Текст книги "Продавец мечты. Книга первая"

Автор книги: Дмитрий Стародубцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 7

Передо мной расселся Гриша Расторгуев – мой всеобъемлющий заместитель и, можно даже сказать, младший партнер. Он ниже меня на полголовы, крепко сбитый, с отполированной башкой, в элегантном черном костюме под желтую рубаху. Шелковый галстук нарочито небрежно ослаблен на распаренной шее, да и весь он этак эффектно расхристан, как цыган на свадьбе. В нем с лету должны признавать бунтаря, анархиста, творческую личность, спектр талантов которого шире Кутузовского проспекта.

– Чем здесь воняет? – повел чутким носом Расторгуев, по привычке жонглируя каскадом своих замечательных улыбок. – Будто кошки нагадили!

Я спрятал глаза в бумагах.

Расторгуевым я не уставал восхищаться. Я еще ничего не сделал, но уже устал, как гладиатор на арене Колизея, а он с шести утра на адреналине: смотался в Зеленоград, потом сгонял на наш склад, успел заехать к двум поставщикам – и при этом в нем еще столько огня, что хоть из огнетушителя заливай.

– На складе все в порядке, – Гриша шумно отхлебнул кофе из своей личной кружки с отколотой ручкой (этой кружке, в отличие от своей жены, он никогда не изменял). – Единственное… не знаю, стоит ли говорить? Доставщики вчера опять пересрались, заказы не поделили. В драке Чеботареву сломали челюсть. Кто зачинщик? Боже ж ты мой, конечно, как всегда, наша звезда доставки – Майоров.

– Надо бы его уволить… – буркнул я рассерженно. – Ставлю сто долларов, что рано или поздно Майоров пустит нам красного петуха, то есть подпалит склад.

– Обязательно подпалит! – солидаризировался Расторгуев, неуловимо сменив на лице личину воодушевления на эмоцию скорби. – А еще Петрович сказал, что душ «Зеленовка» кончается и «Канада грин» на исходе…

– Да, я знаю, только что смотрел складскую сводку. «Канада грин» уже на растаможке, сейчас денег отслюнявим, и «таможня даст добро». А по поводу душей – я завтра сам на ногинский завод поеду, договорюсь. Правда, дачный сезон уже закончился – думаю, пятьсот комплектов хватит с лихвой… У Лаймы был?

Гриша вместо ответа таинственно округлил глаза, и это, скорее всего, значило, что произошло нечто незапланированное.

Рафаэль:

– Говори!..

Распознать в Расторгуеве опытного авантюриста почти невозможно за всей этой стеной бурной деятельности, показной искренности и скрупулезной продуманности в любой детали внешности и поведения. Вычислить его можно только по глазам, если присмотреться да призадуматься. В решительном, откровенном, доставучем взгляде нет-нет да мелькнет штришок вороватости и еще – нотка скользкой, как пойманная рыбешка, двойственности. Что ж, я его, забулдыгу, знаю давно: он такой же ушлый мошенник, балабол и профессиональный продавец воздуха, как и я. Мы с ним – два сапога пара…

– Ну, приехал к ней в Зеленоград, – начал Гриша, и я мгновенно попал под его эмоциональное обаяние. – Квартирка однокомнатная, ничего так. Гляжу: не по-домашнему одета, вся такая в ажуре. В платье веселеньком с блестками, грудь торчком, как у Анны Семенович. Сплошной erotic art. Расстроенная вдрызг. Спрашивает: «Почему Рафаэль не приехал?» Я говорю: «Он на похоронах», – как ты и просил прогнать. Апельсины протягиваю, икру черную, желаю ей скорейшего выздоровления. Она апельсины берет и мнется чего-то. А в комнату не приглашает. Я бзынь туда одним глазком, а там стол накрыт, гостя дожидается…

Лайма Гаудиньш работала в медиа-холдинге «Телеэкспо-16» (Мы Вас любим! Оставайтесь с нами!), под небезызвестным г. Мироновым – бессменным директором 16-го телеканала. Последние месяцы между мной и этой телевизионной фурией наметилась неувязочка: она меня активно клеила, предлагала «любовь до гроба» и «заняться интимом до потери пульса», а я, как последний импотент, всячески увиливал от «love story». И не потому, что я женат, – этакий пустяк нынче вряд ли кого остановит, – и даже не потому, что она для меня недостаточно блистательна и чуток старовата. Проблема заключалась в том, что Лайма приходилась г. Миронову официальной содержанкой, а от последнего я был в полной вассальной зависимости. Тем более что при первом знакомстве он сразу меня ультимативно предостерег: если с Лаймой увидит – пристрелит без разговоров. У меня не было оснований не верить бывшему разведчику-японоведу и отъявленному единороссу – точно пристрелит…

– Мы на кухне сидим, чай пьем, а она все на часы поглядывает, – продолжал Гриша, вдохновлено жестикулируя, – так и мечтает меня выпроводить. Ведь ждала тебя, а заявился я… Да, забыл, она просила тебе передать то, что обещала… – он протянул мне билеты в Кремлевский Дворец на «Золотой граммофон». – Добавила, что, если ты захочешь, она с удовольствием составит тебе компанию…

Поговорив, мы отправились в операторскую, чтобы проконтролировать работу телефонисток. По пути я категорично потребовал от Гриши, чтобы тот срочно нашел новый товар. Десяток наших последних «телемагазинных» проектов, несмотря на радужные ожидания, оказались убыточны, и несколько дней назад г. Миронов разъяренно высказался на эту тему, что если так и дальше будет продолжаться, он, пожалуй, подыщет себе нового компаньона. Что ж, я, как всегда, вишу на волоске, и это жизненное состояние для меня уже давно стало привычным…

В дневной смене нашего call-центра (мы его называем по-простецки «операторской») – двадцать девчушек-недоучек; они разместили бедрышки в насиженных офисных креслицах перед включенными ЖК-мониторами. Все работницы в белых блузках, у каждой на голове беспроводная телефонная гарнитура, а на столике рядом с клавиатурой – папка с инструкциями и «вопрос-ответами» на все товары. На стенах, как и у меня в кабинете, телики с заранее настроенными каналами, разве что звук выключен – он им только мешает.

Когда мы вошли, «писюшки» задергались – попрятали в столы косметички, книжонки, чашки и огрызки своих жалких бутербродов. Разговоры виновато смолкли. Отманикюренные пальчики с фальшивой активностью забегали по кнопкам клавиатур. Старшая смены Танюшка (Xw/30/3+) поперхнулась пюре цвета детской неожиданности, которое до этого лопала из стеклянной баночки, вскочила и испуганно поздоровалась. Я сделал выражение лица, будто застал присутствующих за разнузданной оргией, и шагнул вперед с видом козырного туза, готового прихлопнуть своей разящей мастью всю колоду, а Расторгуев вообще превратился в транспарант: «Ум, честь и совесть нашей эпохи».

В операторской «затишье» – звонков почти нет, поэтому девушки всего-навсего расслабились. В общем-то ничего страшного, повод для пары бодрящих реплик, если не учитывать одного угрожающего обстоятельства: сегодня я особенно не в духе, и это значит, что обязательно кого-нибудь отымею, а скорее всего – пну ногой под зад.

Внезапно за выступом стены, у столика одной из телефонисток, я заметил Сашу Майорова (Xm/25/3) – того самого водителя-доставщика, о котором мы только что с Расторгуевым говорили. «Посторонним» заходить в операторскую возбраняется, особенно доставщикам товаров – всякий контакт между ними и телефонистками строжайше запрещен во избежание сговора. И все же Майоров самым наглым образом пробрался сюда, в мой тщательно охраняемый гарем, чтобы выкрасть сердце самой симпатичной моей наложницы. Он понимает, что попался на месте преступления, и поэтому стоит раздосадованный, насупившийся и режет в мою сторону враждебным взглядом.

– А что здесь Майоров забыл? – спросил я у Танюшки, ответственной за все, что происходит в ее смену, и тут впервые заметил, что животик у нее подозрительно округлился. Надеюсь, я тут ни при чем…

С замужней Танюшкой – крупноватой, давно обабившейся, однотонной внешности – у меня однажды был дурацкий, незащищенный drunk sex, как любит говорить тайный эротоман Расторгуев, квалифицирующий женщин и любые межполовые взаимоотношения только категориями порносайтов. Я неразборчиво помню – дело-то было на чьем-то дне рожденья – но, кажется, все произошло не совсем «адекватно». Припоминаю, что в одежной каморке я очень долго уговаривал телефонистку «доверять мне», «облегчить свою душу», «поделиться с ближним добром и светом», а после еще дольше вымаливал у нее прощение и лил горькие слезы, сетуя на свою забубенную жизнь. Собственно, я с самого начала испытывал к ней необъяснимую животную тягу – то ли из-за той заманчивой линии, которая лирической волной сползала по ее позвоночнику, спускалась до копчика и вдруг упоительно-сладко очерчивала зад, то ли из-за ее трогательной грустинки в глазах… С той попойки меня забрала внезапно нагрянувшая жена: помогла одеться, завязала шнурки на моих ботинках и заботливо отконвоировала в свою машину. А через неделю я повысил Танюшку до старшей смены и с чистым сердцем выбросил из головы всю эту неурядицу. С тех пор ее «линии» и «грустинки» меня не тревожили…

Танюшка:

– Извините, Рафаэль Михайлович, он сам! Я ему говорила!

Она дрожала от страха, и этот ее страх, похоже, уже передался цепной реакцией всем, кто находился в помещении, даже непрошибаемому Расторгуеву. Только одеревеневший Майоров продолжал цедить воздух раздувающимися ноздрями, а на его щеках зарделась боевая раскраска румянца…

Бывший долгопрудненский гопник, Саша в свое время чудом избежал тюрьмы – наверное, потому, что его попросту некому было заложить. Он знал вдоль и поперек всю бандитскую «Долгопу», рыбачил с местными авторитетами – бывшими школьными товарищами, кличками которых охотно прикрывался, дружил, с его слов, с Рыбой из «Дюны» (Витьком Рыбиным), но ни в одной из «бригад», по данным РУБОП, никогда не состоял и предпочитал «работать» кустарем-одиночкой, без всяких паханов и общаков. Сегодня вставший от безысходности на путь исправления Майоров промышлял доставкой «телевизионных» товаров. Работал он с семи утра до двенадцати ночи на собственной «убитой горем» машине и абсолютно честно заколачивал по сто-двести долларов в день, и это не считая разноплановых «чаевых» – деньгами, обедами или, если подфартит, «любовью» одинокой домохозяйки.

С некоторых пор разведенный Майоров повадился ухаживать за Yw/19/4+++ – девятнадцатилетней телефонисткой Ксенией Борисовской. Согласно записи в ее трудовой книжке, она числилась младшим оператором call-центра «Lions creative» (оклад 20 т. р. + 1,5 % от принятых заказов + премии + переработка – штрафы). Ксюша действительно была необыкновенной девушкой, вполне «young russian beautiful» – рослая, брюнетистая, с чистыми волнующими чертами и мелодичным, слегка татарским разрезом глаз. Она вся состояла из только что оформившихся интригующих «линий», вся была этакой идущей по радуге беспечной девочкой, солнечным зайчиком, тающим в мечтах, местной оплеухой всем обабившимся танюшкам и кривоногим матамарам. Такой редкий экземплярчик может заставить любого избегавшегося кочевника забыть о набегах и задуматься о тихой мирной жизни и простых пасторальных радостях. Майорову такую подружку – выше крыши. Эта переливающаяся рыбка привлекает к себе, как маяк, даже далеко находящихся рыб! Расторгуев как-то заявил с видом знатока, приглядевшись к Ксюшиной несмелой походке и робким манерам, что она еще «беспросветная» девственница и он с удовольствием оказал бы ей услугу по defloration или хотя бы преподал маленький урок oral sex…

Я набрался было храбрости, чтобы наехать на Майорова, заодно припомнить ему вчерашнюю сломанную челюсть Чеботарева и, может быть, даже вышвырнуть подонка с работы, раз уж он мне попался под горячую руку, но тут в кармане сработал мой коммуникатор.

Голос:

– Рафаэль Михайлович? Вот, с самого утра жду твоего звоночка. С объяснениями. А ты все молчишь. Думаю: странно, возможно, с ним что-то случилось. На камикадзе ты вроде не похож…

Это был г. Хабаров – в тот же момент меня тряхануло так, словно в голову мне шарахнула молния.

– Николай Александрович, я прямо сейчас стою, набираю ваш номер, – соврал я. – Богатым будете! Честное слово, целый день лишь о вас и думаю! Налоговая только что приходила, еле выпроводил…

– Хорошо. Ну, я слушаю тебя, дорогой.

Обычно чем спокойнее и добрее Хабаров вещал, тем страшнее было.

Рафаэль:

– Мне надо срочно с вами поговорить! Это не телефонная тема!

Мой call-собеседник шумно засопел в трубку, как делают тучные, загнанные люди.

– Приезжай через час в ресторан «Лёд», – сказал он, цыкнув слюной, и добавил с усмешкой: – Только оденься потеплей!..

Я убрал мокрый из-за потных ладоней коммуникатор в карман и огляделся, собираясь окатить бедолагу Майорова дерьмом из всех брандспойтов. Но его уже и след простыл. Я поспешил перенести свой гнев в сторону телефонистки Ксюши:

– Может, ты мне объяснишь, что тут, в конце концов, происходит?! – Я заметил на ее рабочем столе розочку на длинной ножке (150 р. за штуку), и это обстоятельство окончательно сорвало меня с резьбы: – Где твоя должностная инструкция? Открой ее! Найди мне, пожалуйста, где здесь написано, что в рабочее время можно устраивать свидания! Давайте все наплюем на работу и будем прямо на рабочем месте разводить шуры-муры с цветочками! Или вообще… Слушай, когда Майоров в следующий раз к тебе заявится, ты не стесняйся – обращайся, я предоставлю вам свой кабинет! Кресло массажное, четырехпозиционное, можно разложить в лежачее положение…

Несчастная девочка покраснела так, как крымскому помидору не снилось, а ее глаза уже были полны слез обиды. Она всхлипнула, обозначив полный нос соплей. Увы, настоящего говнюка слезками из красивых глазок и жалостливыми сопельками не проймешь, я вышвырнул на улицу без компенсации и всякой надежды на будущее не один десяток человек и, даст бог здоровья, вышвырну еще немало.

– Я его не приглашала! – решила оправдаться Ксюша, с усилием проглатывая беззвучные рыдания. – Он сам приходит! Он меня везде преследует! А вы такие гадости говорите! Вам не стыдно?!

Бедняжка вгорячах сломала розочку и швырнула в мусорное ведерко.

Кровь ударила мне в голову:

– Уволена! Собирай вещи и марш на хауз. Расчет получишь в конце месяца!

Сколько раз я напоминал себе слова Наполеона I Бонапарта (1769–1821): «Кто стоит высоко и у всех на виду, не должен позволять себе порывистых движений», – и все же каждый раз срываюсь на людей, как бешеный пес…

К моему уху подтянулся вертлявый рот Расторгуева:

– Она нам еще пригодится, – шепнул он. – В прошлом месяце была на четвертом месте по количеству принятых заказов…

«И правда, – подумал я, – с чего я так разошелся? Девочка смышленая, студентка-заочница, работает исправно, три благодарности от покупателей. Не замужем, детей нет, не беременна, штрафы не оспаривает…»

Тут я заметил краем глаза, что на экране одной из телевизионных панелей появилась заставка нашего телемагазина, выполненная с элементами сверхсложной компьютерной графики, и сказал Ксюше примирительным тоном:

– Работай пока… Но чтобы больше Майорова я здесь не видел!

Я положил перед ней свой белоснежный носовой платок и отошел. Над «измордованной» девушкой склонились несколько подруг и поспешили ее утешить всем сердцем.

– Все по местам, приготовились! – скомандовал Гриша, изображая из себя Александра Македонского в преддверии битвы при Гавгамелах, и я заметил под столами по меньшей мере два замаскированных «фака», обращенных в его сторону…

Когда в эфире любой наш ролик, его всегда можно узнать по логотипу в нижнем правом углу кадра: «HBS» (Homeshopping Broadcasting System – «телемагазинная вещательная система»). Ни больше ни меньше. Такому бравому логотипу, едва не лопающемуся от мании величия, конечно, не место на задворках экрана, но в любом другом углу – например, в верхнем левом – он может быть «залеплен» символикой самого телеканала. Когда мы всю эту ересь придумывали, я сначала хотел обойтись русским языком, но Расторгуев настоял на «международной» аббревиатуре и оказался прав, паскуда. Очень скоро наша деятельность шагнула за пределы России, накрыла ближние страны, а через годик мы обзавелись многоязычным сайтом в Интернете и даже собственным спутниковым каналом HBS, так что теперь рассылали заколки, открывашки, суперножницы, книги, диски и прочий мелкий хлам по всему миру…

Поначалу в операторской гробовая тишина: Xw, Yw, Zw и прочие открывают папки на странице «эфирящегося» товара, жадно перечитывают инструкции и «вопросники», как студенты-прогульщики перед зачетом. Минута, две, пять – ничего не происходит, возникает ощущение, что ролик шурует не на всю страну, а только на эту комнату, и всем остальным до лампады, что мы тут кучкуемся в ожидании треклятых заказов. Я – с нервным тиком в глазу, горячий и возбужденный, как черт на рождественской распродаже грешных душ. Но вот раздается первый тревожный звонок, второй – и вдруг операторскую накрывает бешеный шквал звонков. Все мгновенно тонет в раскаленном ритме, который и диджею Джедаю не снился, это напоминает мне яростную атаку бесчисленной персидской кавалерии, которую необходимо отбить малым отрядом отважных амазонок.

По нашему многоканальному телефону 999-99-99 мы можем принимать одновременно до двадцати звонков, но я-то знаю, что в режиме ожидания сейчас не меньше сотни потенциальных покупателей, которым, благо, не дает скучать «автоматическая» рекламка массажных поясов. Худеем легко и навсегда! Многие из абонентов, конечно, «сорвутся» с линии, тут уж ничего не поделаешь, но если сегодня дегенератов с кучей глупых вопросов будет поменьше, то мы выдавим из себя здоровую вонючую кучу прибыли. В идеале звонок – две минуты уговоров – заказ…

Эффект ролика на этот раз потрясающий. Девушки щебечут без остановки, Расторгуев раздает направо и налево тупые приказы и безнадежные советы, а я, видя, как хорошо идут дела, балдею – чувствую приближение «торгового оргазма». Танюшка вдохновенно ругается с каким-то шизой – у нее вообще стойкая аллергия на всех звонящих, а Ксюша, все еще утирая слезы моим платком, набивает в базу данных свежий заказ.

Проходит минут двадцать. Реклама давно закончилась. Накал страстей потихоньку сходит на нет – бессистемными затухающими толчками, как семяизвержение. Хотя, чтобы до конца разгрести «рекламный эффект» ролика, понадобится еще порядка двух часов.

Глава 8

Когда я оказался в ресторане «Лёд», улица Казанская, дом 2, то сразу понял, почему его так назвали и почему жирная хабаровская морда посоветовал мне потеплее одеться. Здесь почти все было высечено изо льда: стены, потолок, пилястры, колонны, и здесь властвовал конкретный «минус»: я будто оказался в гигантском холодильнике, причем в морозильном отделении. Студеный воздух пронзил мои прокуренные легкие, и я даже закашлялся. «Интересно, – замечтался я, – а что если отрубить им электричество? Вот хохма будет, когда весь этот выпендрежный концептуализм стечет к ногам и превратится в обыкновенную неликвидную лужу! Впрочем, ребятки, наверняка запаслись электрогенераторами…»

Я с раздражением швырнул за вход триста целковых и, осторожничая, ступил на экстравагантную лестницу, имитирующую ледяную поверхность. Войдя в полумрак ресторана, я огляделся, с трудом утаивая изумление.

Я очутился в натуральном ледяном царстве, где самым чудесным образом падал снег, где меня обступали могучие ледяные теснины, где сложные формы стен, перегородок и колонн удачно копировали природную пластику глыб льда, да еще и подсвечивались люминесцентными лампами с претензией на эффект северного сияния. Весь интерьер, включая светильники, изваяли изо льда, причем руками профессиональных скульпторов и, скорее всего, по предварительным эскизам дорогого архитектурного бюро. Иллюзия была безусловной. Я расстроился: от талантливых идей, если они чужие, меня всегда выворачивает. Да что я – сама Снежная королева, и та, наверное, весь маникюр изгрызла б от зависти! «Содрали, черти, с какого-нибудь европейского ресторана!» – успокоил я себя.

Г. Хабарова я нашел за ледяной барной стойкой. Он – крупный, цельный, словно выточенный из основания кряжистого древа – властным движением поправлял на плечах тонкий плед и потягивал из ледяного бокала какую-то красно-зеленую блевотину. Рядом блуждал скучающим взглядом по лицам посетителей Вадим – Xm/41/4-, его бессменный водитель-телохранитель, – тоже с какой-то хренью в бокале. Стареющему вместе со своим боссом Вадиму, судя по его тоскливому виду, давно наскучила эта незамысловатая работа.

– Ты зачем моих ребятишек обидел? – зловеще бросил Хабаров, не подав руки, даже не посмотрев в мою сторону. – На косарь их нагрел! Сбежал, как законченный поганец! А ты подумал о последствиях?

– Николай Александрович, я не хотел… Я испугался… Они меня били, унижали!

Вадим ехидно усмехнулся.

– Били? – У Хабарова от удивления отвисла толстая нижняя губа. – Не может быть!

Он оборотился ко мне своим мясистым лицом – и тяжелым гипнотическим взглядом всмотрелся чуть устало и мудро в мой утомленный алкоголем, сексом и сердечной недостаточностью фейс.

Что на уме у этого раскормленного агронома поля чудес, этого вездесущего и непредсказуемого, как вирусный маркетинг, энцефалитного клеща? Я знал, что Хабарова следует опасаться значительно больше, чем падения индекса ММВБ или жены. К примеру, Игорь Сикорский – один из мастодонтов российской рекламы (я с ним как-то набухался на рекламной тусовке) – однажды отказался уступить хабаровской фармацевтической фирмешке брандмауэр на Садовом кольце и в итоге был найден в лесу, в сугробе, с перерезанным горлом. Я, конечно, ничего не утверждаю…

Рафаэль:

– Не верите?!

Я поспешил сорвать с плеч пиджак, задрал футболку и предъявил бизнесмену ободранную спину.

– Сначала меня сбросили со второго этажа в бассейн, а потом в септике чуть не утопили! – прокомментировал я. – И еще они в меня стреляли!

Жуликоватый бармен с серьгой в ухе приподнял домиком черные густые брови. Отвратительные девушки на танцполе, выглушившие, верно, по ведру здешних коктейлей, взялись надо мной угорать.

Хабаров стрельнул глазками по сторонам и зашипел на меня:

– Оденься, замерзнешь!

Я заметил на его запястье усыпанные бриллиантами золотые часы «Rolex» с леопардовым ремешком (Если завтра вы будете выступать в ООН, у вас на руке – часы «Rolex»). Бог его знает, сколько такие «котлы» могут стоить, – десять тысяч долларов, пятьдесят, сто?

Я поспешил последовать его совету и тут действительно почувствовал, что начинаю коченеть.

– Я больше десяти минут в этом морге не продержусь, задубею! – сказал я.

– А нам больше и не понадобится! – хладнокровно цыкнул слюной Хабаров. – Выпей что-нибудь – согреешься!

Я заказал «Рыжую собаку» – самбука с текилой и соусом табаско – сделал глоток этой гадости, и меня тут же передернуло, а затем прошибло по полной. Из глаз брызнули слезы. Бармен прикусил губу, чтобы скрыть улыбу.

Хабаров:

– Деньги принес?

Он говорил уравновешенно, но явно находился под высоким напряжением.

– Нет… Николай Александрович, дайте мне еще хотя бы месяц! Я прошу вас, у меня катастрофическая ситуация! В течение тридцати дней я все отдам с процентами. Честное слово!

– Месяц? – оскорбился мой собеседник и бросил Вадиму: – Ты слышал? Месяц! Ты меня, дорогой Рафаэль, за куропатку, что ли, здесь держишь?!

Куропатка?! Мне стало ясно: я только что подпалил бикфордов шнур к хабаровскому взрывному характеру; я почти слышал, как шипит и искрится огнепровод… Перед моим внутренним взором возникла перспектива унылого леса, усыпанного опадающей листвой, а затем в воображении возник Хабар, писающий на мой бездыханный труп… Я глянул на пьяных красоток, которые продолжали беситься на танцполе, и от безысходности улыбнулся им и помахал ладошкой. Одна из кикимор показала мне язык.

– Вы знаете, Николай Александрович, как я вас уважаю! – выдал я со страстью в интонации и залпом прикончил «Рыжую собаку». – Вы для меня самый настоящий авторитет! («Вот черт, какую глупость сморозил!») То есть вы для меня как отец! Я вам очень благодарен за все! Если б не вы…

– Оставь эти холостые прогоны для своих тупорылых домохозяек! – прервал меня Хабаров, не без жестикуляции. – Какого лешего ты опять пустой нарисовался?

– Поговорить!

Я трусливой рукой прикурил сигарету.

– Мне нужны не слова, их на хлеб не намажешь, ими даже задницу не подтереть! Мне нужны ДЕНЬГИ! Ты слышишь меня? ДЕНЬГИ!

Я почувствовал, что огонь внутри него уже подбирается к некоему детонатору и сейчас жахнет так, что от этой бутафорской забегаловки останется лишь воронка, а ледышки вперемешку с моими окровавленными молекулами разлетятся по всей Московии…

Рафаэль:

– Хорошо, я привезу вам деньги! Сегодня до двенадцати!

Я подозвал пальцем официанта и попросил приказным жестом повторить выпивку.

– Отлично! – прищурился Хабаров.

– Только после этого мне придется закрыть офис, распродать по дешевке склад и распустить народ! Мы с вами сотрудничаем несколько лет, и я, конечно, во многом состоялся благодаря вам, но, полагаю, наша совместная деятельность была ВЗАИМОвыгодна. Если вы категорически настаиваете на том, чтобы я с вами рассчитался именно сегодня, вам больше никогда не удастся на мне заработать! Потому что я стану нищим!

– Я это как-нибудь переживу! – мой кредитор отмахнулся от табачного дыма, который я нечаянно пустил в его сторону. – Что же ты? Говоришь – сердце, а пьешь и куришь?

–  Человек, который не курит и не пьет, поневоле вызывает вопрос: а не сволочь ли он? – процитировал я ему А. П. Чехова (1860–1904). – Это что у вас за такое?

Я обратил внимание Хабарова на синюю коробку в форме книжицы, которая лежала перед ним на барной стойке. На ней внушительным шрифтом было начертано:

А ниже весьма соблазнительная и всем довольная фифа в бикини лепила на свою тугую ягодицу какой-то отстойный пластырь. Она была похожа на Марину…

Когда я решил превратить свое РА «Lions creative» в телемагазин, я не предполагал, насколько это обременительно. Вскоре выяснилось, что для открытия дела мне требуется, помимо желания, никак не меньше ста тысяч американских. Пятьдесят тысяч потребовал г. Миронов, как бы в залог, десять тысяч – Расторгуев на съемку рекламного ролика, и т. д. и т. п. Я провел ревизию в своих карманах и насчитал пятьсот долларов с мелочью и четыре завалившихся за подкладку фисташковых орешка… За помощью я обратился к одному из своих рекламодателей – Хабарову Н. А., человеку сложному, мафиозному, на рекламном обслуживании которого можно было заработать в лучшем случае только геморрой. Оказалось, что вышеназванный папик (для своих – Хабар) активно ссужает деньги под проценты всем желающим, без всякого заклада, только рассчитывайся вовремя. И не будет никаких проблем! В дальнейшем я частично возвращал деньги, брал еще, набегали проценты, валюта дорожала, время летело, не разбирая дороги, будто его оседлал лихой наездник и хлестал изо всех сил по вислому крупу. Очень быстро и совершенно незаметно мой кредит раздулся до $300’000, и в один тяжелый понедельник Хабаров разродился: попросил меня в дружеской форме с ним рассчитаться «под ключ» и по доброте душевной дал мне целых несколько месяцев…

Хабаров:

– Это? – Он рассеяно протянул мне упаковку с девушкой в бикини. – Это «ДиЕТПЛАСТ»– новый продукт. Только что самолетом получил. У моего товарища в Штатах целый завод по производству биодобавок и всякой всячины. Хотим его в России попробовать. Раскидаем по аптекам, дадим рекламку в Интернете. Как думаешь, пойдет?

Я покрутил коробку в руках, затем распечатал. Внутри находилась пачка пластырей, упакованных как дорогие презервативы, и буклетик с инструкцией к применению и рекомендациями в области диетологии.

– Это тридцатидневный курс похудения, – объяснил Хабаров. – Лепишь пластырь на проблемное место и худеешь.

– А что такого в этом пластыре? – удивился я. – Он что, волшебный?

– Читай, Рафаэль, там все по-русски написано…

Телохранитель Вадим зевнул, в последний момент прикрыв рот рукавом.

– Гомеопатический пластырь… содержит экстракт водорослей фукус везикулозус… – процедил я сквозь зубы, вчитываясь в строчки на обратной стороне упаковки. – Стимулирует предстательную железу… активирует метаболизм жиров… эффект начинается с момента приклеивания к коже… существенное снижение массы тела достигается в течение двух месяцев…

– Ну как? – придвинулся Хабаров. – Что скажешь?

Я уже ощущал себя пингвином, в данную минуту мне хотелось только одного – поскорее покинуть этот Северный полюс.

«Товар – полное говно! Какой смысл заниматься такой пургой? По стране гуляют тысячи биодобавок, и как минимум половина из них обещает мгновенное похуд ание… или похуд ение – не знаю, как правильнее сказать. Только такой старый трухлявый пень, как ты, мог позариться на это америкосовское фуфло! Одумайся, недотепа!» – мысленно ответил я.

Рафаэль:

– На самом деле – чумовой товар!

– Правда?! – обрадовался Хабаров.

– Скажу больше, – воодушевился я, обеими руками ухватившись за перемену в настроении моего vis-a-vis. – Это самый настоящий телемагазинный продукт. По-хорошему его бы надо к нам, на телевизор! Ну да ладно… – Я вернул коробку Хабарову и внушительно опечалился.

– Рафаэль, а может, тебе действительно им заняться? Снимешь ролик, раскрутишь на всю страну? – Хабаров обернулся к своему адъютанту: – А, Вадим? Ты как?

Телохранитель с трудом выплыл из своих сугубо личных мыслей:

– Нормально. Если он замутит всю тему за свой счет…

– Смотри, – Хабаров изобразил руками и пальцами какую-то объемную бессмысленную фигуру. – Через две недели мы получаем из Штатов пятьдесят тысяч упаковок «ДиЕТПЛАСТа». Я тебе буду поставлять его, скажем, по пять долларов за единицу. Вдруг получится? Идет? Рафаэль, не молчи!

– Во-первых, пять долларов – слишком дорого, – откликнулся я после весомой мыслительной паузы. – Во-вторых, мне потребуются серьезные вложения. Надо снять профессиональный спот, желательно с какой-нибудь грудастой знаменитостью, закупить эфир… А как же мой долг, Николай Александрович? В сложившейся финансовой обстановке мне нет никакого резона зачинать новый глобальный проект, я не самоубийца!.. Хотя товар отличный, как раз для нашей телеаудитории.

Хабаров насупился, застучал указательным пальцем по барной стойке, отбивая незамысловатый ритм.

– Если ты возьмешься, я отсрочу тебе долг и подкину еще тысяч пятьдесят, без процентов, – пообещал он.

– Ну не знаю… – почесал я за ухом.

– Николаич, он совсем оборзел! – взбунтовался Вадим. – Надо было просто отобрать у него дачу и утопить в дерьме! Я б на месте Данилы…

– Подожди! – осек его Хабаров. – Рафаэль, соглашайся, у тебя нет другого выхода!

– Хорошо! – наконец выдавил я, бесповоротно раздавив в пепельнице окурок. – Только у меня есть допусловия. Вы не должны поставлять «ДиЕТПЛАСТ»никому, кроме меня. Хотя бы в одной аптеке увижу, сразу перекрою эфир. Кроме этого, вы будете отгружать мне товар с отсрочкой платежа и по три доллара, а не по пять. И еще: Данила и Руслан больше меня не трогают, а их штукарь я оставлю себе в качестве компенсации за побои и моральный ущерб.