Это было последнее надводное судно, пытавшееся доставить в крепость топливо…

«С вновь созданного командного пункта, расположенного в районе Херсонесского монастыря, можно было видеть такую картину: всю линию фронта и ее тылы с артиллерийскими позициями заволокло пылью и дымом от разрывов бомб и снарядов, – вспоминал начальник береговой обороны Черноморского флота генерал-майор П.А. Моргунов. – Эта зловещая туча неподвижно висела с самого утра до позднего вечера. Самолеты противника шли волнами по 20–30 машин. Видно было только 3–4 волны, а дальше они сливались в одну общую массу.

После массированных ударов авиации и артиллерии город задыхался в дыму огромных пожаров, представлял собой сплошное море огня и дыма. С водой было очень плохо, а налеты продолжались непрерывно, и число пожаров росло.

Ночью наступала зловещая тишина. Ни с той ни с другой стороны не раздавались выстрелы, вражеская авиация также прекращала свои варварские налеты. В городе пылал чудовищных размеров костер, зарево от которого было видно за десятки километров. Казалось, в Севастополе погибла вся жизнь и к утру от него останется лишь груда развалин и пепла. Но город жил. В подземных туннелях, укрытиях и всевозможных убежищах отважные севастопольцы продолжали работать для фронта».

В следующие дни бомбардировки и артобстрел продолжались с неослабевающей силой. С 3 по 6 июня люфтваффе выполнили 2355 самолето-вылетов, сбросив на Севастополь и его окрестности 1800 тонн фугасных и осколочных бомб всех калибров, а также 23 800 зажигалок. А, к примеру, гауптман Бётхер за эти дни совершил 8 боевых вылетов (189–196-й), сбросив на крепость свою порцию из почти 16 тонн бомб, в том числе три SC2500 [56] .

«Было начало июня. Грохот наполнял город, – вспоминал очевидец А. Ивич. – Гудок Морзавода не успевал оповещать о самолетах, группа за группой, почти без перерыва, налетавших на город, на аэродром, на позиции. Чаще рвались снаряды на улицах и бульварах, рушились стены уже поврежденных бомбами домов»[57] .

Кроме бомб с немецких самолетов дождем сыпались пропагандистские листовки, призывающие защитников крепости бросить оружие и сдаться, предотвратив бессмысленное кровопролитие. За две недели, с 24 мая по 6 июня, было сброшено 638 000 таких воззваний, то есть примерно по 50 000 в сутки!

Надо сказать, что люфтваффе занимались сбросом бесчисленных листовок с самого начала операции «Барбаросса», хотя их эффективность никем всерьез не оценивалась. В этом потом убедились и сами немцы, когда британские Королевские ВВС заполонили аналогичными бумажками всю Германию. Даже маршал Харрис, возглавлявший английское бомбардировочное командование, признавал бесполезность этой пропагандистской войны: «Я всегда говорил, что единственный эффект от листовок, сброшенных на Германию, так это снабжение противника туалетной бумагой для остальной части войны!»Тем не менее десятки грузовиков, железнодорожных вагонов и транспортных самолетов занимались их перевозкой. Листовки занимали много места в бомбоотсеках, из-за них даже приходилось сокращать бомбовую нагрузку.

7 июня немецкие войска наконец начали штурм огромной крепости. К удивлению солдат, многим из которых казалось, что на советских позициях не осталось ничего живого, оборонявшиеся сразу же оказали отчаянное сопротивление. Рихтхофен тоже был удивлен и понял, что моральный дух защитников, несмотря на ужасающие бомбардировки, вовсе не сломлен.

Между тем люфтваффе работали на пределе возможностей. «Наша работа в Севастополе выставила самые высокие требования для людей и техники, – писал потом Вернер Баумбах, который в июне 1942 года был снова откомандирован командованием люфтваффе в Крым. – 12, 14 и даже 18 самолето-вылетов в день делались отдельными экипажами. Это приводило к огромному износу и нагрузкам для авиации и наземного персонала, который не мог спать и видеть сны в эти дни и ночи и нес ответственность за безопасное состояние машин».

«Перед нами показывается берег и Черное море. Мы изменяем курс на Севастополь, – вспоминал штурман обер-ефрейтора Фридрих Шульц из 4-й эскадрильи KG51. – Из радиоприемника раздается голос командира эскадрильи: «Ида Мария – звену! Перестроиться в правый пеленг! После атаки сбор южнее Балаклавы на высоте 2500 м!»

Впереди появляется Севастополь. Первые облачка разрывов возникают справа рядом с самолетом. Я отворачиваю колпачки с бомб и выбираю бомбы на бомбосбрасывателе, потом показываю Вальтеру, нашему командиру самолета, цель – Северный форт, который мы будем атаковать с пикирования. «Сбрасываем с высоты 2000 м», – говорит Вальтер мне. Заслонки системы охлаждения закрыты, щитки выставлены, я включаю автомат пикирования.

«К пикированию готов!» – раздается голос Вальтера. «Готов», – слышится троекратное «эхо» в ответ. Машина наклоняется, мы круто летим к земле. Форт под нами становится больше, встречный ветер свистит за кабиной. Я смотрю на высотомер. 2500, 2200, 2100, 2000 метров. Я хлопаю Вальтера по колену. Сбрасываем! Словно от удара гигантского кулака, меня прижимает к креслу. Самолет идет круто вверх. «Бомбы упали!» – докладывает наш бортстрелок. Я выключаю автомат пикирования и выбираю следующие бомбы. На крутом вираже мы видим разрывы наших бомб в Северном форте. С правым разворотом набираем высоту. По нам бешено стреляют зенитки. Мы снова над целью. Снова пикируем на противника. Нажатие кнопки на штурвале командира самолета – и бомбы снова устремляются к цели. Машина выходит из пике и набирает высоту. Зенитки продолжают вести по нам бешеный огонь. Сбрасываем бомбы с горизонтального полета на мастерские.

Я готовлю бомбовый прицел, выбираю бомбы и снова включаю бомбосбрасыватель, после чего не отрываю глаз от окуляра. Я вывожу цель на продольную линию, мастерские попадают в перекрестье, перевожу переключатель прицела, выставляю указатели угла зрения на конечную отметку, цель снова попадает в перекрестье, снова перевожу переключатель, выставляю отметки одна над другой – и вот цель снова в перекрестье. Я нажимаю кнопку, и бомбы падают в 50 метрах одна от другой. Я поворачиваю панораму назад, чтобы увидеть попадания. «4, 5, 6, 7, 8, 9 бомб. Отлично, горит!» – слышу я голос Ханса. В окуляр я вижу попадания в мастерские. От взрывов начинается пожар. Крутой вираж не позволяет мне следить за происходящим дальше. Я снова отворачиваю у бомб колпачки. Как сильно стреляет зенитная артиллерия, когда мы летим обратно к морю.

Бум! Над моей головой что-то ударило. Я удивленно поворачиваю голову – в фонаре надо мной дыра. Другие тоже смотрят на нее с облегчением. И тут нам снова повезло. Мы подлетели к району сбора, где уже кружат две другие машины. В прежнем составе мы ложимся на обратный курс. На улицах Севастополя мы наблюдаем интенсивное движение транспорта. Образуются редкие облака, на нужном пеленге я нахожу музыку, и вскоре мы садимся на нашем аэродроме. После того как вылезли, замечаем попадание в радиатор. 1-й техник сразу же начинает устранять повреждение. Па второе задание мы вылетаем на другом самолете. И так каждый день по шесть-семь раз над противником. Больше никакой другой жизни у нас нет».

9 июня VIII авиакорпус, Авиационное командование «Зюд» и частью сил IV авиакорпуса выполнили 1044 самолето-вылета, сбросив на Севастополь 954 тонны бомб. На следующий день соответственно 688 самолето-вылетов и 634 тонны бомб. В тот день в гавани были потоплены сначала транспорт «Абхазия» водоизмещением 4727 тонн, а затем и эсминец «Свободный». Последние прибыли в крепость в составе конвоя с грузами и подкреплениями.

11 июня было выполнено 1070 вылетов и сброшена примерно 1000 тонн бомб всех калибров [58] .

Однако столь интенсивные, фактически ковровые бомбардировки, проводившиеся Рихтхофеном, быстро привели к опустошению запасов топлива и боеприпасов на аэродромах. Он с неохотой понял, что всю крепость ему все равно не уничтожить. Поэтому тактика авиаударов была вынужденно изменена. Отныне штурмовики и бомбардировщики должны были сосредоточиться на наиболее приоритетных целях, которые непосредственно мешают наступлению пехоты. Но боеприпасов все равно не хватало. 14 июня Рихтхофен констатировал в дневнике, что ему катастрофически не хватает бомб, а три дня спустя его подразделения смогли сбросить на Севастополь только 800 тонн вместо запланированных 1000 тонн, но уже из-за острой нехватки горючего.

Сам командир VIII авиакорпуса вел весьма контрастный образ жизни в эти дни. Он либо находился на своей наблюдательной вышке, расположенной на возвышенности южнее города, либо летал над Севастополем на своем «Шторьхе», либо проводил совещания, восседая на троне в увешанном картинами и гобеленами просторном дворце в Бахчисарае.

Почти каждую ночь советские бомбардировщики с Тамани и Северного Кавказа проводили рейды против немецких позиций в Крыму, в том числе бомбили Феодосию, Симферополь, Евпаторию и Ялту. Германские РЛС легко отслеживали траектории полетов самолетов, однако у люфтваффе в Крыму не было ночных истребителей для их перехвата. Впрочем, действия советских бомбардировщиков оказались малоэффективными из-за плохой навигации и нехватки разведданных. Бомбы чаще всего сбрасывались по площадям без всякой точности.

А вот самолетам, базирующимся непосредственно в Севастополе, в первые дни наступления удалось нанести небольшое количество эффективных ударов по немецким позициям. По приказу Рихтхофена аэродромы на полуострове Херсонес были взяты под обстрел зенитными подразделениями. В течение дня он лично наблюдал за ними со своей смотровой башни. Перед взлетом советские самолеты всегда поднимали большие облака пыли. Как только это происходило, Рихтхофен приказывал зенитным батареям открывать огонь, а немецкие истребители тотчас вылетали на перехват. Таким образом, уже к 13 июня активность ВВС Черноморского флота была почти сведена к нулю.

Между тем советские войска продолжали упорно держаться. Только за первые дни наступления потери 11-й армии составили 10 300 солдат и офицеров. Рихтхофен переживал, а фюрер волновался еще больше. Последний надеялся, что битва за Севастополь будет развиваться по керченскому сценарию. То есть судьба кампании решится уже в первые 5–7 дней, после чего уже можно будет начинать переброску высвобождающихся подразделений, в первую очередь авиации, на север в район Дона. Командующий группой армий «Юг» фон Бок также потирал руки, предвкушая, как скоро получит VIII авиакорпус в свое распоряжение. Однако этим оптимистическим планам не суждено было сбыться. Наоборот, Гитлеру пришлось санкционировать срочную переброску в Крым трех полков подкреплений, а Рихтхофену дать больше времени, чем планировалось.

Тем временем, несмотря на полное господство люфтваффе в воздухе, советские корабли продолжали предпринимать отчаянные попытки по снабжению крепости. 12 июня в Севастополь шли сразу две группы: крейсер «Молотов» с эсминцем «Бдительный» и транспорт «Грузия» водоизмещением 4857 тонн с двумя тральщиками.

Боевые корабли на подходе к Крыму несколько раз подвергались атакам пикирующих бомбардировщиков и торпедоносцев. «Солнце уже село, но было еще светло, стемнело только на востоке. Сейчас была особенно опасна атака торпедоносцев, – вспоминал флаг-штурман Борис Петров. – Именно по этим соображениям эсминец занимал позицию слева от крейсера в направлении светлой части горизонта. Ведь торпедоносцы, скорее всего, будут атаковать с востока – со стороны темной, то есть с правого борта. Так и было – вначале по отряду нанесли удары четыре бомбардировщика: два атаковали крейсер и два – эсминец.

Бомбардировщики еще атаковали, когда были обнаружены торпедоносцы. Они приближались справа. Крейсер повернул влево, сбивая прицеливание бомбардировщиков и готовясь уклониться от торпед «Хейнкелей», и открыл огонь.

Это была впечатляющая картина! Башни главного калибра и 100-миллиметровая батарея правого борта дали залп одновременно. Перед низко летящими торпедоносцами клубились вспышки рвущихся в воздухе снарядов «соток» и вставали мощные столбы воды от падений снарядов главного калибра. Один из «Хейнкелей» клюнул носом и врезался в воду[59] . Три других сбросили торпеды, но крейсер резко повернул влево, и они прошли за кормой.

Батарея «соток» левого борта и эсминец в это время вели огонь по бомбардировщикам. Стреляли они метко, и «Юнкерсы» сбросили бомбы раньше, чем нужно. Они взорвались в воде на расстоянии около двухсот метров от борта крейсера.

Через 10–15 минут атаковала еще одна группа бомбардировщиков. Бомбили они с горизонтального полета, с большой высоты, и попаданий опять не было. Около 21.00, уже совсем в сумерках, отряд атаковали два «Юнкерса» и два «Хейнкеля»-торпедоносца. Несмотря на сумерки, сигнальщики обнаружили их своевременно, артиллеристы открыли огонь. Правда, главный калибр в этот раз огонь открыть не успел, но зато огонь «соток» был усилен 37-миллиметровыми автоматами. В темноте были видны очереди трассирующих снарядов. Казалось, что трасса прошивает торпедоносец, а он все шел к крейсеру. Романов своевременно развернул корабль бортом к торпедоносцам, чтобы максимально использовать артиллерию, а затем «подставил» корму сброшенным торпедам. Торпеды прошли мимо…