Текст книги "Солдаты эры Водолея"

Автор книги: Дмитрий Агалаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Каролина сложила пачки аккуратно, в две стопки, а сложив, подвинула в сторону Пташки.

– Вот, – сказала она, – посчитайте.

– Но мы договаривались с пани Чёрны о личной встрече, – неуверенно произнес хозяин дома.

И тут же услышал карканье в трубке.

– Пан Пташка, пан Пташка! – едва он поднес аппарат к уху, угрожающе загремел женский голос. – Прошу вас: никаких подозрений! Я тороплюсь. Мы торопимся! – твердо добавила она. – А лучше спросите имя юной пани.

– Имя? – переспросил он. – Хорошо. – Взглянул на гостью. – Как же… вас звать?

– Каролина Чёрна, – ответила девушка.

И вновь улыбнулась ему. Неужели? Пташка пытался отыскать отголоски черт того невероятного существа, которое сейчас было где-то рядом. На улице ли, в кафе? И не мог. Но родинка у этой девушки была именно в том же самом месте – над верхней губой, справа. Неужели на таком старом пне, намертво обросшем ядовитыми грибами, мог пробиться такой яркий и прекрасный цветок?

А в трубке все каркала, лязгала клювом пани Чёрна-старшая, требуя немедленного и беспрекословного доверия.

– Отдайте мне золотого дракона, – уверенно попросила девушка.

Там, в кафе, эта красотка следила за ним, размышлял Пташка. Как пить дать, это мать усадила ее у окна.

– Да, конечно, – проговорил он. Поднес к уху трубку. – Все в порядке, пани Чёрна. Если вы в кафе, то через пять минут дракон будет у вас.

Пани Чёрна разом умолкла, даже присмирела.

– Ах вы, золотой мой пан Пташка, золотой мой профессор! – услышал он. – Так и расцеловала бы вас! Так и расцеловала бы!

«Может быть, и к лучшему, что я не вышел на улицу», – подумал он, направляясь в кабинет.

Через полминуты Пташка вынес в гостиную футляр, положил его рядом с зелеными купюрами.

– Пересчитайте, прошу вас, – еще раз, уже между делом, попросила Каролина, бережно, даже осторожно беря в руку футляр.

И пока она открывала его, зачарованно глядя на содержимое, Пташка взял одну из пачек, безразлично пролистнул ее, бросил на стол.

– Все в порядке.

Каролина закрыла футляр, положила его в сумочку.

– Спасибо, – сказала она.

Кажется, сделка была завершена.

– Я провожу вас, – вздохнув, проговорил Пташка и вежливо указал на дверь в коридор.

Когда он открыл дверь, мысленно прощаясь с родинкой, милой мушкой на верхней губе девушки, случилось то, чего он уже никак не мог предположить. Каролина протянула руку к его шее, потянулась и, закрыв глаза, чувственно поцеловала Пташку в губы.

А потом она ушла. Он стоял и не мог закрыть дверь. Бывает же такое! Затаив дыхание, Пташка слушал затихающий стук ее каблучков на лестнице.

«Влюбиться в такую девушку старику – величайшая печаль, – аккуратно прикрывая дверь, предположил Пташка. Щелкнув замком, улыбнулся самому себе. – И нет ее горше ничего на свете!» Одно успокаивало, девушка уходила навсегда, оставаясь лишь видением.

6

Иногда Пташка думал, доживет ли он до третьего тысячелетия? Дожил, и все двинулось своим чередом дальше. Жаль, спутницы жизни он так и не нашел. Старел один. Но зато его обожали студенты. Да что там – боготворили! И больше других – Зоя Вайдова. Однажды он выбрал ее любимой своей ученицей, и не только потому, что она – красавица и умница, и преданна профессии, как и он сам. Задолго до рождения Зои у него был роман с ее матерью. Недолгий, но яркий. Потом Ядвига вышла замуж за другого человека и уехала в Польшу. О том, что пани Вайдова и ее супруг погибли в автомобильной катастрофе, Пташка узнал только через пять лет после трагедии.

И вдруг – Зоя его ученица. Совпадение?

Пташка написал много книг. Но иногда он думал о том, что именно орден Дракона сделал его одиночкой. Пташка нередко вспоминал многих людей, так или иначе связанных с орденом. Но чаще других – дочь пани Чёрны. Они все ушли из его жизни. Даже Мирослав Владович, его благодетель, едва только понял, что покупатели золотого дракона обвели его вокруг пальца.

Кажется, история была закрыта. Если бы еще не один визит, еще не один гость – последний.

А вернее, гостья…

7

В августе две тысячи третьего года он завтракал все в том же кафе, рядом с домом. Пташка допивал кофе, когда в дверях увидел невысокую девушку в коротком плаще. Она была крепкой и стройной, как цирковая акробатка, чуть широкоскулой, с темными волосами, уложенными в каре.

Девушка направилась к нему.

– Профессор Пташка? – спросила она.

Он кивнул.

– Пани Кох, – представилась девушка. – Ваш коллега, историк. Вы мне уделите пять минут?

– Пожалуйста, – откликнулся он.

Кажется, девушка раздумывала, с чего начать. Пташка одним глотком допил кофе. Он взглянул в лицо девушки – и уже не мог оторвать от него взгляда. Пташка определенно где-то видел это лицо, знал его!

– Девять лет назад вы написали замечательную книгу, пан Пташка, – сказала пани Кох. – Ваши заказчики обладали прекрасной коллекцией всевозможных произведений искусства, предметов быта и вооружения различных эпох. Не так ли?

– Коллекция была превосходна – спорить не буду, – согласился он.

– Не могли бы вы мне рассказать, где сейчас эти люди. Я бы хотела увидеть эту коллекцию в живую. Профессиональный интерес, – уточнила она.

Пташка спросил: откуда она, какова ее специализация, и получил исчерпывающие ответы.

– Увы, но я вряд ли чем смогу вам помочь, – ответил он. – Ко мне пришел человек, меценат, коллекционер, предложил сумму за работу над книгой, честно со мной расплатился, а потом просто-напросто исчез.

– И как же его звали?

Пташка озадаченно улыбнулся:

– Почему я должен отвечать вам?

– Я вас прошу, – вежливо сказала она. – Как может просить об услуге женщина – мужчину.

– Зоран Радович, – Пташка назвал фамилию мифического хозяина коллекции, которая значилась в альбоме. – Он даже не попрощался. Салон превратился в супермаркет. И, представьте, ни одного звонка за девять лет! Думаю, жизнь нас развела раз и навсегда, пани Кох.

– Неужели вы ни разу не задавались вопросом, откуда эти экспонаты у вашего заказчика? – Она смотрела ему в глаза. – В таком объеме, такого качества? Каким образом они попали ему в руки?

– Задавался, – ответил Пташка. – И даже спрашивал у заказчика. Но мне не ответили. Они очень дорожили своей коллекцией…

– Так дорожили, что выставили на продажу лучший экспонат – золотого дракона?

– Вы знаете слишком много для постороннего, – сказал Пташка. – Кто вам рассказал об этом?

– Мне рассказала об этом одна дама перед смертью.

– Она была пожилой или молодой? – тотчас нахмурившись, спросил Пташка.

– Пожилой, – откликнулась девушка.

– Огромной, почти великаншей? С родинкой на верхней губе?

– Она была тощей и желтой, как высохший стебель травы. И она прятала лицо, когда говорила со мной. Тем не менее это именно ей вы помогли провернуть операцию с продажей амулета. И согласились на это охотно! А ведь вы не могли не знать, что амулет, принадлежавший магистру ордена, практически бесценен! И самое главное, об этом не могли не знать его владельцы.

– Магистру? – переспросил Пташка. – Об этом я покупательнице не рассказывал – откуда же вам это известно?

Девушка холодно посмотрела на него.

– Известно, и все.

– Да вы и впрямь историк, – кивнул Пташка. – Вон как ваши глаза разгорелись, стоило заговорить о амулете. Об этом чертовом драконе!

Кажется, она его не услышала. Потому что, глядя через него так, точно он был стеклянным, сказала:

– Теперь я наверняка уверена, что вы не рассказали мне главного.

– Например? – уже чувствуя раздражение, спросил профессор.

Пани Кох вызывающе улыбнулась:

– Например, то, что хозяева амулета искали своего покупателя. Одного-единственного. Ждали его, как ждет охотник, когда утка вспорхнет над озером. И у них были счеты с этим человеком!

Пташка устало покачал головой:

– Иногда мне кажется, что орден Дракона живет и поныне. Только я больше не играю в эти игры.

– Играете, еще как играете, – откликнулась девушка. И убежденно добавила: – Хотите вы того или нет.

И вновь широкоскулое, волевое лицо молодой женщины показалось ему знакомым. Но откуда, где он видел его прежде?

– Я не мог вас нигде раньше видеть? – осторожно спросил он.

– Нет, – уверенно проговорила она. – А почему вы спрашиваете?

– Вы мне кого-то напоминаете.

– И кого же?

– Не могу вспомнить. – Он отрицательно покачал головой. – Нет, не могу…

Она встала из-за стола.

– Прощайте, пан Пташка.

– Прощайте, – сказал он.

Пани Кох направилась к выходу. Он следил за ней взглядом. Она вышла из кафе, открыла дверь черного автомобиля, стоявшего у тротуара. И тут внимание Пташки приковал к себе силуэт женщины на заднем сиденье. Было в нем что-то определенно знакомое, завораживающее. Ему даже показалось, что женщина повернулась в его сторону и теперь смотрит на него. Но как только дверца за пани Кох захлопнулась, машина тронулась с места и была такова.

Пташка заказал себе еще чашку кофе, а к ней – рюмку бехеревки. Чуть позже, переходя улицу, он вспомнил еще один фрагмент своих многолетних поисков. Чем же был так важен Мирославу Владовичу этот Дионисий из Идона? Пташка решил навести историческую справку о византийце.

Попав в бурю Четвертого крестового похода, захваченный ею, Дионисий выжил. Он был выброшен на твердый, как крепость, валун. Имя которому – Никейская империя. Оказался при дворе в чине главного архивариуса императорской библиотеки. А потом исчез. Что было еще интересного в этом человеке для профессора Владека Пташки? Пожалуй, одно: годы жизни византийца точно совпадали со временем жизни старого аристократа, запечатленного в камне, в подземелье замка Волчье логово. Того, кто был последним, поклонявшимся Дракону, – своему владыке…

Широкоскулое лицо пани Кох, девушки с фигурой циркачки, показалось ему лицом фанатично преданного своей работе солдата. Оно не отпускало Владека Пташку весь следующий день. Именины коллеги, куда он был зазван, стали для Пташки настоящей пыткой. Потому что его толкали в бок, приглашали пить шампанское, а он, точно лунатик, бродил по невидимому для всех окружающих канату, балансировал с завязанными глазами. Он шел упрямо, назло всем, особенно тучам, которые все сгущались и сгущались над его головой!

Тучам, которых он, увы, не видел… Лишь холодный ветерок приближающей бури, настоящего торнадо, касался его губ и век.

И вот следующим вечером это случилось. Непроизвольно быстро он поднялся с кресла, бросился к рабочему столу, к ящикам, где прятались архивы, запечатлевшие самые невероятные открытия в его жизни. Часть папок он выложил на стол, другую – на пол. Со стороны случайному наблюдателю он напомнил бы обезумевшую борзую, наконец-таки, вопреки всем хитростям противника, напавшую на долгожданный след.

– Не может быть, не может быть, – твердил он, выхватывая папки, жадно рассматривая надписи на них.

А потом одна из них загорелась в его руках, вспыхнула, он аж подбросил ее кверху, но удачно поймал. Распахнул ее. Листы, кажется, обжигали ему руки. Не успевал один попасть в пальцы, как уже выпархивал прочь, превращаясь в пепел, уступая место следующему. Но один из листов, с наклеенной фотографией, профессор задержал в руках. Как этот лист ни пылал, как ни облизывал огнем его пальцы.

Верно, страшно было держать этот лист с фотографией в руках, разглядывать снимок, увертываясь от языков пламени! Страшно, но иного выхода не было.

Да, все так. Вот оно – фото почти сорокалетней давности. Барельеф – групповой портрет в камне. Старик-аристократ и девушка-рыцарь. Поджарая, она в доспехе, в руках – меч, острие которого упирается в пол. Ее широкоскулое лицо – твердое и волевое. И взгляд – воина, ожидающего битвы не на жизнь, а на смерть.

Пташка опустился на пол, сел, точно ребенок, который намеревается разложить у своих ног кубики.

Сходство было настолько явным, что казалось, будто бы средневековый художник заглянул вперед и создал портрет женщины, которой было суждено родиться только через восемь веков!

Держа лист в руках, Пташка был в замешательстве. Кто все эти люди: Адельборг, Мирослав Владович, Клара Чёрна, ее дочь, эта пани Кох? Кем они были в его жизни? Он не знал их дела и знать не хотел. Но другой вопрос не давал ему покоя: в роли кого они выбрали его – Владека Пташку? Он, точно магнит, сумел притянуть к себе их всех. И не просто разных, но соперничавших друг с другом, люто враждовавших.

Пташка поднялся с пола, не выпуская листа из рук, прошелся по комнате. Чувствуя, что никаких сил у него не осталось, повалился на диван. Закрыл глаза. Никогда не было у него такого острого чувства страха. Но самой опасной из этой компании была девушка, чье лицо копировало лицо давно истлевшей воительницы. Появление в его жизни пани Кох не просто настораживало – пугало. Особенно холодок в ее голосе, пробирающий до костей. Леденящий.

Утром Пташка позвонил Зое, а когда она приехала к нему, то рассказал ей все. О всех перипетиях его поисков, касавшихся ордена, о «гостях», этих непрошеных чужаках. Кажется, Зое его рассказ показался фантастическим, особенно сюжет о пани Кох, как две капли воды похожей на средневековую воительницу, которой суждено было покинуть отчий дом и в чужих краях взять новую фамилию – Волкович.

Зоя ушла от него в час дня. А еще через полчаса он решил погулять по старому городу, проветриться…

8

Георгий Горовец заглянул в заплаканные глаза Зои Вайдовой. Ему только осталось представить себе несчастного Владека Пташку, который брел в шумной толпе туристов через Старый Град – вверх от Влтавы навстречу смерти.

– Я не поверила ему, – опустив голову, проговорила Зоя, – решила, что опасность, которую пан Пташка почувствовал рядом, он придумал себе.

Капитан Ветлецка отыскала альбом Пташки, все внимательно изучили фотографию амулета.

– Забавная вещица, – разглядывая его, сказала Ветлецка. – Но устраивать из-за амулета такой сыр-бор?

– Пани Вайдова, а где же фото скульптуры – старика и его дочери? – спросил Горовец. – Из скандинавского замка, – уточнил он.

– Он не включил их в этот альбом, – ответила Зоя. – Это фото было его откровением. Неразгаданной загадкой… Он положил снимок в конец альбома.

Между громадой листьев и обложкой хранилось черно-белое фото.

– А девица с мечом и впрямь смахивает на Рыжую, – проговорила Ветлецка. – Как вы считаете, комиссар Горовец?

– Бесспорно, – кивнул он. – Бесспорно… Я в недоумении и замешательстве.

– А кто эта Рыжая? – спросила Зоя.

– Очень плохая девочка, – откликнулся Горовец. – Очень. Полная ваша противоположность. – Он улыбнулся. – Мне так кажется.

– Я серьезно…

– Вам лучше о ней ничего не знать, – кивнула Ветлецка.

Было ясно, что сейчас их мысли заняты меньше всего вопросами Зои Вайдовой.

– Не хотите – не говорите. – Зоя отошла от стола. – Главное, профессор был прав. Он встречался с женщиной, похожей на дочь средневекового аристократа с Волчьей горы.

Горовец покачал головой:

– Но как такое может быть?

– Она вышла из камня, – усмехнулась Зоя. – Воплотилась чудесным образом. Стоит проверить, как вы думаете? Отбросила меч, сняла кольчугу и одела платье.

Горовец поднялся со стула. Под цепким взглядом пани Ветлецки прошелся по кухне. Зоя Вайдова, кажется, разом потеряла ко всему интерес. Рассказ вымотал ее.

Горовец смотрел в окно.

«Что могло быть общего между террористкой Анной Ортман и безобидным профессором Пташкой? – думал он. – До сих пор не было известно, откуда взялась сама Анна Ортман. Какой она национальности и какое гражданство имеет. Сколько носит имен помимо того, которым отмечена в архивах Интерпола. – Горовец про себя усмехнулся. – Воплотилась из камня? Нет, сказки не для него!»

За его спиной Зоя Вайдова шмыгнула носом.

– Мне надо в ванную, – сказала она.

Когда девушка вышла, Горовец покачал головой:

– Моя группа охотилась за Анной Ортман пять лет. Сегодня она совершает взрыв на улицах Лондона, а завтра улыбается официанту в одном из отелей Каира. Поймать ее и представить международному суду – значит выполнить свой долг на всю оставшуюся жизнь. Но вот что я думаю: в данном случае Ортман только исполнитель – инструмент в руках тех людей, что скрываются в тени. Это им помешал Владек Пташка. Он знал немного, но и этого хватило для того, чтобы получить пулю. Мне нужен след – хотя бы одного персонажа этой истории. Мирослав Владович, Клара Чёрна, ее дочь Каролина, господин Адельборг. Ниточка потянется…

– Почему вы променяли погоню за похищенным антиквариатом на поиск террористов, комиссар? Уж больно разница велика…

Горовец понимающе кивнул.

– В Париже, во время взрыва в метро, мой друг потерял жену и дочь. Они просто возвращались домой. И я подумал, что самый дорогой алмаз из самой прекрасной королевской короны не стоит того, чтобы я тратил на его поиски свою жизнь. Лучше я буду искать тех, кто убивает мирных людей, кто отнимает жизнь у их близких. Хочу, чтобы Господь мной гордился. Все просто.

Ветлецка улыбнулась:

– Да, все просто.

Из ванны вернулась Зоя. Она вытерла заплаканные глаза. Припудрила нос, подвела губы.

– Я пойду? – спросила она. – Очень устала…

– Мы пойдем вместе, – сказал Горовец. – Пани Ветлецка, мне бы хотелось взять альбом Пташки с собой, почитать на досуге. И сделайте мне копию фотографии старика и его дочери с Волчьей горы.

– Непременно. – Ветлецка проводила Горовеца и Зою до дверей. – Я буду с нетерпением ждать известий, комиссар.

Горовец кивнул. Он взялся проводить Зою, но разговор у них по дороге не клеился – она слишком много пережила за эти дни.

У ее дома Горовец поцеловал девушке руку.

– Крепитесь, пани Вайдова.

– У вас сильная рука, комиссар, – улыбнулась она.

– Благодарю вас, пани Вайдова, – тоже с улыбкой ответил он. – Я еще свяжусь с вами по телефону. До свидания.

Горовец проводил ее взглядом. Она очень понравилась ему – хрупкая, нежная, умная. И, конечно, очень привлекательная.

Глава третья. Врата времени

1

Белый «Линкольн», шлифуя колесами асфальтовое шоссе, поднимался все выше в горы. Драгов остался позади. Пейзаж открывался что надо! Изумрудные вершины, синие низины, полные глубокой тени, разбросанные тут и там селения, белые ленивые облака.

«Все-таки я сумасшедший! – думал Вадим, изредка поглядывая на двух молчаливых охранников в салоне автомобиля. – Вот так взять и сорваться Бог знает куда! И еще неизвестно к кому. Но Марина сгорела бы от зависти, это точно!»

Скоро он увидел наверху, на широком лесистом плато, замок из серого камня, хоть и осовремененный, но сохранивший средневековую стать. «Бойтесь въезжать в ворота замка на горе!» – то и дело касался его слуха шепот, но Вадим был человеком смелым и решительно отгонял этот шепот прочь.

Миновав ворота и проехав по мощеной дорожке, белый «Линкольн» остановился у парадного, и Вадим был благополучно передан на попечение пожилому дворецкому.

– Господина Остберга пока нет, хозяин попросил извиниться за него, – уже в холле сообщил дворецкий. – Он будет к вечеру, часам к шести. Позвольте, я покажу ваши апартаменты.

Вадим оглядел мельком окна замка, и в одном из них увидел лицо темноволосой девушки – едва она встретила его взгляд, как штора дрогнула, и лицо исчезло.

«Пленница замка? – про себя усмехнулся Вадим. – Таинственная принцесса?..»

Они поднимались по мраморной лестнице. Вадим старался не вертеть головой, но полотна в старинных золоченых рамах, скульптуры, стоявшие по дальним и ближним углам, так и притягивали его взгляд.

Вадим был уверен, что ему достанется люкс. Так оно и случилось. По его апартаментам можно было кататься на «харлее», а на террасе играть в футбол.

– В баре любые напитки: коньяки, вина, – сообщил дворецкий. – Минеральная вода в холодильнике. Если вам что-то понадобится срочно, позвоните. Номер дежурного есть в книжке у телефона. Изволите заказать обед, господин Арсеньев?

– Позже, – сказал Вадим.

– Как скажете, – поклонился дворецкий. – Надумаете погулять, у нас есть прекрасное озеро. Там водится роскошный карп – и удочки есть! Располагайтесь, отдыхайте.

«Как в сказке!» – решил Вадим.

Когда дворецкий ушел, он залез в бар – огромную музыкальную шкатулку, доверху набитую дорогим питьем. Аппетита и впрямь не было – его терзала неопределенность. Выпив рюмку коньяка, он отправился на террасу, сел в плетеное кресло и уставился на здешние красоты. Но разве ему никогда не казалось, что однажды нечто подобное с ним обязательно приключится? И вот взмах могучего крыла рядом накрыл его воздушной волной, чей-то цепкий клюв прихватил за шиворот и потащил. Но где он теперь: под долгожданными облаками или над пропастью, вот вопрос?..

Впрочем, одно другое не исключало.

Дело шло к вечеру. Успев принять душ и закусить ветчиной из холодильника, Вадим сидел на террасе в том же плетеном кресле, когда услышал шум приближающейся машины. Поднявшись, он увидел, как за рядами деревьев сверкнул длинный белый автомобиль и тотчас скрылся за поворотом. Арсеньев вскинул руку с часами, и сердце его учащенно забилось. Оказалось без четверти шесть.

Несомненно хозяин пожаловал домой.

Прошло еще полчаса, когда в дверь Вадима постучались и вошел дворецкий.

– Господин Арсеньев, князь просит вас спуститься в гостиную. Вы готовы следовать за мной?

– С нетерпением ждал этой минуты, – ответил он.

Когда Вадим вошел в гостиную, дворецкого за его спиной уже не было. В середине большой залы стоял высокий худощавый мужчина в легком голубом джемпере и светлых брюках. Он оказался копией того человека, которого Вадим видел на плакате в доме циркача, только старше на добрых четверть века. В его по-юношески пышной шевелюре жестко сверкала седина. Видимо, он только что прохаживался и обернулся на звук открывшейся двери…

Они двинулись навстречу друг другу, и Вадим сразу заметил, как цепко хозяин дома смотрит на него. Как остро звучит в его взгляде интерес к гостю.

Хозяин первым протянул гостю руку – на безымянном пальце его сверкнул крупный изумруд:

– Константин Остберг.

Голос его был уверенным, тембр – низким и глубоким.

– Вадим Арсеньев.

– Присядем, – проговорил хозяин, – у нас есть минут пятнадцать для беседы перед ужином. Как-никак, я думаю, мы оба ждали этой минуты. И, наверное, я – с большим нетерпением!

Тон его был настолько убедительным, что Вадим не решился с ним спорить.

– Вы знаете, господин Арсеньев, – когда они сели в кресла друг против друга, проговорил хозяин замка, – я вас представлял себе именно таким. Высоким, физически крепким, с благородным лицом.

Вадим хотел было присвистнуть, но сдержался. Вот уж он не мог подумать, что его внешность как-то интересна господину Остбергу!

Хозяин замка поинтересовался биографией гостя. Но чем тот мог удивить князя? Он не был великим фокусником или потомком древнего аристократического рода, не разъезжал по миру. Единственным своим везением он мог считать небольшую книжку, которая и послужила причиной их знакомства.

Когда Вадим договорил, Остберг кивнул:

– Больше всего я жалею о том, что с опозданием на несколько лет прочитал русский журнал, где была напечатана история Дионисия из Идона. И что наше знакомство было отложено на столь долгое время. – Остберг пожал плечами. – Я просто не знал, в какой именно стране появится такая книга, но в ее появлении я не сомневался!

– Последние две недели со мной все говорят загадками, – не смог сдержаться Вадим. – И вы туда же.

– Это как затишье перед бурей, – заверил его хозяин замка.

– Бурей станут ответы? – спросил гость.

– Возможно. – Остберг зацепил взгляд Вадима и теперь не отпускал его. – Скажите, когда вы решили написать книгу? Что вас подтолкнуло? Мне необходимо это знать. Каков был первый импульс для ее рождения? Впрочем, вы нам расскажете об этом за ужином. Именно – нам. – Остберг поднялся с кресла. – Идемте в столовую, господин Арсеньев. Уверен, вы будете рады новому знакомству!

2

В просторной столовой с окнами во всю стену сгущались сумерки. За лесистыми горами садилось пурпурное солнце.

– Познакомьтесь, Вадим Александрович, – отходя в сторону, проговорил Остберг, – это моя дочь Катарина. Надеюсь, вы подружитесь.

За дальним концом длинного стола, спиной к вечернему свету и лицом к мужчинам, сидела девушка – тоненькая и темноволосая.

Вадим подошел ближе и сразу понял: это она следила сегодня за ним из окна замка!

– Добрый вечер, – сказал он.

– Добрый, – ответила девушка. – Мы все с нетерпением ждали вашего приезда, Вадим Александрович. Господь услышал нас, и теперь вы здесь, с нами.

– Вы хорошо говорите по-русски, – все, что нашелся сказать гость.

– Моя мать была русской, – ответила Катарина.

Вадим нахмурился. Как и ее отец, она смотрела на него так, точно они были знакомы.

– А если нам зажечь свечи? – предложил князь.

Он хлопнул в ладоши, слуги внесли ужин, канделябры вспыхнули десятками свечей, и все трое сели за накрытый стол.

Поначалу трапезничали молча. Катарина, когда их взгляды с гостем встречались, едва скрывала смущение. Князь повторил свою просьбу, и Вадим рассказал историю создания книги. Отец и дочь слушали его очень внимательно.

– Не сомневаюсь, у вас было много черновиков, когда вы писали книгу о Дионисии, – проговорил князь. – Скажите, Вадим, а было то, что не вошло в книгу?

– Еще бы! – ответил гость. Сделав глоток белого вина, Вадим промокнул губы салфеткой. – Иногда фантазия уводила меня слишком далеко! Взять к примеру пожар в Константинополе. Я закрывал глаза и видел, как Дионисий, человек, в сущности, кроткий, сражает мечом наемника-венецианца, пытавшегося надругаться над девушкой-гречанкой. Или другая картина: Дионисий у патриаршей школы перед соучениками читает Гомера, и все, затаив дыхание, слушают его. Ему один из педагогов делает замечание за языческого автора, а Дионисий отвечает: не будь Гомера, не было бы и греческого языка!

– И вы по своей воле отказались от таких эпизодов? – не отрывая от гостя пристального взгляда, спросил Остберг.

– Но это – лишь моя фантазия.

– А вы случайно не помните, что читал перед своими сокурсниками Дионисий?

Вадим улыбнулся:

– Интересное слово – «помните». Это были первые строки «Илиады».

Глядя перед собой, Остберг улыбнулся:

– А ведь пятого июля, в году тысяча двести первом от Рождества Христова, на земле Византии, в Константинополе, на ступенях патриаршей школы Дионисий из Идона и впрямь читал Гомера. – Хозяин дома поднял на Вадима глаза. – Это была «Илиада». И он читал ее с самого начала – с самых первых строк!

– Вы шутите? – спросил гость.

– Ничуть. Я никогда не говорил так серьезно, как сейчас.

Вадим допил свое вино. Не зная, как ему быть в этой ситуации, пожал плечами:

– Господин Остберг, вот мы и дошли до главного. Из вашего письма можно было понять, что вы знаете о Дионисии из Идона очень много. Поэтому я здесь. Но сейчас меня смущает другое. Как вы можете называть мои фантазии правдой? Объяснитесь…

– Вы никогда не задумывались о том, – внимательно глядя на гостя, проговорил князь, – что Четвертому крестовому походу, вызвавшему падение Византийской империи, предшествовала цепь невероятных, буквально фантастических случайностей? Как черт из табакерки, появляется фанатичный священник Фульк из Нейи и горячо проповедует новый Крестовый поход. Во главе крестоносцев становится Бонифаций Монферратский, люто ненавидевший православную Византию. Именно Венеция берется дать крестоносцам флот, а ее возглавляет еще один ненавистник Византии – старый дож Энрико Дандоло. У рыцарей выходят накладки со средствами, и Дандоло требует у них за обещанные корабли занять христианский город Зару. А когда Зара взята, именно венецианцы подбивают баронов обратить внимание на Константинополь. Восточной римской империей управляет узурпатор. Законный басилевс ослеплен и унижен, а юный царевич Алексей, его сын, едва избежавший смерти, доставлен в ту же Венецию. Пылая жаждой мщения, Алексей дает свое знаменитое обещание: если крестоносцы и венецианцы восстановят его на Константинопольском троне, он сулит первым двести тысяч марок для похода в Иерусалим, вторым – свободную торговлю на землях Византии, а папе римскому – долгожданное подчинение православной церкви – католической…

– Разве случайность в истории – такая невиданная штука? – ответил Вадим вопросом на вопрос.

– Слишком серьезен результат, Вадим Александрович – падение величайшей христианской империи! Хотел у вас спросить. В книге вы обошли стороной один очень важный персонаж…

Гость взглянул на Остберга.

– Какой же?

– Герцога Вествольфа.

Вадим нахмурился.

– Никогда не слышал о нем.

И тотчас заметил, что Катарина смотрит на него особенно пристально, точно желает во что бы то ни стало прочитать его мысли.

– С его фигурой многое бы встало на свои места. Этот человек всегда стоял тенью за другими людьми и управлял ими. Королями, герцогами, князьями церкви, проповедниками, простыми рыцарями. Все они, сами того не осознавая, так или иначе исполняли его волю. История о нем почти умалчивает. Этот человек возник на исторической арене в конце двенадцатого столетия подобно молнии, чтобы сыграть свою роковую роль. Герцог Вествольф был хорошим слугой своему повелителю.

– Какому?

Остберг улыбнулся:

– Верите ли вы в такое положение вещей или нет, но в мире, Вадим Александрович, есть только два повелителя.

– Вот даже как…

– И никак иначе.

Вадим обернулся к девушке, все это время молча слушавшей отца.

– Княжна, вы тоже так считаете? – беззаботно спросил гость. – Я на счет двух повелителей?

Девушка улыбнулась:

– Назовите третьего, и я подумаю.

Теперь улыбнулся Вадим – да им, отцу и дочери, палец в рот не клади!

– Поверьте, – продолжал Остберг, – герцог Вествольф сыграл в гибели Византии главную роль. Но не потому, что был ревностным католиком! Он поклонялся Дракону и носил его изображение на груди, под камзолом, подальше от глаз христиан. Всю свою жизнь герцог Вествольф охотился за одним человеком, который хорошо вам известен…

– Вы говорите… о Дионисии?

– О нем. Герцог Вествольф знал, что юноша, сам еще того не осознавая, хранит величайшую тайну. Своего рода ключ к жизни и смерти, но не одного человека или поколения, а всего мира. Но верный слуга Дракона не знал, каков этот юноша, ему было ведомо только одно, что мальчик родился в Византии. Он искал его, посылал в столицу шпионов, но охранители Дионисия не отпускали их живыми.

Вадим усмехнулся.

– Да, господин Остберг, напиши вы книгу по-своему, наши критики от науки съели бы вас с потрохами. Не оставили бы даже косточек! Все это напоминает приключенческий роман, детектив.

– Самые интересные романы и детективы происходят именно в реальной жизни, Вадим Александрович. К сожалению, мы не знакомы и с одним их процентом. – Князь пригубил вина. – Вы удивились, откуда мне известно, что в означенный год в Константинополе Дионисий читал на ступенях патриаршей школы «Илиаду» и спорил со священником? А если я отвечу на этот вопрос так: я там был и видел это? Или даже иначе: мы были там, мы это видели и слышали. Вы и я. Что скажете на это, мой уважаемый гость?