355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Аникин » Шерстечесальщицы » Текст книги (страница 2)
Шерстечесальщицы
  • Текст добавлен: 8 июля 2019, 18:00

Текст книги "Шерстечесальщицы"


Автор книги: Дмитрий Аникин


Жанры:

   

Поэзия

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Никто не спасет,

от страха умру,

все умираем от страха.

Хор (вместе)

Царь богов,

дай мне твердости, ясности, силы,

дай нетерпения сердца.

АНТИСТРОФА 3

Винограда тяжолые гроздья

темной сочатся кровью,

пролитой в землю, впитанной, возвращающейся, – Иакх

защищает от знанья смерти,

возвращается, возвращает на землю,

страх отгоняет, себя и нас

услаждает чашей.

Хор (вместе)

Царь богов,

дай мне твердости, ясности, силы,

дай нетерпения сердца.

ЭПОД

Вчерашней жизни без усилий

сухая грусть;

век вековали, время длили –

колодец пуст.

Ни слова больше, ни полслова

в пылу, в сердцах –

нерадостную шьют обнову

тому, кто прах.

Ночь умствований, ночь раздумий:

куда и как

я денусь, я, который умер,

в который мрак?

Большой костер огнем обнимет,

возьмет вода –

всем одинакий жребий вынет

судьба, когда

предел минуем, край покинем

и двинем в путь

за черным морем, небом синим

того вдохнуть

две горсти воздуха немого

для немоты,

две горсти воздуха слепого

для слепоты.

Бессмысленно надежду слушать

и не смешно:

запроданы все наши души

давным-давно

Аиду, Тартару, Эребу –

с полей живых

добыча, дань, пожива, где бы

ни взяли их.

С такими мыслями не выжить –

так пей до дна,

свободно, яростно, бесстыже

у смерти на

примете – лучшего не сыщешь,

чем полн стакан,

а смерть придет – ее обдрищешь,

умен и пьян.

Хор прекращает погоню, ложится на орхестру и засыпает. Тиресий спускается на сцену.

ЭПИСОДИЙ 3

Климена

Они вернулись. Темная вода

безумия отхлынула, как будто

и не было здесь этой толкотни

и криков, примерещилось, примстилось.

И вот они, восставши ото сна

тяжолого, похмельного, зевают,

идут на двор, льют воду, в их глазах

стеклянная тупая пустота,

как заново родившись, смотрят – видят

вчерашние венки, одежды. Где

упали, там уснули – ни стыда,

ни сожалений. Может, так и надо:

очнуться – совесть праздная чиста,

и голова от слабой, томной боли

светла, тиха. Вчерашнюю гульбу

припомнят с удовольствием ленивым,

потянутся и скажут: таковы,

мол, наши лихость, щедрость, сила, нрав.

Да разве ж это люди, разве можно

так жить, так унижаться, забывать…

Тиресий

Конечно, можно – можно так и этак.

Никто из нас другого не научит,

как жить, как умирать, – сама собой

проходит жизнь; ты молода, царевна,

ты можешь еще думать, что живешь

разумно, что богам все это важно:

как ты жила, что делала, что знала.

Ты думаешь (я знаю эти мысли,

сам был таким): пусть боги отступили –

наградой лучшей будет добродетель,

уж эту-то никто никак не сможет

забрать, отнять – мы сами господа.

Ты молода, царевна, ты предательств

ждешь только от людей, ведь ты не знаешь

той жизни, где все предано, где ты

сама предашь, не вздрогнешь, не заметишь,

просмотришь, как одна другую ложь

сменяет, покрывает, – это будет

всем поровну, и правым и виновным,

несправедливый, скорый приговор.

А ты не пьешь. Когда-то Прометей

принес огонь, но им не отогреться

от холода вселенского; вина

глоток-другой – и сердце оживет,

отступит темнота, и дальше пьешь

уверенно, размашисто, уже

и счастье – вот оно, и смех, и нежность.

Мы с жизнью примирились. Что еще

подкинет нам – все вынесем, мы груз

размыкали забот, беда большая

забыта, позаброшена – ну что

сравнится с этим чудом, этим благом?

А завтра? Что нам завтра! Доживем,

так будем думать, что еще нам выпить.

Климена

Остаюсь при своем, холодна и горда,

недоверчива к гибким, лукавым речам:

в чужеземных обычаях поздно искать

исцеления светлой Эллады.

Я не смерти боюсь – привязаться боюсь

к нежной жизни, к игре распаляющих сил;

кровь течет, сок течет – слишком близко мое

опьяненье звериного гнева.

Я уйду – пусть не смеет за мною никто

в путь последовать, я оставляю сполна,

бог ДиОнис, тебе этот грешный народ:

забирай, будь с ним милостив, боже.

(Уходит со сцены в дом, откуда через некоторое время начинают раздаваться страшные вопли.)

Корифей

Вы слышите, вы слышите, вы слышите?

Что это было? Вряд ли человеческий

то голос. Вот опять – беги за помощью!

Мне страшно за царевну, я в смятении:

войти ли в дом? дождаться? То и это страх.

Войду – нет, подожду: что если дикий зверь

забрался в дом – что сделаю? Где воины?

Одни мы, нам не справиться, мы слабые.

Повременим – глядишь, и образуется.

Утихло все как будто – подождем еще…

Само прошло, сердечко так и екает.

Раздаются новые крики.

Ах, снова, с новой силой, пуще прежнего!

Что ж это? Дверь открылась, кто-то из дому

выходит – не царевна ли? – навстречу ей

бежим – нет, не царевна – что-то страшное!

Бежим, бежим, бежим – нам не спасти ее.

Спасемся ли, успеем ли, спасемся ли?

Бегом бежим, прощай, царевна бедная!

Хор суетится на орхестре. Выходит Климена, вместо рук у нее крылья летучей мыши.

Климена

Куда вы убегаете? Не видели

до этого, как боги мстят, как белое

руками раздираешь тело, боль свою

пытаясь вырвать? Может, не узнали вы

свою царевну? Вот же я, в смятении

остатки мыслей: кажется, ухватишься

и разберешься – воздух пьян и темен мой;

вы тоже пьяны, но не так, не до смерти:

питьем ты поишь, Вакх, благим и гибельным –

мне страшно, мне смешно. Как вам, подруженьки,

мой нрав теперь? Воистину я буду вам

хорошей госпожой – ужо попомните,

как звали в путь вы нежную и робкую,

а я зашла куда как дальше робких вас.

Тиресий

На, девочка, воды, попей немного.

Ну-ну, не плачь – все будет хорошо.

Климена

Как страшно! Помоги мне!

Тиресий

Он бы мог

помочь тебе, но поздно.

Климена

Будь ты проклят,

будь проклят он!

Тиресий

В движениях твоих

уже не человеческое что-то –

крылатое, опасливое, злое,

трепещущее, робкое.

Климена

Смотрю

каким-то новым взглядом, голос мой

срывается, меняется, я слышу

неслышимое раньше.

Тиресий

Так душа

с тобою расстается – только боль

с понятным, прежним связывает миром.

Утихнет боль…

Климена

И я тогда умру?

Тиресий

Ты не умрешь – изменишь естество

природное…

Климена

Мне больно, я горю.

Жесток ты, новый бог, жестока смерть!

Тиресий

Тебя прощает он, тебе дарует

отрадное забвение – ты будешь

свободна.

Климена

Все забуду…

Тиресий

Но свободна.

Климена

Без мыслей…

Тиресий

Но свободна.

Климена

Солнца свет

я не увижу, скроюсь в темноте.

Ночным, тревожным, потаенным летом

я пронесусь над милою землей,

я родину увижу – не узнаю,

родителей увижу – встрепенусь

от страшной, длинной тени человечьей.

Тиресий

Прощай, моя царевна!

Климена

Погоди!

Ты знаешь, где он, кто он, – отнеси

скорее весть, что изъявить покорность

печальная ночная полуптица

ему готова: гордая Климена

раскаялась, согласна быть женой,

наложницей, рабою, тенью, жертвой,

смеяться "ха-ха-ха" и петь "эвоэ",

унизиться согласна, первой быть

или последней в их безумной скачке,

стать всем примером, как великий Бромий

нас усмиряет, бедных, – пусть прощает,

я вся его.

Тиресий

Не надо, не кричи.

Все кончилось, царевна – век твой, свет твой.

Не вовремя слова твои – свершилось,

он сам помочь не сможет: только людям

его дары доступны, только смерть

тебе вернет привычный с детства облик,

в котором ты опустишься к Аиду

беспамятней, чем прочие.

Климена

Скорей бы!

Климена уходит.

СТАСИМ 4

СТРОФА 1

Не жаль царевну:

отринула дар,

взять не смогла,

не для нее

легкая жизнь,

темная ночь,

нежная ночь.

АНТИСТРОФА 1

Не жаль царевну:

не от богов

девственный стыд –

нет на земле

места таким.

Гордость ее

губит ее.

СТРОФА 2

Не жаль царевну:

хранила свою печаль,

прямо смотрела на небо,

помнила долг дочерний

и не боялась смерти.

АНТИСТРОФА 2

Не жаль царевну:

как презирала нас,

из наших нечистых рук

не принимала чашу!

Кто ты теперь, гордячка?

СТРОФА 3

Выпей – прими помощь – оставь

гордость. Что честь? Слово. Словам

нет больше веры.

АНТИСТРОФА 3

Страх и заботы, ненависть, боль –

страшно – давайте – чашу – вина.

Счастливы будем.

Хор (вместе)

Вакх милосерден – не убивал.

Лучше бы смерть, чем такая жизнь.

Лучше ли смерть, чем любая жизнь?

Ничего нет страшнее смерти.

ЭПОД

Темной судьбы дочь

нежный взметет прах,

перелетит ночь

и оживит страх.

Будет питье – кровь

теплая, как мгла;

черную бьют новь

ветра два кры-ла.

Норов твой крут, дик,

хищным зверям свой,

голоса нет – крик

тонкий над стра-ной.

Над сценой пролетает летучая мышь.

ЭКСОД

Тиресий

Не жаль царевну: не любила жизни,

лишь напоследок, кровь свою худую

звериной кровью сдобрив, захотела…

Вот так все получилось. Ухожу

отсюда далеко: моей вины

в произошедшем нет, но проще жить

там, где не узнаЮт, под ничего

не говорящим именем, в полнейшем,

прекрасном равнодушии забывшись.

Не жаль царевну – не о ком жалеть:

мы живы – значит, правы, нам вино

смывает беды, смерти нет, греха нет

и ничего запретного; я знаю,

как жизнь вокруг меня многообразна

и многоцветна, я б, наверно, умер,

ее увидев всю: нам холод, голод,

нам алчность, похоть открывают в ней

возможности, зияющие бездны –

все наше будет, все мое, беру;

вот жизнь моя, вот хищная погоня,

погоня упоительная, бег

быстрей, быстрей – а чтобы отдышаться,

нам есть приют, где чашею вина

не обнесут, где запеваем песни

священные, вакхические, злые,

похабные, любовные – эвоэ!

Пойдем со мной! Каких еще страстей

насытимся игрой и увлечемся,

какую боль, какую нежность мы

с тобой, подруга, вынесем – не знаю.

Ты в девять раз счастливее меня,

во столько же тебя я долговечней –

скрепим же наше равенство, сплотим!

Не дай-то бог нам отрезветь до смерти.

Тиресий уходит вместе с Корифеем и хором.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю