Текст книги "Путь мага (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Морозов Дмитрий Витальевич
Путь мага
Книга вторая

Лес был... пустым. Не было слышно птиц, деревья стояли унылыми часовыми, которым сообщили, что всё, что они охраняли – никому не нужно. Казалось, что из леса исчезло нечто, наполняющее его жизнью – и он стал ещё одним пригородным леском, ничейной полосой между природой и человеком – дикие звери редко живут так близко к человеку, стараясь уйти подальше, а домашние – те стремятся бить как можно ближе, сокращая расстояние подчас до нескольких метров – пусть они заполнены деревом, железом и сталью – но это метры, проще говоря – рукой подать. Здесь же – пустая земля, оторванная от человека, но с опаской и осторожностью принимаемая местной фауной. Даже мелкая живность с неохотой селится тут – и то сказать, пройдёт десяток лет, и сюда придёт человек с пилами и бульдозерами – покорять природу, не задумываясь о том, что она давно оставила эти места – вон, деревья все понурые и чахлые, трава сухая и ломкая, словно не лето сейчас, а поздняя сухая осень...

Дэн перелез через поваленное дерево – и остановился. Свежая, с комками сырой земли, яма, ещё не заполненная водой – воронка от артелерийского снаряда, обезобразила поляну, ломая деревья и уничтожая всё живое. Человек закрыл глаза – и перед глазами возникла картинка:

Тяжёлая пыль висит в воздухе. Маленькие тела мечутся между деревьями, в попытке спастись и спасти – а вокруг падают, разрывая, воздух, снаряды, разбивая устроенный быт, унося жизни – и разрезая тоненькую нить доверия, что протянулась между двумя народами...

– Они пытались. – Дэн присел и гладил потревоженную землю, словно прося у неё прощения – скорее машинально, чем осознанно. – Ни у одного другого народа не хватило бы выдержки и упорства – изучать, пытаясь понять, найти точки соприкосновения, не вмешиваясь, не мешая идти своим собственным путём... А им ответили – жестко и грубо, уничтожая просто ради профилактики... Даже не подозревая о том, что не желающий воевать и покорять – это не всегда слабейший, иногда – более мудрый.

Дэн вновь оглядел лес – теперь уже узнавая. Вот здесь они веселились и танцевали, там, чуть поодаль, стояли накрытые столы – и они никогда не были пусты... Что бы не искали здесь люди – теперь они не найдут ничего. Вокруг был лишь опустевший лес – грустный и печальный, словно оплакивающий потерю друзей – а, может, так оно и было? Дэн вздохнул и направился в сторону посёлка.

Первого человека он встретил прямо на опушке. Обычный грибник, в поношенном сером плаще, давно потерявшим свой первоначальный облик – пожилой, но ещё крепкий, с обветренным, чуть заострённым лицом и плотно прижатыми к черепу ушами – он, удобно устроившись на мягкой травке у обочины, разложил на пеньке нехитрую снедь и споро закусывал, перемежая это глотками из фляги, набранной явно не из родника.

– Как грибы? – Речь из-за набитого рта была невнятной, но карие глаза цепко осмотрели Дэна с головы до пят – и, словно удовлетворившись осмотром, потемнели, спрятавшись за серыми, словно седыми бровями. – Никогда здесь не ходил, а зря – грибов вдоль опушки – хоть косой коси! Уже вторую корзинку заканчиваю набирать – раз уже домой сходил, отнёс, сейчас перекушу – опять пойду. Да и третий раз, наверное, схожу – наши как узнают, сейчас же всё повыметут – от дома недалеко, да и вдоль опушки собирать сподручнее. А у тебя как?

Дэн растерянно посмотрел на корзинку, которую сжимал в руке – предусмотрительные эльфы, вникавшие во все мелочи, положили в неё немного грибов, заполнив примерно на треть – но куда этому до битком набитых вёдер его собеседника!

– Зря вглубь пошёл – авторитетно заявил грибник, правильно оценив растерянность Дэна – походи по опушке, а то обидно будет, если полупустым домой придёшь. Когда ещё удастся прособирать! Завтра солдаты приедут, будут полигон расширять – уже объявления повывесили, что в этот лес ходить запрещено. Ну я сразу и сюда – пока никого нет... А то потом хрен походишь...

– А почему сегодня их нет?

– Ты что! Сегодня же воскресенье! Сам знаешь, война – войной, а обед по расписанию! Вот когда техники нагонят, тогда да... Не пролезешь и в воскресенье... Угощайся! – Он радушно кивнул в сторону варёного яйца и пары пучков зелёного лука, лежавших на краю пня и чудом избегнувших внимания хозяина. Дэн машинально опустился рядом, взяв в руки флягу и кусок мягкого, ещё тёплого хлеба, глотнул – и закашлялся, разом выбросив из головы все проблемы – в горло словно плеснули огнём!

– Хорошо перегнал! – Кивнул мужик, с видом знатока оценивая страдания Дэна. – Не боись, не отравишься – для себя делал, это вам не магазинная сивуха, непонятно на чём настоянная – я неделю гоню, месяц очищаю, потом на меду настаиваю, затем снова очищаю!

Дэн с трудом перевёл дыхание. Что бы за напиток он не выпил – это был не самогон. Слишком сложен и причудлив вкус. Впрочем, если его делать три месяца....

– А терпения хватает?

– А это нам только по рекламе внушают, что русский человек без водки пропадёт. Брехня всё это! Ради хорошего вкуса и собственного здоровья я и подождать могу!

Грибник забрал флягу к себе, сделал большой – для души – глоток и решительно пододвинул к себе Дэнову корзинку.

– Так, что у нас тут. Ну, это пойдёт, это только варить. Хорошо хоть червивых нет... Угу... Интересные у тебя грибочки. В лесу нашёл?

Дэн поднял голову – и оторопел: в руках грибника светились неярким светом его браслеты!

Он рывком выхватил их из рук оторопевшего дядьки – тот очумело завертел головой, пытаясь отследить движение – но Дэн уже надел их, чувствуя, как незримые силы пробуждаются, делая его сильнее, заставляя чувствовать окружающий мир – его силу и мощь, его красоту и страсть...

Дэн похолодел: напротив него, на другой стороне пня, там, где был давешний собеседник – не было ничего! Он осторожно открыл глаза: грибник спокойно убирал остатки еды, искоса поглядывая на Дэна. Он был – но Дэн его не чувствовал...

– Интересные игрушки! Вот только уж слишком в глаза бросаются. Не боишься, что тебя за них живьём в землю зароют? Сам знаешь, времена сейчас какие...

Дэн посмотрел на странного грибника – тот по-прежнему невозмутимо сидел на травке, всем своим видом показывая самые мирные намерения и лёгкий интерес – вот только почему он не прощупывается магически?

– Это подарок. Не думал, правда, что получу их. Был уверен, что они останутся у моих... друзей. А они тихонько положили их в корзинку.

– Друзьям нужно доверять. Если, конечно, это действительно друзья. Вот только мало кто без задней мысли делает такие дорогие подарки... Распили их и продай по частям – от греха.

Дэн вскочил, прижимая браслеты к груди – сама мысль сломать свою последнюю частичку другого мира, казалась кощунственной.

– Ладно, ладно, парень, дело твоё. Не хочешь – не нужно. Но что-то с ними тебе делать надо... Вот только – что? Хочешь, я тебе погадаю?

Грибник извлёк из кармана засаленную колоду необычных карт и принялся их тасовать. Дэн поневоле рассмеялся – уж больно смешно это выглядело – грибник с колодой карт.

– Последний раз мне предлагала погадать цыганка с рынка. Причём заранее обещала кучу всяких благ – если я позолочу ей ручку. Знаешь, я тогда отказался и думаю, что и сейчас...

– Мне от тебя ничего не нужно, парень. Хотя ты прав – забава бабская, но что делать, если у нас в роду давно девочки не рождались. Бабка помирала, всё, как есть, в тетрадку записала и мне велела – как родится девочка, ей отдать. А карты больно забавные, с картинками. По настоящему гадать я так и не выучился, но когда загадываю желание и вытаскиваю карту, почти всегда смогу узнать – сбудется или нет. Такие маленькие локальные предсказания. Иногда, правда, они ничего не говорят – или я не могу понять...

