355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Строгов » Дорога дорог » Текст книги (страница 2)
Дорога дорог
  • Текст добавлен: 31 марта 2022, 00:33

Текст книги "Дорога дорог"


Автор книги: Дмитрий Строгов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 2

На следующий день я встал лишь часов в одиннадцать и на завтрак не пошел. Наспех умывшись, я уселся на квадроцикл и отогнал его на базу, после чего позвонил Али. Сообщив, что с машиной все в порядке, я поинтересовался, как здоровье нашего вчерашнего пациента.

– Все нормально. Главное, сказали, успели вовремя.

– Ну и отлично. Если пойдешь к нему в госпиталь…

– Не пойду, – поспешно отозвался Али.

– Почему? – удивился я.

– Как ты не понимаешь? Это же бедуины, а от них можно ждать всего, что угодно…

Так и не добившись от Али внятного объяснения, почему у него столь предвзятое отношение к бедуинам, я распрощался и повесил трубку. Некоторое время я размышлял над тем, откуда такое мнение о бедуинах могло появиться (я слышал его уже не впервые). Но в голову так ничего и не пришло. «Видимо, у людей есть органическая потребность в подобных страшилках. Обязательно должен быть кто-то непонятный и жуткий, кого следует бояться. Массовое подсознательное», – вспомнил я вычитанный где-то термин и успокоился. Затем в голове мелькнула мысль о папирусе. Более или менее тщательно осмотрев грязную, потрепанную тетрадку и не найдя ничего интересного, я бросил ее на дно чемодана.

Перед обедом я встретился с подругой и ее сыном, которые, как оказалось, тоже не ходили на завтрак, поскольку отсыпались после вчерашней поездки. Мы посидели в ресторане, и я рассказал им о своем приключении, постаравшись сдобрить историю выдуманными на ходу смешными подробностями. Затем мы сходили на пляж, сплавали к коралловому рифу, прокатились на надувном банане – одним словом, окунулись в расслабленную курортную жизнь. К вечеру я уже практически позабыл о досадном происшествии, обошедшемся мне в общей сложности почти в восемьсот долларов.

Оставшиеся три дня я веселился, развлекался и вообще – старался максимально отдохнуть перед возвращением к суматошной московской жизни и напряженной работе.

Наконец настал день отъезда. Ранним утром автобус отвез нас в аэропорт, и всего через каких-то пять часов я в Шереметьево уже прощался со своей растроганной спутницей, уверяя, что позвоню не позже, чем через пару дней. Звонить, естественно, я не собирался, да и дама, похоже, прекрасно понимала, что продолжение знакомства вряд ли последует. Однако мы усиленно делали вид, что расстаемся совсем не надолго: подобный ритуал избавлял нас от никому не нужных объяснений.

Наконец в отдалении я не без некоторого облегчения заметил длинную фигуру Ваки и, чмокнув на прощание даму в щечку, поспешил ему навстречу.

Ваке я набрал еще за день перед вылетом и попросил встретить (добираться до города на каком-нибудь местном таксере, жадном и хамоватом, у меня не было никакого желания). Пройдя к стоянке и уложив багаж в ваковскую «Тойоту», мы двинулись в сторону Москвы.

Минут десять Вака угрюмо молчал, и могло создаться впечатление, что ему совершенно не интересно, как я провел время в отпуске. Он то и дело теребил свой большой, почти бержераковский нос и что-то бормотал вполголоса. «Ругается, что ли?» – думал я, по возможности незаметно косясь на него. – Впрочем, он все время что-то бубнит себе под нос. Может, ведет дискуссию с воображаемым оппонентом по какому-нибудь важному научному вопросу».

Вака вообще был замечательной личностью. Впервые мы с ним встретились лет шесть назад. В ту пору я увлекся коллекционированием монет допетровской поры, или, как ее часто называют, «чешуи». Я даже написал статью по этому поводу в один толстый научный журнал. Именно в этом журнале я и познакомился с Вакой. Он там был завсегдатаем, поскольку постоянно публиковал материалы о предметах, которые изучал и собирал – то об орденах и медалях, то о монетах. Впрочем, иногда его интересы (и, соответственно, статьи) приобретали абстрактный характер. Так примерно через год после нашего знакомства он увлекся геральдикой и даже выписывал себе какие-то дорогущие специальные издания на данную тему из-за границы. Знания он имел обширнейшие, историческое образование и музейная работа этому способствовали. Впрочем, деньги он зарабатывал не этим, а в основном консультированием коллекционеров и экспертизой всевозможных ископаемых артефактов. Сколько раз я уговаривал его написать «нормальную» толстую книгу по какой-нибудь из означенных тем, соблазняя размером гонорара и широкой славой в узких научных кругах, но так и не смог заставить этого лодыря засесть за работу. Максимум, на что его хватало, так это на короткие научные статьи и экспертные заключения. Только один раз я сподвиг его написать что-то стоящее. Это была брошюра по допетровской «чешуе», своего рода справочник для увлекающихся предметом. Надо заметить, справочник довольно хорошо продавался. Но потом, сколько я ни уговаривал

Ваку написать что-то более фундаментальное по фалеристике или геральдике, он категорически отказывался, мотивируя это тем, что данный вид работы предполагает слишком много возни, и что все это не для него. «Вакой» его звали абсолютно все, и я поначалу решил, что это такое странное имя – армянское, или, скажем, грузинское (нос Ваки определенно толкал мысли именно в эту сторону). Но затем выяснилось, что это вовсе не так. Имя у моего нового знакомого оказалось вполне прозаическое – Сергей, а «Вака» – было прозвищем, начиная еще со школы. Сам обладатель прозвища объяснял этот выбор так. Во-первых, фамилия его Викулов, а во-вторых, в перестроечные времена на ТВ появилась какая-то дурацкая передача, где ведущий выступал в компании попугая, которого звали Вака. «Поскольку с интеллектуальными способностями, а заодно с фантазией у моих одноклассников наблюдался напряг, вариантов особо не было», – вполне доходчиво растолковал он.

Знал Вака чрезвычайно много, оттого с ним поговорить было приятно – хоть по телефону, хоть в пабе за кружкой пива. Только, разумеется, не тогда, когда он бубнил себе под нос что-то нечленораздельное.

Наконец Вака закончил свой внутренний монолог.

– Ну, как съездил? – соизволил поинтересоваться он.

– Нормально. Море-солнце-дайвинг-пляж-верблюды – все по прейскуранту.

– И рыжеволосая красотка? – хмыкнул Вака. Несмотря на свою погруженность в научные вопросы, противоположным полом он всегда интересовался довольно живо.

– Есть такое дело. Только не рыжеволосая.

– А какая?

– Шатенка.

– Не. Мне больше рыжие нравятся. Вот и в литературе о них еще со времен средневековья пишут: мол, ведьмы, в каждом глазу по сто чертей сидит… Опять же фольклор: рыжая – бесстыжая…

Пока Вака предавался нескромным мечтаниям вслух, я вспомнил о бедуинах. Видимо, упоминание о верблюдах потянуло за собой ниточку ассоциаций.

– Слушай, Вака, тут со мной одна история забавная приключилась. Сейчас расскажу.

– С шатенкой?

– Ну, можно сказать, да.

Вака заметно оживился и приготовился слушать.

Я стал рассказывать и уложился аккурат до того момента, когда мы подъехали к моему дому.

– Поднимешься? – поинтересовался я.

– Уговорил. Заодно и папирус этот пресловутый покажешь.

Мы поднялись в квартиру. Внутри жилища царила унылая чистота: баба Лена, которую я периодически, где-то пару раз в неделю, приглашал сделать уборку, постаралась, похоже, на славу. Запах, тем не менее, был как в давно не проветриваемом и не жилом помещении. Наверное, навела чистоту сразу после моего отъезда (у бабы Лены был свой собственный ключ). Открыв чемодан, я вынул папирус и отдал Ваке, а сам пошел на кухню – сварить кофе и заодно посмотреть, что у меня имеется из съестного. Кроме упаковки яиц и нескольких обрюзгших помидоров в холодильнике ничего не было. В морозилке я нашел большой кусок копченой грудинки, и очень скоро соорудил яичницу, сдобрив ее томатами и хорошей порцией черного и красного перца.

– Ау! Обед на столе! – позвал я Ваку. – Только хлеба нет, – прибавил, когда тот зашел в кухню.

– Хлеб? Да бог с ним, – отозвался Вака и уселся за стол.

Признаться, я был весьма голоден, поэтому в один момент проглотил свою порцию яичницы и только тут заметил, что приятель мой как-то не в меру задумчив.

– Ты чего замечтался? Все о рыжей бестии грезишь?

– Рыжая бестия – это хорошо. Даже очень. Только тут другое.

– И что же? – поинтересовался я, разливая по чашкам кофе.

– Да папирус этот, похоже, настоящий.

Я сделал приличный глоток кофе и только тут смысл сказанных Вакой слов дошел до меня.

– В смысле – настоящий? Что ты этим хочешь сказать?

– То, что эта лохматая тетрадка, похоже, видела Иосифа, его братьев, Моисея, все двенадцать колен Израилевых, а то и Тутанхамона с царицей Хатшепсут.

– Шутишь?

– С чего вдруг? О таких вещах не шутят. Я хоть и не египтолог, но о чем-то все же судить могу. Как ты вообще провез это через границу?

– Как? В чемодане! Я и понятия не имел, что это не банальная подделка, которые для туристов там производятся на каждом шагу.

– Ну-ну. А зря, между прочим.

– Елки… До меня только что дошло. Ведь если бы меня на границе с этим накрыли, то…

– Ага. Ничего бы не доказал. Лет десять без права переписки. В египетской тюрьме. Грязной, душной, с местными злобными бандюками…

Я живо представил себе эту картину и внутренне содрогнулся.

– Черт! Но ты уверен?

– Для надежности могу проконсультироваться у знакомого египтолога. Он, кстати, и перевод может сделать. Не бесплатно, конечно.

– Отлично. Сколько времени это займет?

– Думаю, зависит от суммы вознаграждения, – хмыкнул Вака.

– Это понятно. Только пусть твой приятель не слишком зарывается. Я не Рокфеллер!

– А жаль! – съехидничал Вака и принялся, чудовищно перевирая мотив, насвистывать известную эстрадную песенку.

Я сходил в соседнюю комнату за фотоаппаратом и стал переснимать по очереди растрепанные листы.

– Это зачем? – спросил через минуту с интересом наблюдавший за процессом Вака.

– Отошлю ему по мейлу.

– Э, нет, – отозвался тот. – Так у нас не делается. На экспертизу, дорогой мой, отдается оригинал. А то на изображениях такого можно наваять… Фотошоп и прочие чудеса технического прогресса.

– Не понял. Какой мне смысл что-то ваять?

– Может, смысла и нет. Да только кто тебя знает. Для квалифицированного заключения надо и материал, на котором все это написано, тоже проверить.

– Да мне для начала хотя бы понять, что тут написано, – попытался я слабо возразить.

– Ну, предположим, узнал, – Вака отхлебнул кофе и причмокнул от удовольствия. – И что? Что ты с этим будешь делать?

– Не знаю, – честно признался я. – Как-то еще не успел об этом подумать.

– Вот. Зато я успел. Если это стоящий артефакт, то его можно продать за хорошие деньги. Но только с экспертизой. Похоже, твой бедуин тебе царский подарок сделал.

– И сколько эта штука может стоить?

Вака пожал плечами.

– Кто ж ее знает. Сто тысяч баксов плюс-минус бесконечность. Зависит от возраста и от того, что там написано. В любом случае, это не двести рублей. Кстати, я тебе уже говорил, что десять процентов мои?

– Нет, не говорил. К тому же хватит с тебя и пяти.

– Как пяти? Пусть будет хоть восемь.

– Шесть и ни рубля больше.

– Ладно, уговорил.

– Выходит, фотки оставляю себе?

Я взял большой полиэтиленовый пакет и поместил в него папирус. Аккуратно заклеил пакет скотчем.

– Ну, давай, звони своему эксперту.

Вака набрал номер приятеля. На том конце провода довольно быстро ответили. Поздоровавшись, Вака тут же принялся трепаться бог знает о чем. О каком-то неведомом мне Володьке Сапелкине с женой, о предстоящем отпуске, о моторной лодке… Вообще эта манера Ваки меня всегда дико раздражала. Видит, что ты ждешь от него чего-то, так специально тянет, делает вид, что не понимает ситуации. А сам внимательно за тобой наблюдает и знай про себя посмеивается. Словно какой-то эксперимент над тобой ставит.

Не желая показать, что меня хоть сколько-нибудь занимает его поведение, я встал и принялся разбирать чемодан. Вынул и аккуратно повесил на вешалки в шкаф рубашки, спортивный костюм, шорты и брюки, рассовал по ящикам другой полезный и не очень скарб. Чемодан успел практически опустеть, когда Вака наконец перешел к делу.

– На, говори, – протянул он мне трубку.

Я взял. Голос на том конце провода показался мне довольно приятным. Его обладатель был, похоже, мужчиной средних лет и, если бы не небольшое заикание, вполне бы мог работать где-нибудь на радио диктором.

Оказалось, что знакомого Ваки зовут Евгений Васильевич Хохлов, что он доцент, кандидат наук, что его экспертиза будет стоить примерно столько-то и что весь процесс займет около недели, поскольку он сейчас относительно свободен. Для полноценного заключения позже надо будет еще сделать несколько экспертиз, но это уже, так сказать, предпродажная подготовка. Я ответил, что условия меня вполне устраивают. Мы мило попрощались, и я повесил трубку.

Тут я почувствовал, что все-таки чертовски устал с дороги, поэтому, выпроводив Ваку вместе с папирусом, залез в ванну, включил гидромассаж, немного подремал под монотонное бульканье, после чего вытерся, надел халат и улегся перед телевизором. Через некоторое время, поняв, что меня вот-вот сморит сон, я выключил бессмысленный ящик.

«Да, жизнь, – думал я, засыпая. – Вот была бы штука, если бы меня сцапали на границе с этой древней тетрадкой. Доказывай потом, что ты не верблюд.

Сильная штука. Посильнее, как говорится, «Фауста»

Гете…»

Глава 3

На следующее утро я отправился в контору. Там за время моего отсутствия успело накопиться множество дел. Пришлось звонить, договариваться, уточнять, подписывать, проводить консультации, давать указания – одним словом, разруливать ситуацию. Управился я только дня через четыре. Рабочая неделя подходила к концу. Настроение постепенно улучшалось. Гора дел превратилась в компактную кучку, которую разгрести уже не представляло никакого труда. Почувствовав, что от бесконечного сидения за столом у меня уже едва шевелятся ноги, я заехал в тренажерный зал и прогнал себя по «большому кругу». Я с удовлетворением ощущал, как тело приобретает гибкость и энергия с каждым упражнением наполняет организм. Как раз тогда, когда я завершал тренировку и в постепенно снижающемся темпе шагал по беговой дорожке, зазвонил телефон. Поскольку всех в конторе я предупредил, чтобы меня по крайней мере часа два не беспокоили, звонок был явно не по работе. Я взглянул на дисплей. Это был египтолог.

– Здравствуйте, Евгений Васильевич, – приветствовал я его. – Как хорошо, что вы позвонили.

– Да, извините, – смущенно отозвались в трубке. – Я хотел позвонить вам раньше, но совершенно забыл обо всем.

– Удалось что-то узнать о содержании папируса? Надеюсь, это не оно заставило вас обо всем позабыть? – попытался я пошутить.

– Да, вы угадали, – услышал я после паузы. Голос был тихий и усталый. Казалось, что мой собеседник с трудом подыскивает слова.

– Неужели удалось что-то прочесть?

– Удалось. Все удалось прочесть.

– И что там?

– Знаете, это долгий разговор. К тому же не телефонный.

Некоторое время я не знал, что сказать.

– Я заинтригован до самой последней степени, – наконец выдавил я из себя подобие смешка.

– Предлагаю встретиться и все обсудить. Давайте… Нет, сегодня не могу… Завтра. В двенадцать часов. Кафе японской кухни на Сретенке. Я скину точный адрес. До встречи.

В трубке повисла тишина: абонент отключился.

Беговая дорожка остановилась, но я все стоял на ней, не зная, как реагировать на то, что услышал.

«Что он там такое мог прочесть, что вдруг «забыл обо всем»? Ишь ты, «не телефонный разговор»! Интересно, а почему не телефонный? Нас что, шпионы прослушивают? Что за паранойя! Бред какой-то. Секретные документы лохматого года до нашей эры. Рецепт, как построить пирамиду! Позвонить что ли Ваке – узнать, его приятель вообще нормальный? Или у него на почве расследования разных древних тайн крыша поехала? Тоже мне, Индиана Джонс».

Впрочем, я тут же вспомнил, что Вака собирался сегодня с утра слинять куда-то на отдых. Да и говорить лишнего этому трепачу тоже не стоило. Сколько я ни ломал голову, так ничего толком не придумал. «Ладно, завтра все и так узнаю, так что нечего бессмысленным гаданием на кофейной гуще заниматься».

Я переступил порог конторы в несколько растрепанных чувствах. И первым, кого я увидел в приемной, была Ната-Натулька собственной персоной. Сидит как ни в чем не бывало в мини-юбке, положив одну восхитительную ногу на другую. Увидела меня, встала – вся грациозная, как кошка, – чмокнула в щеку и прошествовала в кабинет. Хотел было сказать пару ласковых секретарше, что не выставила ее, как я наказывал еще месяца полтора назад, но потом раздумал. Такую поди выставь. Она сама кого хочешь выставит.

Я зашел в кабинет и уселся в кресло. Уставился выжидающе на непрошенную гостью.

– Ну, как ты тут без меня жил? – спросила Натуля и непринужденно потянула из сумочки сигарету.

– Знаешь, неплохо, – отозвался я. – Во всяком случае, гораздо лучше, чем тебе хотелось бы. Кстати, у меня не курят.

Похоже, какой-то намек на неуверенность у Натули имелся, поскольку она снова достала из сумки пачку и спрятала сигарету.

– Какова цель визита? – поинтересовался я, стараясь придать разговору официальный тон.

– А может, я соскучилась.

– По скандалам?

– А что мне еще делать? Жениться ты на мне не хочешь…

– Маленькое уточнение. Не на тебе, а вообще пока жениться не хочу. Мне бы от прошлой женитьбы отойти. Так чего же тебе надо? Мы, вроде, расстались. Да и папа твой, олигарх недоделанный, всегда был против нашего общения.

– Папа хочет, чтобы я замуж вышла, о внуках все грезит. Ладно дуться. Угости лучше меня ужином.

– О как! А как же твой банкир? Неужто ничего не вышло?

– Какой там банкир! Это я просто чтобы тебя позлить.

Пару минут я раздумывал.

– Ладно. Сейчас мне некогда. А к семи подъезжай в «Пушкин». Будет тебе ужин.

Натуля поднялась и гордо, чуть повиливая своими соблазнительными бедрами, удалилась. По ее виду не составляло труда догадаться, что этот раунд явно остался за ней.

Глава 4

Ужин в «Пушкине» получился каким-то странным. Натуля практически одна уговорила бутылочку красного (стоимостью эдак баксов в 250), постоянно не по делу хихикала, кокнула два фужера, к тому же как-то уж очень настойчиво пыталась напоить меня. Заметив это страстное желание моей дамы, я насторожился и в основном только делал вид, что пью. Часов в десять мы вызвали такси и поехали ко мне. По дороге мне пришлось выдержать довольно серьезной натиск со стороны Натули. Кое-как отбившись от ее приставаний, я выгрузил ее возле своего дома, расплатился с шофером и, взгромоздив даму на плечо, поднялся на лифте в квартиру. Ната с порога заявила, что идет в ванну, и принялась сбрасывать с себя одежду еще в гостиной.

Оставшись один, я плеснул себе немного виски. «Что-то Натуля не на шутку сегодня разошлась, – отметил про себя. – Это не к добру».

Не прошло и пяти минут, как Натуля вышла из ванны, совершенно голая, и без всяких предисловий буквально набросилась на меня.

«Черт бы тебя побрал, – подумал я. – Вот ведь неугомонная баба. Что ж ты делаешь? Я, в конце концов, тоже живой человек. Кто ж такой натиск выдержит?»

На удивление и в постели Ната оказалась сегодня в ударе.

Когда все кончилось, Натуля прильнула ко мне и, нежно поцеловав в плечико, прошептала:

– Я так хочу от тебя ребенка! – и, поднявшись, удалилась в ванную.

«О-па! Вот оно! – промелькнуло в голове. – Так вот чего ты добивалась весь вечер! Как говорится, не мытьем, так катаньем. Вся в папу».

Я вспомнил, как родитель, привыкший выполнять все капризы своей любимой дочки, видимо, на какое-то время смирился с ее выбором и начал усиленно предлагать мне деньги на развитие бизнеса. Для Нату-ли я вообще превратился в некую навязчивую идею. Похоже, она изо всех сил пыталась женить меня на себе только из-за того, что я был единственным, кто отказывался делать все, что ей взбредет в голову. Поскольку повлиять на меня у нее не выходило, она все свое влияние направила в сторону папы, так что довольно скоро он предложил войти в мой бизнес, причем назвал такую сумму, что я поначалу даже растерялся. Одним словом, мне стоило большого труда отвертеться от этого предложения. После моего отказа папа от меня отстал, видимо, составив о потенциальном зяте окончательное мнение как о человеке никчемном, бесполезном и глупом, совершенно не достойном его дочери, которой по неизвестной причине пришла в голову фантазия заполучить этот бессмысленный трофей.

Месяца полтора назад мы расстались (к большой радости папы). Этому предшествовали какие-то разборки и скандалы, которые Ната устраивала чуть ли не каждый день. Но наконец она съехала, и я вздохнул спокойно. Видимо, рано. Судя по всему, она все же не оставила своей затеи окольцевать меня.

«Ничего у тебя не получится, малышка, – мстительно подумал я. – Жить с тобой и твоим замечательным папашкой я абсолютно не готов… Хотя… если забеременеет, то, пожалуй, и правда придется жениться… А вдруг она уже беременна от какого-нибудь хмыря?.. Хоть от банкира того очкастого? Ну, тогда тем более у нее ничего не выйдет. В конце концов, есть генетическая экспертиза, официальные пути, судебные процедуры…»

Когда я проснулся, было уже часов десять. Наскоро выпив чаю и съев бутерброд с сыром, я запрыгнул в брюки и рубашку, после чего выскочил из квартиры. Натуся даже не проснулась. Богема! Раньше двенадцати не встаем. Хорошо все-таки, когда папаша полностью содержит. Можно ни черта целыми днями не делать. И лишь для видимости то танцами заняться, то живописью, то йогой, то горшки какие-нибудь чудовищные начать лепить из глины… И всем говорить, что вот-вот организуешь бизнес, или откроешь выставку своих работ. Сколько помню, с Натулей именно так все всегда и обстояло. По крайней мере, те два года, которые я был с нею знаком. «Ну, нечего безделью завидовать, – одернул я себя. – Волка ноги кормят».

Минут на двадцать я забежал в контору – дать задания персоналу на день и подписать необходимые бумаги. А к двенадцати помчался на Сретенку, где меня должен был ждать египтолог.

Пришли мы практически одновременно и, пожав друг другу руки, уселись за столик.

Собеседник мой довольно долгое время молчал и словно собирался с мыслями. Потом вынул из портфеля папирус, завернутый в большой лист желтоватой бумаги, и пододвинул ко мне. Рядом он положил лист бумаги с распечатанным на нем текстом.

– Думаю, будет лучше, если вы вначале это прочтете.

Несколько удивленный, я взял листок и принялся читать.

Текст был довольно трудным, поскольку изобиловал длинными предложениями и всевозможными специфическими терминами. Из него я понял всего три вещи: 1. Папирус безусловно является подлинным, 2. Приблизительная датировка от I до V века нашей эры, 3. Судя по содержанию, текст является одним из источников знаменитой «Изумрудной скрижали» Гермеса Трисмегиста, поскольку частично воспроизводит цитаты из известной в настоящее время версии.

Видя, что я не до конца понимаю прочитанное, египтолог спросил:

– Вы вообще знаете, что такое «Изумрудная скрижаль» и кто такой Гермес Трисмегист?

– Ну да, что-то такое слышал, – ответил я неопределенно.

– Понятно. Тогда напомню. Гермес Трисмегист почитался в древнем мире как отец всех наук, всей мудрости человеческой, включая представления о вселенной и существующих в ней законах. В переводе «Трисмегист» означает «Триждывеличайший». Египтяне часто отождествляли Гермеса с богом Тотом, покровителем наук и изобретателем письменности. Почитали Гермеса Трисмегиста в Греции и Риме, средневековые алхимики считали его, не много не мало, основателем алхимии, философии, астрологии и ма-темати-ки. Вы, наверное, в курсе, что все труды античных авторов – историков, ораторов и прочих – дошли до нас лишь в более поздних списках. По легенде, было всего 42 книги трудов Гермеса Трисмегиста. Все они хранились в Александрийской библиотеке. Но она, как известно, сгорела в III–IV веках нашей эры, потому ни один из оригиналов до нас не дошел. О Гермесе мы знаем из трудов Цицерона, Августина, Климента Александрийского и прочих, которые их пересказывали и цитировали. Оригиналы рукописей упомянутых авторов до нас тоже не дошли. Все они известны по более поздним спискам, «открытым» в Средние века и, в особенности, в эпоху Возрождения. Последнее обстоятельство послужило причиной, что ряд исследователей вообще подвергают сомнению реальность существования данных авторов, полагая, что это мистификация, столь характерная для авторов Ренессанса. Считается, что в средневековой Европе вообще ходило множество трактатов, приписываемых Гермесу Трисмегисту и посвященных в основном магии, астрологии и алхимии. Важнейшими из них являются «Асклепий», «Изумрудная скрижаль» и «Кибалион». Последний, впрочем, впервые появился в Америке в начале XX века, и большинство серьезных ученых считают его фальшивкой.

На Востоке полагали, что Гермес Трисмегист был реальным человеком, который жил еще до Пифагора и Платона. По некоторым сведениям, это был маг, который обитал в Вавилоне, а после завоевания Персидской империи Александром Македонским был вынужден переселиться в Египет. Одним словом, ничего конкретного. Как я уже говорил, ряд исследователей полагает, что это вообще выдуманный персонаж. «Изумрудную скрижаль» и «Асклепия» реконструировали на основе нескольких поздних источников. Име-ются еще отрывки, цитаты, разбросанные по сочинениям разных авторов – от античных до возрожденческих времен. Несмотря на свою некоторую отрывочность, учение Гермеса Трисмегиста породило целое направление человеческой мысли, называющееся «герметизм». Большинство членов тайных обществ магов, алхимиков, оккультистов разного рода, к слову, вполне благополучно доживших до наших дней, считают себя последователями учения Гермеса Трисмегиста.

Папирус же ваш, как я указал в заключении, является, скорее всего, ранним и единственным из имеющихся текстов, к которому так или иначе восходят существующие источники. Перевод я отослал вам на электронную почту. Вот бумажный вариант.

Египтолог залез в портфель, извлек небольшую стопку листков и положил на стол рядом с заключением.

Я посмотрел первый листок, даже прочел пару абзацев. Потом отложил перевод в сторону.

– То есть вы хотите сказать, что этот папирус – один из 42 трудов этого самого Гермеса Трисмегиста, уцелевший после пожара Александрийской библиотеки?

Египтолог усмехнулся.

– Ну, до такого утверждения еще очень далеко. Но то, что это совершенно уникальный предмет, можно сказать наверняка.

Я снова попытался что-нибудь прочесть из перевода, но почти сразу оставил свои попытки. Мысли путались, и я практически ничего не понимал. Взяв чашку, я принялся пить кофе.

Египтолог некоторое время пристально смотрел на меня.

– Похоже, вы совершенно не знаете, что с этим делать, – наконец сказал он.

– Честно говоря, ума не приложу.

– Вы хотя бы представляете ценность этого папируса?

– Нет. Вообще-то хотел услышать это от вас.

Египтолог откинулся на спинку стула.

– Приведу такое сравнение, чтобы вы поняли. Представьте, что вы вдруг нашли одну из Скрижалей Завета Моисея, или оригинал евангелия от Матфея, написанный на куске кожи по-арамейски.

– Неужели все так серьезно?

От слов собеседника мне стало как-то неуютно.

– Серьезнее некуда. Если папирус окажется подлинным, а в этом я более чем уверен, то это будет сенсация века. Но для этого он должен пройти массу экспертиз – начиная с лингвистической и заканчивая радиоуглеродным исследованием материала, анализом на наличие пыльцы растений в образце и т. д. и т. п. Я не спрашиваю, как этот папирус попал к вам в руки. Наш общий знакомый рассказывал мне какую-то нелепую историю, в которую, честно говоря, верится с трудом. Однако если это правда, то вы сталкиваетесь практически с непреодолимыми трудностями.

– С какими?

– Легализация, – кратко ответил ученый. – Вы должны будете объяснить, откуда вы взяли этот артефакт. Чека на покупку, как я понимаю, у вас нет?

– Нет, – пожал я плечами.

– Это был риторический вопрос. Предметы старины, а тем более представляющие ценность, строжайше запрещены к вывозу в любой стране мира. Вывоз, как нетрудно догадаться, был осуществлен нелегально?

– Получается, что так.

– Тогда у вас два пути. Первый – легализоваться, придумав более или менее правдоподобную легенду. Но учтите, здесь мало выдумать, у кого вы купили, или получили бесплатно этот предмет. Ваш продавец тоже будет вынужден дать объяснения. И тот, кто ему продал. Проверять будут всю цепочку, поскольку это может служить основанием для требования возврата предмета в страну, откуда его незаконно вывезли. И не важно, когда это было. Хоть при Наполеоне Бонапарте. В связи со сказанным, международного скандала, боюсь, не избежать. Вот тогда-то власти за вас возьмутся всерьез. Надо же им найти крайнего. В лучшем случае вы бесплатно отдадите артефакт государству, а они за это подумают, простить вас или нет.

Путь второй. Воспользоваться услугами черного рынка. Продать какому-нибудь коллекционеру и предоставить ему возможность думать о легализации. Однако в этом случае вы вряд ли получите за папирус больше трети от того, чего он стоит. Впрочем, это гораздо предпочтительнее первого варианта.

Я прокашлялся.

– А сколько этот… гм… предмет может стоить?

– Если честно, затрудняюсь ответить. Сколько может стоить оригинал «Повести временных лет», или «Слова о полку Игореве»? Много. Очень много.

– И все же. Вы говорите – продать на черном рынке. Хотелось бы представлять сумму, которую я смогу выручить от этой операции.

– Несколько миллионов долларов.

– Вы серьезно?

– Серьезнее некуда. Хотя я не очень представляю того, кто у вас это купит, цена вполне может быть такой.

Некоторое время я сидел молча, не зная, что сказать.

– Признаюсь, вы меня огорошили, – произнес наконец.

– А уж как вы меня! – отозвался египтолог. – Я практически две ночи не спал. К слову, папирус в отличном состоянии, учитывая его возраст. Видимо, все это время он пролежал в каком-то сухом закрытом помещении с комфортной температурой в 15–18 градусов Цельсия. Иначе он бы просто сгнил. Можно предположить, что его сравнительно недавно извлекли из какой-то гробницы.

– А может, ему не так много лет, как кажется?

– Может. Анализ растительных волокон это покажет. В любом случае, цифра будет не менее полутора тысяч лет. За это я могу смело ручаться. Знаете, у меня есть просьба.

– Да, какая?

– Если не сложно, держите меня в курсе дела относительно дальнейшей судьбы папируса. Знаете, научный интерес и все такое…

– Хорошо.

– На досуге будете смотреть перевод – обратите внимание: представление об окружающем мире и предназначении человека несколько отличается от того, что потом под именем Гермеса Трисмигиста публиковалось в Средние века. Возможно, это отголосок древней философии, в соответствии с которой жили люди предшествующих эпох. Потом она была видоизменена, приведена в соответствие, так сказать, с насущными задачами современности. Впрочем, это лишь мое субъективное мнение. Да, и напоследок совет. Будьте осторожны. Уверяю вас, это не пустые слова. Тем более если учитывать, сколько это может стоить.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю