Текст книги "Граф Монте-Кристо 1,5 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Огненный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Огненный Дмитрий Владимирович
Граф Монте-Кристо 1,5

Реминисценции классики: Граф Монте-Кристо 1,5

Что с людьми не делай, а они все равно хотят знать, как все было – на самом-то деле! Причем желательно покороче и пояснее, а то времечко-то не резиновое, и осиливать пухлые двухтомники – задача не всегда посильная при нашем ритме жизни...Начав славное дело переосмысления классики в «Гарри Поттер. Антология», продолжив в «3,5 мушкетера. История с подвесками», мы не хотим останавливаться на достигнутом. Все потому, что мы очень любим Дюму, Гугу и Муму вместе взятых. Но Дюму все же немного больше! Пусть кто-то скажет «странною любовью», тем не менее, именно глубочайшее уважение и настоящая любовь к признанному классику и его творениям сподвигла на этот небольшой труд. Что ж – вперед по волнам славной истории!

Где-то в феврале ...надцатого года дозорный по имени Де Ла Гард был мертвецки пьян, как последняя свинья, и, заломив ногу на ногу, безбожно храпел на своем посту, распугивая чаек, за что впоследствии получил не очень строгий выговор от капитана. А вот если бы он не спал, как сомлевший сурок, то наверняка бы увидел стремительное приближение трехматчевого корабля (носящего гордое египетское название «Фараон»), одним фривольным резким рывком буквально влетевшего в узкую марсельскую гавань. Хоть немного знакомые с морским делом могли бы сразу предположить, что столь крейсерский ход предвещал не вполне обычную ситуацию на судне. Заранее получивший сигнал о прибытии грузозаказчик, арматор Моррель с безотчетной тревогой почесал затылок, готовясь встретить корабль. И дурные предчувствия его не подвели.

Ему навстречу вышел молодой человек предприимчивой наружности с чернявыми вьющимися волосами и очень честными глазами. Его звали Эдмон Дантес.

– А! Это Вы Дантес... – тоскливо воскликнул Моррель упавшим голосом, – А где... где любезный капитан Леклер?

– Увы и ах, господин Моррель! – довольно резвым голосом, несколько противоречащим сокрушенному виду, ответил Эдмон, снимая шляпу. – Еще в Чивитавеккьи наш дорогой капитан покинул нас.Теперь он в лучшем из миров...

– Что же с ним случилось? – нервно спросил Моррель. – Когда мы прощались на этом самом месте, то он выглядел совершенно здоровым!

– К несчастью, тяготы долгого плавания доконали его, – тон Дантеса стал окончательно плаксивым, – Постоянные опасения за судьбу груза довели его до сильнейшей нервной горячки, а та свела его в могилу.

– Как это могло случиться?! – взвизгнул Моррель.

– Он так беспокоился за груз, чтобы он прибыл вовремя, что больше не мог ни о чем думать и совсем перестал есть и пить. А потом раздулся как бочка, и...

– О, боже, я не хочу ничего этого знать! – отмахнулся арматор. – Но груз?! Как сам груз?! – наконец, у Морреля вырвалось наболевшее и зазудело в воздухе как большая черная муха. – Груз-з-з, надеюсь, прибыл?..

– Увы, – большей печали выказать голосом было бы просто невозможно, – К сожалению, он испорчен. Хотя, я уверен, это сущие мелочи по сравнению с судьбой бедного капитана Леклера...

– Как испорчен?! – горю арматора не было предела. – Почему?.. Почему?!

– Ничего нельзя было сделать, – рассудительно отвечал Дантес бьющемуся головой о стенку с лихорадочной методичностью Моррелю, – Сначала испортился несчастный капитан Леклер, в силу природных обстоятельств, а затем и сам груз. Они долго лежали вместе. Он нежно обнимал груз в своих последних объятиях, словно защищая его своим телом, как, уверен, сделал бы при любых обстоятельствах, будь наш капитан жив!

– Но почему?! Почему?! – неистово повторял еще более несчастный Моррель. – Как Вы могли допустить?

– Это была последняя воля капитана Леклера – похоронить его рядом с бесценным грузом, – грустно и степенно покачал головой Дантес. – Мы были не вправе ее нарушить. Хотя перед смертью он, признаться, немного двинулся, как заметила вся команда-сжевал парус, обгрыз весла в двух шлюпках, звал по именам тюленей, словно старых знакомых, но... он все еще оставался нашим капитаном!

– Да, но почему же Вы не перегрузили товар на другое судно?.. – устало плача, пробормотал Моррель.

– Мы пытались, – безутешно сказал Дантес, – Но, увы, ужаснейший запах, что исходил сначала от капитана, а затем от всего груза, отвратил от нас всех желающих помочь. Один за другим они поднимали паруса и уплывали как можно дальше от нашего "Фараона". К тому же, вся палуба стала скользкой, а кок даже поскользнулся на ней и сломал мизинец. Поэтому, в конце концов, команда собралась с духом (тем, что еще оставался на судне), взялась за багор и, со всем возможным уважением, отправила капитана Леклера в его последнее плавание – на морское дно. А с ним и груз. К тому времени они почти склеились...

– На дно?.. – белее, как лист бумаги, прошептал убитый Моррель, – Весь груз?..

– О, да, – скорбно заметил Дантес, – Мы не могли нарушить морской устав. И обещания, данные нашему капитану перед смертью. Прошу прощения, господин Моррель, но я совсем обессилел с дороги и хотел бы привести себя в порядок.

– Конечно, конечно... – замахал рукой совсем разбитый и уничтоженный Моррель, – Идите...

А про себя подумал: "Да, этот парень далеко пойдет. Ни к чему по закону не придерешься, а груз – поминай как звали. И как я могу уже в третий раз ловиться на эту удочку?!.." И добавил вслух: "А я еще хотел назначить этого шельму капитаном "Фараона"...

Ловкого малого Эдмона Дантеса на берегу ждали большое счастье и большая беда. Его счастьем была давняя избранница Мерседес, с которой они были помолвлены. Эдмон знал, где найти любимую. Красивая и добродетельная девушка, по обыкновению, прогуливалась по побережью абсолютно голая, восхитительно вскидывая упругими ягодицами. Из одежды на ней в этот момент была лишь токая рыбацкая сеть. Топая очаровательными ступнями по воде, Мерседес звонко смеялась. Ее черные как смоль волосы и бархатные, как у газели, глаза не оставляли равнодушными местное мужское население Каталаны, в полном составе собравшееся над обрывом, соревнуясь и отталкивая друг друга, дабы занять наиболее удобные наблюдательные позиции, откуда открывался лучший вид... Время от времени в воздухе раздавалось пронзительное: "Вы здесь вообще не стояли!!!".

Впрочем, мы оставим на время Мерседес, Эдмона (и полтысячи внимательных глаз), предающихся молодым радостям и забавам, и перенесемся в трактир под названием "Резерв", где под листвой сикоморов заседали три лучших друга Дантес – военный Фернан по прозвищу "Фанфан", бухгалтер Данглар и мелкий ростовщик Кадрусс. Что тут сказать – с такими друзьями никаких врагов не нужно...

Фернан был молодцеватый, малость туповатый солдафон с черными густыми усами, кривым носом и острой саблей, скорой на расправу с врагами и случайно попавшимися под руку. Она, сабля, могла бы давно перерезать тонкую шею Эдмона, если бы Мерседес не уверила его, что "все, что между ней и Дантесом происходит – это как между братом и сестрой", что совершенно успокоило Фернана. Поскольку он и сам имел определенные планы на очаровательную и скромную Мерседес.

Данглар был бухгалтером на "Фараоне", стоит уточнить -плохим бухгалтером. Его одутловатое прыщавое лицо трудно было найти привлекательным даже при большой снисходительности. В команде его все считали хмурым и мрачным, а на самом деле у Данглара просто были постоянные проблемы с арифметикой. Какой уж тут веселье, если постоянно сбиваешься с цифрами, а дебет никак не сходится с кредитом?! От треволнений пересчетов на влажной бухгалтерской щеке с треском вырастал очередной вулканический прыщ, словно коралловый остров, всплывающий из морской бездны...

С Кадруссом дела обстояли гораздо проще – заурядный пьяница с деловой хваткой. Жил он тем, что занимал в долг под щедрые проценты, а потом не давал спуска клиентам-должникам, забирая все до сантима. Именно он, заметим, едва не уморил старого Дантеса, что ничуть не сказалось на дружбе с молодым Эдмоном.

Как говорится, скажи мне кто твой друг – и я скажу, кто ты... В этом заключалась большая беда Эдмона Дантеса. Наслаждаясь объятиями Мерседес под очами разгоряченных жителей, он и не ведал, что его ближайшее будущее решалось совсем в другом месте – в тени сикоморов. Где трое друзей решили полноценно отметить удачное прибытие "Фараона", без капитана и без груза...

– Да, этот Дантес ловкач! – запинаясь, говорил Фернан, подливая невесть какой по счету бокал своим собутыльникам Данглару и Кадруссу, последний из которых и так уже почти лежал носом в тарелке, блаженно посапывая, – Опять проделать эту уловку с товаром... Моррель, наверное, рвет свои седины.

–Тс-с-с! – Дангларс трудом поднял указательный палец, – хотя нас здесь пятеро... то есть, четверо – об этом не должна знать ни одна живая душа! Мы все поделили на равные доли между командой. Я с-сам делил! А Моррелю поделом – не будет отправлять в п-плавание таких нервных капитанов... А, возможно, он теперь сделает капитаном Эдмона. Или меня! – Данглар важно цокнул пьяным языком. – Если посчитает всю выгоду такого ш-шага.

– Давай выпьем за славного малого Дантеса! – поднял бокал Фернан, усы его топорщились, как маленькая надгубная лесополоса. Кадрусс одобрительно икнул, пустив на скатерть слюнную бульбашку, и рукой тоже медленно пополз к бокалу...

Когда они окончательно напились до посинения, то Данглару неожиданно пришла в голову смешная праздничная шутка: написать в королевскую прокуратуру письмо, что Дантес, мол, наполеоновский шпион, особа, приближенная к императору и тайный офицер, призванный непосредственно руководить бонапартистским восстанием. Фернан и Кадрусс, покатившись со смеху (у Кадрусса это больше напоминало предсмертные судороги), нашли идею очень смешной: ну, какой из Дантеса заговорщик! Это же курам насмех! Вот-то все похохочут, когда будут это читать... Этот розыгрыш даже может дойти до Парижа!

И они немедленно попросили у трактирщика перо, бумагу и чернила. Каждая записанная фраза сопровождалась гомерическим хохотом и похлопыванием по плечам. В дело пошла последняя бутылка.

Запечатав дурноватое послание, пьяницы тут же забыли про него, отшвырнув в урну, и пошли по городу, предаваться сомнительным развлечениям. Так, Кадрусс взобрался на Аккульскую колокольню и начал на ней раскачиваться под громкое одобрение товарищей.

Смятое письмо утром случайно нашел трактирщик возле урны. Увидел адресат "Господину королевскому прокурору", пожал плечами, и... отправил по назначению.

В прокураторе письмо наскоро рассмотрели (некто Вильфор), тоже пожали плечами и решили перестраховаться: ни к чему разгуливать на свободе бонапартистским агентам. Береженого бог бережет. Нет человека – нет проблемы. Лучше один раз отрезать, чем семь раз отмерить. В общем, мотивации им хватало.

Разумеется, мы не будем излишне утомлять Вас жирондистами, якобинцами, бонапартистами, империалистами и прочими хитросплетениями той эпохи. Еще тогда в творящихся политических подвижках мало кто что-то понимал, а уж сейчас – и подавно. И вопросы, наподобие "Что делал слон, когда пришел Наполеон?", вряд ли заинтересуют взыскательного и нетерпеливого читателя.

Так Эдмон Дантес стал узником замка Иф.

Трое шутников про письмо на следующее утро напрочь позабыли – и вспомнили лишь на обручении Дантеса и Мерседес, когда жениха внезапно выволокли под руки солдаты – под крики недоумевающего Эдмона "Куда Вы меня ведете, козьи морды, волки поганые, всю жизнь мне испортить хотите..."

Они переглянулись и, похолодев, вспомнили все. Но деваться было уже некуда. "Шутка" зашла слишком далеко.

– Нам никто не поверит, – прошептал Фернан, – Если мы расскажем, что просто по пьяни все это выдумали. Да и Мерседес меня просто зарежет! Она такая... А мне с ней еще детей воспитывать.

– Репутация пострадает, – вымолвил забулдыга Кадрусс. – Ох, натворили делов...

– Самих еще посадят вместо Дантеса, если откроемся, – добавил осторожный Данглар, почесывая прыщ под носом, – За лжедонос. Конечно, нехорошо получилось, но пусть лучше никто и никогда об этом не узнает.

– А Дантес – он же ловкий парень. Как-нибудь там выкрутится! – с надеждой сказал Фернан.

– Мы ему будем слать в тюрьму передачи, – заявил красноносый сердобольный Кадрусс, – И молиться о его душе. Сегодня же откупорю токайское и начну...

На том и порешили.

Перенесемся в суровый замок Иф. Эдмон Дантес не был готов к столь серьезному удару судьбы и поначалу впал в депрессию. Ведь вполне невинные, на его взгляд, махинации с грузами господина Морреля вовсе не подлежали столь суровому наказанию и конвоированию невесть куда. Впрочем, еще на лодке, завидев и узнав на горизонте мрачные стены тюрьмы, куда он направлялся, Эдмон резко повеселел, станцевал джагу-джагу в кандалах и даже порывался расцеловать своих тюремщиков, за что несколько раз получил веслом и едва не упал за борт. Жизнь явно налаживалась: ведь Дантеса везли в тюрьму, репутация которой говорила сама за себя. Вот уж поперло, так поперло!

Лучшие криминальные умы Франции отчаянно боролись за то, чтобы попасть в замок Иф. Нет, это была не тюрьма – а настоящий рай на Земле! Здесь всех без исключения узников кормили до отвала самой изысканной стряпней за счет государства. Вина и шампанские лились рекой, устрицы клейко висели на шелковых занавесях, как пиявки, в прозрачном воздухе легко кружился праздничный серпантин, а за ужином было обеспечено приятное общество коменданта и тюремщиков. Карточные игры, домино, гольф... В специальных игровых карцерах можно было скоротать час за головоломками и судоку. Для удобства заключенных в замке Иф также имелся большой зеленый парк, оборудованный для прогулок и развлечений по последнему слову французской моды. Посереди его в большом чистом озере плавали изящные белые лебеди, стыдливо засовывая голову под крыло. По вечерам тут выступали парижские дивы в прозрачных белых пеньюарах, которые пели сладчайшими голосами и жеманно двигали бедрами. А каждое утро глашатай подробно объявлял последние новости столицы и раздавал узникам конфетти. Кроме того, за каждый день заключенным полагалось небольшое жалование, которое зачислялось на их счет в столичном казначействе. Его можно было получить единовременно – сразу по выходу из тюрьмы.

Впрочем, никто и никогда не покидал мрачных стен замка Иф. А какой идиот ушел бы отсюда по доброй воле?! Где такой серьезный конкурс на одно камерное место.

Вот и Дантес наслаждался жизнью и купался в развлечениях, как вареник в масле, почти полтора года, но... все это закончилось в один прекрасный день, когда Эдмон дремал в камере на мягком уютном матрасе, причмокивая губами и переваривая плотной обед, сонно думая о том, что находится на вершинах блаженства, и лучше просто быть не может... а потом снизу постучали.

Затем одна из плит тюремной камеры с треском отодвинулась в сторону, вздымив пыльное облако. Дантес чихнул и проснулся. В образовавшемся проеме сперва появилась округлая лысая макушка, а затем внимательные глаза, торчащие из густой покладистой бороды. Раздался странный мечтательный звук. Камера Дантеса тут же наполнилась резкой оглушительной вонью, от которой аж потекли глаза, Эдмон снова изумленно чихнул.

– Будьте здоровы! – доброжелательно сказала голова, торчащая в полу. – Сокровища нужны?

Этот человек, вылезший из-под земли, был никто иной, как аббат Фариа, устроивший невероятный подкоп под стенами своей камеры из подручных инструментов. Нормальный человек никогда бы не стал копать там, где можно выйти в окно или в дверь. Часовых в замке Иф отродясь не было, тюремщики почти весь день играли в карты, стены были дырявые, как швейцарский сыр, обглоданный армией грызунов, и давно напоминали Стоунхендж, ремонтировать их никто даже не собирался. Зачем? Кроме того, сюда, на "станцию Иф", регулярно заходили прогулочные дилижансы и яхты, свободно уехать можно было запросто как сушей, так и морем.

Но аббат Фариа был человеком просвещенным и неординарным, потому замыслил хитроумный побег. Просто так уйти отсюда ему казалось недостойным для своего возраста и положения. Только бежать! Петляя и запутывая следы от невидимых преследователей.

Хотя ни один человек в здравом уме никогда не покинул бы это чудесное место отдыха, Ифскую тюремную здравницу, но у аббата Фариа наличествовал достаточно веский повод: у него имелась карта сокровищ, закопанных на острове, совсем недалеко отсюда. И почтенный аббат имел твердое намерение распорядиться сокровищами перед своей смертью, увы, неизбежной при его преклонном возрасте, вредных привычках и состоянии здоровья. Если бы он только знал, что клад окажется в добрых руках, то мог бы спокойно испустить дух с чистой совестью, не откладывая дела в долгий ящик... Куда бы с честью препочило его усталое тело.

Увы, но государство и тюремщики наотрез отказывались от сокровищ, утверждая, что "и так ни в чем не нуждаются". Комендант и вовсе прочел ему заунывную проповедь о вреде излишних богатств. Увлеченность аббата могли бы разделить Калигула и Нерон, воодушевленные искатели несбыточных кладов, но они, к несчастью, давно померли. Поэтому Фариа и собрался бежать, но случайно наткнулся на Эдмона Дантеса...

Только взглянув на его разморенное, улыбчивое лицо пройдохи, почтенный аббат подумал:

"Пожалуй, этот мошенник точно сумеет распорядиться моими сокровищами!.. Да и больше все равно некому."

Мысль его была сопровождена очередным трескучим звуком, словно кто-то мучительно продирался сквозь холодную тайгу, ломая сучья и подмерзлые стволы деревьев. Дантес зажал нос обеими руками и закатил глаза.

Увы, милейший аббат Фариа был человеком ученым, большого странного ума и образования, добрым и обаятельным, но обладал одним существенным недостатком: он страдал излишним inflatio, говоря по-простому – избыточным метеоризмом, неконтролируемым выделением газов из кишечника. Будучи невольным источником невыносимых миазмов для окружающих, он искренне полагал, что тюрьма – не худшее место для таких, как он. Тем более, такая тюрьма! Но долг чести побуждал его совершить побег. Или, по крайней мере, направить на эту стезю другого – такого, как Эдмон Дантес.

Сам аббат сидел здесь уже очень и очень долго, потеряв счет годам. Он не искал отдыха, еды и развлечений, как другие заключенные. Долгое время Фариа, не выходя из камеры, протяжно пердел в подушку и писал на рубашках гениальный трактат "О возможностях всеединой монархии", но когда его это вконец утомило, то мысли его вернулись к сокровищам, и он стал разрабатывать план своего побега – при помощи подземного туннеля, ведущего к морю. И почти преуспел в нем, если бы не ошибка, вкравшаяся в расчеты.

Почтенный аббат был настоящим кладезем мудрости. Он знал множество языков, изучал многотомные труды самых знаменитых авторов своего времени и минувшего и, казалось, нет ни одной науки, которую он бы не освоил. Свою небольшую камеру он, приложив минимум усилий, превратил из подручных средств почти в алхимическую лабораторию – с бесперебойным источником газов. Необыкновенный эксцентричный ум в нем причудливым образом совмещался с немощным телом и слабым желудком.

Когда Дантес и Фариа разговорились, то аббат первым делом поинтересовался, как Эдмон попал сюда.

– Неужели Вы и в самом деле являлись тайным поклонником корсиканского людоеда? – прищурив глаз, с легким проблеском недоверия уточнил Фариа. Будучи истым монархистом, он на версту не переносил "тирана-подкаблучника", то бишь Наполеона Буонапарте, зачем-то выкинувшего сразу две буквы из своей настоящей фамилии.

В ответ на это Дантес долго бил себя в грудь пяткой и доказывал, что политика его не интересует. Поскольку никак не связана с морским делом и коммерцией. А его арест – есть тайна великая, сокрытая покровом мрака.

Тогда Фариа ввел заключенного в транс и за считанные минуты решил загадку.

– Вас оклеветали пьяные друзья! – гордо воскликнул аббат, сопроводив прозрение серией мерзких сигнальных звуков.

– Вот те на! – огорчился Дантес. – А я им доверял, как себе. Как же Вы могли – Фернан, Данглар, Кадрусс?! И где теперь, с кем теперь моя Мерседес?.. – первый раз за семнадцать чудесных месяцев произнеся имя своей невесты, Дантес сразу впал в беспокойство и тревогу.

Лицо Эдмона побледнело и омрачилось, затем медленно налилось свекольным оттенком.

– Тогда я буду мстить! И мстя моя будет ужасна!.. – проскрежетал он кривыми зубами, содрогая рукой решетки настежь открытой камеры, на что Фариа одобрительно и мягко пукнул, поскольку хорошо понимал: теперь Эдмон точно не отвертится от его плана и сокровищ! И миссия аббата, наконец, будет выполнена.

А Дантес продолжал скрежетать зубами. Ему понравился сам процесс. В нем неотступно просыпались маргинальные инстинкты.

Аббат поведал Эдмону тайну сокровищ, закопанных на небольшом острове под крутыми черными скалами. Карта досталась Фариа от некоего достойного мореплавателя, который "плавал долгих 50 лет" – пока его, наконец, не выловили и не похоронили по всем правилам. Свернутый пергамент находился в стиснутых костяшках, откуда его и выудил внимательный к деталям аббат.

Следующие дни ушли на инструктаж пыхтящего от недобрых намерений Эдмона – относительно местонахождения сокровищ. Наконец, когда тот запомнил каждое слово аббата (включая латынь), можно было зачинать побег. План был таков: Фариа притворится мертвым и ляжет в мешок. Тогда придут тюремщики и выкинут его с обрыва в море, по сложившемуся местному обычаю. Разумеется, Дантес до этого прокрадется в мешок, и они вместе уплывут на остров.

В этом великолепном плане было сразу две загвоздки: во-первых, Эдмон, как всякий уважающий себя моряк, совершенно не умел плавать. Но это было еще полбеды.

Куда хуже оказалось то, что аббат жестоко обманул Дантеса. Он не только притворился мертвым в мешке, но и в самом деле умер (посчитав свою задачу выполненной). Это Эдмон понял по существенно изменившемуся характеру запахов... И сам чуть не отдал богу душу в том вонючем мешке. Который, к тому же, быстро намок и камнем пошел на дно.

Но Эдмон не сдавался, сначала дышал через припасенный колосок пшеницы, а затем мертвый аббат Фариа сослужил ему хорошую службу: он оказался очень удобным и плавучим! Раскинув руки навстречу ветру, Дантес помчался по волнам – навстречу острову и сокровищам. Ему казалось, что в воздухе звучит какая-то странная, но приятная мелодия... Плыл он так день и ночь, уж пелена начала застилать глаза, но потом оказалось, что это был утренний туман.

Глюки закончились, когда Эдмон врезался в риф, и его выкинуло на берег, придавив сверху мешком с телом аббата. Земля под ногами! Причем та самая, на которую он так стремился попасть. Дантес сразу узнал по описанию аббата черные утесы в форме гигантской дули...

Именно под ними Дантес и раскопал несметные богатства старого аббата. Хотя после всех злоключений даже не верил, что что-то найдет. А тут – золото, бриллианты... Эдмон долго смеялся, но потом понял, что сойти с ума – не лучший способ реализовать его варфоломеевские планы. Ведь Мерседес все еще была где-то там, а он – где-то здесь...

Незлопамятный Эдмон простил аббата и с честью похоронил его на необитаемом острове в куче коровьего навоза, водрузив сверху лепешку в виде надгробия. И какая удача! Остров оказался прибежищем местных контрабандистов, которые и помогли Дантесу (который отныне взял себе другое, гордое имя – граф Монте-Кристо!) вывезти его нетрудовым путем добытые доходы на материк.

Став графом и одев шелковые перчатки, Дантес стал разрабатывать планы ужасающей мести. Сначала он просто хотел скупить акции "Мадам де Сталь" и обрушить всю экономику Франции. Чтобы знали, как сажать невиновных! Даже в замок Иф.

Но, поостыв, отходчивый и щедрый граф Монте-Кристо счел, что государство, может, и не виновато, просто так крутятся его колесики. Поэтому он просто люстрировал непотопляемого прокурора Вильфора, сумевшего приспособиться к любой власти, и посадил его в мусорный бак. Насладившись хныканьями деклассированного макиавеллиста, Дантес манерно отхлестал его по щекам перчатками и отправился в Каталану – что-то решать с Мерседес и друзьями.

Выяснилось, что Мерседес давно вышла за Фернана, хотя его совсем не любит, а тот сделал успешную военную карьеру, как и подобает тупому солдафону. Данглар, невзирая на проблемы с арифметикой, стал успешным банкиром. А Кадрусс почти спился – бедняга стал занимать самому себе и брать за это с себя же проценты...

Расправа новоиспеченного графа над непутевыми друзьями была короткой и жесткой. Подкравшись как-то ночью к спящему Фернану, он сделал ему "козью морду", отчего храбрый полковник, перекувыркнувшись и упав на подсвечник, едва не дал дубу и потом долго заикался.

Когда Фернан очнулся, то, узнав Дантеса, первым делом отказался от всех притязаний на трон... то есть, на Мерседес: мол, хотя они и были женаты, но это ничего не значит, она всегда даже во сне звала "с-своего Эдмона!". Для справедливости еще немного попинав Фернана ногами и плюнув на сломанную переносицу, Дантес великодушно простил его. И попросил быть шафером – на его свадьбе с Мерседес.

На Данглара изобретательный граф Монте-Кристо, не мудрствуя лукаво, натравил комиссию фискалов, которая вмиг поняла, что он путает даже "2" и "8", не говоря о других цифрах и суммах, поступающих на его личный счет. Банк Данглара рухнул. Бедный бухгалтер "Фараона" сперва завыл, как зверь, потом заплакал, как дитя – и во всем повинился, признав в мрачно хохочущей над ним фигуре графа в темном плаще былого товарища Дантеса.

Тогда добродушный Эдмон ограничился парой зуботычин вкупе с легкой поркой неудачливого финансиста и выкупил банк Данглара, назначив его своим управляющим. При этом он взял с Данглара сразу два обещания: никогда в жизни не писать доносов – даже на соседей. И, наконец, научиться считать. Хотя бы до трех.

Также разбогатевший Дантес вернул все потери по грузам постаревшему и нервному господину Моррелю. В благодарность за это, Моррель, наконец, назначил Дантеса (или графа Монте-Кристо) капитаном "Фараона".

Не забыл Дантес и потасканного забулдыгу Кадрусса, которого отправил на принудительное лечение к минеральному источнику. Тот вернулся злой, но основательно встряхнувшийся и оздоровившийся. Тогда четверо друзей, наконец, обнялись и спели свою коронную песенку: "Все злодеи – водопийцы, что доказано Потопом!".

Все становилось на свои места. Единственное, что Эдмон никак не мог исправить – это судьбу бедного капитана Леклера. Ну, не больно-то и хотелось, говоря по правде... Может, где-то там на небе эта, вне всякого сомнения, достойная личность станет "покровителем грузов" или "защитником моряков", поддувающей в паруса только легкого попутного ветра.

А потом была свадьба Дантеса и Мерседес. И я там был, и мед там пил, который почему-то клейко стекал по усам, не попадая в положенное место назначения.

Как раз на свадьбу приехал и сам аббат Фариа. Живой, здоровехонький! Поначалу его явление очень перепугало Дантеса, который кричал "свят, свят" и обильно крестился, прикрываясь красавицей Мерседес как живым щитом. Но потом признал старого проказника. И они обнялись – теснее, чем в старом пыльном мешке, летящем в море. Оказывается, аббат все-таки притворился, а не умер. А в куче коровьего навоза долго лежал лишь потому, что "задумался о жизни". Что тоже иногда, согласитесь, надо.

И понял аббат Фариа, что хочется ему пожить еще немного на белом свете. Лет может 500-600. А там будет видно. И на радостях испустил праздничную трель.

После свадьбы все они поднялись на борт славного "Фараона", одной дружной большой семьей, и, подняв паруса, поплыли прямиком в настоящий рай на Земле – чудесный замок Иф, где узникам живется лучше, чем королях в их дворцах. Там они жили долго и счастливо, чего и всем нам желают. Так или примерно так и случилась эта история – на самом-то деле. Без выдумок и домыслов, при всем огромном уважении к господину Дюма. Разве могут быть еще какие-то сомнения?!