– А когда говорят – что, сбывается?

Грибник помолчал, словно не хотел отвечать на вопрос.

– У кого – как. Вот на днях деверю гадал, так он...

– А у тебя?

– У меня – всегда сбываются. Вытащишь карту?

Дэн машинально сунул руку куда-то в центр развёрнутой колоды и достал картинку. На простом белом фоне был изображён смешной человек в колпаке с бубенчиками, танцующий на краю пропасти – и одна нога его уже была занесена над пустотой.

– Давай вытащу другую – видишь, у меня джокер!

Грибник пожевал губами, словно собираясь возразить, но сунул карту обратно в колоду, тщательно перемешал и вновь потянул Дэну. Тот взял, как заправский игрок подснял и вновь вытащил – ту же карту. Опять плясал над пропастью забавный человечек в смешной одежде – и мир вокруг него был бесцветным. Дэн возмутился:

– У тебя что, в колоде – одни джокеры?

Собеседник человека лишь усмехнулся и бросил колоду на пень рубашками вниз. Рыцари и короли, пажи и прекрасные дамы, башни и мечи разлетелись яркими брызгами, закрыв собой всё дерево.

– Это карта – не джокер. Это – шут. Ты что загадал-то?

Дэн растерялся.

– Да ничего не загадывал. Так просто вытащил – на удачу...

– На судьбу, значит... Не позавидуешь...

– Никогда я никого не развлекал и не собираюсь юродствовать!

– И правильно. Вот только, знаешь ли ты, что значит – шут?

– Фигляр. Скоморох. В лучшем случае – слабенький артист, восполняющих недостаток таланта разными ужимками...

– Фабрики звёзд насмотрелся? Не хочешь быть "слабеньким"? Конечно, лучше быть всесильным магом, способным одним движением руки перевернуть мир! Одно плохо. Что всё это здесь – только сказки.

Грибник закрыл глаза и заговорил страстно, горячо, немного невпопад, не обращая внимания, здесь ли его собеседник и слушает ли его:

– Когда я говорю о нашем мире, я опираюсь на те законы, которые я знаю о нём – а я знаю их гораздо больше, чем большинство людей. Не досконально, конечно, но тем не менее...

И этому не стоит завидовать, 'в большем знании – больше печали', правы были древние, а понять и принять образ этого мира, можно и не изучая его – нужно лишь открыть ему душу и попытаться понять его, не то, как он устроен, а что он хочет сказать нам.

Так вот, я никогда не пытался определить мага как человека, постигшего законы этого мира и умеющего частично управлять этим миром, используя эти законы. Возможно, потому, что это слишком скучно и банально – для меня, во всяком случае.

Этот мир и так уже раздирают на части множество жадных личностей и совершенно неважно, что не все из них – люди. Я даже подозреваю, что не все из них – личности, но это ещё менее важно.

И чем больше я вижу истинную подоплёку этого мира, тем отчётливей понимаю, что за зримыми силами стоят незримые, и когда какой – нибудь уверенный в себе... хм, маг принимает очередное 'судьбоносное решение' – он просто делает очередной ход в непонятной для него игры – игре жизни. Или, вернее, им делают ход – и он в лучшем случае пешка, потому что офицеры и ладьи – они стоят сзади – за пешками, перенимая манеру своих играющих.

Это как матрёшка – 'матрёшка, матрёшка, я тебя знаю", а под ней другая, меньше, под ней – ещё меньше, и вот она уже такая маленькая, что мы её не видим – но она важнее всех.

А мы – вот простая, но подходящая аналогия – просто марионетки, танцующие свой танец жизни – но только с помощью кукловода. Так можно ли назвать Магом ту куклу, что танцует лучше всех – если за ней всё равно – в вышине и темноте, незримо стоит кукловод?

Если кукле перерезать нити – она умрёт. Значит, кукловод необходим, и все мы – лишь пешки в чужой игре?

А если не так грубо? Самые сильные нити, которые заставляют нас двигаться – наши желания. Человеком в большинстве случаев движет не разум – а лишь инстинкты данного ему тела. Попробуем отказаться сперва от них – не отрывая, а лишь давая обвиснуть, лишая кукловода возможности дёрнуть на ненатянутую нить?

Это не значит – не есть или не испражняться – просто отчистим разум от давления тела, сделаем его свободным от страстей.

Нити никуда не делись, они держит нас, не давая упасть в пустоту небытия, но они ослабли, давая нам крохотный островок свободы – глоток воздуха самоопределения. Теперь мир. Он действует на нас, Действует и через желания, конечно, но если желания убрать, мир останется. Можно, конечно, всё бросить, залезть в тёмную пустую келью, или уехать на необитаемый остров и т.д., а потом сказать – я уничтожил мир в себе. Чушь! Мир остался, он никуда не делся и он по-прежнему, даже ещё больше, в тебе. Он может вместить в себя всё: и тебя и твои потуги и твоего кукловода и даже его потуги – и всё равно останется тем же миром, какой и был. И когда ты умрёшь, он не рухнет и даже не изменится: просто обеднеет на одного любопытного человека.

Нельзя! Нельзя уничтожить мир, даже не мир в себе – но можно уничтожить себя в мире. И это опять на грани самоубийства, опять надо рвать по живому и это ещё сложнее – эти нити сродни пуповине. Соединяющей тело младенца с матерью – но без этого тебе не видать свободы, не иллюзорной, а подлинной.

Очень трудно ослабить эти нити. Твой уклад жизни, твоя работа, друзья, родственники – всё должно перестать быть первоочередным, отступить на шаг в сторону, давая возможность увидеть заслоненное ими. Не уйти совсем – не порвать окончательно, это смерть ещё более верная, чем от рук палача – потому что эта смерть – духовная.

Следующий шаг – нити обвисли, и ты оказался вне танца, вне игры – но ты ещё должен понять, осознать почувствовать и принять это.

Понять – разумом, осознать – телом, почувствовать – сердцем и принять – душой. Это ещё сложнее и зачастую на это требуются годы. Так и хочется рвануться, натянуть нити, почувствовать себя живым и в центре Вселенной – ну пусть не вселенной, но своего мироздания – наверняка. Но это тоже желание и ты гасишь его, но при этом – это уже твой выбор, не зависящий от твоего кукловода – эти нити тоньше и тянут за них совсем другие игроки: Но ты отказываешься от их игр – и потому оказываешься втянутым в новую игру – игру, правила в которой отсутствуют.

Первый ход в ней всегда делаешь ты сам: первое движение, неуверенное движение только что родившегося ребёнка – движение не по потребности мира, или желанию кукловода, а самостоятельное – без причины и следствия, даже не из прихоти – у тебя не может быть желаний, даже случайных – вот тогда и рождается шут. Если он не найдёт в себе источник сил, сил, свободных от любых воздействий и чаяний – его бессильные дёргания способны лишь всех рассмешить: поглядите на эту нелепую куклу! Шут, паяц! Смешной арлекин!

Но если твои движения наполнены силой, если стены мироздания дрожат, раздвигаясь под непонятными, нелогичными движениями шута. Если нити желаний натягиваются в бессильной попытке удержать, но тут же вновь опадают – приходит черёд смеяться шуту: над кукловодом, над миром, над собой. Не презрительно, нет – и не торжествующе, а искренне и легко, как смеётся ребёнок, довольный своей первой удачной шуткой.

И тогда игрокам страшно: страшен не шут, страшна ситуация – кукла получила свободу! Она делает что хочет, не обращая внимание на потуги кукловода! И можно перерезать бесполезные теперь нити совсем, но дрожит рука: а вдруг непонятная кукла, вместо того, чтобы обвиснуть нелепой грудой, поднимет голову и, глядя поверх кукловода, увидит игрока? И тогда страх сводит губы, выдавливая из них неуверенную улыбку.

И это тоже шут!

Грибник выдохся и, махнув рукой, принялся собирать свою снедь. Подхватив вёдра, он совсем уже было собрался уходить, но остановился, и, поколебавшись, добавил:

– Знаешь, мне тоже выпадала эта карта...

Глава 2

– Мам, я вернулся! – Дэн с трепетом переступил порог родного дома. Да, на Земле прошло совсем немного времени – но для него прошли годы – и кто знает, насколько сильно он изменился. Эльфы уверяли, что внешне он – всё такой же, но часто ли им приходилось сравнивать между собой людей? Никогда!

Впрочем, всё прошло гладко. Дэн отсутствовал чуть больше суток – если вызвало что-то удивление, так это, скорее, быстрое возвращение: уезжал на три дня, а вернулся после первого...

– Да скука там страшная – пряча глаза, соврал Дэн. – Все перепились, поговорить не с кем. Я плюнул и ушёл.

Матушка качала головой и верила – а на душе было гадко. За эти годы в университете он совсем разучился обманывать – даже такая маленькая и необходимая ложь вязла на губах, отдавая чем-то затхлым и постыдным... В университете нередко скрывали правду, но не искажали её – и разница между этими понятиями больно резанула по нервам. Похоже, он отвык играть по правилам собственного мира – или усвоил другие, более естественные?

Дэн торопливо перекусил и выскочил из дома – на свежий воздух, придти в себя и полюбоваться родным, земным солнышком. Крыльцо дома, нагретое за день, щедро делилось теплом создавало ощущение уюта и покоя. Старое дерево обычно хранит в себе память бесчисленных прикосновений человеческих рук, создавая особый настрой, легко читаемый внимательным слушателем...

Всё-таки хорошо – вернуться домой! Где-то высоко в небе щебечут птахи, стрекочут сверчки, доносится мычание возвращающихся с полей коров. Житьё в пригороде имеет свои преимущества – здесь природа ещё не закована в панцирь из железа и стали, не отравлена выхлопными газами – и можно вот так бездумно посидеть на солнышке, раскрывшись миру – и ощутить его биение, его ласковое и нежное внимание...

Дэн сидел, закрыв глаза и полностью расслабившись – он был дома. Покой и умиротворение усталого путника, вернувшегося домой – его никогда не испытать тем, кто не выходил дальше собственного района, кто о путешествиях знает по экскурсиям, а из всех опасностей предпочитает лишь тщательно оплаченные, причём в сопровождении внимательных инструкторов и проводников, помогающих интересно провести двухнедельный отпуск и подсказывающих, наиболее красочные для его дорогой камеры виды... Его не понять и псам войны – крутым профи, способным написать пулями на мишени восьмёрку или победить медведя голыми руками, но недоумённо пожимающих плечами при виде пламенеющего заката – не до этого им, им бы приказ выполнить да стресс после снять – а эти слюни... Это не из их жизни. Мир вообще так устроен – те, что в силах оценить, не могут почувствовать, а те, кто мог бы – не захотят оценить...

Дэн привычно отрешился от окружающего мира, уходя в глубь себя и начиная погружаться в состояние полудрёмы, когда воспринимаешь окружающее как нечто привычное и обыденное, не отвлекаясь на эмоции и желания. В глазах вначале замелькали жёлтые искры, но их хоровод быстро успокоился, и тёмно-зелёный цвет начал расползаться по векам, даря покой и тишину...

Дэн почувствовал нити судеб. В его мире они были тонкие и ажурные – лёгкие, невесомые конструкции, не способные оказать серьёзного сопротивления... Вот только на Земле не было никого, способного сопротивляться – им. Светлые нити связывали его – и дом, землю – не удивительно – это его крепость, он здесь родился – и привязан к этому островку суши желаниями и устремлениями собственной души.

Вот совсем тонкая нить, идущая от его собаки – старый пёс, увидев хозяина, сперва долго принюхивался, заставив сердце тревожно ёкнуть – но потом признал – и ластился, как щенок, подсовывая голову под его руки. Нить чуть заметно подрагивала – пёс не спал, переживая аромат запахов незнакомого мира...

Вот линия потолще и посветлее – это матушка. Возится по дому, что-то готовя, убирая, по своему обыкновению. Сколько Дэн себя помнил, на всегда чем-то занималась, не оставаясь ни секунды без дела, придумывая тысячи крохотных необязательных дел – тех, которые можно отложить на потом – если их не сделать, ничего страшного не случится – но займись ими – и твой крохотный мир станет гораздо светлей и уютней, создавая комфорт для всех его обитателей.

Вот только откуда в её линии этот странный жёлтый оттенок? Дэн, не глядя, пододвинул себе сумку, куда переложил браслеты, надел – и зачерпнул энергии, оглядывая магическим взором мир.

Почти ничего не изменилось. Нити судеб пропали, сменённые другим видением – но новые, возникшие взамен их, были столь же тонкими и еле заметными – по сравнению с миром эльфов, в них почти не было энергии – так, намёк, позволяющий жизни не погаснуть... Лёгкие, почти прозрачные поля привычно оттенили предметы, создавая энергетический фон – но такой слабый, что сквозь него легко можно было читать и на больших расстояниях.

Аура была бледной. Даже с учётом слабой энегроподпитки полей Земли, аура здорового человека должна быть сильнее, ярче, чётче выражена. Местами энергетика матери была истощена настолько, что не улавливалась глазом – умом Дэн понимал, что поля действуют – не могут не действовать – но поёживался, глядя на зияющие дыры. Он щедро впрыснул энергии в ауру матушки, успев услышать её изумлённый вздох – но прорехи никуда не делись, лишь аура стала чётче и более насыщенней.

– Ну почему я не изучил подробней методы лечения! – Ведь не отказали бы, осыпав ворохом знаний – глядишь, мальчик-вундеркинд что-нибудь и усвоит! Может, не мучился бы так сейчас...

Мать давно уснула, продолжая тихонько удивляться неожиданному приливу сил – а Дэн всё изучал тонкое кружево чужих полей, пытаясь сделать хоть что-то – но не решался, помня главный девиз медиков – не навреди! Он уже несколько часов сидел, уставать в стенку – полагаться на зрение Дэн не мог, а силовые поля легко проникали сквозь дерево в комнату матери. Умом он понимал, что бессилен – но оставаться равнодушным, видя, как куча болезней разъедает ещё крепкий организм...

В конце концов он решился – как в случае с Панеей, он разомкнул свои и чужие силовые поля, соединив их в единую цепь, подменяя чужую энергетику – своей, более здоровой... Он ожидал боли – но её не было – лишь навалилась усталость, организм вдруг начал неметь, и страшно захотелось спать. Казалось, всё тело набили ватой, и не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой, хотелось закрыть глаза – и отдыхать долго-долго... Дэн прикусил губу – резко, зло. Боль отрезвила голову, заставив сбросить сонную одурь, встряхнуться и разобраться с процессами, протекающими в организме. Он ветшал. Тысячи мелких, неопасных мелочей накапливались по всему телу, создавая удручающую картину – в крови, в костях, в мышцах и сухожилиях. Казалось, что это тело долгое время находилось в условиях, неблагоприятных для него – и вынуждено было, что бы не погибнуть, раз за разом перестраиваться, используя мало-мальски подходящие внешние ресурсы...

– Эльфы наверняка смогли бы подстегнуть обмен веществ, обеспечив при этом тело подходящим строительным материалом.... Но где они, эти эльфы? – Дэн вздохнул и принялся латать дыры в энергетике матери, заменяя истощённые участи полей своими, более здоровыми. Подобная методика, как предупреждали его учителя, не была особо эффективной – но в подобных условиях она могла принести хоть временное, но облегчение. Что бы сделать что-либо большее, нужно было бы создать новое направление в земной науке, соединив знание врачей о человеческом теле с его мощью... " – Вот только пока учёные будут спорить, браслеты уже полностью истощаться... Да и не будут создавать новый научно-исследовательский институт ради лечения одной пожилой женщины" – с грустью думал Дэн, выходя на свежий воздух и восстанавливая теперь уже собственную ауру.

Утром Дэн не пошёл на работу. Проснувшись, он позволил себе понежиться в кровати, лишь теперь наконец осознав – он – дома! Позади были сложные и интересные дороги – в иных мирах, с иными правилами – но они привели его домой! Теперь он может побыть самим собой, не думая о том, что его ежесекундно оценивают, пытаясь по его поведению узнать, что же такое – люди? И можно расслабиться и выкинуть что-нибудь смешное или безумное – хоть колесом пройтись, хоть... Дэн поднял трубку телефона и набрав номер начальника, улыбнулся.

– Доброе утро!

– Даниил Дмитрич, это вы? Какое, к чёрту, добро – на работе – завал, а некоторые тунеядцы позволяют себе опаздывать уже на целый час! Сегодня же напишите объяснительную!

Руководитель отдела АСУ, где работал Дэн, всегда считал, что всё держится только на нём – и выбил себе соответствующую зарплату, урезав её у всех остальных. При этом он был в лучшем случае, администратором, не понимая в программировании на той сложнейшей системе, которая получилась после соединения новой и старой техники завода в единое целое, почти ничего – но это не могло поколебать его самомнения. Он привык оценивать способности и талант по рублёвой системе – сколько получаешь, так и стоишь, следовательно, он – царь земли, а те, кто получает меньше – так, батраки, которым он милостиво даёт жить...

– А я у вас больше не работаю. Попозже зайду, принесу заявление.

Ответом Дэну, уже начавшему тихонько хихикать, было долгое озадаченное молчание.

– Ты что, напился? Что ты несёшь? Что бы через пять минут у меня в кабинете!

– Вы же знаете, что я не пью, Вадим Вечаславович. Или за те пять лет, что я у вас проработал, вы в этом ещё не убедились?

– Значит, обкурился! Даже если собрался увольняться – обязан две недели отработать, подготовить себе смену, и лишь потом...

– Я никому ничего не должен, и меньше всего – вашему предприятию, на которое бездарно потратил пять лет своей жизни. Смену подготовите сами, на то вы и руководитель отдела – это не только деньги получать, на этой должности ещё и думать уметь нужно.

Новая пауза была ещё более долгой. Дэн почти воочию видел, какие мысли бродят в голове его недавнего начальника – дерзит, значит, в себе уверен. Сманили в другое место? Или на моё метит? Нужно проверить...

– Хорошо, я повышу тебе зарплату, хватит в позу вставать. На 30%. Доволен? А теперь...

– Нет, Вадим Вечаславович. – Дэн мельком подумал, что ещё на прошлой неделе – по календарю Земли – он прыгал бы от восторга, услышав такое. – Я говорю вполне серьезно. После обеда занесу заявление в отдел кадров.

– Хорошо, Дэн, давай серьёзно – кто? Дельта Интернешенел? Они тебя сманили? Это же фирма-однодневка! А тут тебя все знают... На 50% – и должность техника тоже твоя!

Дэн вздохнул. Он не раз пытался получить на полставки должности техника-технолога, благо всю грязную и кропотливую работу с железом тоже взвалили на него. И теперь всё преподносят на блюде... Как это странно и горько – вчерашняя мечта! Словно остывший суп – ещё недавно такой ароматный и благоухающий, а теперь – холодный и склизкий, с кругами застывшего жира, плавающими на тарелке.

– Вадим Вечаславович! О людях нужно думать не тогда, когда они собираются уходить – это нужно делать постоянно, вам за это деньги платят. Именно за это, а не за лизание задницы начальству. Если хотите, можете меня увольнять по статье, благо сейчас трудовую можно купить в любом подземном переходе. А хотите меня видеть в качестве пришлого специалиста – поднимите всему отделу зарплату в полтора раза, и я иногда буду консультировать вас по сложным вопросам – за отдельную плату, разумеется...

Дэн сам удивлялся бесшабашности своей речи. Он всегда робел перед начальством, не решаясь возразить и настоять на своём мнении – но события последнего времени слишком на многое заставили его посмотреть по другому. Он научился не обращать внимания на такие мелочи, как внешние атрибуты – деньги, должность, внешность, апломб – всё это было неважно для того, кто научился заглядывать в душу. А она у начальника оказалась жалкой и мелкой, словно дворовая собачонка, которая всегда готова пресмыкаться перед любым, кто предложит кусок послаще – и облаивать тех, кто не может ответить.